Судьбоносная месть преподу

Я все-таки возымела смелость и не пошла на физкультуру, отмазавшись тем, что меня вызвал к себе физик. Поэтому, когда я заявилась на седьмом уроке к Глебу Дмитриевичу, он явно этого не ожидал, потому что нашла я его в кабинете, лежащим на первой парте и болтающим по телефону. Хлебушек меня не видел, зато я его и видела, и слышала. — Да, Ань, я на работе еще, — чуть устало отвечал в трубку физик, — да вот, приходится ждать одну нерадивую ученицу, чтобы отдать ей ключи от кабинета и сбежать к тебе, — он что, собирается меня бросить? — да вот, предложение мне сделала очень интересное, пришлось заставлять убираться в кабинете, а кто же знал, что у нее семь уроков! — Стужев смотрел в потолок и улыбался. — Вы всем на меня жалуетесь? — подала голос я, потому что не могла больше наблюдать за счастливой мордой препода, которая портила мне весь настрой. — Рижская, стучаться надо, когда в кабинет ко мне заходишь! Не у себя дома, между прочим, — возмутился Хлебушек, поднимаясь с парты. — Да я из-за вас в школу уже, как в дом родной хожу, — я выказала свое недовольство и прошла в класс, затем сбросила портфель именно на ту парту, где минутой ранее лежал Глеб Дмитриевич. — Ладно, пока, — попрощался с Аней учитель и убрал телефон, — короче, Апполинария, ты уже знаешь, где тут тряпки и швабры. Я бы посидел с тобой, но у меня возникли важные дела, — ага, дела, как же. Верю-верю и в ус не дую. — Ага… — Ключи доверяю тебе, потом отнесешь на вахту, — Стужев явно торопился и метался по кабинету в поисках чего-то, но потом остановился и посмотрел на меня. — Ла-адно, — как болванчик киваю я, лишь бы он побыстрее свалил, и я, кое-как повозив тряпкой, свалила домой, — вы кстати обещали совместить приятное с полезным! Ни приятного, ни полезного я тут не вижу, — надулась я. — Рижская, уборка полезное дело, а приятное я могу устроить тебе хоть сейчас, — физик начал грозно надвигаться на меня, а я так и хотела заорать, что вообще-то пошутила, но ведь не шутила же… — Вас там вроде ждали, — начала что-то бормотать я. — Ничего, Апполинария, еще подождут, а я пока тебе приятное устрою, — Глеб Дмитриевич остановился прямо напротив меня, его рука схватила меня за подбородок и приподняла голову, — Не передумала? — я молчала, а Стужев решил действовать. Я так надеялась, что он поцелует меня в губы, но не тут-то было. Мужчина с коварной улыбкой наклонился ко мне и укусил шею! Я взвизгнула от неожиданности. — Убирайся, давай, Полина. А я завтра оценю твою чистоплотность, — еще один легкий укус в шею, а затем едва ощутимый поцелуй. Я выпала в осадок просто. Белый и творожистый, как при качественной реакции на анионы первой группы при участии нитрата серебра. — До свидания, Глеб Дмитриевич, — только и смогла выдавить я, когда препод с веселой улыбкой выходил из кабинета. — Мудила, — прошептала ему в след, — чтоб ты своей лыбой счастливой подавился, — все так же агрилась я на Стужева. — Надеюсь, тебе икаться будет, Стужев, — рычала я, пока вытаскивала тряпки и швабру, которая никак не хотела выйти на свет божий. Но в этой жестокой борьбе я осталась победителем. И стоило мне повернуться со счастливой улыбкой, как я своим бедром задела учительский стол и на пол упал журнал какого-то класса. Я тут же подлетела и подняла его, а потом поняла, что вообще-то это журнал нашего класса. И открыт он как раз таки на физике. Отличненько! Я нашла свою фамилию и стала смотреть оценки, совсем позабыв про уборку. А ведь они были не такими плохими, я даже порадовалась. Но стоило мне дойти до конца строки, и я завизжала. — О, ГОСПОДИ, ГЛЕБ ДМИТРИЕВИЧ, Я ВАС ЛЮБЛЮ, МУДАК ВЫ ЭТАКИЙ! — верещала я на весь кабинет и улыбалась, позабыв не только об уборке, но и о том, что в соседних кабинетах так-то идет урок, а тут я визжу, как резанная. А ведь все дело было в том, что за реферат Стужев поставил мне четыре! ЧЕТЫРЕ! И даже нарисовал итоговую такую же красивую и ровную четверку! Мне не надо было больше исправлять долги и корячиться. — Мне было бы приятно, если бы ты, Полина, не назвала меня мудаком, — раздался за спиной голос физика. — Упс… — Так и знал, что опоздаю. Хотел же еще утром унести журнал, а тут забыл, — страдальчески сказал Глеб Дмитриевич и вздохнул, — ну вот, теперь ты видела оценку. И чем мне тебя теперь шантажировать? — я сначала не поняла о чем он, а потом врубилась. Я ведь теперь могу не убираться в кабинете и свалить! — Беги уже, Рижская, по глазам вижу, что домой хочешь. Я тут сам уберусь, — журнал перекочевал в руки Стужева, а я так и осталась стоять. — Глеб Дмитриевич, может, я все-таки уберусь? У вас же там свиданка, все дела, — мое решение пожалеть препода появилось только из-за того, что он поставил мне хорошую оценку. — Ну, Рижская, если ты так упрашиваешь, — Глеб улыбнулся и, перехватив поудобнее журнал, пошел на выход из кабинета. — Только можно уточнить? Это точно журнал нашего класса, а то вдруг Вы другой Рижской А.П. поставили четыре, а я за нее тут полы драить буду, — пошутила я на прощание. — Слава Богу, ты у меня единственная! — хохотнул в ответ Стужев и обернулся, — двух таких засранок я бы не пережил. Так что, знай намывай полы. — Конечно, я тут полы мыть буду, а вы на свидании отдыхать. Я-то чисто из вежливости предложила, кто же знал, что вам чуждо такое. — Рижская, уберешься, отучишься, потом может и позову на свидание, — я так и не поняла, шутил ли Глеб Дмитриевич, но за швабру все-таки схватилась, — кстати, к Раисе Андреевне можешь не ходить. Не помню, говорил или нет, — и с этими словами он ушел. А я принялась намывать пол в кабинете…