R A V E N

С самого утра Девятый потребовал Тсунаеши и его хранителей в свой кабинет. От Реборна Савада знал, что там соберутся все главные действующие лица последних дней, включая и гостей особняка — Даниэля Эспозито и Даспера Орейро. Вчерашний ужин прошел в напряжении, Тсуну не отпускали злость и переживание за своего, чего уж теперь, двоюродного брата. Пока он не видел этого мальчика в живую, пока знал о нем только по сухим фактам личного дела, можно было не думать о нем, как о родственнике. Но стоило только взглянуть в аквамариновые глаза ребенка, увидеть его улыбку, то, как он сжимается под строгим взглядом опекуна, заглянуть чуть глубже… И нет, Савада Тсунаеши вовсе не был сентиментален, и даже жалостлив весьма условно. И дело было не только в том, что Даспер его двоюродный брат. Дело было в его пламени, в нутре. Савада никогда в жизни не видел ничего подобного, не представлял, что нужно было сделать, что пришлось пережить бедному мальчику, чтобы получить такой жуткий результат. Выжженную лавовую пустыню вместо мерного гудения пламени. Это было страшно. Это было по-настоящему ужасно. А главное, с последствиями было невероятно сложно бороться. Единственный, с кем можно было сравнивать Даспера в этом вопросе — это Занзас. Колыбель не прошла для него бесследно и на память оставила не только никогда не заживающие до конца шрамы. Даже спустя столько лет он все еще не может подчинять себе свое пламя полностью, контролировать его на все сто. Оно вредит ему, причиняет боль, стремится разрушать вокруг все и всех, включая собственного носителя и его близких. Особенно близких. Оттого пламя Ярости Занзаса такое страшное. Дело не только в его собственной злости, даже если Скайрини успокоится, его пламя всегда будет бушевать. Оно больное, как будто бы сумасшедшее. И Тсунаеши видел, Орейро ждет тоже самое. Мальчик наверняка испытывает жуткую боль от использования своей силы, от тренировок с ней. И не обращает на это никакого внимания, потому что, а как же иначе? И никто не обращает. Напряженность Тсуны на вечере не давала расслабиться и его хранителям, а всех остальных он напрягал и без связи, сам по себе. Особенно это было заметно по Даниэлю. Савада очень отчетливо видел, что живой и здоровый, воплоти, он был для мафиози настоящим шоком. И очень неприятным сюрпризом. Этот факт вызывал толику злорадства, но и только. Ужин проходил за светской беседой, тонким прощупыванием оппонентов и пустой болтовней. Повара расстарались, но едва ли это хоть кто-то заметил и оценил по достоинству. Первым столовую покинул сам Савада, давая тем самым отмашку своей семье. Все равно ничего именно сегодня решаться не будет, встреча не более чем показательное выступление. Выставка перед началом торга. Основное решение будет приниматься не здесь. Так что от очередной встречи Тсуна не ждал ничего хорошего, опасения подтверждала и беспокойная Вонгольская интуиция, и собственный опыт. Ребята, тонко чувствуя настроение своего Неба, старались перетянуть часть неприятных эмоций на себя. Мукуро явно что-то нашаманил со сном, давая возможность забыться и ни о чем не думать, а на утро Гокудера принес папку с лаконичной четкой подборкой информации на семью Орейро. Туда вошли сведения, которые передала Тсунаеши Ариана, и те, которые удалось вытрясти со Спаннера. Плюсом шло все то, что выяснил сам подрывник. Ямамото успокаивал пламенем Дождя, светло улыбался Рехей, вселяя уверенность. На хмурый взгляд и недовольство самоуправством хранители никак не отреагировали, желая поддержать Босса. Все эти действия были чертовски приятными и в чем-то неожиданными, такими искренними и милыми, что было невозможно не чувствовать благодарность. Самое приятное в свободном падении то, что ты даешь шанс своим близким подхватить тебя. В очередной раз подумалось, что они очень странная семья. Там, в десятилетнем будущем, с короткой стрижкой, в костюме тройке, стоимости с дом на Ривьере, Тсунаеши куда больше напоминал мафиозного Босса. Или начальника из офиса, или актера, церковного служителя, гробовщика и школьного учителя. Дорогая должна была бы быть школа. Сейчас же он не был мафиози, по крайней мере, был не только мафиози. С длинными волосами, в простой черной кофте и узких джинсах. С татуировкой во всю спину, что расчерчена бесчисленным количеством шрамов. Ни от одного из них он не хотел бы отказаться. Он плел себе косу, когда было паршиво, и заплетал высокий хвост на свидания. Слушал тяжелую музыку и был поклонником классического американского рока, обожал современное искусство и инсталляции, гоночные треки и ночные корты, сложные заказы и вольную жизнь в США. И он действительно иногда не понимал, на кой ему это все сдалось. А потом оборачивался на своих парней и позволял себе легкую ироничную улыбку. Они с ним, за ним, его ребята, которые готовы были быть кем угодно, если только рядом. И потому сейчас они были такими же, совсем молодыми, яркими индивидуальностями. Личностями в одежде, которая нравится, с мыслями, которые никто не смог бы ограничить. Все это было чертовски правильно. Девятый сидел на своем привычном месте. В его глазах, во всей его позе так и читалось «у меня отличная идея, мальчики!» Это ужасно не нравилось Тсуне. Даспер уже был в кабинете, он стоял чуть левее своего опекуна и светло улыбнулся, столкнувшись взглядами с братом. Позже, конечно, одернул сам себя и нахмурился. Но искренняя, непосредственная детская реакция заставила сердце сжаться. Пройдет еще не мало времени, прежде чем он научится держать лицо в любой ситуации. Возможно, не будь всех ужасов мафии и весьма грустной истории семьи, Даспер вырос бы очень открытым и добрым ребенком. Таким живым и активным. Даже теперь он не замкнутый, не болезненный. Яркий и подвижный, любящий свою семью и готовый за нее сражаться. Готовый… Кулаки Савады сжались, потому что он, кажется, понял, что придумал Девятый Вонгола. Что тут было придумывать? Все придумано задолго до него. Десятое поколение появилось в самый разгар разговора, видимо, быть тактичным и дожидаться всех сторон конфликта Эспозито не стал. — Я требую исполнения обязательств! — непреклонным тоном высказывался Даниэль. — Был заключен договор, мы с вами десятки раз все обсуждали и пришли к согласию. Менять что-то сейчас категорически нельзя! Это неприемлемо! Тимотео словно вообще его не слушал, смотрел куда-то сквозь. Даспер хмурился сильнее, переживая и нервничая, но пытаясь за серьезной миной это скрыть. Реборн сверлил всех фирменным взглядом, наслаждаясь игрой и зрелищем. Это было так в его духе. — Все договоренности должны быть аннулированы, — вмешался Емицу, — в связи с новыми обстоятельствами. У Тсунаеши куда больше наследных прав, нежели у Даспера. Я вообще не понимаю, о чем мы с вами разговариваем. Это заявление вызвало бурю негодования у Эспозито, а Девятый позволил себе легкую полуулыбку. — Существует закон! — не отступал Даниэль. — Вонгола не просто назначила своим новым наследником Даспера Орейро, господин Савада. Вы уже начали передавать нам полномочия! То, что ваш сын оказался жив, не должно влиять на решенное дело, его мнение никого не интересует. В конце концов, он ненадежен, а его личность дискредитирована! Вам придется объяснять Альянсу положение! Тсуна хмыкнул, совершенно не скрываясь. Да, объяснять Альянсу. Тому самому, большая часть которого еще недавно, в этом же самом кабинете говорила, что всецело поддерживает Саваду Тсунаеши и только его. Эспозито явно был не в курсе последних новостей. Но пока он молчал. Хватало и того, что говорил его отец. — Репутация моего сына вас совершенно не касается, господин Эспозито! — ситуация не на шутку злила Емицу. И право слово, Тсунаеши считал, что зря Даниэль ссорится с его отцом. Внешний советник Вонголы был человеком специфическим, но никак не мягким. И обид не прощал вообще. — Решение принимать не вам. Более того, вы вообще имеете ко всему этому весьма сомнительное отношение. Чем больше они ругались, тем сильнее чувствовалась уверенность Девятого. Если до начала спора он еще сомневался, то теперь этих сомнений не осталось. — Господа, я попрошу вас помолчать, — твердо высказался Дон, все взгляды скрестились на нем. — Ситуация спорная, но прецеденты уже были. У Савады Тсунаеши больше прав на Вонголу, так как он является сыном Емицу Савады, внешнего советника Вонголы, и предположительным наследником Джотто Вонгола Примо. Обладателем сильного и ярко выраженного пламени Небесного атрибута гармонии, с полным набором признанных хранителей. Помимо большей чистоты крови, он так же признан кольцами и большей частью Альянса. Да, господин Эспозито. Разговор состоялся без вас, до вашего прибытия. Это не официальные заявления, но мнение большинства остались более, чем прозрачны. Однако процесс по передаче Дасперу Орейро, племяннику Емицу Савады, полномочий уже начался, и без веского повода я не могу их остановить. В следствии с этим, я предлагаю решить конфликт по старинке. И объявляю Конфликт Колец! Тсуна лишь на секунду прикрыл глаза, подтверждая свои худшее опасения. Его хранители фонили недоумением: ну, смешно же, что этот мальчик сможет против их Босса? Емицу хмурился сильнее прежнего, не желая столь явного и опасного противостояния своего сына и племянника, а Реборн прикрывал шляпой глаза. Что думал этот черт, Савада не знал. И если быть честным, то знать не хотел. Он повернул голову в сторону своего двоюродного брата и увидел в его глазах то, чего видеть не желал. Решимость. Обреченную, неправильную, но очень твердую. Стоять до последнего и попытаться сделать все и даже больше, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Мальчик лишь на секунду посмотрел на своего опекуна, кивнул ему головой и снова повернулся к Тсуне. — Каким образом вы хотите устроить Конфликт Колец, если у Даспера еще нет хранителей? — удивился Тсунаеши. Он не чувствовал привязки к кому-либо у брата, да и рано еще было, хранителей начинают собирать позже, даже при идеальных условиях пламя в столь юном возрасте нестабильно, не вошло еще в полную силу. Что уж говорить о застывшей пустыне Орейро. — Битва хранителей не более, чем формальность. Значение имеет лишь сила Небес и лишь их превосходство. Сражение будет проходить между тобой, Тсунаеши, и Даспером. Условия стандартные. — Дон Тимотео, он ребенок… — Тсуна понимал, насколько это бесполезно, что-либо говорить. Если он откажется сейчас, то это будет его право. Но и настаивать после этого на чем-либо он уже не сможет. А это признание, битва хранителей — формальность. Формальность! Которая чуть не стоила им всем жизни, тогда, в прошлом. Ничего себе формальность! Ничего не значит. Саваде потребовались все его силы, чтобы промолчать, но он был в бешенстве. В абсолютном, самом неприятном, так как изменить уже ничего было нельзя. — Тебе было четырнадцать, когда ты вступил в конфликт колец с Занзасом. И ты победил, — впервые заговорил Реборн, смотря на своего бывшего ученика. Он понимал все его сомнения и даже не пытался подбить его на что-то неправильное. Только подсказать, донести, что вот в этом случае у него нет выбора. Либо сражение, либо полная капитуляция во всех своих притязаниях. — Так с чего ты решил, что у мальчика нет шансов? Или ты настолько в себе уверен? Шансы у мальчика на самом деле были. Самым отвратительным в Конфликте Колец было то, что нельзя просто вырубить оппонента, легко и безболезненно. Много позже своей битвы с Занзасом Тсуна узнал, что смысл сводится не только к победе или мнимой демонстрации необходимых качеств. Суть в том, что на битве Небес необходимо продемонстрировать, собственно, саму битву. Раскрыть большую часть своего потенциала. И будь это иначе, Занзас размазал бы Тсунаеши по школьной площадке в первые десять секунд. Необходимо было выяснить, чье пламя сильнее, не чей опыт больше или же кто лучше подготовился. А Даспер был упрям до страшного, верен до смешного. И сражаться с таким вот, с целью и идеей, непоколебимой верой и чувством долга сложнее всего. Без травм точно не обойдется. По финальному решению на подготовку времени не дали. Битва должна была состояться вечером этого же дня, на открытом полигоне. Судить будут Девятый, Емицу и Реборн, хотя, было бы что судить. Больше всего Саваде хотелось попросить Даспера сдаться. Отступиться прямо сейчас, пока еще не поздно. Но он этого не сделал, потому что понимал всю бесполезность этой затеи. Потому что Даспер совершенно не был похож на самого Тсуну. В детстве, да и не в столь далекой юности, он бы с радостью отказался, дай ему такой шанс. Но вот когда отступиться предлагал Бьякуран… Злость и гнев на Тимотео, который решил пойти самым простым для себя путем, на отца, который это допустил, на себя, потому что не знает, что делать, скапливалась в душе, требуя выхода. Тсунаеши вернулся в свои комнаты, решив, что ему необходимо побыть одному. Сейчас ребята только поднимали со дна плохие воспоминания, весь тот страх и ужас, что он пережил во время своего Конфликта Колец. Вот теперь он оказался на месте Занзаса. Взрослый дядя, забравший не одну жизнь, против мальчишки, который борется за свою семью и убеждения. Разница лишь в том, что Даспер еще не знает, не должен, по крайней мере, что Тсуна все равно вынесет приговор и Даниэлю и Энн. И наверняка еще не одному члену его семьи. Ему бы сейчас не помешал совет Саги Орихары, его теплых глаз и пространной улыбки. Дипломатического таланта. Он всегда был человеком, который умел парой фраз расставить все по полочкам и мог помочь ответить на вопросы, которые мы боимся задавать себе сами. В тот момент Тсуна как никогда был близок к тому, чтобы ему позвонить. Чем бы это все не закончилось, ему очень хотелось услышать сейчас именно этого человека, того, с чьего появления начался его путь наемника, его путешествие в Америку. Судьба по привычке распорядилась иначе. В дверь постучались, совершенно символически и как-то чересчур уверено. Помещение обдало озоном, потянуло силой и уверенностью человека, который просто так ничего не делает. Хибари Кею Тсуна увидеть совсем не ожидал. Ирония, хотелось встретиться с тем, с кого начался путь в наемники, а пришел Кея, именно он был тем, кто помог принять Саваде одно из самых важных решений в жизни. Решение уйти. Кея уселся в кресло напротив, поставил на столик возле себя ноутбук и принялся что-то печатать с таким видом, будто бы это была его комната, а Тсунаеши там случайно оказался. Впрочем, Хибари все делал с таким видом. Молчание надолго не затянулось. — Савада, — привлек внимание облако, хотя оно и так в эту минуту всецело принадлежало ему, — тебе нужно успокоиться и перестать злиться. Тсуна дернулся, как от удара. И не то, что бы Хибари сказал что-то такое, просто было неприятно слышать это от него. Ведь именно Кея почти все пропускает через призму своей ярости, раздражения и гнева. Он вспыльчив, свободолюбив и раздражителен. — Я не просто так злюсь вообще-то. Неужели не понимаешь, насколько все это неправильно? Этот Эспозито, ты видел, до чего он довел ребенка? Ты вообще смотрел? — Тсуна знал, что Кея не тот человек, на которого можно было орать, но именно сейчас ему было наплевать. Хотелось высказаться, еще больше — вместе с Хибари на полигон часа на четыре. В полной выкладке, не сдерживаясь. Но сделать этого было нельзя. Однако Хибари удивил. Он не ответил привычной агрессией, даже не изменил позы. Смотрел спокойно и самую малость осуждающе. Хибари Кея! И Тсунаеши вспомнил, что сейчас все его чувства для ребят как на ладони. Связь только-только образовалась заново и пока, в ближайшее время, они будут очень остро воспринимать его недовольства. Стало немного стыдно. Совсем чуть-чуть. — Гнев очень специфическое чувство, Савада. Он намного опаснее, чем ты думаешь. Когда дело касается разрушительного поведения, ты и сам знаешь, чем это кончается. Проведи аналогию, скажем, с грехами. Гордыней ты ранишь только себя. Похотью или завистью еще кого-нибудь. А гнев, он не только подталкивает тебя к краю, но и когда ты через него переступишь, — Кея сделал паузу, заглянул Тсуне прямо в глаза, — то захватишь с собою кучу других людей. Наверное, это было самое длинное предложение, которое Тсунаеши когда-либо слышал от Хибари. И впервые тот говорил с ним… так. Делился опытом, давал совет. Сначала Мукуро, теперь вот Кея. Куда катится этот мир? Куда подевались его взбалмошные неорганизованные парни, которые творили постоянно черти что? — Тебе ли мне это говорить? — осторожно спросил Тсуна. Просто потому, что нужно было что-то сказать. И конечно же, Хибари это понял. — Не сравнивай меня и себя, Савада. Когда-то Занзас точно также сидел и злился на то, что ему придется отбирать принадлежащие ему по праву кольца у слабого никчемного мальчишки. И в итоге этот мальчишка его победил, если ты еще помнишь это, — в голосе послышалась жесткая насмешка. — А почти все, кто был на стороне Занзаса тогда, сильно пострадали. — Я бы никогда! — взвился было Тсуна, но Кея успокоил его одним только серьезным взглядом. — Ты уже когда-то, — сказано было так, что Тсунаеши понял, — все еще обижается. На все сразу, наверное, и за ребят тоже. — Спасибо, Кея, — нагнал его голос Неба у самой двери. Хибари замер на сотую долю секунды и едва слышно произнес, так, что Тсунаеши показалось, будто бы и вовсе послышалось. — Не за что, Зверек. Почему подобные мероприятия принято проводить под покровом ночи, Тсунаеши не понимал. Особенно учитывая то, что в особняке можно было резвиться круглыми сутками, территория была настолько отчужденной, что хоть косяками над домом пари, а свидетелей не будет. Но время было выбрано позднее. По скромному мнению Тсу, в одиннадцать лет в двенадцатом часу ночи нужно спать, а не сражаться за место Десятого Вонголы. Скидка делалась на то, что Даспер рос в мафии с детства и ему было не привыкать. Наверное, даже больше, чем ему самому. Полигон не представлял из себя ничего особенного, он был открытый и почти пустой, поросший травой, без деревьев или кустов. Специальные места для зрителей и судей были расположены по периметру и отгорожены мощными силовыми установками. Про себя Тсуна усмехнулся: его пламя такие не остановят. Если он захочет нанести прямой удар, то никого эти щиты не спасут. Никакие не спасут, ведь пламя гармонии не шутка. Народу было уйма, собрался весь особняк. Всем было интересно и все хотели зрелища. Это было даже символично, куча слабаков, которые пришли посмотреть на то, как творится история их семьи. По старой памяти и смеха ради Тсуна надел спортивный костюм, из особой ткани, пропускающий пламя, его ему подарила Джиро на прошлый день рождения, она вообще дарила только самые полезные вещи. Суперкомпьютер, специальные модификации, не сжигаемую одежду. «Для комфортных тренировок», — так она сказала. Куртку пришлось оставить, почему-то Тсуна был уверен, что подарку не жить, а ярко рыжая толстовка, да-да, именно рыжая с черным вороном на спине, уж больно нравилась. Перед боем он был уже полностью спокоен, Кея прав во всем, злиться уже бессмысленно и глупо, даже на себя. Теодору бы не понравилось его поведение и срыв, он учил Тсуну быть собранным и спокойным, действовать на трезвую голову, делать дыхательную гимнастику, отвечать за свои слова. Да, много чему он его учил, замечательно у него это получалось. Даспер стоял почти посреди площадки с закрытыми глазами, собираясь с силами или, может, что-то обдумывая. Фон от него шел ровный. В очередной раз Тсунаеши очень захотелось попросить сдаться, отступить и забыть обо всем этом, побыть ребенком. Быть элементарно благоразумным и думать о том, что ничего сделать он не сможет, все равно проиграет. Но понимал, насколько это бесполезно. Мальчику трудно, ему страшно, и понижать его самооценку и подрывать веру такими словами было бы неправильно и нечестно. Такого отношения он просто не заслужил. Когда Орейро открыл глаза, Тсуна осознал: все Даспер прекрасно понимает, но отступить не может. Он волнуется, ему страшно, и все это ужасно ему не нравится. Он готовился, к худшему ли или наоборот — непонятно. В отношении ребенка его интуиция словно приняла нейтралитет. Разбирайся сам, дорогуша. Савада оглянулся на хранителей за барьером: Хибари был спокоен и бесстрастен, Гокудера был настроен скептически и курил, Ямамото нервничал, хотя и не показывал этого, широко улыбался, Ламбо ждал зрелища с горящими глазами, Рехей кричал что-то невразумительное про победу и «всегда вперед». Мукуро был напряжен, хотя тоже этого не показывал, держа ехидную мину. Заметив внимание своего неба, он подмигнул и немного шально улыбнулся. Тсуне стало смешно. Его хранители, его семья, сейчас они ощущались совсем просто, читались как открытая книга, без малейшего усилия. Связь полностью закрепилась и была прочна как никогда. Повернувшись обратно, Савада ободряюще тепло улыбнулся и словил такую же улыбку в ответ. Между ними не было неприязни или вражды, и одиннадцатилетний Даспер все понимал. Понимал, что им обоим есть за что сражаться, есть за кого. Что все не просто. Какой сообразительный ребенок. Тимотео толкнул пафосную речь, но как-то без огонька. Едва ли кто-то его слушал. У Тсуны забрали кольцо, но это было чистой формальностью, свое кольцо он мог призвать откуда угодно, так как был признанным его хозяином. Доказывать это было глупо, но поделать ничего было нельзя. Все заняли свои места на сцене, на этот раз обошлись без Червелло. Тсу так и не узнал за все время, кто они вообще такие и откуда взялись. Занавес поднят, спектакль начался. Даспер сорвался в бой первым, он был быстрым, и многие из наблюдателей наверняка и разглядеть не смогли, как он оказался возле Тсуны. Просто желтая вспышка, с минимумом спецэффектов, но удар был принят на твердый блок, Савада и глазом не моргнул, будто знал, куда прилетит. Мальчик провел еще серию ударов и с разворота попробовал достать Тсунаеши ногой. Отлетел на пару метров и проехался по земле спиной. Хорошо, что не на камни. Как контратаковал противник, заметить не успел, но прикрылся. Даже хранители Тсунаеши не могли отследить все его движения, а Даспер держался, хотя бы половина ударов отражалась. Тсуна про себя восхищался, он так и в шестнадцать не мог, не то, что в одиннадцать. Встреться в свое время Занзас с этим ребенком — и ему бы досталось намного сильнее. Вот бы плавала самооценка… Нападения были скорее пробными, как с одной, так и с другой стороны, настоящий бой еще даже не начинался, противники прощупывали почву, обменивались любезностями. Даспер был куда серьезнее Савады, но это было закономерно. Как и то, что он первый взмыл в воздух. Манера боя у двоюродных братьев оказалась схожей, перчатки, скорость и голое пламя, очень символично. Два наследника Первого, Даспер даже больше был похож. Бил он жестче, яростнее, а вот летал хуже. Тсуна в воздухе был как рыба в воде, не просто держался, плавал, был подвижен и грациозен. Орейро сразу заметил разницу, под хмуростью и решимостью на секунду промелькнуло восхищение, но Тсунаеши не дал ему любоваться, выпуская пробную струю пламени. Не Х-баннером же в ребенка запускать. О своей неосмотрительности Савада быстро пожалел. Техники у мальчика были загляденье, помощнее многих. В первый раз это было неожиданно, Тсуна чуть не попал под поток ревущего пламени, опалило щеку, даже собственный защитный покров не помог. Даспер был на таблетках, Тсуне это не нравилось, но, как он понимал, без них пламя Орейро даже выпустить не может после всего, а правильно учить его просто некому, вот и травят. В ответ Савада запустил мощную волну. Хотя Даспер и увернулся, досталось ему куда сильнее, руку он баюкал, но даже не вскрикнул. Хорошая выдержка. Быстро выяснилось то, что выяснять было и не нужно, мальчик очень сильный и талантливый, достойно держался, но у него не было ни шанса. Они летали по всему периметру, обмениваясь ударами и пламенными всплесками разного вида, словно красуясь перед зрителями. Выглядело эффектно. Но те, кто много проводил в поле, точно знали: настоящие битвы ведутся не так. Настоящие бои быстрые, жесткие, страшные. Это не светопреставление со спецэффектами, не пируэты в воздухе, какими можно кормить только подростков. Тсунаеши давал Дасперу возможность показать все, на что он был способен, стараясь не быть резким и не повредить мальчику всерьез. Было трудно, убить всегда проще, чем вот так вот… Очень помогал опыт охот с Ривер Пауле, яркая взрывная блондинка вспомнилась не к месту, но отозвалась радостью в сердце. Тсуна по ней очень скучал. С каждой секундой Даниэль все больше мрачнел. Он буравил дерущихся тяжелым взглядом, обжигал ненавистью Саваду и презрением Даспера, когда тот поворачивался к нему спиной. Едва ли Орейро, которого Тсуна гонял по всей площадке, мог обращать внимание на зрителей, но сам Тсунаеши видел. Увиденное не нравилось. Мстительно он, будто бы промахнувшись несколько раз, попал прямо в сторону Эспозито и Энн, щиты выдержали, так как действительно убить Тсуна не хотел, но Даспер злился. Было видно, что он начал уставать, что его запал кончается. Бой подходил к концу, Тсунаеши выдыхал с облегчением про себя. Очередным толчком он отправил Даспера на землю, по стечению обстоятельств, тот весьма резко впечатался прямо возле трибуны, свалился мешком под ноги Даниэлю. Подняться уже не смог. Пытался, но у него не получалось. Тсуна приземлился следом, замер на секунду и начал медленно приближаться. — На этом все, Даспер. Ты должен признать поражение, — Тсунаеши говорил уверенно, чтобы его действительно послушали. Все смолкли, ожидая, что ему ответят. Даспер прикусил губу, он действительно пытался встать, но был всего лишь ребенком, который и так показал куда больше, чем кто-либо мог рассчитывать. Его тело было еще слишком слабым для такого, он устал и его ждала долгая реабилитация после такой выкладки с пламенем. Тсуна мысленно уже думал, что попросит Берджа помочь, хороший врач быстро поставит ребенка на ноги. — Не смей сдаваться! — громко прошипел Эспозито, он выглядел яростным и каким-то больным, бледным. Даспер смотрел на него и жмурился, пытаясь собрать остатки сил, не разочаровать. Он боялся, он знал, что после проигрыша это неминуемо случится. Тсуна ждал, потому что вырубить ребенка у него не поднималась рука, да и это не по правилам. Вот если бы он потерял сознание при падении, тогда — да. — Ты разве не понимаешь, что он убьет тебя! Убьет Меня и Энн, разрушит твою семью! — Даспер в ужасе расширил глаза, ему не верилось, что человек с такими глазами, с такой теплой силой, как Савада Тсунаеши способен на такое, но Даниэль никогда его не обманывал. Он всегда говорил только правду, всегда поддерживал и был на его стороне. И выглядел действительно напуганным. Пламя запульсировало, причиняя боль, но эта боль, она была такой привычной и нестрашной, что не стоила внимания. Появились силы встать и ладно, да и какая разница, что это очень вредно для организма, что так вообще нельзя? Даспер встал, посмотрел на Тсуну, словно спрашивая, ты действительно это сделаешь. Савада поморщился, выражая презрение к Эспозито. Мерзкий и жалкий, он ни перед чем не был готов остановиться. — Ты правда это сделаешь, ты хочешь убить мою семью? — с каждым выкриком пламя Даспера билось сильнее, выходило в пространство толчками, глаза заплывали желтым, горели изнутри. Лавовая пустыня трескалась, пропуская уже не крохи, а потоки огня, сила разливалась, сила Неба, чистокровного и очень одаренного. От такого потока почти все закрывались как могли, энергия слепила и была действительно страшна. Тсунаеши стоял в самом эпицентре и принял на себя удар, он отгораживал своих гармонией, твердо стоя перед лицом бушующей не подконтрольной силы. — Конечно, сделает! Он хочет моей смерти, он хочет смерти Энн. Он заберет у тебя все, что есть. Ты останешься один, никому не нужный! Ты должен убить его, Даспер! Это единственный выход, во имя твоей семьи! В память о твоих родителях! Чтобы отец тобой гордился! Трезвость полностью оставила Орейро, он кинулся на Тсуну, как берсерк, выжигая все вокруг. Саваде было сложно, ему нужно было защищать тех, кто вокруг, так как до конца боя они не могли покинуть полигон, и не пропасть самому. Удары были полны отчаянья, мальчик кричал и, кажется, совершенно себя не контролировал. А Тсунаеши даже не мог опровергнуть его обвинения. Потому что он действительно собирался убить Даниэля и точно знал, что Даспер почувствует его ложь, в конце концов, у него тоже есть интуиция. Не такая, как у Вонголы, но все же она была. — Почему? Почему ты хочешь лишить меня всего? Что я тебе сделал? Я не позволю тебе их отобрать! Савада отбивался, раз за разом принимая мощнейшие удары, нивелируя их силу. Он не знал, что сказать разозленному ребенку, который защищает то, что ему дорого. Ситуация стала совсем как тогда, пять лет назад. Занзас хотел убить всех его хранителей и его самого или делал вид, что хотел убить. А Тсуна отчаянно защищал на грани возможностей. У Даспера грани не было, а вот возможностей было больше, он сжигал себя в буквальном смысле. Атаки Савада стал отражать льдом, обращая в него все пламя, направленное в свою сторону. Но Даспер стал быстрее, лед за ним просто не успевал, осколки падали на землю. На происходящее было страшно смотреть. — Даниэль замечательный. Он меня спас, он восстановил семью. Я не дам тебе… не позволю! Слушать это было жалко, тяжело. И что делать, как не навредить еще сильнее Тсуна не знал, сейчас он даже подобраться толком к мальчику не мог, чтобы его как следует не приложило. Да и остановить выброс самостоятельно, своими силами, у Даспера уже не получится, даже если он этого захочет. Он еще не понимает этого, но контроль уже не вернет. И пламя будет выходить и уничтожать все вокруг, пока не кончится. Пока в нем не останется ни капли и он не сгорит вместе с ним. Изнутри. Тсуна сбегал от самых яростных атак и приказывал себе думать. Думать, что он может сделать, что сделал бы Реборн, что сделал бы Теодор. Решение пришло внезапно. — Он подстроил смерть твоей семьи! Это он их всех убил, а не ты! Мальчик замер, пламя все так же выбрасывалось, но сам он завис с воздухе с ошарашенным лицом. — Ты врешь! Будь он спокоен, он бы почувствовал, понял, что ему не врут. Он вообще очень хорошо чувствовал Тсуну еще даже до их знакомства. Но он не мог. Он был в самых разнузданных чувствах и не мог поверить его словам. Тсуне этого было и не надо. Нужно было только еще больше подтолкнуть. — Энн воздействовала на тебя пламенем тумана. Она тебя спровоцировала по его приказу. Это был переворот, Даспер. Они тебя обманули! Орейро и сам не заметил, как из его глаз полились слезы. Он сам не верил в эти слова, почти не верил, но что-то внутри него приняло это. Почувствовало и приняло. Губы ребенка искривились, из горла вырвался полузадушенный всхлип, переросший в крик. Громкий и отчаянный, он полностью потерял контроль, совсем как в тот вечер, когда погибла его семья. Только сейчас винить в этом было некого, он не справился сам. Пламя забушевало сильнее, грозясь разорвать изнутри, все вокруг затопило яркой вспышкой. Тсунаеши понял, что это все. Такой выброс пламени этот ребенок просто не переживет, а значит самое время. Люди вокруг легли на землю, на всякий случай, мощь и предстоящий взрыв почувствовал каждый. Он рванул к Дасперу на самой большой скорости, пламя сбило его на полпути. Пробиваться было сложно, Савада поглощал чужую силу с такой скоростью, что сам не понимал, как ему это удавалось. Когда он наконец смог подобраться к мальчику, понял. Вовремя, к самому пику, успел. Почти как колыбель, только наоборот. Тсуна не превращал чужое пламя в лед, он пропускал его полностью через себя, вбирая все, что было возможно, и отдавал его обратно Орейро, заполняя пустоту. Он понимал, что если в ребенке пламя закончится, то он умрет, просто нечему будет поддерживать в нем жизнь, все же носители посмертной воли были напрямую зависимы от своей силы, спящей ли или же полностью активной. Даспер кричал, он плакал и он не мог остановиться. Тсуна не обращая внимания на обгорающие руки, крепко держал и старался сделать все, чтобы ребенок выжил. Если ему не удастся, то он никогда себе этого не простит. Давил своей силой выбросы, действовал гармонией. Было бы куда проще, будь у Даспера хранители, но их не было. Разделить с ним боль было некому, поэтому Тсуна взял все на себя. Он обнял мальчика, крепко к себе прижал. Его пламя заполняло Орейро, заставляло его утихнуть, вернуться обратно. Тсунаеши хотел только одного, чтобы мальчик выжил. Вместе они все исправят, нормально познакомятся. Он будет его учить, поможет. Только бы выжил, сильный же, решительный. Яркая вспышка ознаменовала конец. Резко все воздействие пропало, и те, кто не потерял сознание, смогли оторваться от земли. Давить прекратило. В центре того, что осталось от полигона, стоял Тсунаеши, в наполовину сожженной одежде и с полностью обгоревшими руками, крепко прижимая Даспера к себе. Емицу кинулся к ним даже быстрее всех Тсуненых хранителей, никогда прежде ему не было так страшно за своего ребенка, за них обоих. Несмотря на ранения, Тсуна твердо стоял на ногах и падать не собирался. Он передал Даспера на руки отцу. Поднял злой взгляд на Тимотео, выражая молча все, что думает. — По итогам битвы колец, я, Ноно Вонгола, Дон Тимотео, признаю право наследования за Савадой Тсунаеши. Поздравляю! Ты можешь забрать кольцо, оно твое по праву, — говорил он пафосно, как и полагается, и, кажется, о случившемся даже не пожалел. — Оно мое по праву, — спокойно ответил Тсунаеши. Он поднял руку вверх и сжал кулак. Яркая вспышка — и кольцо оказалось на его пальце поверх перчатки. — Но это право определяете не вы. Вместе с отцом и Даспером Тсуна направился в больничное крыло. Ему тоже нужна была квалифицированная медпомощь. Хранители выстроились за ними и по бокам, охраняя. Конфликт Колец подошел к концу.