Судьбоносная месть преподу

Мои руки задрожали, когда я поняла, что мне не выбраться из крепкой хватки учителя. Звать на помощь было бесполезно, потому что шел урок, а одноклассники, наверняка, свалили. Я чувствовала своей макушкой тяжелое и горячее дыхание. От этого было не по себе. Сначала мне хотелось вывернуться, и я даже попыталась, но поняла, что прижата не хило. — Глеб Дмитриевич, вы не в себе! Отпустите меня, пожалуйста, — очень тихо пробормотала я, но была уверенна, что он все отчетливо слышал. — Зачем, Рижская? — его левая рука легла на мою талию и прошлась выше, остановилась и едва коснулась груди. — Мне в таком положении неудобно извиняться перед Вами. Лица не вижу, — откуда взялась смелость, я так и не поняла. — А ты уже извиняться хочешь? Я ведь еще не начал даже, а ты уже сдалась, — усмехнулся, но сделал шаг назад. Я сразу почувствовала, как дышать стало легче. Резко развернулась, отчего закружилась голова и облокотилась пятой точкой об парту. — Знаете, я не понимаю, что вы хотите от меня, Глеб Дмитриевич. Это бесит и выводит из себя. Не ваша игра, а мое недопонимание. Может быть я не совсем осознаю что-то, может, слишком маленькая для всего этого, — воодушевленно начала я, но быстро сдулась. — Тебе не приходило в голову, что я так мщу тебе за твои выходки со страничкой Ксении? — Стужев говорил так спокойно, будто реально новую тему по физике объяснял, а не отношения со мной выяснял. — Вы же не маленький, чтобы обижаться на такую ерунду, — нет, ну, не могу я в это поверить. — Знаешь, Рижская, я тоже человек, если ты не заметила. Не очень приятно, когда ты сближаешься с человеком, а потом оказывается, что это дикий наеб малолетки. Хотя бы утешь меня, скажи, что тебе было весело, когда ты разводила тупорылого, ни о чем не подозревающего преподавателя, — когда Глеб Дмитриевич со своей стороны пересказал ситуацию, то я поняла, что, вообще-то, это должно быть очень обидно, и я бы за такое убила. — Мне было не весело. Я вас ненавидела в тот момент! А теперь Вы ведете себя не лучше, чем «малолетка», наебавшая вас. Чего Вы хотите добиться своими домогательствами? Влюбить меня в себя пытаетесь? — Ну, ты же пыталась влюбить меня в человека, которого выдумала на пустом месте! — спокойствие ушло на второй план. Стужев почти орал на меня, но стыдно мне почему-то не было. — Чтоб Вы знали, я не выдумывала образ Ксении. Только ее имя! Все эти слова, что я писала Вам — были от моего сердца! Их писала тебе я, а не какая-то там Морозова, которой и в помине нет! — я из последних сил держала слезы, которые подкатили совсем неожиданно. — Рижская, хватит оправдываться, — удар кулаком по парте. Ему больно, но Стужев сохранил свое лицо. Я вся сжалась, пытаясь спрятаться от его взгляда. Не хочу его больше видеть. Не хочу его знать. Хочу, чтобы меня обняла мама, сказала, что я маленькая и глупенькая и все бы вернулось на круги своя, как было до появления Стужева. — Я не оправдываюсь, а вот Вы своими действиями явно пытаетесь оправдаться, — я всхлипнула, но продолжила полусидеть. Не смотрела на Стужева, потому что понимала, что стоит поднять взгляд и все, слезы сами потекут по щекам. — Не я это начал, но, похоже, мне это заканчивать, — преподаватель сделал шаг ко мне и обнял меня за плечи, бережно прижимая к себе. — Рижская, ты просто меня выбесила. Даже моей младшей сестре такого не удавалось, хотя она пыталась. — Ну, я же в итоге свела Вас с Аней, так что спасибо бы сказали, — сквозь всхлипы пробормотала я, прижимаясь посильнее к мужчине. — У вас есть сестра? — Да, есть. Та еще заноза в заднице, на самом деле, но ты хуже, Полина, — мягкое касание губ на моей макушке, — А с Аней у нас сложились не плохие отношения, но только дружеские, — Глеб Дмитриевич начал гладить меня по спине. — Я не старался влюбить тебя в себя, чтобы ты там не надумала, — я прикрыла глаза, потому что слезы все-таки потекли. — Вам и не надо было стараться. Я уже сама все сделала, — ага, влюбилась, как дура. Благо, я бормотала это в рубашку учителя, и вряд ли он что-то разобрал. — Повтори, Апполинария, — попросил рыжеволосый мужчина, что до этого момента так бережно обнимал мои плечи. О, нет, я взяла себя в руки и решилась. Толчок немного смутил Стужева и это дало мне фору. Я вырвалась из его объятий и побежала из кабинета, не забыв схватить свой портфель. А теперь главное — бежать! *** На дискотеку идти не хотелось, тем более после таких откровений с Глебом Дмитриевичем. А то, что он будет там присутствовать, я не сомневалась. Но вытащила меня Юнона. Она приводила такие аргументы в пользу похода на школьную пати, что я даже слова против сказать не могла. Добила меня мама, сказав, что раз учеба закончена, то надо ее отпраздновать. Но я-то знала, что вообще-то у нее сегодня выходной, и она хочет отдохнуть заодно и от меня. Поэтому я быстро собралась и пошла к Юноне. Ничего броского и шикарного на себя не напяливала. Просто надела красивое кружевное белье и сверху натянула черное платье чуть выше колен. Разряжаться, словно клоун, я не решилась. Единственный абсурд, который позволила — это напялила черные кеды, вместо положенных туфелек на каблуке. *** Как ни странно, но на дискотеку, устроенную Райкой-тусовщицей, пришла почти вся школа. Актовый зал был наполнен до отказа, поэтому найти кого-то в этой толпе было нереально. Я просто, как обычно села на свободное место и стала смотреть. Ребята тусили под разные популярные песни, а кто-то даже подпевал. Иногда среди школьников мелькали учителя, которые, похоже, успели в кабинете химии хряпнуть реактивчика с небезызвестным названием «этанол». В общем, все танцевали, смеялись, шутили, болтали. И в этой толпе я потеряла Юну, но она по-любому пошла искать Кирилла или кого-нибудь еще. Собственно, миссия подруги заканчивалась еще у входа в школу. Меня ведь никто не затягивал внутрь. Я самолично вошла в ненавистное здание и пошла к актовому залу. Сидеть на жопе смирно было очень скучно, и я решила прогуляться по залу. Ну, и как обычно, стоило мне поднять свою пятую точку, и я напоролась на Глеба Дмитриевича. — Здрасьте! — крикнула я, пытаясь обойти его. — Стоять, — схватил за руку и остановил. — Рижская, пошли выйдем, — и потащил меня на выход. За нами наблюдала добрая половина школы, но рыжего это вряд ли волновало. Я сначала не поняла, куда меня привел Глеб Дмитриевич, а потом заметила исписанные стены и по плечам прошелся холодный ветерок. — Зачем Вы привели меня в курилку? — возмущенный тон, а сама смотрю с интересом. Да, Полина, логика — это не про тебя. — Стой, — Стужев достал откуда-то флягу, открыл и начал жадно пить какую-то бурду. При чем явно алкогольную. — Держи и пей! — подает мне. Так, понятно, кто-то уже поддатый. Я хотела отказаться, но взгляд препода явно говорил о том, что не стоит этого делать. Ну, я и хлебнула. Коньяка, похоже. И пивнула не хило. Тут же горло обожгло, но я проглотила. Начала кашлять и хватать ртом воздух. — Ну, я же тебе не 96-процентный спирт предложил, что ж ты так кривишься, Рижская? — Стужев подходит ближе, хватает своей рукой мой подбородок и улыбается. — Глеб Дмитриевич, а почему Вы пьяный? — самый лучший способ спастись — это задавать тупые вопросы. — Да вот, одна ученица вывела сегодня, а я, как дурак, наебался в мясо, — все также улыбается и смотрит, будто чего-то ждет. — Надеюсь, что речь не про меня, — тихонько ляпнула я. Вместо ответа я получила поцелуй. Мой учитель вновь поцеловал меня. Его губы такие горячие, со вкусом выпитого алкоголя так резко и небрежно накрыли мои, что я ничего не успела понять, кроме того, что мне это нравится. — Глеб… — опять целует, не дает сказать, — … Дмитриевич… — периодически успеваю озвучить я, но его язык начинает играться с моим, и я вновь отдаюсь поцелую. Еще секунду назад я понимала, что так нельзя. Он — мой учитель, я — его ученица. И вот спустя мгновение мы увлеченно целуемся у стен школы. Стужев уже пьян, а я в процессе. Хотя мой мозг соображает уже хуже, чем у физика. А вот нефиг целовать влюбленную дуру! Все-таки отрываюсь от такого желанного рта и перевожу дыхание. — Стужев, блять! — я понимаю, что он пьян, но это не значит, что рыжий потом мне это не припомнит, — мы в школе! Вы — мой учитель. Возьмите себя в руки и пиздуйте домой. Хватит меня домогаться, — взгляд Хлебушка явно дает понять, что мужчина еще соображает и все осознал. И тут мой мозг начинает загонять мне, что потом я буду жалеть, если отпущу препода сейчас. И только стоило мне это осознать, как мои губы уже сами целуют учителя. Сначала в скулу, затем смещаются на его чуть приоткрытый рот. Я бы могла свалить все на алкоголь, но хотела ли я думать, что пьяна? Что не отвечаю за свои действия? — Рижская, — выдыхает мне в губы Глеб и вновь с упоением целует. Я в его объятиях, в его власти. Руки мужчины лежат на моей талии, но вскоре скатываются на ягодицы. Глеб Дмитриевич подхватывает меня за них, и я уже, словно обезьянка, обвиваю его бедра своими ногами. Его губы резко прекращают целовать мой рот и переходят на шею. Откидываю распущенные волосы, чтобы ему было удобнее и начинаю тихонько постанывать. За это, несомненно, становится стыдно. Но так приятно мне еще не было. Зубы Стужева чуть прикуснули мою кожу, а мои руки вцепились в его волосы. Голова откинута, губа прикушена, тело напряжено. Не хочу испытывать такие приятные ощущения. Совсем не хочу. Хотя, кому я вру? — Нас могут увидеть, и тогда проблем не оберемся, — разум возвращается так резко, что становится плохо. — Рижская, ты умеешь портить не только мои уроки, но и такие приятные моменты, — усмехается и его голова ложиться на мою грудь, — я же тебя не трахаю тут. Да, и тем более, там все в дупло уже, — я замечаю, что мужчина слушает стук моего сердца и мне становится неловко, ибо оно колотится так сильно, будто меня только что реанимировали. — Мне стыдно, — я осматриваю себя и понимаю, что не зря. Я вишу на собственном преподавателе, мое платье задралось просто выше некуда, на шее, наверняка, алеет засос, волосы растрепаны. — Ты выглядишь мило, — все также прислонившись головой к моей груди, говорит Стужев, — нам пора возвращаться. — я все также не понимала, что было сейчас в курилке, на диком холоде, но воспоминания будоражили кровь. Сползла с преподавателя и пошла обратно в школу. Я не стала его ждать. По пути поправила платье и волосы, прикрыв ими шею. Я слышала шаги позади себя и знала, что за мной следует он. Тот, кто за несколько секунд довел меня до безумия. Тот, кого мне хотелось даже сейчас. Это было странно. — Рижская, стой! — я все так же шла, будто не слышала его хриплый голос вовсе. — Блять, Рижская! — молчу и иду, хотя шаг сбавила. — Полина, остановись уже! — и тут я резко останавливаюсь, Глеб Дмитриевич не рассчитывает расстояния и влетает мне в спину. Я с визгом лечу вперед, но он успевает меня подхватить и куда-то втаскивает. Ничего не понимаю, но вижу, что кругом темно. — Глеб Дмитриевич? — тихо зову я, хотя прекрасно чувствую его руку на своей талии. — Хватит уже со своим «Дмитриевич». Я тебя уже дважды чуть не отымел, а ты все по отчеству зовешь, — хрипло говорит он, пока его рука убирает волосы с моей шеи, затем следует краткий поцелуй в плечо. Чувствую, что Стужев расстегнул молнию на моем платье и аккуратно его приспустил, открывая доступ не только к плечам. — Где мы? — отвелкаю Глеба, понимая, что алкоголь начал действовать. Голова стала тяжелой и все перестало быть таким значимым. Я чувствовала только его губы, спускающиеся к груди, орошая мою кожу поцелуями. — На трудах, — ответил кратко мужчина, продолжая свое дело, — какое красивое белье, — усмехнулся и уткнулся меж грудей. — Мне плохо, — шепчу, кажется, я и отхожу от преподавателя. Резко накатывает слабость и тяжесть. Я подхожу к парте и падаю прямо на нее. — Рижская, тебя унесло с одного глотка? — усмехается учитель, но в голосе слышу волнение. Странные ощущения. — Вы-то сколько выпили? — пытаюсь отвлечься на разговор с мужчиной. — Да я еще со дня бухаю. Сам не помню, как пришел сюда, — Стужев подходит и вновь обнимает меня. И только почувствовал тепло его тела, понимаю, что мое платье висит где-то на бедрах. — Мне так нехорошо, но я так хочу… — шепчу на ухо Глебу, — хочу вас, Глеб Дмитриевич… — Похоже, Апполинария, тебе нельзя пить, — опять насмешка надо мной. Мне обидно так-то. — Только не врите хотя бы мне, что мои желания не взаимны, — мужчина отстраняется, а я резко стягиваю вниз его пиджак. Кажется, он падает на пол, но мне все равно. Мои ладони проходятся по телу Глеба. Оно такое сильное, напряженное, но горячее. Чувствую это даже через рубашку, которую тут же начинаю поспешно расстегивать. Стужев никак не реагирует на мои манипуляции, только смотрит. Ждет чего-то. — Рижская, кабинет не заперт, — голос срывается на хрип. Неужели это из-за меня? — ты же понимаешь, что потом будешь жалеть и винить меня во всех грехах? — Не буду, потому что люблю… — шепот в область груди Глеба. Целую его чуть соленоватую кожу и вновь теряю голову. Хочу его. Это желание такое дикое, что я не контролирую себя. — Полина, ты просто пьяна, — его руки хватают мою голову и заставляют поднять на него свой не совсем ясный взор. — Как ты сказал, я сделала глоток, неужели, уже напилась? — предложение было построено как-то непонятно, но мужчина вник и приник своими губами к моим. Мои шаловливые руки уже начали расстегивать его рубашку. Получалось плохо, но я честно старалась. — Только не порви, — заливаясь хриплым смехом, говорил Глеб. Неожиданно он оторвался от меня и достал из заднего кармана джинсов флягу и открутил крышку. Я непроизвольно поморщилась, а Стужев усмехнулся, как бы намекая, что все равно заставит выпить. — Спаивать малолеток, вроде меня, незаконно, — важным тоном заявила я, а потом поняла, что сказала бред. — Ага, а соблазнять законно, — Глеб сделал глоток, потом еще один и еще. Оторвался от фляги и посмотрел на меня. По подбородку потекла одинокая капля. Как специально! Я потянулась и слизнула ее языком, заканчивая все горько-терпким поцелуем. Внезапно почувствовала, как Глеб все-таки смог перелить в мой рот немного коньяка. Пришлось проглотить. Голова вновь пошла кругом. Помню, как он целовал меня, как я отвечала, попутно раздевая тело учителя. Мой кружевной бюстгальтер был спущен до талии, и руки Глеба ласкали мою грудь. Очнулась лишь тогда, когда поняла, что сейчас произойдет то, чего я боялась. — Я остановлюсь, если тебе будет больно, — прошептал мужчина, а я вцепилась в его плечи, как кошка, которую только-только из воды достали. Прошиб холодный пот, и я закрыла глаза. — Рижская, ты не на экзамене по физике, расслабься, тут я тебя мучить не буду. Скажешь — остановлюсь. Верь мне, — и за этой фразой последовал новый поцелуй. Не такой горячий и безбашенный, как остальные. А нежный, тягучий, будто любимую целовал, а не свою ученицу. Я попыталась расслабиться и почувствовала, как Глеб начал входить в меня. Голова закружилась, я прикусила губу и зажмурилась. Почувствовала боль и вся сжалась, но тут же вновь попыталась расслабиться. Я была на грани обморока, но все равно чувствовала, как боль распространяется по моему телу. Я терпела и ждала, когда отпустит. Стужев начала двигаться во мне. Медленно и это было дичайше больно. Ощущала, как по моей внутренней части бедра потекло что-то. Я начала стонать. Глеб поцеловал меня, я начала потихоньку отвлекаться. Боль стихала, но очень медленно. Мне начинало нравится. Я вновь чувствовала волны возбуждения, которые заглушали боль. Но она не прошла, лишь притупилась. Это было какое-то садомазо удовольствие. И больно, и приятно. Глеб Дмитриевич двигался все быстрее и быстрее. Я откинулась назад и начала негромко стонать, потому что мало ли кто мог проходить мимо кабинета. Не хотелось бы, чтоб кто-нибудь зашел. Я совсем не поняла, как мне стало хорошо. Мы с Глебом двигались в унисон. Я теряла голову, и ощущения заглушали все. Реальность была какой-то нереальной. В некое подобие сознания я вернулась, когда было так хорошо, что даже мучительно. Я крикнула, а потом схватилась за мужчину и обняла его. Стужев начал целовать меня, продолжая двигаться во мне. Я поняла, что еще чуть-чуть и станет очень хорошо. Он входит все глубже. Я кусала губу все больнее. И вот пик удовольствия. Взрыв ощущений. Я вскрикнула, но тут же уткнулась в плечо Глеба Дмитриевича, чтобы заглушить крик. Мужчина вышел из меня за мгновение до своего пика, и я услышала его рык и стон. Мои глаза были закрыты. Кажется, я опять потеряла чувство реальности. Я понимала, что мужчина одевал меня, потом приводил в порядок себя, а затем и парту. — Рижская, пошли, — прошептал Глеб мне на ухо, подхватывая меня и крепко обнимая. — Я устала, — мои хиленькие ручонки обхватили шею Стужева. — Если я тебя вынесу через главный вход, то это будет подозрительно. Кстати, где твоя куртка? — он что-то говорил, а я пыталась придти в себя. — В раздевалке, на вешалке сто два, — тихо пробормотала я, но Глеб услышал. — Сиди здесь, я сейчас вернусь, — и кажется, Стужев свалил. Я пыталась хоть как-то восстановить связь с реальности, поэтому начала щипать свои щеки и давать себе слабые оплеухи. Моя память была в порядке, и я понимала, что только что занималась сексом с учителем в кабинете труда. Стыдно не было, хотя, возможно, все придет с похмельем. Пока я приходила в себя, вернулся Глеб. Он натянул на меня мою куртку и подхватил. — Домой тебя тащить? — Да, мама дома. Я вообще-то могу и сама идти, — неожиданно осознанно произнесла я. — Ну да, — в своей обычной манере усмехнулся Стужев. — Мне ведь будет стыдно завтра? — спросила скорее у себя, чем у него я. — Может и будет, но помни, я ни о чем не сожалею, — Глеб улыбнулся и чмокнул меня в лоб. — Это почти признание в любви, — хихикнула и закрыла глаза, расслабляясь. Мое бренное тело вынесли из школы через курилку и понесли к машине. — Вы же не хотите садиться за руль? — я вновь начала «Выкать». — Ладно, Полина, пойдем пешком, — и ведь реально потащил меня на себе к моему дому. — Только ведите себя так, как будто ничего не было, пожалуйста, — я, наверняка, забуду об этой просьбе, но я не могла не попросить это. — Я попытаюсь, Рижская, — Стужев вновь начал называть меня по фамилии. — Хорошее начало, Глеб Дмитриевич…