После и вместо

Сейчас ты не улыбаешься, Финник Одэйр. Сейчас ты до опиздошения серьезен и даже печален. У тебя на лице — кровавые полосы, раны, что оставили острые клювы и когти переродков-мутантов. А Питу только жаль, что это были не ее ноготки. Исполосовали, изодрали, испортили сраное совершенство. Китнисс Эвердин и Пит Мелларк — это просто игра в Игре. Игра на Играх. Игра на Арене. Попытка задобрить Капитолий и Сноу, остаться в живых. Она всегда хотела лишь этого — выжить и вытащить из ямы попутно его. Она его никогда не любила. Пит знает этот также хорошо, как и то, что она не оставит Одэйера умирать на Арене. Лощеный красавчик, похожий на древнего бога из старых книг. Бронзовый и медноволосый. Самовлюбленный до колик. Пит знает, что Финник тоже играет. Пит знает, что Китнисс видит всех их насквозь, как знает и то, что именно ему она улыбается сердцем. С того мига, как Финник показал ей тайный браслет. С той минуты, как склонил голову набок, и ямочки на щеках заставили почти что ослепнуть. Или все началось еще раньше — с кубика сахара и улыбки, от которой скулы сводило. От которой можно было вытошнить себе на ноги ужин. Он не может, не может, не может. Не может так легко получить ту, о которой Пит мечтал всю свою жизнь. Сука, он не имеет права. Сейчас... сейчас на его лице безысходность, и Пит был бы, наверное, рад, вот только Китнисс падает рядом с ним на колени и тянет руки к дрожащим губам. Прошу тебя, Китнисс, не надо. — Финник, это были только они, переродки. Это не Энни, не Прим, ты же знаешь. Они не поймали их, не пытали, они подстроили это все, — шепчет тихо и гладит, гладит пальцами по лицу, запускает в золотистые пряди. Пит слышит, как что-то с треском рвется прямо в груди. Он даже выдохнуть не может от боли. Финник трясет головой, как больная, уставшая лошадь. Финник опускает голову ей на плечо и шепчет глухо в ответ, едва слышно: — Откуда же они взяли эти крики и их голоса? Переродки не придумывают, Сойка. Они п о в т о р я ю т . Она льнет к нему, и Пит не может понять: поддерживает или ищет опоры. Пит не может понять, почему... "Я дам тебе всю любовь. А он на тебя даже не смотрит. Я буду заботится о тебе, пока могу жить. Я сделаю все, что нужно и все, что позволишь. Почему... почему ты не выбираешь меня?" Тишина. Лишь только руки Одэйра, что стискивают его Китнисс до боли. А она просто терпит, не морщится даже и, кажется, трогает вихрастую макушку губами. Разряд, удар в солнечное сплетение, вызов. Так не должно быть. Так не должно быть. Ты — только моя. Еще с самого детства, Китнисс, с самой ведь школы. — Пит, проверьте с Джоанной ловушки, — зачем-то просит она, не поднимая лица, и медленно прижимает ладонь к его исцарапанной скуле. Пит думает, лучше бы она пустила стрелу ему в лоб. * * * — Он любит тебя, Сойка. — Я знаю. Тише, Финник, молчи. — А ты любишь его. — Это не имеет значения. — Энни... — Энни здесь нет. Финник, молчи. С ней все хорошо. Помолчи, я прошу... Сбитый шепот доносится до Пита сквозь шелест листвы. Он распахивает глаза и долго лежит, глядя на черное небо, что влажно и тягуче блестит, точно обмазано ртутью. Шорох одежды и торопливый звук поцелуев. — Мне надо это... мне надо. — Тише... я знаю... тише, мне тоже. Ногти вгоняет в ладони, но боли... ее не было, нет и не будет. Так, точно он из дерева или железа. Так, точно не происходит совсем ничего. Просто девушка его грез прямо сейчас отдается другому. — Я люблю тебя. Так люблю тебя, не смогу, если ты... — Замолчи. Пит зажимает уши руками. Он сдавливает сильнее и больше. Ему хочется, чтобы череп треснул сейчас, и кровь потекла по рукам. Замолчи, правильно, просто молчи. Замолчи навсегда, не дыши уже никогда... Пит думает, что он полный придурок. Пит думает, что надо было шагнуть в тот кислотный туман и остаться там вместо старенькой Мэгз. Нечто окутывает голову, будто коконом, отрезает все картинки и звуки. Он будто в беззвучном вакууме, в абсолютном ничто. Вот бы остаться так навсегда. Вот бы солнце больше никогда не взошло. Темнота... темнота так невозможно-прекрасна. * * * — Ты сам на себя не похож, — опускается рядом устало, чертит на песке какие-то линии и борозды трезубцем. Не смотрит. Не смотрит, точно ему тревожно и стыдно. Совестно даже. Смех раздирает горло когтями. Смех булькает в глотке и рвется наружу. Глаза чешутся и пылают, точно под веки натолкали песка. Пит пытается смотреть прямо перед собою. Не видеть зацелованные губы Одэйра и несколько свежих пунцовых меток на шее. Бог знает, сколько их еще под этой одеждой, что похожа на змеиную кожу. Бог знает, а еще каждый житель Панема, что наблюдали их в камерах этой ночью. Шанса попасть в "слепое пятно" им подарить не могли. Не лучнице, что стала звездой прошлых Игр. Не любимцу Капитолия, золотому мальчику. Не-а, только не им. Кто он теперь для них — Пит Мелларк? Несчастный, безответно влюбленный? Рогоносец и неудачник? Ущербный. Они ведь не знают, что все это — с первого дня одна большая ложь и игра. — Зато ты прямо лучишься довольством. Наверное, хорошо спал. Как думаешь, твоя Энни следит за тем, что происходит на Играх? Наверное, удар попадает точнехонько в цель. Наверное, Финнику сейчас очень больно. Наверное, ночью он просто забыл, они оба забыли, исследуя тела друг друга губами, руками... Наверное, им было так хорошо, что затмило рассудок. — Ты слышал. Короткий выдох и опущенные золотые ресницы. Пит думает, что Финник очень красив. Пит думает, что, наверное, понимает... понимает ее, черт возьми. — Думаю, не только я. А по ту сторону экрана — не только Энни Креста, не только Гейл Хоторн и малышка Примроуз, миссис Эвердин. Там весь Панем. Целый мир, про который они оба забыли. Пока любили друг друга или просто играли в любовь. Все это — игра. Мы — на Играх. Я помню. Сука, я помню. Я помнил всегда. — Мелларк, она любит тебя. Просто все это сложно. — Просто прийти к тебе ночью было логичней? Честнее? Ты даже не любишь ее. — При чем тут любовь? Это другое. Это то, о чем я не могу говорить. Ты поймешь ее, если любишь. Поймешь и простишь. — А Энни простит? — Сначала нам надо выжить. Он бледный, как призрак, вдруг понимает Мелларк. Он бледный и изможденный, уставший. У него на лице смерть оставила след, она уже пометила жертву. Наверное, и Финник чувствует это. Наверное, шансов совсем не осталось. — Мы все погибнем здесь, — и нет, это совсем не вопрос. — Я знаю, но Сойка обязана выжить. Ты же понимаешь, Мелларк? Это все — для нее. "Но ты ее даже не любишь" Откуда ты знаешь, что́ на сердце у того, кто должен был стать простым рыбаком? Откуда ты знаешь, Пит? И как ты можешь судить?..