R A V E N

Погода стремительно портилась, от пронизывающего ледяного ветра не спасали ни старые крепкие каменные стены особняка, ни разбитый на его территории огромный вековой сад. Небо заволокло тучами, бушевал настоящий ураган, а в центре его стояла высокая хрупкая фигура очень изящной девушки. Светлые волосы разлетались от порывов ветра, руки были раскинуты в стороны, а глаза были пустыми, смотрящими куда-то на изнанку мира. Впрочем, это вполне было возможно, никто не понимал, что чаще всего видела Энн. Будучи прирожденным потомственным туманом, она оказалась слишком слабым человеком для того, чтобы принять собственный дар. Пламя, оно всегда что-то требует от своего носителя. Чаще всего это определенные характеристики, которые ищутся глубоко внутри каждого обладателя. Так любое облако непримиримо сильно, облаку будет плохо в замкнутом пространстве, а в ограничениях любой носитель этого пламени зачахнет и, скорее всего, умрет. Если не от тоски, то от тщетных попыток выбраться, выгрызть собственную независимость зубами. Солнце должно быть защитником, у представителей данного атрибута это буквально идея фикс, с возрастом, с опытом становится полегче, но тут много вариантов. От машущего по любому поводу кулаками Рехея, что знает и приемлет только один вид силы, до пишущего коды, строящего графики Шоичи, что ничуть не хуже в защите своего знакомого. А есть такой атрибут, как туман. И, пожалуй, туман самый сложный, непредсказуемый и требовательный вид пламени. Туманники — люди, играющие разумом, управляющие струнами души. Они обманывают восприятие, сводят с ума, путают и заставляют плутать. Они убедительны. Они могут лишить человека уверенности в себе, стереть память, внушить отвагу или же сделать самого светлого человека отпетым негодяем. Конечно же, все это напрямую зависит от силы и мастерства самого туманника. Существуют такие, как Хроме, которая, обладая минимальной силой и весьма безвольным характером, в глубине души была несгибаемым человеком, который мог пережить, что угодно, преодолеть любое событие и идти дальше. Казаться сломленной, побитой и раздавленной, но таковой никогда не являться. Хроме получила травмы, несовместимые с жизнью, перешла грань жизни и смерти, пережила потрясение предательства. Можно сказать, что через боль она получила новую жизнь, став другим человеком и пробудив в себе силу. Так как сила эта не была потомственной, а приобретенной, быть великой она просто не могла. Однако Наги получила лучших учителей, сильнейшие артефакты и стала настоящей легендой, несмотря на невеликую мощь. Такие как Мукуро были скорее исключением. Уникум, гений. Обладая изначально огромной силой, он закалил свой разум, пройдя через ад лабораторий и экспериментов при жизни, а потом и вовсе попал в настоящий, идя по кругам. Сделав то, чего Наги никогда не смогла бы достичь. Чего никогда не смог бы Деймон Спейд, Генкиши или же Ариана Мипало. По пути ада в будущем прошел лишь Фран. И не будь ребенок изначально не совсем адекватным, это сделало его и вовсе невменяемым. В случае Франа, его травма и ущербность помогли ему почти без последствий пройти по аду, надеть кольцо. Его иллюзии безупречны, так как реальны. Так как он сам считает их реальностью. И всегда, всегда сила тумана требует гибкую психику и стойкий разум. Чего-то больше, чего-то меньше. В случае, если духовно носитель пламени тумана недостаточно силен, то собственная сила, особенно если ее много, сминает, подчиняет себе носителя. Не носитель управляет пламенем. А пламя носителем. Энн с детства была странной девочкой, эфемерной, словно фея, дунь на нее - она растает. Она смотрела на мир огромными, кристально голубыми глазами, говорила тонким голосом о своих мечтах, она часами рассказывала брату о книгах, которые прочла, или о звездах, что можно было наблюдать на чистом небе из их дома. Спаннер улыбался только, он всегда очень любил свою старшую сестру. Заботился о девушке, которая не могла этого сделать сама. Энн забывала, что нужно есть, терялась на улицах, не помнила имена знакомых. Энн была настолько сильным туманом, что полностью отдала ему себя. Маленький Спаннер с ужасом смотрел, как с каждым годом его сестра, любимая и единственная, все больше закрывается в себе, как ее взгляд становится все менее осмысленным, казалось, она скоро покинет этот мир. Как оказалось, все могло стать еще хуже. Энн влюбилась. Где и как она познакомилась с Даниэлем Эспозито, правой рукой босса небольшой, но устойчивой мафиозной семьи, Спаннер так и не узнал. На этот вопрос его обожаемая сестра отвечала каждый раз по разному. Однако попытки и отвадить ее, и выкрасть не помогали. Он разговаривал с Даниэлем, тот отмахивался, что Спаннер может забрать свою сестру в любой момент. Только вот девушку невозможно было усмирить. В своей любви она была столь же безумна и преданна, как во всем остальном. Совсем скоро стало понятно, что ради Эспозито она пойдет на все, не моргнув и глазом. Облегчало ситуацию только то, что Энн стала куда более вменяемой. Она стала смотреть осмысленней, говорить уверенней и вести себя адекватней. Теперь уже девушка не напоминала ненормальную фею, просто глуповатую красивую блондинку. И Спаннер даже начал радоваться сложившимся обстоятельствам. Может быть Даниэль и не женится на Энн, но по крайней мере позаботится. Занявшись учебой и своей жизнью, юный техник не подозревал, к чему может привести его решение пустить все на самотек. Он осознал как сильно попал только когда Даниэль сам приехал к нему, прямо в Вашингтон. Спаннер перепугался тогда, решил что что-то случилось с Энн, но, как оказалось, случиться что-то только может. Приехавший посреди ночи мужчина, холодный и уверенный в себе, как и всегда потребовал немыслимое. По плану Эспозито, Спаннер должен был втереться в доверие и заманить в ловушку одного невероятного и особенного подростка. Наивного и доброго юного Вонгола Дечимо, Саваду Тсунаеши. Техник знал, что в будущем этот ребенок вместе со своей только появившийся, еще не окрепшей семьей спасут мир. Будут сражаться за всех не жалея себя, рискнут всем, чтобы мир устоял под очередной угрозой. У него было, что защищать. Но это в будущем, где Дечимо двадцать пять, а в настоящем Спаннер был с этим Вонгола едва знаком. Ох, если бы Эспозито потребовал от него убить любого мафиози на свете, техник бы и не задумался ни на секунду. Ради сестры, ради безопасности его любимой Энн. Его семьи. Но если бы все было так просто. По правде, Спаннер не колебался. Он знал, что любой ценой должен защитить свою сестру. Он понимал, что ему не к кому пойти и не у кого попросить помощи. Он просто ничего, преступно ничего не может сделать. Вонгола хоть тогда уже и являлась его семьей, в которую с легкой руки попали все свободные участники десятилетнего будущего, не стала бы даже церемониться. Спаннер знал, получи они доказательства покушения на Саваду Тсунаеши, и этого Даниэля, и его сестру просто убрали бы не задумываясь. Подгребая туда всех, кто хоть как-то замешан, возможно, включая его самого. Техник думал о том, что следовало бы обратиться к самому Тсуне, но что он мог тогда, пятнадцатилетний сопляк, которым все вертели как хотели. Который не имел особого веса на самом деле, и которому никто не доверил бы такие решения. Спаннер набирал очередное сообщение действительно нравившемуся ему подростку дрожащими руками, смотря в экран безразличным взглядом и хрустя своим любимым леденцом. Он перебирал механизм, писал курсовую и втирался еще больше в доверие к ребенку. Он строил план, он вздыхал устало, как обычно, и понимал всю неправильность и патовость его ситуации. Он вспоминал тонкие запястья и огромные наивные усталые глаза Савады, вихры его непослушных каштановых волос и понимающую улыбку. Он вспоминал его из будущего, серьезного красивого мужчину с короткой стрижкой и пустыми глазами, решившегося на отчаянный шаг человека. Он вспоминал, сколько всего для этого мира сделал и сделает еще этот мальчик, рядом с которым даже Спаннер чувствовал себя в безопасности. И все же его решение было верным. Вернее просто не могло быть. Он защищал тогда свою семью. Энн пела что-то странное, неразборчивое в вихре погоды, ее сила плескалась во все стороны, очередной приступ, выброс пламени, давался ей нелегко. Даниэль говорил, что это нормально, что она сильная и легко сможет такое пережить. Даниэль говорил только правду и никогда не ошибался, а значит ничего страшного не случится. Энн убеждала себя в этом каждый раз после выброса. После того как неделю не могла встать на ноги, после смертельной усталости и кошмаров. Она специально уходила подальше, к озеру или в лес, чтобы ни Даниэль, ни уж тем более юный Даспер не видели ее такой страшной и бесконтрольной. Даспер… совсем скоро им предстоит покинуть привычный уже и родной особняк, отправиться в штаб семьи Вонгола. Им всем придется привыкнуть к чужому окружению, к тому, что озера в паре километров от дома не будет. К чужим слугам и вечным сопроводителям. К куче отделов и отделений бесконечных ученых, дознаний, информбюро и глав безопасности. К политическому центру. Вонгола огромна, и, конечно же, ее делами по определению не может заниматься один человек. Даже семь человек. В семье бесконечное количество служащих, и только самое важное (ну, или интересное) решает напрямую Босс семьи. Даспер еще так мал, ему всего одиннадцать, но он очень талантливый, сильный и будет прекрасным боссом. На этом пути будет помогать и направлять его Даниэль. Уж он-то точно знает все и справится с любыми трудностями. Единственное, по мнению Энн, в чем Даниэль ошибался, так это его легкое пренебрежение и снисходительность к Дасперу. Мальчик конечно маленький еще, но это быстро изменится. Пока он не замечает такого отношения опекуна, пока он стремиться доказать Даниэлю, что он на многое способен и боится его разочаровать. Но долго так продолжаться не сможет. — Энн, — громко крикнули из-за спины и девушка обернулась. Даспер бежал к ней из чащи, напуганный, взволнованный. Что-то случилось, раз он решился потревожить ее в уединении, прекрасно зная, что этого делать нельзя. — Что случилось? Почему ты сюда пришел? Светловолосый мальчик с пронзительными аквамариновыми глазами подбежал почти вплотную и сумел затормозить только в самую последнюю секунду, почти врезавшись в девушку. — Энн! Завтра мы уезжаем! В Вонголу! — даже сбитое дыхание не помешало Дасперу это сказать. Он так долго ждал этого, так хотел все там осмотреть и со всеми познакомится. А еще он точно знал, что там, в главном особняке, он наконец встретится с тем, кого так часто видит в своих снах. — Это тебе Даниэль сказал? — удивлено переспросила девушка. — Что за срочность… — Да. Даниэль попросил найти тебя и сказать. Завтра мы будем ночевать уже в главном особняке. Сильнейший порыв ветра сильно дернул легкого мальчика и не менее легкую девушку в сторону, и взгляд Энн потерял четкость, словно она уже не видела Даспера перед собой. Привыкший к такому поведению, мальчик только расстроено покачал головой и взял девушку за руку, сейчас сама она домой точно бы не вернулась. Он бы и рад продолжить рассказывать подруге о том, как счастлив будущим встречам, как его волнует, что сказать и чего от него ждет Даниэль. Как он надеется почувствовать себя там дома, но очень боится оставлять своих подчиненных и всех, кто их окружает без присмотра. Он был бы очень рад кому-то все это сказать. Но Энн, что обычно выслушивала все это, все равно сейчас ничего не запомнит, ведь достучаться до нее невозможно, а Даниэль будет злиться, он не любит пустую болтовню. Но он все равно самый лучший на свете! Он все знает и очень умный, а еще он бесконечно терпелив к нему, к Дасперу, и его поведению. Даниэль сумел простить его после всего, что он, Даспер, натворил. После того как он убил всех в особняке своей вышедшей из-под контроля силой. Тогда, три года назад, он совсем потерял контроль. Он решил, что достаточно взрослый для управления своим пламенем без надзирателей и учителей, поругался с отцом. Отец всегда называл его мальчишкой, пренебрежительно ласково, словно разговаривал с собакой или девчонкой прислужницей, а не с собственным сыном. Его отношение было настолько четким, ясным, что даже маленький совсем Даспер прекрасно это осознавал. Его отец никогда особых надежд на него не возлагал, только посмеивался. Даниэль всегда старался доказать отцу, что он сильный, он талантливый. Даспер прекрасно учился и если бы рядом с ним были сверстники, то он бы знал, что намного умнее своего возраста. Он много тренировался, показывал превосходные результаты. Но только и видел в ответ равнодушный взгляд Дона и его кивки головой. Дасперу было очень сложно так жить, ему не хватало тепла и заботы, но была и отдушина. Правая рука его отца, Даниэль, что как-то раз, проходя мимо полигона, восхищенно улыбнулся, сказав, что это очень и очень хорошо. После того, он стал иногда заходить. Читать с Даспером, рассказывать о делах, слушая переживания ребенка. Однажды, он открыл секрет, рассказал, почему отцу так не нравится проводить время с сыном и почему он так строг. Оказалось, что при родах умерла мама Даспера, горячо любимая мужчиной Савада Линда. Ребенок был слишком силен и тянул из матери жизненные силы вместе с пламенем неба, иссушая ее до дна, словно вампир. Даспер как бы напоминает ему о ней, он винит в ее смерти сына. Даниэль тут же обмолвился, что все это ерунда, и Даспер никак не может быть виноват в смерти своей матери, ведь он был только младенцем и никак не мог повлиять на ситуацию, да и делалось все это не специально. Но в тот день Даспер Орейра понял, что он не просто сын мафиози, он настоящий убийца. Тренировки усилились, мальчик выкладывался по полной. В каждое движение, в каждый шаг он вкладывал смысл. Ему хотелось доказать отцу, что он не бесполезен. Что если тот не может простить его и полюбить, то должен хотя бы признать. Заниматься в одиночку сверх планов отец запрещал, что стало причиной некрасивой ссоры на глазах у подчиненных. Дон по обыкновению называл Даспера мальчишкой и строго, пренебрежительно заявил, что тот слишком мал и слаб, чтобы самостоятельно контролировать свое пламя. Что у него ни за что не получится. И, конечно же, уже следующей ночью злой и расстроенный Даспер покинул свою комнату, тайком пошел тренироваться на подземный полигон. Он не знал, почему именно в ту ночь в коридоре не было охраны, почему ему никто не помешал непосредственно в процессе. Он просто вкладывал свой гнев, свою обиду в каждый толчок, в каждое движение. Он танцевал с кристально чистым небесным огнем, с его мощью и его силой, и не замечал, как она разгоралась все сильнее, как темнело его пламя, как обжигало его собственные руки. Пока, наконец, он сам не оказался в кольце огня. Даспер кричал, он пытался все исправить, взять свои чувства и силу под контроль, как учил отец. Отец вообще считал, что нет ничего важнее контроля. Но ничего не получалось. Пламя охватило полигон, оно сжигало все, и со стороны, наверное, дом напоминал большой котел, стоящий на огне. Словно под особняком разверзнулся ад. Прислуга, некоторые доверенные, любовница отца, отец, его хранители… Никто ничего не успел сделать. Пламя мгновенно охватило первые этажи, и кричащие люди неслись вверх по лестницам в надежде выбраться из пекла, но ничто не в силах было им помочь. В ту ночь сгорели все, кто был в доме, кроме вышедших на улицу в сад Даниэля, правой руки отца, и его любовницы Энн. Сила маленького наследника оказалась настолько велика, что никто не смог с ней справиться. Даспер помнил только сильные руки помощника отца, его усталый взгляд и то, как бережно к себе он его прижимал. Даспер проснулся только через трое суток, проснулся и смотрел в потолок больницы, часами не произнося ни слова, а потом, когда в палату вошел Даниэль, он завыл. Завыл так, как никогда прежде, он хрипел из-за сорванного голоса и бился в агонии, словно сила жгла его изнутри. Но пламени не было в тот момент. Была только боль и пустота. Осознание, что он убил. Убил своих родных, убил свою семью. Даниэль его простил. Он был уверен, что Даспер не виноват, что он просто маленький и потому не справился со своей силой, но это ничего, это абсолютно нормально. Даниэль взял опеку над Даспером, устроил переезд в другой особняк, старый отстраивать заново никто не собирался, и восстанавливал понесшую потери семью. Маленький Даспер стал новым боссом, а Даниэль его регентом, принимающим решения. После всего, что случилось, после всего, что натворил Даспер, Даниэль не только смог его простить, он спас его, спас семью от краха, взяв все в свои руки, и не позволил более сильным семьям, облизывающимся на пострадавших, даже приблизиться к юному наследнику. Он был и остается героем. Для Даспера он был и остается героем. И Даспер был готов на многое, на все ради Даниэля, следуя его словам и действуя под его руководством. Однако это вовсе не означало, что Даспер согласен с каждым слово своего опекуна. Даниэль был уверен, что Арейра станет новым лидером Вонголы, что по праву это его место. Даспер же считал, нет, был твердо уверен, что он может стать новым боссом Вонголы, однако это точно не его право. И не его место. По крайней мере, не сейчас. Он просто чувствовал это, но опасался делиться сомнениями. *** Погода в Италии была не в пример жарче и благосклоннее, нежели в Японии. Тсуна любил тепло, ему нравилась солнечная Италия с ее колоритом и особенностями. Он не раз бывал в этой стране, проходил вдоль и поперек множество ее городов под иллюзиями, изучая, впитывая в себя менталитет. Однако Италия никогда бы не смогла стать для Тсунаеши домом. Он твердо и точно это знал. Знал, что никогда не почувствует себя в Италии по-настоящему счастливым, что променяет ее благости и красоты на холодный и дождливый мегаполис, тихие особняки, утопающие в садах на Манхеттене, а дорогое домашнее вино на горький вкус эспрессо по утрам. Его домом была не Япония, и уж точно не Италия. Его домом был Нью-Йорк. Однако все это осталось за спиной, далеко позади. Терпеть подобные неудобства — сущая мелочь, ничего не значат. Это не может выбить почву у него из-под ног. Вот только оказалось, что может. В аэропорту Тсуну и его семью встречали. И встречала не просто делегация в черных костюмах и солнцезащитных очках. Еще на выходе Савада увидел беловолосую макушку Базиля, ученика и протеже Емицу, его отца. Парень, всего на пару лет старше самого Тсуны, стал невероятно привлекательным мужчиной. Весь из себя такой пожиратель дамских сердец. А еще Базиль был невероятно похож на отца Тсуны. И какое-то время Савада даже подозревал, что на самом деле тот внебрачный ребенок Емицу, слишком уж много внимания ему уделялось. Но нет, интуиция молчала, даже скорее твердила обратное. Парень вызывал легкую зависть, на удивление, даже сейчас, спустя столько лет. К своей внешности, к своему обаянию и, конечно же, к тому, что именно его, Базиля, всегда любил и оберегал его, Тсунаеши, отец. Эти чувства, они были где-то глубоко в сердце, но они были скорее светлыми, не злыми. И Тсуна понимал: глупо обижаться на этого парня. И уж тем более, глупо его в чем-то подозревать. Базилю просто повезло. Повезло стать для Савады Емицу приемным сыном, талантливым и преданным, исполнительным и сильным, успешным. Емицу видел в Базиле все то, чего не видел в Тсуне, это бесило, злило, задевало даже сейчас. Потому что как бы то ни было, но Савада старший все же был его, Еши, родным отцом. На встречу приехал и Девятый, постаревший Тимотео гордо стоял, сверкая спокойными серыми глазами, создавая вокруг себя ауру власти и контроля, величия и силы. Настоящий лидер, Босс своей семьи. Совсем не сдавший, хоть и постаревший еще больше за пять прошедших лет. Тимотео вызывал восхищение, его пламя распространялось вокруг, заполняя пространство. Давя и влияя на всех окружающих, и, не успев сделать пары шагов, Тсуна почувствовал эту мощнейшую волну. Волну, которая на самого Тсунаеши никак не могла повлиять. Неожиданно для самого себя, Савада понял, что он… сильнее. Не потому что моложе и даже не потому что ему покровительствуют предки семьи. А просто сильнее. В нем больше таланта, лучше гены, могущественнее пламя. Он не зря наследник именно Джотто, сильнейшего Босса и лидера целого поколения, а не Тимотео или же своего отца. Он — будущее Вонголы, и при личной встрече это стало понятно на все сто процентов. Тсуна не стал бить волной своего пламени в ответ, даже наоборот, словно потянул свою силу внутрь, в себя, не позволяя ей так явно разливаться вокруг. Хранители за спиной занервничали без поддержки родного пламени, в его отсутствие чужое давление сильно сказывалось. Тсуна понимал, что его друзьям это будет не очень приятно, слишком сильно напоминало о том времени, когда они были с ним порознь, но прямо здесь и сейчас он понял, что не будет никому ничего доказывать. Он уже не маленький ребенок, бодаться лбом в стену. Ему не нужно ничье признание или одобрение. Тсуна не щадил старика, ни в коем случае, просто Тимотео не тот человек, чей авторитет на людях он был готов принижать. Все это отразилось бы не только на нем самом, на всей семье. Все размышления выбили из головы крепкие, сильные и почти обжигающие объятия. Тсунаеши даже не успел сообразить, как это произошло, слишком задумался. Просто раз, и вот он стоит посреди улицы, взрослый двадцатилетний мужчина и обнимается… со своим отцом. Отцом, на которого был ни капельки не похож. С которым у него не было ничего общего. Да, в сущности, Базиль наверное имел куда большее право называть Саваду Емицу отцом, нежели Тсуна. Потому что между ними была связь, а между Савадой страшим и младшим этой связи не было. Но это не отменяло того, с какой искренней и неподдельной радостью Савада Емицу обнимал своего ребенка. Совсем взрослого, которого ни капельки не знал, которому не верил и которому не доверял. И все же он был счастлив. Счастлив до потери контроля, до искорок перед глазами. До слез. И Тсуна чувствовал это. Он не скучал по своему старику, почти не вспоминал, да и жил как-то большую часть жизни без него и дальше бы прожил. Но был удивлен, и это удивление неожиданно оказалось очень приятным. В груди что-то защемило. На секунду, не более. — Добро пожаловать до… в Италию, сын, — хриплым низким голосом поприветствовал Емицу. Тсуна хотел ответить что-то вроде того, что он ему никакой не сын, и подколоть на тему беспочвенной оговорки, но почему-то, несмотря на желание так делать, язык у него не повернулся. — Здравствуй, отец. Емицу смотрел и не верил своим глазам, не верил, что его сын, неуверенный обычный мальчик, будет так твердо смотреть в глаза, так спокойно и размерено. Что не даст волю чувствам и сдержит бурлящую в нем силу, чувствительный Савада старший, конечно же, заметил, как Тсунаеши закрылся, лишь бы не отвечать упрямством на старания Тимотео быть лидером и главой. Емицу и представить себе не мог, что его сын будет двигаться подобно льву на охоте и отрастит такую роскошную гриву, станет таким красивым, уверенным. Он не узнавал сына, он принимал тот факт, что вообще его никогда не знал. — Добро пожаловать, - скупо резюмировал Девятый. — Спасибо за гостеприимство, Дон Тимотео, — вежливый безличный ответ. Особняк Вонголы встретил гамом слуг и людей из отделов, все нервничали и бегали туда сюда. Новость о том, что Савада Тсунаеши, полюбившийся многим добрый и милый молодой наследник, вернулся, оказался жив будоражила сознания людей и поражала Самого Тсуну. Право слово, меньше всего на свете он ожидал, что все обитатели резиденции соберутся в холле и будут радостно приветствовать его, пытаться поближе подойти и пожать руку. Хранители ревностно старались держаться поближе, Гокудера с Ямамото вышли вперед, отгоняя надоедливую толпу, остальные взяли любимого Босса в кольцо, не подпуская никого близко. Мукуро положил по свойски руку Тсунаеши на плечо, длинные тонкие пальцы сжались, успокаивая, подбадривая. Савада всех вежливо поприветствовал и пожелал удалиться для отдыха с дальней дороги. Никто с ходу никуда не потащился обсуждать дела насущные, положение в обществе и прочую чушь. После долгого перелета и дороги было решено расселить всех прибывших по комнатам, дать отдохнуть и собраться с утра. Официально встречу назначили на одиннадцать утра, в кабинете Девятого. Ужинали все в комнате, которую выделили Тсуне, собрались не сговариваясь, просто решив побыть рядом, весело болтая и обсуждая обстановку. Снимая напряжение в обществе дорогого человека и друзей. В большой комнате, оформленной в вычурном стиле, в очень светлых тонах собралась действительно вся семья. Одним из первых, прямо с тарелкой в руках, пришел Хибари. Устроился на подоконнике, совсем не культурно ковыряя что-то итальянское вилкой с брезгливым выражением лица. На вопросительный взгляд со стороны Тсуны он ответил, что это место его раздражает и так он справляется с диким желанием всех поубивать. Бережет нервную систему, ага. После примчался Гокудера, утверждая, что должен все проверить и проконтролировать, за ним увязался Ямамото, который говорил, что не один Хаято волнуется о спокойствии Тсуны. Рехей заскочил потому, что все «экстремально» должны есть вместе, а Ламбо пришел, потому что соскучился и ему не нравится находиться одному. Мукуро появился последним, прямо из воздуха, проявился в кресле, которое по какой-то чудесной случайности никто не занял. И тоже с тарелкой. Савада хотел было возмутиться, ему тоже ведь нужен отдых, но быстро смирился. В конце концов, с кем ужинать, если не со своей семьей? Обстановка в комнате Тсунаеши не нравилась и нравилась одновременно. Все было белым или бежевым, с тонкими линиями темного дерева. Большая кровать с резной белой спинкой и кушеткой у изножья, с огромным круглым зеркалом в позолоченной раме на стене и туалетным столиком. Пол был застелен белым ковром с мягким коротким ворсом и красивой вышивкой, а стены были обшиты светлым деревом. Комната казалась красивой, обставленной со вкусом, но холодной и неприступной. А еще Тсуну не отпускала мысль, что предназначалась она женщине. Слишком мягка и светлая она для мужской. Саваде было не очень уютно, слишком резко это контрастировало с его комнатой в Намимори, маленькой и домашней, самой обычной. И уж тем более это отличалось от его апартаментов на Манхеттене. Тсунаеши не мог не скучать по огромному панорамному окну, низкой черной кровати и темно-коричневому дивану на белом подиуме, по темному ковру с чудовищно длинным ворсом и мольбертам, что стояли у окна. По книжным полкам, не старым, кажущимся захламленными, а тонким, стеклянным, но способным выдерживать многотонное разнообразие вкусов своего владельца. Тсунаеши просто скучал, ребята смогли сгладить эти чувства своим смехом, улыбками и ссорами, традиционными, канонными даже. Было непривычно и даже немного невкусно есть европейскую пищу, Саваде и Ламбо было все равно, а вот остальные привыкли к многообразию Японской кулинарии, на ее фоне европейская казалась безвкусной и серой. И все же, вместе с хранителями к Тсуне вернулось спокойствие и тепло. Их молчаливая поддержка давала силы на разговор, который предстоял утром, и словно говорила идти вперед. На встречу Тсунаеши пошел один. Он строго смотрел в глаза Ямамото, который не собирался от него отставать, в отличие от Хаято, мечник не так хорошо воспринимал приказы. Настроение было угнетенным, не то чтобы Савада не знал, что услышит или увидит на встрече с отцом и Девятым за закрытыми дверьми, напротив, был уверен, что они его удивить не сумеют. Просто и подтверждать свои сожаления ему совсем не хотелось. В большом кабинете, мужском таком, очень в духе Тимотео, было немного захламлено на взгляд Тсуны, и, хотя чувствовалась рука хозяина, некая обжитость, становилось понятно, что это явно не любимое место в особняке и главные вопрос обычно решаются не здесь. Просто Девятый решил нагнать пафоса. Вообще-то, то, что мафиози решают все свои дела в чопорных кабинетах, восседая на старинных кожаных креслах, не более, чем стереотип, покрытый пылью. На самом деле, важные дела куда чаще решаются мафиози, восседающими на туалете, а кожаные кресла крайне неудобная штука. Зимой на них холодно, летом липнешь и жарко. Реально работающие люди находят выходы и строят планы в душе, ночью у холодильника, на полу в своих апартаментах и в саду, прогуливаясь с друзьями. Озарение или же понятие может прийти на рейде, когда рука почти нажала курок. Невозможно всю жизнь просидеть в душном кабинете, даже если ты мафиозный босс. Особенно, если ты мафиозный босс. Тимотео сидел за столом, на самой пафосной и возвышенной позиции, а Емицу устроился в кресле, ближе к углу. Тсуна оценил маневр, место, из которого можно просмотреть весь кабинет и при этом, уйти в окно, если придется. Девятый, нет-нет да поглядывал в сторону внешнего советника с легкой укоризной, выражая таким образом свое неодобрение, сам-то он себе подобного позволить не мог. Реборн сидел прямо на окне. Такой чертовски милый, маленький, очаровательный. Не нечто странное с огромной пустышкой, а симпатичный мальчик, которому не многим больше тринадцати. С пронзительными глазами, омутами бездны, в своей коронной черной шляпе. Присутствие бывшего репетитора парадоксально придало сил. Его ухмылка словно говорила "я знаю, что ты выкинешь на этот раз". И, хотя Тсуна прекрасно знал, что ни черта Реборн знать не может, все равно становилось спокойнее. Отцу и Девятому Савада улыбнулся просто, мягко, как старым друзьям, а не новым противникам, и сел в кресло, которое скорее всего для него и отводилось. — Рад вас видеть, дон Тимотео, — уверенно поприветствовал Тсуна. И словно по щелчку все стали обмениваться картинными приветствиями. Долго это продолжаться не могло, настроя на такую болтовню не было ни у Девятого, ни у Емицу. Только Тсуна спокойно отражал все попытки вывести его на негативную волну, начать серьезный разговор первым. Савада мастерски, с филигранной точностью Саги Орихары, уходил из-под удара, и с легкой улыбкой давал понять своим оппонентам, что задавить его авторитетом не выйдет, что сидеть над ним, нависая подобно скале бесполезно, надо будет — разобьет к чертям. И что он уже не ребенок, в рот заглядывать не станет. В итоге не выдержал Тимотео. — Тсунаеши, за время твоего отсутствия в семье многое изменилось. Мы нашли нового наследника, он еще очень юн, но это и к лучшему, у нас будет время воспитать его, помочь ему раскрыть свою силу. Мальчик рос в мафиозной семье и впитывал в себя традиции мафиозного мира, так что… — Так что вы нашли еще одного ребенка, которому можно вешать на уши идеологическую чушь, с хорошим потенциалом и гибкой психикой, лелея свои планы о вечной власти и «я сам знаю, как будет лучше для семьи». Вам самому не тошно? Не кажется, что стали похожи на злодея из детской сказки? В конце концов, дон Тимотео, кто станет Вонгола Дечимо решать не вам. Тимотео прожег Тсуну тяжелым взглядом, в котором выражалось все его негодование, он гордо задрал подбородок, смотря с высока. — Так что тебе следует отступиться и не доводить до вооруженного конфликта, как в свое время Занзас. К тому же, как ты смеешь? Не забывайся! Пока я глава этой семьи мне и принимать решения, а у мальчишки, который смылся неизвестно куда на пять лет, и вовсе отсутствует право голоса по этому вопросу. Мы собрались здесь для того, чтобы поставить тебя перед фактом и забрать кольцо Вонголы. — Ну, это вы зря, — тихо выдохнул Реборн. Себе под нос, не вклиниваясь в общий разговор. — Дон Тимотео, а вам не хотелось бы узнать, куда именно я делся на пять лет и почему? — Мы уже слышал твою историю о Первом поколении, Тсуна, — Емицу серьезно кивнул и посмотрел на сына с какой-то странной смесью эмоций на лице, — но ты же не думаешь, что кто-то воспримет ее в серьез? Савада молчал пару секунд, обдумывая слова своего отца. Ситуация его не напрягала, однако пренебрежение к Джотто вызывало гнев. Ни у кого нет права в таком тоне говорить об основателях Вонголы, в особенности у тех, кто собрался в этой комнате. Тсунаеши не мог понять, когда все стало так плохо. Когда Тимотео стало наплевать на идеалы и традиции собственной семьи, на ее вековую историю, на волю колец. Когда человек, которого приняли кольца, как достойного Ноно, мог стать таким пустым? — Не имеет значения верите ли вы в то, что направлял меня Джотто, — наконец решил для себя Савада. Воспоминания о предке, о его силе и безграничном океане спокойствия наполняли звенящей радостью. — Я и не говорю о том, почему не вернулся, не так ли? Я спрашивал, знаете ли вы, как я вообще оказался в такой ситуации. — Нам известно, что ты собирался в Вашингтон, но твой самолет рухнул в следствии несчастного случая. А после, ты сам решил не возвращаться, — Реборн не выглядел довольным, но свои мысли явно не озвучивал. — И вы всерьез верите, что самолет с наследником крупнейшей мафиозной семьи просто так, случайно, рухнул в океан? Какова вообще такая вероятность? — Тсунаеши, мы провели тщательнейшее расследование, никаких следов обнаружено не было. Авиакомпания не смогла найти упавший боинг, но мы отправляли команды, прочесывали океан. Мы надеялись, что тебя найдут. Но нашли только обломки на дне. Никаких зацепок, даже конфликтов, предвещающих подобное не было. Ты не был широко известной фигурой в мире мафии, и мало кто мог быть в курсе твоих планов на полеты, — Тимотео пустил в ход голос доброго дедушки, что мгновенно вызвало в Саваде бурную реакцию. Только в такие моменты, анализируя собственные эмоции, он отчетливо понимал, что еще не такой и взрослый. — Девятый, когда это вы вдруг стали святой наивностью? Для начала, Вонголе и не нужны открытые конфликты для устранения конкурента. А конкурентов у меня было не мало, — ухмыльнулся Савада младший. — Тсуна, если ты намекаешь на Занзаса, то подобные методы не его специализация… Емицу казался обеспокоенным, на уровне эмоций, ощущений. Его мозг наконец заработал в нужном направлении и, кажется, он знал ответ до того, как Тсуна озвучит свою версию. — Отец, я намекаю на Линду Орейро, твою сестру. Что возвращает нас обратно к теме наследования. — Не знаю откуда ты узнал о девушке, это засекреченная информация, но она никак не может быть причастна, — влез Тимотео, качая головой подобно старой сове. — Еще бы, она давно мертва, — перебил Тсуна, — зато жив-здоров ее сын, Даспер, тот, кого вы так стремитесь выставить новым наследником. Но и он здесь ни при чем, совсем еще ребенок. Однако у этого ребенка есть опекун, жадный до власти и денег Даниэль Эспозито, бывшая правая рука мужа Линды. Чудом выживший в ужасающем пожаре, забравшим жизни всех ключевых фигур семьи. Чисто случайно, конечно. И уж тем более, во всем этом никак не замешена Энн, любовница Даниэля, сильнейший туман-менталист и сестра нашего любимого всеми техника Спаннера, который, о чудо, был во главе расследования моей «смерти». Так много чудес да случайностей, и все мимо кассы. Мимо взглядов следствия Вонголы, лучших киллеров и техников мира. Вот и доверяй после этого кому-то вроде вас свою безопасность. — Все это бездоказательно, — веско обронил Тимотео. Хотя Тсунаеши явно чувствовал, как сильно потрясла эта новость старика. Он, может и мастер коварных планов, но вся эта ситуация была спланирована совсем не им и была неожиданной как для Тимотео, так и для внешнего советника. — У меня полно доказательств, — Тсуна засунул руку в карман и достал оттуда флешку, на ней хранилась под сотней защит информация, целое расследование, проведенное гениями Джиро и Арианой, его дорогими подругами. Это был их подарок на его двадцатилетие. В груди разлилось приятное тепло от мысли, сколько сил и времени его друзья потратили, чтобы раздобыть эти сведения, чтобы свести все воедино. И как рисковала Рин, чтобы передать этот подарок на день рождения, суясь в логово мафиози. — Здесь все, что вы, возможно, захотели бы знать. Отчеты, фотографии, расследование настоящих гениев. Тсуна гордился девушками, гордился своими друзьями, они вдвоем сделали то, на что оказалась не способна вся Вонгола. Девятый принял флешку, и Савада почувствовал, как дрогнула его рука. На отца и вовсе было страшно смотреть. Нет, матерый и повидавший многое внешний советник не изменился в лице, но исходило от него что-то такое, страшное. Грустное. И до боли, до скрежета виноватое. — Вы не знали, — обронил наконец в воцарившейся тишине Тсунаеши, — что же, я этому рад. И он действительно был рад. Потому что до последнего не был уверен, что не будет рассказывать и так всем известную историю. Что не увидит этот секрет в глазах своего отца, что не поймет, от него просто хотели избавиться, вот и все. Тсуна был способен на очень многое, но он, пожалуй, был не готов убить собственного отца. — Как ты можешь? — Емицу поднял взгляд на сына. — Ты всерьез думал, что это все был какой-то наш коварный план? Что мы хотели тебя убить таким изощренным способом? — А чему ты удивляешься? Нет, я не думал, что вы все подстроили, но о том, что позволили всему этому случиться — вполне. Разрешали же вы травить меня опасными экспериментальными препаратами, дабы повысить мощь. И только вот не надо мне говорить, что у вас не было выхода. Как-то без вашего милостивого вмешательства, я за пол года освоил все без таблеток, выстрелов в голову и скал, по которым нужно прыгать, — голос сочился ядом. От воспоминаний накатывала злость. Он вспоминал негодование Теодора, наставника и дедушки, вспоминал, как тот до последнего не хотел говорить Саваде всю правду, чтобы не разрушать иллюзию верности его семье. Не рушить идеалы ребенка. Тсуна и сам прекрасно справился с этой задачей, додумал все самостоятельно. — Почему ты не вернулся? Если отбросить то, что тебя направлял Джотто Вонгола Примо, где ты пропадал? — внешний советник хмурился, и, пожалуй, Савада впервые видел его таким серьезным. Вопрос его действительно интересовал. — Потому что не верил, что мне есть куда возвращаться. Я был ребенком, не спорю. Юным максималистом, совсем таким, каким вы меня и воспитывали. Да и не было у меня поначалу особого выбора. После того, как Джотто меня спас, за дело взялся другой человек и долго, упорно и со знанием он ставил меня на ноги. У меня были переломаны все кости, и, по объективным оценкам, случись что-то подобное со мной на континенте — мне бы не смогли помочь. Но я справился, научился заново ходить, развивал в себе пламя, что будет не яркой игрушкой и не огнеметом в руках ребенка, а настоящим каркасом и клинком. Это было очень сложно. Я учился есть заново, говорить, сидеть. Я учился по-новому дышать. Мне пришлось тренировать все виды пламени, преобразовывать структуры, преодолевать природные барьеры. Но в итоге я смог не просто стать сильнее, увидеть мир по-новому. Откровенно говоря, после всего этого, мне уже совершенно не хотелось возвращаться к кучке интриганов, считающих, что они могут отправлять детей на войну и готовить из них оружие в своих руках. Мне не хотелось быть марионеткой, и я отправился познавать мир. Увидеть и почувствовать все, что он мне может предложить. Я не жалею об этом, лучшие пару лет моей жизни. — Ты можешь и дальше заниматься, чем пожелаешь, Тсуна. Просто верни кольцо Вонголы, и можешь быть свободен. С Даниэлем мы разберемся, — голос Девятого был тверд, но Савада, как никогда, слышал в каждом слове его сомнение. — Я повторюсь, с каких пор вы стали наивны, Дон Тимотео? Я не могу его снять. Не могу отдать. И я здесь не из-за власти или амбиций. Я вернулся потому, что у меня есть обязательства перед семьей. Перед Вонголой и перед ее поколениями. Кольцо Вонголы, его воля приняла меня. Я — Вонгола Дечимо, и не вам решать, изменится это или нет, — пламя, мощное, бушующее, хлынуло во все стороны. Савада прекрасно держал свою силу под контролем, но такие веские заявления необходимо подтверждать не менее вескими аргументами. Он давил, бессовестно и жестко, на Тимотео, Емицу, и даже на Реборна. Девятый пытался отвечать ему тем же. — Ты забываешь, Тсунаеши, — Девятый особенно выделил его имя, без статуса, — что в этой семье решения принимаю я. Если кандидатуру Даспера Арейры поддержит Альянс, то ты ничего не сможешь сделать. Реликвия очень важна, но она не единственная точка. И сама по себе она не дает власти. Ты всего лишь зазнавшийся мальчишка, у которого за спиной никого нет. На что ты надеешься? Что в одиночку, сможешь противостоять армии Альянса семей? Или, что другие семьи поддержат того, кто пропал на пять лет, сбежал, подстроив свою смерть? Так легко им будет в это поверить, не думаешь? Кто поддержит твою кандидатуру? — Для начала, мне не придется ничего делать в одиночку, у меня есть семья — веско уронил Тсунаеши, понимая, что пора. Он встал с кресла и вышел на центр комнаты, подальше от стола, на пустое пространство. — Знаете, у меня есть гениальная подруга, она создает вещи, поражающие воображение. Савада засунул руку в карман и вытащил оттуда несколько металлических предметов, легким движением руки подкинув их в воздух. Маленькие шарики разлетелись на пару метров в стороны от него и замерли на равном друг от друга расстоянии, зависая в воздухе. Тсунаеши улыбался, глядя на это, смотря на замерших в напряжении, не иначе как ожидающих атаки Реборна, Девятого и своего отца. — Позвольте мне представить, моя поддержка, и политкомпания на наших… хм, выборах. Занзас, глава независимого отряда Вонголы Вария. Альянс, — шарик развернулся став световым окном, в котором голограммой проецировался довольный выходкой сын Девятого, остальные устройства замигали и начали по очереди раскрываться, а Тсунаеши скучающим тоном представлял, — Дино Кавалоне, десятый босс семьи Кавалоне. Альянс. Ария Джиглио Неро, бывшая аркобалено, Донна семьи Джиглио Неро. Альянс. Козато Энма, десятый босс семьи Шимон. Альянс. Бьякуран Джессо и Юни Джиглио Неро. Мельфиоре. Фонг, бывший аркобалено. Триада. Добро пожаловать на наше импровизированное собрание, я очень рад, что вы нашли время почтить нас своим присутствием, пускай и таким нетрадиционным способом. Голограммы переглядывались и каждая выглядела донельзя довольной, Тимотео и Емицу с шоком взирали на собранных в кабинете лидеров и глав нового поколения, людей, за которыми, без сомнения, сейчас было будущее. И в центре этого безумия, словно возглавляя процессию, стоял Савада Тсунаеши, с легкой, даже не надменной, но торжествующей улыбкой, перекидывающий длинные пряди, что разметались от резкого движения за спину, смотрящий в глаза ошарашенному бывшему учителю. Реборн по праву мог гордиться. Мигнул свет, и все присутствующие, во плоти или нет, напряглись, повеяло сильным пламенем тумана. По правую руку от Тсунаеши возник образ, похожий на его голограммы, только сотканный из пламени. Стоило образу стать чуть четче, и Савада разулыбался, как маленький ребенок. На плечо ему руку положил иллюзорный парень невысокого роста с невероятно страшными и безумно прекрасными золотыми глазами на лице, обрамленном копной шоколадного оттенка волос. Он обвел всех присутствующих прожигающим холодным взглядом и обратился к Тсуне глубоким до мурашек голосом. — Позволишь и мне поддержать твою кандидатуру, Рейвен? — Сколько угодно! Но что ты тут делаешь Альберт? — удивленно выдохнул Тсуна. Он был чертовски, невероятно рад увидеть этого старого дракона с печальным прекрасным лицом. Альберт Бердж был солнцем и не умел перемещаться в пространстве, а значит, компания не обошлась без его Арианы Мипало. — Я может и не совался с вами на задания по любому поводу и не устраивал рейды по барам и ночным клубам, — начал забавно Альберт, — но я обещал поддерживать и всегда помогать членам своей семьи. Не ты ли всегда говорил, что наш маленький клуб по интересом — это семья, Рейвен? Тсунаеши не успел ответить, его перебили. — Бердж… — казалось, Тимотео посерел и постарел за секунду на пару десятков лет, — как ты… — О, здравствуй, малыш Тимми. До меня дошли слухи, что у тебя какие-то конфликты с моим другом. Ореол пафосности ситуации и важности момента был разбит диким, абсолютно искренним хихиканьем со стороны окна. Бывший Аркобалено солнца, Реборн, не мог удержать в себе довольство и смех. Ситуация радовала его все больше и больше.