После и вместо

Сеяну хочется рыдать от бессилия, когда он видит Марка — его Марка — за ржавыми прутьями клетки в обезьяннике заброшенного зоопарка, где когда-то за решеткой сидели дикие звери, а дети приходили на них посмотреть. Теперь все изменилось зеркально. — Марк, ну пожалуйста, Марк. Возьми, ты ведь ужасно голоден. Я сэндвичей всем принес, и тебе. Ты же три дня, как уехал из дома, ни крошки не ел, — лепечет жалко Сеян. Марк не просто не отвечает. Стоит посреди клетки, скрестив руки на широкой груди и глядит на него сверху вниз. Нечитаемо. Твердо и мрачно. Даже не на него, а прямо насквозь. Потому что Марк так и не простил его отъезд из Второго Дистрикта в Капитолий. То, что это изначально была идея отца, в расчет изначально не принималось. Ведь Марк не мог бы про это не знать?.. Или мог? Прежде, дома, до того, как все это стряслось, Марк смотрел совершенно иначе. До того, как отец выбрал увезти сына в столицу, вырвав из привычной среды, разлучив его с тем, кто едва не разрушил все планы Страбона Плинта на продвижение по службе, на теплое местечко в Капитолии, на продолжение отпрыском дела всей его жизни. В те, прежние дни Марк был таким большим и при этом ласковым. Сжимал гигантскими ладонями его узкие кисти и улыбался. Лучики света струились из уголков его глаз, согревая ярким теплом. Превращая убогость их повседневности в сказку. — Поговори со мной, Марк. Я уехал не по своей воле, и с тех пор все искал способ послать тебе весть. Вот только властный отец перехватил все до единого письма. А после подстроил результаты жеребьевки на Жатве. И пристроил сына ментором к единственному человеку, которого тот в своей жизни любил. Его единственного, его лучшего друга. "Ты так рвался к нему, так добивался с ним встречи. Теперь у тебя будет возможность. Ты можешь помочь ему остаться в живых. И тогда... Если он победит, отправишься вместе с ним назад в Дистрикт. И я не стану мешать... Давай же, сын, покажи, чего стоишь..." Марк сжимает упрямо челюсти и дёргает подбородком. У Сеяна кончики пальцев дрожат — той руки, которую он упрямо тянет вперёд через прутья. Одними губами: "Не поступай так с нами. Со мной". Марк дёргает скулой и уходит в дальний угол загона. Подальше от Плинта и всех капитолийских зевак, явившихся поглазеть на трибутов перед их смертью. Сеян все ещё помнит, как Марк в их последнюю встречу шептал о том, что они всегда будут вместе. Тот сбитый, задыхающийся шепот звучит в его голове и сейчас. Сеян пока что не знает, что больше от Марка не услышит ни звука, ни слова... Пока он не знает совсем ничего. Пока у него ещё остаётся надежда.