Ее ставка - жизнь, ее судьба - игра.

Она проснулась задолго до восхода солнца. Сакура привыкла так вставать: ей нравилось раннее утро, нравилась особенная, предрассветная тишина и редкое чувство одиночества. Она выскользнула из-под тонкого одеяла, поднялась с футона и подошла к окну. Туманная дымка стелилась по траве и возле самых корней могучих, старых деревьев. На стебельках еще лежала крупная, холодная роса, и улыбка тенью скользнула по губам Сакуры. Она стянула волосы в высокий хвост, надела тренировочное кимоно и тихо вышла из комнаты. Она спустилась вниз и выбежала из дома, направляясь глубоко в сад, туда, где уже заросло травой место, где некогда тренировались наследники клана Харуно. Ее дед отчего-то не стал учить Хироши воинскому искусству, а тот, в свою очередь, не обращал внимания на негодную дочь. Потому Сакура тренировалась всегда сама и всегда в одиночестве — руководством ей служили древние свитки признанных мастеров боевых искусств, которые когда-либо жили в Японии. Сакура начала с легкой пробежки, потом плавно перешла к пока еще невысоким прыжкам и стелющимся по земле перекатам. Она кувыркалась, делала стойки и выпрыгивала, приземляясь на руки, вытягивалась в тугую струну, использовала махи и выпады ног. Она остановилась, приземлившись на одно колено, и опустила голову вниз. Ее спина и грудь вздымались, у Сакуры сильно перехватило дыхание, и ей недоставало воздуха, но она была довольна проделанным. Она не тренировалась достаточно долго: целых две недели, пока заживали следы очередного наказания. И сейчас Харуно радовалась, что не растеряла навык за прошедшее время. Теперь это стало особенно важным: она должна быть сильной и готовой ко всему. Сакура поднялась и ладонью смахнула капли пота со лба. Она взяла палку, имитирующую меч — настоящий, разумеется, ей никто не позволил бы иметь — взмахнула ею пару раз, перебросила из руки в руку, проверяя точку равновесия и провела серию легких, скользящих выпадов и уколов. Она не атаковала невидимого противника, но оборонялась, стелясь и скользя по земле, уходила от его ударов. Сакура самостоятельно занималась по утрам уже не первый год. Вначале ей двигало желание доказать отцу, что она хорошая, достойная дочь. Она вычитала, что всех наследников клана Харуно обучали воинскому искусству, и решила, что, если она тоже научится, то отец будет ее любить. Когда-то голову Сакуры посещали столь нелепые фантазии… Довольно скоро она смирилась, что Хироши все равно, умеет она драться или нет, достаточно ли она успешна в каллиграфии, хвалят ли ее наставники. Любви к дочери у него не прибавлялось, да и как может прибавиться что-то к тому, чего просто нет? Суровый отец заставил Хироши заключить брак, чтобы скрепить военный союз двух кланов. Его любимую выдали замуж за другого, и она погибла в родах. Хироши ненавидел свою жену, считая, что она виновата в случившемся, и также ненавидел рожденную ею дочь. Мать Сакуры умерла, когда ей не было еще и четырех, а отец привел в поместье новую хозяйку спустя неделю. Сакура резко мотнула головой, избавляясь от неприятных воспоминаний. К чему было забивать ими голову? Они несли лишь горечь детской обиды да боль утраты единственного родного человека. Взглянув на солнце, Харуно поняла, что провела на тренировочной поляне больше часа. Ей давно было пора возвращаться, чтобы успеть до пробуждения отца и мачехи. Она вошла в дом с заднего входа для слуг, улыбнулась в ответ на поклон повара и взяла блюдо с фруктами, не собираясь спускаться к завтраку. Неко уже ждала ее в комнате, и вид у нее был явно сконфуженный. — Хироши-сан велел, чтобы вы были на завтраке, — сказала она, помогая Сакуре снять кимоно. — Там будет вся семья. Он хочет рассказать о вашей помолвке. — О, будто кто-то еще не знает, — язвительно фыркнула Харуно и опустилась в деревянную бадью. Теплая вода помогла ей расслабиться и снять тянущее напряжение мышц, успевших слегка отвыкнуть от серьезных нагрузок. Она редко виделась с членами клана, особенно с младшей ветвью. Ее никто особо не жаловал: видели поведение Хироши и понимали, что он не ценит наследницу, а значит, не стоит и им. Впрочем, Сакура вообще сомневалась, что есть люди или вещи, которые отец бы ценил. Он не заботился о состоянии и положении клана, не волновался о своей чести. Когда-то Харуно были могущественной семьей, но за последние поколения превратились в торговцев и купцов. Еще десяток лет, и такие кланы, как Хьюга, Узумаки, Минамото, Учиха и Тайра окончательно перестанут с ними считаться. Изрядно остывшая вода вернула Сакуру к реальности. Она вылезла из бадьи, замотавшись в простынь, разобрала на пряди мокрые волосы, чтобы те быстрее сохли, и уселась перед низким столиком, за которым обычно занималась каллиграфией. Неко неслышной тенью скользила по комнате, убирая грязные бинты и кимоно, смахивая пыль, вытирая попавшую на пол воду. Сакура смотрела перед собой отсутствующим взглядом. Ей было страшно, и неизвестность пугала ее больше всего. Что она знала об Учиха? После резни, устроенной Итачи, клан — хотя о каком клане можно говорить, если от него остались лишь двое? — жил очень уединенно. В поместье не бывали гости, не устраивались приемы и встречи. Учиха видели лишь во дворце Императора и — изредка — в домах других кланов. Достоверных сведений было ничтожно мало, зато слухов — предостаточно. Чего стоили одни лишь сплетни о расправе, учиненной Фугаку и Саске над Итачи. Или о том, как Учиха наказывают провинившихся крестьян. Или о том, как они обращаются с женщинами. Если хоть часть из них была правдой, то Сакуру ждала очень, очень короткая жизнь. Она вздрогнула и обхватила себя за плечи, почувствовав, что дрожит. Ей не следует верить пересудам людей. О ней иногда тоже болтают, и, если судить по тем разговорам, выходит, что она родилась строптивой калекой, изъян которой скрывает одежда. Иначе с чего бы Хироши так не любить свою дочь? А может, она ему вовсе не дочь? Может, мать прижила ее от слуги?.. — Я знаю, что Учиха дружен с Хьюга. Об этом рассказывала Тен-Тен. Не думаю, что Неджи-сан близко общался бы с ним, будь он действительно таким монстром, как говорят люди… За подобными размышлениями Сакура провела большую часть утра, пока Неко не напомнила ей о скором завтраке. В четыре руки они ловко управились с кимоно и стянули волосы Харуно в красивый узел. — Не забудьте нанести пудру, — предусмотрительно напомнила служанка, протягивая хозяйке небольшую баночку. — Даже не подумаю, — Сакура усмехнулась и приложила ладонь к правой щеке, где после вчерашнего вечера уже наметилось несколько синяков. — Для чего мне скрывать их? Будто то, что отец бьет меня, является тайной! — Хироши-сан рассердится. — И пусть, — она дерзко сверкнула глазами. — Наказывать он меня больше не станет, лицо перед свадьбой портить не посмеет. Так что не вижу, что такого может сотворить со мной отец, чего бы еще не делал. В любом случае, помолвку с Учиха он ничем перебить не сумеет. Она улыбнулась с непривычной для себя циничностью и вышла за дверь, чтобы спуститься в большую комнату, где обычно проходили совместные трапезы. В ней собрались уже почти все представители клана, и Сакура улыбалась им, пока шла к своему месту по левую руку от отца. Она видела ответные улыбки, но знала, что они ничего не стоят. Никто из них никогда не заступался за нее, не пытался поговорить с Хироши, не пытался его смягчить. Ее лицо горело от любопытных, пристальных взглядов, вызванных то ли новыми синяками, то ли известием о ее скорой помолвке с Учиха. Тщательно следя, чтобы не запутаться в длинном подоле кимоно и позорно не оступиться, Сакура просеменила к столу и опустилась на подушечку, коротким поклоном приветствуя мачеху и отца. Недовольный ее опозданием Хироши поджал губы, но ничего не сказал. Он взялся за палочки и громко произнес: — Итадакимас*! Глава клана приступил к еде, а значит, все остальные тоже могли начать завтрак. Без всякого удовольствия Сакура подцепила кусочек риса и не успела его проглотить, когда услышала придирку мачехи: — Почему ты не привела лицо в порядок прежде, чем спуститься? — Не захотела, — Сакура раздраженно дернула плечом и почувствовала, как в груди теплеет — такое ошеломленное лицо сделалось у Хеби. «Что ж, — подумала она, разглядывая сидящую напротив мачеху, — пожалуй, напоследок я смогу поразвлечься. Отец не станет меня избивать, а значит, ничто не помешает мне с ней пререкаться». — Ты нарываешься на наказание? — Хеби склонила голову набок, пристально вглядываясь в падчерицу. К их перепалке уже начали прислушиваться другие представители клана, и Сакуре вдруг сделалось безумно весело. — Знаете, едва ли вы сможете придумать нечто более изощренное, чем моя помолвка с Учиха, — парировала она и улыбнулась. — Замолчите обе. И следи за языком, Сакура. До твоей свадьбы еще месяц, так что любые следы успеют затянуться. Она вскинула взгляд, но сдержалась, крепко стиснув зубы, а Ханами — ее сводная сестра — о чем-то шепнула матери, и они обе рассмеялись. Внутренне уязвленная, Сакура постаралась не подавать виду, что поняла насчет чего, а точнее, кого, была эта шутка. Не хватало распыляться на их мелкие уколы. — Может, стоит запереть ее в комнате на этот месяц? — Хеби взглянула на мужа. — Это научит девочку смирению. — И избавит меня от необходимости разделять с вами пищу. Хироши дернулся, темнея лицом. — Еще слово, лишь одно слово, и я велю высечь. Но не тебя, а твою служанку. Сакура обожгла его ненавидящим взглядом, но прикусила язык: отец всегда знал, куда бить. Знал он так же и то, что теперь Сакура не посмеет раскрыть рта: своя боль и наказание ее не волновали, но чужие… — Интересно, матушка, а как поступают в клане Учиха с зарвавшимися женщинами? — мило улыбнувшись, спросила Ханами, и по общему столу зашелестел смех. — Думаю, они знают множество способов, как укоротить язык непослушной жене. Сакура устало посмотрела на девочку. Ей не минуло даже двенадцати, а характер уже отличался особенной мерзопакостностью. А ее мать лишь сильнее это взращивала. Хироши же не принимал никакого участия в воспитании младшей дочери, и Сакура находила, что тот попросту разочаровался и в женщинах, и в детях. Все известные ей отцовские бастарды были девочками, и порой это знание вызывало у нее нервные смешки. Остаток завтрака Сакура провела в молчании, пытаясь не обращать внимания на перешептывания родственников, пытаясь игнорировать обращенные к ней взгляды. Она с трудом дождалась разрешения отца встать из-за стола, чтобы позорно сбежать в свою комнату. — Как отец вообще мог додуматься и предложить Учиха свадьбу? Не верю, что сватовство исходило от них! Интересно, чем отец их взял? Уж не моим богатым приданым, — Сакура принялась измерять комнату шагами, походя избавляясь от тяжелого и неудобного кимоно. Она лихорадочно соображала, припоминая первую и единственную встречу с Саске в сознательном возрасте, состоявшуюся год назад. Ежегодно Император устраивал во дворце большой прием, на котором собирались главы значимых кланов со своими семьями. Хироши такие приемы ненавидел: у него не было достойных наследников, которыми можно было бы похвастаться, но он не мог не подчиниться приказу Императора. Поэтому каждую весну, скрепя сердце, брал жену и двух дочерей для поездки в Эдо*. Сакура полагала, что больше всего его раздражает невозможность оставить дома ее. На тот прием она впервые надела взрослое, женское кимоно со всеми приличествующими наряду украшениями и знаками. Они свидетельствовали о ее шестнадцатилетии и о вступлении в возраст, необходимый для сватовства. Год назад Сакура еще наивно полагала, что отец не выдаст ее за представителя сильного клана, а найдет жениха из вассальной семьи, чтобы она могла остаться Харуно и родить наследников, которым Хироши передаст власть в обход дочерей. Она продолжала слишком хорошо думать об отце, будучи уже во взрослом возрасте. Продолжала верить в него. На приеме ее повсюду сопровождали пристальные, изучающие взгляды, и Сакура чувствовала себя выставленным на торг товаром. Мужчины будто приценивались к ней, прикидывая, стоит ли своего приданого ее скрытая кимоно фигура, ее лицо под слоем пудры. В конце она не выдержала и сбежала на террасу в сад, подальше от назойливых взглядов. Как оказалось, не она одна искала уединения. Саске стоял на нижней ступени, вглядываясь в темноту перед собой, в которой с трудом угадывались силуэты деревьев. Сакура узнала его по черному кимоно без какой-либо вышивки и единственному вееру на спине. Он до сих пор носил траур, хотя после устроенной Итачи резни минуло четыре года. Сакура резко остановилась, увидев его, и начала пятиться назад, решив, что между оценивающими взглядами и обществом Саске Учиха она выберет первое. Но мужчина, уловив шум позади себя, повернул голову, и Сакура замерла. Теперь, когда ее заметили, было глупо убегать. — Добрый вечер, Саске-сан, — сказала она, набрав побольше воздуха. Учиха ограничился лишь сухим кивком, явно недовольный тем, что его уединение было нарушено. «Вот уж! — уязвленная, Сакура сердито тряхнула головой. — Не стану уходить. Терраса принадлежит не ему одному». Но все же она отошла от Учиха в дальний угол и навалилась на поручни локтями, переступая с ноги на ногу. За целый день она так устала от гэта* со слишком высокой платформой, что сейчас обувь казалась ей пыточным орудием. Решившись, Сакура скинула ее, с облегчением ступая на ровную поверхность пола. От радости — сбежала с приема, избавилась от гэта — она принялась негромко напевать себе под нос, пока не услышала недовольный вздох Учиха. Развернувшись всем телом, он смотрел на нее в упор и, судя по выражению лица, стоял так уже некоторое время. Сакура поежилась. Она успела забыть, что была на террасе не одна, и сейчас страх перед Учиха накрыл ее с новой силой. — Здесь ты мужа себе не найдешь, — сказал он, поглядывая на ее взрослое кимоно. «Намекаешь, что мне нужно уйти?!» — Оу, а я и не стремлюсь, — улыбнулась Сакура, игнорируя его недовольство. — Жену, кстати, ты тоже не сыщешь. Она лукавила, конечно. Ей хотелось выйти замуж, но с одной целью: избавиться от опеки отца. Так она думала раньше. Но сегодня на приеме смогла убедиться, что ее представления о браке были донельзя наивными. Многие мужчины были ничуть не лучше ее отца. Выйдя из-под его влияния, она может оказаться у почти такого же человека, если не хуже. — Ты слишком самонадеянная для девушки, за которую дают настолько небольшое приданое, — ровным голосом заметил Саске, буквально впиваясь колючим взглядом в ее лицо. Сакура дрогнула: этого она не знала. — Странно, — она нашла силы для циничной ухмылки, — я думала, отцу не терпится избавиться от меня. — Видимо, не настолько, чтобы окончательно разорить свой клан, — презрительно выплюнул Учиха, и Сакура вспыхнула. Оскорбления клана всегда задевали ее куда сильнее, чем личные. — Ну что же. Маленькое приданое, но большие возможности. Когда-нибудь мои дети смогут унаследовать за отцом клан Харуно. — Если к тому времени им будет, что наследовать, — бросил напоследок Саске и ушел, оставив ее в смятении и одиночестве. — Не думаю, что Учиха нужен наш клан, — Сакура покачала головой. — Им нужно восстанавливать свой собственный, а значит, вероятность того, что придется отдать одного из сыновей в другую семью, должна их только отталкивать… Ками-сама, я ничего не понимаю! Зачем я им? Весь день Сакура провела в комнате, пытаясь с помощью каллиграфии унять царивший в голове хаос и упорядочить мысли. Раз за разом она концентрировалась, выводила кисточкой замысловатые узоры и, недовольная, сминала лист, берясь за следующий. Иероглифы не желали выходить идеальными, и Сакура знала, что причиной тому было ее душевное смятение. Искусство каллиграфии не терпело волнения, не терпело бурных чувств, а она все никак не могла успокоиться и взять себя в руки. Неизвестность пугала ее намного сильнее замужества. Почему Учиха выбрали ее? Каковы их мотивы? Какую они преследуют цель?.. Сакура пообещала, что не сдастся, пока не выяснит правду. Пока не поймет истинные причины их поступков. Вечером она нашла в своей богатой коллекции свиток, чтение которого забросила после нескольких первых слов. Теперь же он до жути ее позабавил: «Клан Учиха был основан демоном, который смешал свою кровь с кровью наследницы престола, так гласят легенды, и сами люди этого клана гордятся своей демонской и царской кровью. Во время войны Учиха больше других помогали императору и за это получили бесчисленные награды. Самыми жестокими методами, самыми ужасными пытками они добывали тайные сведения у врага. Воистину пытки были ужасны. Ведь даже самые преданные самураи ломались под ними и открывали правду…». — Выходит, я выхожу замуж за Они* в человеческом обличии! Сакура так и заснула со свитком в руке, увлекшись чтением воспаленных фантазий о бесчеловечности представителей клана Учиха. Утром ее разбудила взволнованная, испуганная Неко: — Госпожа! Ох, госпожа, вставайте! Я только что подслушала разговор Хеби-сан и Ханами-сан! Она сказала, что вечером на традиционную чайную церемонию приедут Фугаку-сама и Саске-сама. И ваш отец велел ей сообщить об этом вам, но она не будет этого делать. — Хочет, чтобы я опозорилась… — медленно произнесла Сакура после долгого молчания. — Спасибо тебе, — уже мягче сказала она, встречаясь взглядом с Неко. — Не представляю, как бы я жила здесь без тебя. Когда служанка с поклоном ушла, Харуно откинулась на футон, укрываясь тонкой простынею с головой. Ей предстоял длинный, длинный день. Во время завтрака она с трудом сдерживала себя при виде довольной мачехи. Ей, самое малое, хотелось расцарапать холеное лицо Хеби, вырвать пару прядей безупречных черных волос. Но Сакура могла лишь молча скрипеть зубами и смотреть в стол, чтобы ненароком не выдать себя взглядом. От мачехи можно было ожидать любых подлостей, так что лучше не давать ей понять, что она знает о предстоящей чайной церемонии. — Знаешь, Сакура, я ведь даже завидую тебе немного, — мечтательно начала Хеби. — Клан Учиха так приближен к императорскому двору, пользуется милостью Императора. Ты будешь частой гостьей на приемах! Женщина прекрасно знала, как сильно падчерица сторонится чужого внимания, как норовит ускользнуть от толпы и остаться в одиночестве. Сакура с такой силой сжала деревянные палочки, что услышала тихий треск. Так много всего навалилось на нее в последнее время, буквально за каких-то два дня! И так трудно было сдерживать себя, не позволяя эмоциям прорваться наружу. А сколько ей еще предстояло подобных завтраков?.. Вернувшись в комнату, Сакура тщательно выкупалась, готовясь к предстоящей чайной церемонии. Во всяком случае, что бы на ней ни случилось, она будет выглядеть достойно. Вопреки стараниям мачехи и сводной сестры. Она не позволит пятнать свою честь, которая была ее единственной броней. Сакура прошлепала босыми ногами к футону, на котором Неко уже разложила фурисоде*. Отец никогда не скупился на праздничную одежду для нее, но он предпочитал слишком вычурные цвета и рисунки, и его выбор редко приходился Сакуре по душе. Но это кимоно ей по-настоящему нравилось, потому что было сшито по ее наброскам. Единственное из всех. Она с любовью провела ладонью по бело-розовому шелку, который безупречно подходил к ее светлой коже. — Нужно нанести пудру, — она лизнула разбитый уголок губы и коснулась ссадины на щеке. Ни к чему было выставлять ее синяки напоказ чужим людям. Такие дела не должны выходить за стены поместья. Сакура высушила волосы и скрутила их в высокий узел на затылке, закрепив прическу двумя обоюдоострыми сен-бонами вместо привычных шпилек. С ними она чувствовала себя уверенней, хотя сама не знала, чего именно опасалась. Тонкий шелк кимоно приятно холодил кожу, а длинные расшитые рукава спускались почти до самого пола. Подол был украшен узором из цветков и бутонов сакуры, растущих на тонких ветках весеннего дерева. Неко помогла повязать ей белоснежный оби, и Харуно подавила вздох. На душе было неспокойно; что-то тревожило ее, то и дело вызывая дрожь. Боги, если жених пугал ее до такой степени сейчас, то что будет в день их свадьбы? В первую ночь?.. Она разгладила отсутствующие складки, поправила безупречно сидящий оби и с трудом сглотнула, приказывая себе дышать ровнее. Она была готова, когда на улице раздался шум, зазвучали громкие голоса, а на первом этаже засуетились слуги. Она была готова, когда Учиха Саске вошел в дом. * Итадакимас — дословно: я смиренно принимаю. В целом, русским аналогом является «Приятного аппетита». С этой фразы в Японии принято начинать прием пищи. * Эдо — старое название Токио. * Гэта — деревянные сандалии. * Они — так в японской мифологии называют демонов. * Фурисоде — праздничное кимоно, надеваемое исключительно редко.