Судьбоносная месть преподу

Наконец-то наступил конец четверти. Последний день учебы, в который мы, конечно же, не учились и школьная дискотека, а затем неделя свободы. В этот день не только у учеников было шило в жопе, но и у учителей. Им, наверняка, не хотелось никого учить, особенно, когда оценки уже выставлены и темы выданы. Ну, а нам что? Мы и рады «посидеть тихо». Только это самое тихо можно было слишком громким. Мы орали и во весь голос обсуждали предстоящее пати и кто во что обрядится. Оставался последний урок в этой четверти, и проходить он должен был у нашего самого «любимого» рыжего дьявола, по имени Глеб Дмитриевич. Конечно же все надеялись, что и на физике мы делать ничего не будем, но не тут-то было. Принципиальная рыжая зараза решила начать темы следующей четверти. Наши радостные улыбки вмиг погасли. Вот так и лишают надежд. Стужеву похоже было «по кайфу» нас мучить, но мы старались не сдаваться и продолжали ныть и что-то мямлить про последний день в четверти. — Колтухина, да успеешь ты себе еще платье примерить! После школы еще несколько часов будет, а я не виноват в том, что нам сегодня поставили физику. Я не собираюсь тратить часы понапрасну и упускать новую тему, а то потом начнется на контрольной «Глеб Дмитриевич, мы же такого не проходили!». А потом нытье за плохие оценки и, не дай Бог, месть, — на этом моменте взгляд Стужева упал на нашу парту, под которую я тут же спряталась, оставляя Юнону мучаться и страдать. А я в домике! — Да ну, Глеб Дмитриевич, мы дома конспект восстановим! Ну, честное Пионерское! — не унимался Димасик с последней парты. — Дмитрий, был бы ты для начала пионером, а так твои слова ничего не стоят. Да и тем более, какой смысл от вашего конспекта? Никто же все равно его даже не прочтет. Вы же пишете даже не глядя! — спорить с таким сильным оппонентом было бесполезно, поэтому все замолчали и начали смотреть на меня, спрятавшуюся под парту. Так я не поняла! Это что еще за взоры ясные? Неужели они хотят меня на съедение этому Хлебушку отправить? Ну, нет, я пас. Юна схватила меня за футболку и вытянула из-под моего укрытия, не забывая, при этом, смотреть на меня своими глазками. — Так, Глеб Дмитриевич, начинайте уже урок и отсадите меня от Юноны, а то она меня сейчас уломает у вас канючить часик отдыха. Я-то знаю, что смогу Вас переспорить! — самодовольно высказала я и повернулась к Стужеву, которому мое заявление не понравилось. — Рижская, ты сейчас из кабинета выйдешь. — Он что, обиделся что ли? — Это еще за что? — За свои игры в прятки! Долго ты собиралась сидеть под партой? — говорить о том, что я вообще-то вылезать до конца урока не хотела, я не стала. А то бы реально за дверью оказалась, как нефиг делать! — Ну, Глеб Дмитриевич, посмотрите, как мы устали от знаний по физике! — наш разговор тихо и мирно начал переходить в легкую перепалку. — Да, особенно ты, Апполинария, прямо-таки умираешь, но внимательно слушаешь и вникаешь в мой предмет и совсем не прогуливаешь, не опаздываешь и не споришь со мной на уроках, — Глеб Дмитриевич говорил спокойно, но все равно я поняла, что он чем-то недоволен. И этим чем-то была я. — Так давайте вспомним и мои садиковские грехи, может быть? Я вот в яслях отказывалась кашу манную есть и начинала кидаться ею в нянечку. Жаль, что в Вас учебником физики кинуться не могу. Вы-то и сдачи дать можете. Например, оценку исправите за четверть. Вам же это не чуждо, — кажется, о проведении урока было забыто. Это, несомненно, плюс, а вот то, что мне сейчас от учителя прилетит — это минус. — А ты попробуй, Рижская, — взял на слабо меня препод. — Нет, спасибо, — я улыбнулась, но за учебник все равно взялась. Ну, на всякий случай. — Ну, тогда помолчи и лучше достань тетрадь. Это всех касается! И тут произошло то, чего никто не ожидал. Даже я. Моя рука сама по себе запустила в полет учебник по физике за десятый и одиннадцатый класс. Летел он очень эпично и красиво, пока его не словил Стужев. — Вышли все нахрен из кабинета! — зарычал Глеб Дмитриевич так неожиданно, что все повскакивали со своих мест и вылетели из кабинета. Ну, а я за ними. — Рижская, стоять! Я ускорилась и, не рассчитав, влетела в только что одноклассником закрытую дверь. Вот урод! Узнаю — кто, убью! — Беги, — прорычал учитель, а я и стартанула. Ага, вглубь кабинета. Ну и дура я! — Глеб Дмитриевич, ну, вы же сами предложили мне его кинуть! — верещала я, улепетывая от Стужева, который, в отличие от меня, шел не спеша. — Ты мне урок сорвала, Апполинария! — все такой же яростный рык. — Называйте меня лучше Рижской, не так страшно звучит! — взмолилась я и попыталась перепрыгнуть парту. Ага, белка-летяга нашлась тут. В общем, врезалась я в парту и меня в оную тут же вжали. Я своей пятой точкой чувствовала бедра преподавателя. От этого было совсем неловко. — В этот раз, Рижская, тебе не поздоровится! — прошептал на ухо Стужев. — Да я не сомневаюсь. Только девственности не лишайте, — решила неудачно пошутить я. Ага, кто же знал, что шуточка совсем не в тему. — Так, если что, я у тебя первым буду? — мне сначала показалось удивление в вопросе, а потом я поняла, что вообще-то с учителем стою. — Может, отпустите и мы мирно разойдемся? — Сегодня, Рижская, мирно разойдется только молния на моих брюках, — усмехнулся Глеб Дмитриевич и еще сильнее вжал меня в парту.