Сквозь сон

      На земли благословенного Валинора опускались сумерки. Далеко вдали на гребнях Менельтармы таяли последние солнечные блики, сиреневые тени скользили по лугам и рощам острова, вытягивались вдоль белых стен Тириона. По дороге от городских ворот к раскинувшемуся неподалеку саду, стараясь успеть до темноты, быстро шагала легкая серебристая фигурка. Там, среди деревьев, притаились удивительнейшие покои — Дворец снов, место, где явь встречалась с фантазией, а мечты переплетались с реальностью. Изнутри стены дворца сплошным ковром покрывали гобелены, на которых разворачивались картины судеб Средиземья — то радостные, празднично-ликующие, то горькие, скорбные — словно живые, трепетали они по воле хозяина этого места, владыки снов Ирмо. Именно к нему и торопился путник.       Не прошло и получаса, как в покои Ирмо постучали — довольно бесцеремонно, надо сказать. Даже не открывая дверей, вала смог с легкостью определить, кто стоит за ними — слишком уж знакомы за последнее время стали ему эти торопливые шаги и уверенный стук. Устало пожав плечами, вала шевельнул пальцами, и двери распахнулись, впуская в зал просителя в запыленном бело-серебряном балахоне. — Опять ты, Олорин, — констатировал Ирмо, едва взглянув на вошедшего. — Честное слово, иногда я думаю, что ты зря покинул Средиземье. Тут твоей буйной натуре явно не хватает пространства для действий. Чего ты хочешь на сей раз? Вошедший замер на середине зала и замялся, точно вопрос был задан не ему. Майа мысленно усмехнулся — на самом деле странно — к своему истинному имени оказалось не так-то просто заново привыкнуть, не говоря уже о внешнем облике — въевшаяся за эпохи личина истари до сих пор казалась настоящей, а это молодое тело — чьим-то чужим, будто взятым взаймы. — Олорин! — напомнил о себе Ирмо. — Очнись! Радужные гобелены за его спиной пошли рябью, точно вода от ветра. — Того, что мне можете дать лишь вы, владыка, — наконец сосредоточился и ответил майа. — Покоя. — Покоя? — удивленно воззрился на просителя вала, — какого же покоя ты хочешь, Олорин? Разве благословенная земля недостаточно спокойна для тебя? Каких еще грез ты жаждешь? — Дело не в Валиноре, владыка, и даже, пожалуй, не во мне. — В вечно юном лице майа проскользнуло что-то донельзя человеческое, — но помощь мне нужна именно от вас. Тот, кого мы приняли, для кого сделали исключение, позволив ступить на землю Амана, полурослик Фродо, за него прошу я. Ирмо нахмурился.  — Олорин, ты же знаешь, я изначально был против этой идеи, не так ли? Жизнь смертных хороша именно тем, что конечна, и твои хоббиты, — да, я слышал, как они себя называют, должны были остаться там, где родились. — Это был особый случай, владыка! — Этим меня и убедили согласиться. Но чего ты хочешь для него сейчас? И почему просишь именно у меня? — Снов. Я прошу снов и более ничего. — Снов? — удивленно переспросил Ирмо, — Олорин, если у твоего полурослика бессонница, то завари ему чая с ромашкой и прекрати являться ко мне во дворец с подобной ерундой. Майа поморщился. Иногда быть Гэндальфом действительно было проще — несговорчивые короли и конунги в конце концов всегда принимали его сторону. — Не обычных снов, владыка. Скорее, видений. — Видений… В зале внезапно стало совсем тихо, гобелены замерли в сгустившемся сумраке, а потом резко взметнулись и бешено захлопали, точно паруса в бурю. Ирмо был в гневе.  — Видений?! А может, еще и пророчеств ему отсыпать?! — Вала встал с трона и вплотную приблизился к тому, кого когда-то звали Гэндальфом, заглядывая ему в глаза и — ох, как майа это не любил, — видя душу. — Зачем оно тебе, Олорин? Сжав зубы, майа отвел взгляд. Правая рука непроизвольно сжала воздух в бесплодной попытке нащупать посох. Мелькнула странная, глупая мысль — воспоминание — когда-то в Арде он сам не раз устраивал подобное светопреставление, если хотел кого-то проучить или напугать. Что ж, теперь он знает, что чувствовали те, кому приходилось испытывать его терпение. То, что было в нем от Олорина, требовало склониться в поклоне и молить Ирмо простить его дерзость. То, что было от Гэндальфа — искало лазейки и отчаянно пыталось изменить ситуацию в свою пользу. Олорин из Амана никогда бы не выиграл Войну Кольца. — Я помнил вас милосердным, владыка, — грациозно, как позволяло молодое тело, склонился майа, подобострастно, без капли лукавства глядя на Ирмо снизу вверх.— Видимо, эпохи изменили не только Средиземье, но и тех, кто живет за гранью мира… Гобелены прекратили свою пляску и зашумели, точно волна прибоя. Ирмо глубоко вздохнул, примирительно улыбнулся и вернулся на трон. — Ладно. Я погорячился. Что там еще нужно твоему хоббиту… Серый странник внутри Олорина поздравил себя с победой. Уже покидая Лориэн, майа заметил в серебрящейся тени высокой акации знакомую фигуру. — Мое почтение, леди Галадриэль. — Приветствую тебя, Митрандир, — склонила голову женщина. Олорин замешкался — непонятно было, желанный он собеседник или нет, не прервал ли он необходимого уединения? — Странно видеть вас здесь, обычно вы избегали этого места… Галадриэль склонила голову и вышла из тени, на длинных волосах ее закачались блики света восходящей луны. — Это потому, что здесь живет слишком много воспоминаний, — Галадриэль тепло улыбнулась, и Олорин заметил, насколько проще, юнее, но и печальнее она стала. — Раньше я думала, что назвала свой лес в честь этого сада. Теперь же мне это кажется нелепым совпадением, игрой случая. Разве эти деревья, — она указала на рощу меллорнов за спиной, — разве они такие же, как мои? Разве эти травы говорят о том же? Олорин непонимающе посмотрел на эльфийку. Галадриэль едва заметно кивнула.  — Знаешь, Митрандир, теперь я наконец стала понимать решение тех, кто решил остаться. Олорин глубоко вздохнул. Если уж Галадриэль тоскует, то что говорить о смертных?  — Долгие годы я мечтала вернуться домой, в Аман, но когда мечта осуществилась, я вдруг позавидовала Трандуилу и осознала, что, как бы ни была горька участь дочери Элронда, она все же счастливей нашей. Да и дом наш — здесь ли он теперь?.. Знаешь, чего мне не хватает в Валиноре? — с уже более знакомой, лисьей улыбкой спросила эльфийка. Олорин кивнул, догадываясь. Галадриэль приблизилась к нему, взяла его за руку, переплела пальцы и гневно продолжила, — Мне не хватает моего царства, моего настоящего Лориэна, — она взмахнула свободной рукой, указывая на кущи Ирмо, — а не этой картинки! Мне не хватает моих подданных, мне не хватает нашего Совета, твоей седины, интриг Сарумана, не хватает даже угроз у границ и страха соседей! Эльфийка замолчала, будто сказав непозволительно лишнее, но затем резко отдернула руку, поправила платье и продолжила уже хриплым шепотом, обращаясь не к Олорину даже, а ко всем высшим силам в его лице. Последняя из вернувшихся нольдор, Галадриэль требовала ответа от судьбы, требовала, хотя знала, что все вопросы тщетны. Но спросить было надо — потому что сил не спрашивать не осталось.  — Почему все так вышло, Митрандир? — в голосе ее, всегда холодном и властном, звучала теперь едва ли не мольба, — Почему я бы все теперь отдала, чтобы меня вновь назвали Ведьмой золотого леса?       Ответа у майа не было.