Скажи мне это

Первое, что я ощутил, когда пришел в себя — это холодная твердость пола, на котором я лежал, запрокинув голову. Чем-то связанные за спиной руки затекли, кончики пальцев покалывало, тело болело от побоев и от неудобной позы, в которой я лежал. Глаза были завязаны какой-то тканью, поэтому я совершенно не видел, что происходило вокруг меня, и понятия не имел, где находился. Память возвращалась урывками, я понемногу вспоминал, что со мной произошло, и как я оказался в такой ситуации. В ноздри упрямо лез сигаретный дым с примесью сладковатого запаха марихуаны, и я закашлялся, вдыхая в себя эту отраву. Моментально словно десятки игл пронзили живот и спину, ноющей болью отозвалась рассеченная при падении голова, а на языке ощутимо чувствовался солоноватый привкус крови из разбитых губ. От выпитого несколько часов назад алкоголя мутило, а в голове стоял неприятный звон. От кашля заныли ребра, скорее всего, пока я был без сознания, меня несколько раз избили. Пошевелившись, я почувствовал, что ноги у меня свободны, я мог двигать конечностями, значит, все кости целы, ничего не сломано. В общем-то, не все так страшно. Чьи-то воняющие табаком пальцы цепко ухватили меня за подбородок, вздергивая лицо вверх, словно для того, чтобы рассмотреть. Хриплый голос с издевкой произнес: — Красивый мальчик. Даже жаль немного, что пидор. С таким личиком столько баб можно было перепортить. — Нехуй этих уродов жалеть. Пиздить их надо до кровавых слез, чтобы остальным неповадно было. Гомики ебаные, — ругнулся второй. — Наконец этот мудак очнулся. Неинтересно бить того, кто не кричит, — в его голосе слышалось садистское предвкушение. Первый голос злобно рассмеялся. — Я же говорил, надо к нему с нежностью, а не ногами в ебало, он же пидор, они все нежные, да, мразь?! Нежности захотел, блядина?! — неожиданно заорал он мне на ухо. Его пальцы вцепились мне в волосы, выкручивая голову, а затем сильная пощечина обожгла мое лицо. Еще одна, и еще. — Да вмажь ты ему кулаком! — нетерпеливо прогнусавил третий пьяный голос. — Э, нет, это слишком просто, начинать надо с малого, — рассмеялся мой мучитель. — Я буду избивать его медленно, он ни одной минуты не проведет без боли. Я заставлю его харкать кровью, выбью ему все зубы, исполосую это смазливое личико лезвием, а потом поставлю его раком и выебу, чтобы он орал, как последняя конченая тварь, — еще одна пощечина. Хрипящий голос перешел в безумное шипение. — Ты меня умолять будешь, чтобы я тебя убил, говна кусок. Мои друзья слишком брезгливы, чтобы прикасаться к твоей заднице, но они с удовольствием посмотрят, как я порву тебе очко. Вы, пидоры, только такой участи и заслуживаете. Понял, мразь? Твоя жизнь в моих руках, и, может быть, если ты хорошенько поработаешь жопой, я оставлю тебя в живых. Ты должен умолять меня, понял?! Я хочу видеть страх в твоих глазах! Он резко сдернул с моих глаз повязку, выдрав несколько волос. Глаза сразу же заслезились от света; прищурившись, я окинул комнату, в которой находился, быстрым взглядом. Напротив меня на низком потрепанном диване расположились двое незнакомых парней с бутылками в руках. Они выглядели немного старше меня самого, и в их одурманенных алкоголем и наркотиками глазах ясно отражалась их подлая сущность. Они действительно будут с ухмылками смотреть, как меня будут насиловать, а потом запросто забьют ногами до смерти. Шакалы, подонки. Сколько уже парней-геев попало в их лапы? Скольким людям эти твари успели сломать судьбу? Я моментально возненавидел их лютой ненавистью, и это придало сил хоть как-то защищаться. Сжав зубы, я дернул головой, вырывая волосы из цепких пальцев, и вскочил на ноги, наплевав на боль во всем теле. Подонок, не ожидавший моего сопротивления, дернулся вперед, пытаясь схватить меня снова. Я пнул его под колено, и он, зашипев от боли, стал падать вниз, но я тотчас же со всей силы ударил его ногой в лицо. Послышался хруст ломаемой челюсти; парень завопил от боли и отшатнулся от меня, врезавшись спиной в зеркало, висящее на стене. Осколки со звоном осыпались на пол, и наступила тишина, нарушаемая лишь поскуливанием избитого мною парня, который стоял, согнувшись, и держал руки у лица. С его рта постепенно стала капать кровь вперемешку со слюной, а глаза помутнели от боли. Сидящие поодаль парни в шоке замерли, но, когда распахнулась дверь в комнату, вздрогнули. В дверном проеме возник бритый. Его взгляд, направленный на окровавленного товарища, был холоден и жесток. — Какого хера? — тут его взгляд упал на меня, и он оскалился. — Выебываться решил, сука? Я попятился от него, но опомнившиеся парни уже вскочили с дивана и скрутили меня, прижав к противоположной стене. — А вы совсем расслабились, дебилы, — лысый смотрел на них с угрозой. — Я же сказал — этого гомика избить и запереть, какого хера вы тут устроили?! Сейчас еще и этого в больницу везти! Укурок гребаный, если он сломал тебе челюсть, то так тебе и надо! Снова выругавшись, он схватил мычащего от боли дружка за куртку и потащил его к двери, на ходу бросив: — Заприте пидора на чердаке. Пока я не вернусь, отвечаете за него своими задницами! Приеду — лично его изобью до полусмерти… Очевидно, этот парень был у них за главного. Тоже мне, местный авторитет… В венах бурлил адреналин, злость брала верх над чувством боли, и я торопливо обдумывал варианты побега, незаметно осматриваясь. Меня привезли в какой-то загородный дом. Он был старым, деревянные полы скрипели, а лестница, по которой меня уже тащили на второй этаж, местами прогнила и зияла дырами. На втором этаже был лишь небольшой коридор и дверь в стене; очевидно, это и был чердак. Распахнув провисшую деревянную дверь, меня бесцеремонно швырнули на пол, напоследок еще пару раз пнув под ребра. Затем парни вышли, и я услышал, как на двери защелкнулся замок. — А ключ где? — В душе не ебу. Потом дверь выбьем, если че, — подонки переговаривались, удаляясь прочь. — Из-под замка не сбежит, даже орать тут бесполезно. Видимо, они были очень самоуверенны. Отдышавшись от последних ударов, я начал вертеться, пытаясь освободить руки. Оказалось, запястья мне перемотали скотчем в несколько слоев, и разорвать его просто так не получалось. Пол на чердаке был покрыт толстым слоем пыли, я постоянно натыкался спиной на какие-то мешки и ящики, извиваясь, но, в конце концов, я смог хотя бы подняться на ноги. Глаза привыкли к полутьме, и я осмотрелся. Небольшое окошко в нескольких метрах от меня пропускало немного света с улицы, и я принялся осторожно разгребать кучи мусора ногами, ища средство освободить руки. Я должен был не шуметь, чтобы не привлекать внимания, и пока мне это удавалось. Я напрягал зрение, пытаясь в толще пыли найти что-либо острое, и мне повезло. Под изгрызенным мышами мешком лежал старый ржавый топор с обломанной рукояткой. Затратив немного усилий, я смог поставить его боком и подцепить уголком лезвия край импровизированных пут. Топор был ржавый, и мне пришлось несколько раз хорошенько провести им по скотчу. С тихим треском скотч порвался, и топор чуть не упал плашмя на пол. Я неловко подхватил его, и чуть не уронил еще раз, потому что затекшие руки плохо меня слушались. Кончики пальцев сильно кололо из-за нарушенного кровообращения, и я стоял на месте, разминая руки и ноги и внимательно прислушиваясь. Снизу доносились голоса, наверняка эти дегенераты продолжали накачиваться алкоголем и курить травку. Вдалеке на улице залаяла собака, и я подошел к окну, чтобы осмотреться. Оказывается, дом стоял почти на краю какой-то деревни. Соседние участки выглядели заброшенными, а изогнув голову, я увидел прямо под окном чердака крышу гаража, пристроенного к дому. До крыши было несколько метров, но гараж был гораздо новее самого дома, из силикатных блоков, и крыша выглядела вполне прочной. На улице никого не было видно, собака в обозримом пространстве также отсутствовала, и я воспрял духом. План побега родился в моей голове моментально, но придется спешить и рисковать, потому что лысый хер мог вернуться в любой момент — кто знает, как далеко он уехал. Руки уже не сводило судорогой, и я вновь схватился за топор. Лезвием я осторожно отгибал гвозди в раме, которыми, как скобами, удерживалось оконное стекло. Десять минут кропотливой работы — и в проем влетел свежий ветерок, взметнув пыль на подоконнике. Глянув вниз, я прикинул высоту и скептически хмыкнул. От окна до крыши гаража было метра три с половиной, так что проблем с приземлением быть не должно. Главное — ровно спрыгнуть. Я сел на грязный подоконник, перекинув одну ногу на улицу, и стал спиной вперед вылезать в окно. Упершись носками кроссовок в стенку, я стал медленно выпрямлять напряженные до дрожи руки, опуская себя ниже. Повиснув на выпрямленных руках, я глубоко вдохнул, разжал впившиеся в деревянную раму пальцы и полетел вниз. Приземлившись на ноги, я моментально упал на бок, перекатился через себя и замер на самом краю, окидывая настороженным взглядом дом. Окна на стене, выходящей к гаражу, были заколочены досками, и я вздохнул спокойнее. Еле слышные пьяные голоса на первом этаже распевали какие-то песни, и я заторопился. Спрыгнув с гаража в крапиву, я еще раз замер, снова прислушиваясь, а затем вылез из зарослей колючего сорняка. Металлическая дверь в гараж была наполовину распахнута; заглянув в него, я увидел, что в его неосвещенной глубине виднеется какой-то большой силуэт. Гараж был широким, на две машины, а внутри обнаружился микроавтобус, а в его тени - мотоцикл. Протиснувшись мимо мотоцикла, я заглянул в кабину машины и увидел на переднем сиденье свой рюкзак и ветровку. Я недоверчиво покачал головой, найдя все документы, телефон и кошелек с деньгами в рюкзаке, быстро оделся, и уже собрался выскользнуть прочь, как мой взгляд вновь упал на мотоцикл. Я подошел к нему и ни на что особо не надеясь, открутил крышку бака. Бак был полон, но ключи… Оглядевшись, я заметил на верстаке около стены небрежно брошенный брелок с ключом на нем, который после проверки подошел к мотоциклу. Ощущая себя неуловимым грабителем-суперменом, я вытолкал его из гаража за калитку и покатил в сторону поля, увиденного мною еще из окна чердака. Метров через пятьсот деревня закончилась, и я рискнул завести этот двухколесный транспорт. Мотор глухо заурчал. Мысленно возблагодарив брата за то, что он несколько лет назад научил меня ездить на мотоцикле, я вскочил на сиденье и без оглядки рванул по дороге, оставляя свою неудавшуюся тюрьму позади. Я совершенно не знал, куда еду. Больше всего я опасался, что мне навстречу может попасться тот лысый, возвращающийся с дружком из больницы. Если я и вправду сломал тому челюсть, то его оставят на лечение, и бритый в скором времени направится назад. Подъехав к небольшому лесу, расположившемуся между двух полей, я свернул на грунтовую дорожку, и заглушил мотоцикл, проехав метров двести вглубь. Мгновенная тишина бальзамом легла на уши, и я наконец-то спокойно вздохнул. В поганую ситуацию я попал, но пока что рассуждать об этом времени не было. Мне несказанно повезло, что я нашел все свои вещи в целости и сохранности, с телефоном и деньгами я смогу добраться до дома. Решив не терять ни минуты, я торопливо полез за сотовым. Загрузив карту, я запустил систему поиска, и синий кружок на карте показал, что я нахожусь в 50 километрах от своего города. Прокрутив изображение на экране по сторонам, я увидел, что буквально в десяти километрах от моего места нахождения располагается небольшой городок, через который ходит электричка. Прикинув, какими дорогами мне добираться до него, я снова завел мотоцикл и поехал по направлению к этому городу. К моему огромному облегчению, дороги были пустынны, и буквально за пятнадцать минут я добрался до конечной цели. Я припарковался на стоянке около железнодорожного вокзала в самом неприметном уголке, а ключ забрал с собой. Не хотелось словить штраф за езду на краденом мотоцикле, тем более с остатками алкоголя в крови, поэтому пришлось это средство передвижения бросить и выбрать вариант добираться до дома на электричке. Запомнив место, я пошел к серому зданию вокзала, выискивая глазами указатель касс. Пока я ехал сюда, я твердо решил разыскать потом этих дебилов. У брата, насколько я помню, были знакомые в правоохранительных органах, и, пожалуй, выяснить личные данные владельца мотоцикла по его регистрационному знаку не составит труда. Я не собирался так просто оставлять эту ситуацию. Эти подонки должны были понести наказание. Первым делом я зашел в туалет и попытался привести себя в порядок. К моему удивлению, лицо было практически не травмировано, опухоль с разбитой губы почти спала. В волосах запеклась полоска крови, царапина была достаточно глубокой и пекла от воды, когда я решил ее промыть. Тело по-прежнему болело, но я упрямо игнорировал свое состояние, сосредоточившись на том, чтобы убраться отсюда подальше, не привлекая внимания. Приведя себя в более-менее приличный вид, я купил билет на ближайшую электричку и через полчаса, выпив кофе в буфете, ехал домой. В город я приехал в четыре утра. Отупляющая боль от побоев становилась все сильнее, я еле стоял на ногах. Транспорт в такую рань еще не ходил, да и не было у меня сил куда-то идти самому, и я понял, что мне необходима помощь. Пиликнув, телефон уведомил меня, что заряд батареи практически иссяк, но я прикинул, что этого должно хватить на один звонок. Сжав зубы, я проигнорировал номер брата в телефоне, и набрал Кириллу. — Да? — его сонный голос заставил меня виновато поморщиться. — Извини, что бужу тебя в такую рань, — горло саднило. — Мне нужна твоя помощь. Ты можешь забрать меня с железнодорожного вокзала? — Уже одеваюсь, приеду через 20 минут. Будь в зале ожидания, — встревоженно ответил Кирилл. Как всегда, он понимал меня с полуслова. — Хорошо, — я облегченно выдохнул и опустился на ближайшее сиденье. Спустя пятнадцать минут после разговора в зал влетел Кирилл. Торопливым шагом подойдя ко мне, он присел передо мной на корточки, окинув меня внимательным взглядом, плотно сжал губы. Его глаза гневно сверкнули, и он осторожно дотронулся пальцами до моей разбитой губы. Я бессильно усмехнулся. Все было понятно и без слов. — Идем, — он осторожно забрал у меня рюкзак, и, крепко держа за руку, повел за собой. С каждой минутой слабость накатывала все сильнее, я еле различил на парковке силуэт машины его отца, к которой он фактически меня притащил. С помощью Кирилла я сел на заднее сиденье; холодный утренний воздух почему-то абсолютно не приводил меня в чувство, как можно было ожидать. Голова снова начала болеть, меня мутило, и усталость навалилась удушающим одеялом. Откинув голову на подголовник, я моментально уснул. Просыпаться не хотелось. Было мягко и тепло, но я заставил себя разлепить глаза и вернуться в реальность. Узнав обстановку — я был у Кирилла в комнате, спал в его постели — я расслабился. Повернув голову на звук тихого шороха, я наткнулся на встревоженные глаза друга, сидящего около меня на полу. Он был заметно расстроен, и я с раскаянием подумал, что вновь причиняю ему неудобства. Не хотелось, чтобы он волновался за меня, так что надо поскорее приходить в себя и постараться не впутывать Кирилла в свои проблемы. Отведя взгляд, я огляделся. На тумбочке около кровати стояла суповая тарелка, исходящая паром, а аромат куриного бульона был настолько аппетитным, что мой желудок скрутило от голода. — Проснулся, наконец, — выдохнул Кирилл и заметно расслабился. — Я уже волноваться стал, твой сон был больше похож на обморок. — Сколько времени? — прохрипел я. Жутко хотелось в туалет и почистить зубы, но я чувствовал себя настолько слабым, что вряд ли самостоятельно поднялся бы с постели. — Почти четыре часа дня. Ты проспал больше десяти часов, и при этом практически не двигался. Давай, поешь хотя бы бульона. Я попытался сесть, откинувшись спиной на подушку, но скривился от ноющей боли в избитом теле. Я задержал дыхание, стараясь не выдать своего состояния, но, приподняв одеяло, заметил, что на мне майка Кирилла и его спортивные штаны. Значит, он меня переодевал, и наверняка видел синяки и ссадины. Я почувствовал себя неловко. Интересно, насколько все плачевно. — Да, я видел твое тело, — тяжело проговорил Кирилл. — Ты избит. Кто это сделал? — повысив голос, он потребовал ответа. — Они не представились, — огрызнулся я, но тут же сбавил тон. — Извини. Я понятия не имею, кто это был. Их было несколько, и я почти не помню их лиц, но у меня есть шанс их найти. Я сейчас поеду к брату, он говорил, что у него есть знакомый следователь. Напишу заявление, снимут побои, и буду настаивать на группе оперативного захвата. Они меня увезли за город, но я запомнил место. — Увезли? Ты хочешь сказать, что тебя похитили? За это можно получить достаточно большой срок, — он недоверчиво смотрел на меня. — Но за что?! — За то, что я гей, — я усмехнулся и принялся есть суп, наблюдая за проступающим выражением ужаса на его лице. — Ублюдки! — вдруг взорвался Кирилл. — Мрази конченые! — А еще они знали мое имя, — я задумчиво облизал ложку. Силы, казалось, возвращались с каждым глотком. — Вкусно, кстати. Спасибо. — Если знали имя, значит, по наводке нашли. Кто мог тебя сдать? Я задумался. — Вряд ли это мог быть Сергей… — пробубнил я себе под нос. Он был единственным новым знакомым, которому не было причин как доверять, так и не доверять. — На самом деле, понятия не имею. Вроде бы всем, кто знает о моей ориентации, более-менее плевать на это, чтобы так безжалостно натравить на меня этих садистов. От горячего вкусного бульона меня вновь стало клонить в сон, и я зевнул. — Сергей? — Кирилл в удивлении вздернул брови, с легким укором глядя на меня. — Ох, только не начинай, — поморщился я. — Егор такое же выражение лица сделал. Такое чувство, словно теперь, когда я один, стоит мне с кем-то познакомиться, и я сразу потащу его в постель. Бесит. — Он звонил вчера вечером, — словно не слушая меня, пробормотал Кирилл. — Твой брат. Егор. — Отведя взгляд, он продолжил. — Спрашивал насчет… нас. Я разозлился. Так, значит, братец все же мне не доверяет. Решил проверить мои слова? Но сейчас я должен был все-таки идти к Егору, искать следователя, чтобы подать заявление о похищении и избиении. Я должен сделать это даже не ради себя, а ради всех остальных, кто мог попасть к тем мудакам в лапы. Стараясь отгородиться от своего раздражения, я решил, что надо наконец-то заняться делом. Поставив пустую тарелку на тумбочку, я откинул одеяло. — Ясно, — вздохнул я. — Большое спасибо тебе за помощь, но мне нужно идти. — Я могу пойти с тобой, — Кирилл искательно заглядывал мне в лицо, очевидно, чувствуя мое изменившееся настроение. — Не стоит, — покачал я головой. — Я сам справлюсь. Принеси мне, пожалуйста, мою одежду. Недовольно нахмурившись, Кирилл все же подал мне мои вещи, которые он слегка почистил щеткой от пыли. Пока я одевался, он неотрывно смотрел на синяки на моем теле, и глаза его метали молнии. После туалета я заскочил в ванную, умылся и еще раз осмотрел ссадину на голове. Оказывается, ранка уже была осторожно обработана зеленкой, и я благодарно взглянул на друга, стоящего за моей спиной в дверях ванной. Он наблюдал за мной, и, как мне казалось, что-то очень хотел сказать, но пока молчал. Ожидая, пока он все же решится задать свои вопросы, я напряженно раздумывал. На часах было половина пятого вечера, Егор с работы вернется через час. Я как раз спокойно доеду к нему домой, и сразу можно будет ехать в отделение. Родителей я не хотел пока ставить в известность, но на помощь брата рассчитывал очень сильно. Несмотря на ссору, я верил, что брат не откажет. Только мне все же обязательно надо перед ним извиниться. А вот извинится ли он передо мной? Судя по тому, что он разговаривал с Кириллом по поводу моего с ним расставания, он не поверил моим словам. Но вдруг он просто переживает? Может, он просто нервничает из-за предстоящей свадьбы, а тут еще и я со своими проблемами. Вот брат и взорвался, повысил голос, ляпнул первое, что в голову пришло. Я должен был поддерживать его в трудные моменты, а сам настолько погряз в своих обидах и эгоизме, что он наверняка тоже чувствовал себя преданным. Мы никогда с Егором не ругались, и теперь просто необходимо было все наладить. Полный размышлений, я обувался, стараясь поменьше шевелиться, потому что каждое движение причиняло боль. Похоже, боль стала моим постоянным спутником. Дни начинались с горьких безрадостных размышлений, обид или ссор с дорогими мне людьми, а заканчивались ноющим чувством потери и одиночества. Паршивое ощущение, если честно. За окном светило солнце, поэтому я сложил ветровку в рюкзак и взялся за дверную ручку, собираясь уходить. Вопрос, который я уже и не надеялся услышать от Кирилла, все же прозвучал. Его тихий голос заставил меня замереть на месте, а внутри все сжалось от очередной волны гнева и отчаяния. — Егор и вправду женится? — эти слова мгновенно лишают меня моего мнимого спокойствия. Пересилив себя, киваю. — А ты? — А что я? Это его жизнь. Если он ее любит, то, что я могу поделать? — горько ответил я. Я ненавидел его выбор. Я ненавидел эту двуличную стерву, которая околдовала моего брата, заставив его превратиться в незнакомого и чужого мне человека. Я ненавидел ее, потому что она словно забрала часть моей души, часть жизни, ранее принадлежащей мне. Я не хотел больше об этом говорить, поэтому выскользнул за дверь, глухо попрощавшись. Я знал, что Кирилл не обидится на меня за то, что я не стал говорить на эту тему. Он всегда меня понимал, поймет и сейчас. Мне стоило торопиться, я хотел поскорее извиниться перед братом, увидеть его, услышать, что он меня прощает, получить подтверждение тому, что наши с ним отношения остались крепкими, и что я все еще продолжаю что-то значить в его жизни. Дорога до дома Егора пролетела незаметно. Я очень волновался, боясь увидеть отчужденность в его глазах. Мне была нужна его поддержка, его помощь, его тепло. Я понял, что скучал, что извожу себя мыслями о нем так же, как и раньше. Это осознание смутило меня, и я нерешительно замер около его подъезда, касаясь пальцами холодных кнопок домофона. Но дверь, пиликнув, распахнулась; пожилая женщина вышла на крыльцо, а я с тяжелым сердцем проскользнул в подъезд. Поднявшись на нужный этаж, я замер напротив двери квартиры, где жил мой брат с девушкой, которую я не хотел видеть рядом с ним. Уткнувшись головой в косяк двери, я собирался с духом, чтобы нажать на кнопку звонка. Я пытался подобрать слова для извинения, но голова была пуста. Почему-то мне становилось до слез обидно, и я - как обычно - не мог найти причину. Губы пересохли, руки дрожали, а в голове ворочались тяжелые обрывки мыслей и чувств, никак не складывающиеся в одно целое. Заставляя себя позвонить в квартиру, я презирал себя за свою слабость, лихорадочно пытаясь успокоиться. Пальцы уже легли на прямоугольную пластмассовую коробочку звонка, но нажать на нее я не успел. Из-за двери послышался отчетливый женский стон. Я узнал голос Юли. Она постанывала от удовольствия, вскрикивая «еще, еще!», и звуки был довольно громкими, словно они занимались сексом прямо в коридоре. Я вздрогнул, отдернув пальцы от кнопки. Глухие шлепки доносились до меня сквозь дверь, а меня словно парализовало. Я не мог дышать, не мог пошевелиться, бессильно глядя перед собой. Я не раз слышал, как они трахаются в соседней комнате, но никогда при этом перед моими глазами не вставала картинка того, как это происходит. Обнаженный брат, ласкающий свою невесту, резкими толчками входящий в податливое тело. Его глаза подернуты поволокой наслаждения, хриплое дыхание вырывается сквозь полуоткрытые губы. Капельки пота скользят по шее, по его выступающим ключицам, по напряженной мускулистой спине… Его горячие руки гладят чужое тело, а взгляд синих глаз, полный страсти и желания, направлен только на распростертую под ним девушку… Никогда он не будет смотреть таким взглядом на меня. Я никогда не узнаю вкуса его губ, никогда не смогу провести по его волосам рукой, притягивая к себе для поцелуя. Никогда не смогу ощутить его пальцев, скользящих по своему телу, никогда не засну в его объятиях. Я никогда не стану тем, кого он сможет полюбить. Я беззвучно застонал, отшатываясь от двери. Судорожно вцепившись пальцами в перила, я на дрожащих ногах спустился на один пролет вниз и сел на бетонные ступени, уставившись в низкое окно. Меня раздирало на части от ужаса и отчаянной боли. Только сейчас в моей голове все стало на свои места. Только сейчас я смог найти объяснение своей ревности и обидам, смог найти название своим непонятным чувствам. Преступным, противоестественным чувствам. Кусочки разрозненных мыслей в моей голове сложились в единую картинку, запутанный клубок эмоций рассыпался, оставив в пустоте лишь одно слово. Я сидел на холодных ступенях, поглощаемый отчаянием, слезы душили меня, и я вцепился зубами в кулак, надеясь, что когда-нибудь смогу найти способ заглушить ту боль, которая отныне будет терзать меня. Я любил своего брата. Бесконечно, безумно любил своего собственного родного брата. И ничего уже не мог с этим поделать.