Судьбоносная месть преподу

Порой мне кажется, что моя жизнь уже не принадлежит мне. Я просто теряюсь в мыслях, ситуациях и пространстве. И это все так пугает, но приходится брать себя в руки и вести себя так, будто все под контролем, но ведь это же не так. Я не понимаю, зачем нужно притворяться, но по-другому не могу. Не могу забыть Стужева, не могу оставить происходящее и просто плыть по течению. Это кажется таким неправильным, однако, изменить хоть что-то сейчас кажется нереальным. Все эти мысли, воспоминания кружились в моем сознании, как ураган и не давали собраться с собой, чтобы начать разговор с Глебом. А он просто сидел на кухне и смотрел в окно, будто тоже пытался собрать мысли в кучу. — Глеб Дмитриевич, может, все-таки поговорим? — подала голос я и, похоже, оторвала его от размышлений. — Да… — прохрипел преподаватель и поднялся с табурета, подошел к шкафчику и открыл дверцу. Тут на пол упал блок дорогих сигарет, но Стужев даже не обратил на это внимание и просто потянулся за вторым. Кажется, он до сих пор витал где-то в мыслях. — У Вас упало, — показала я на упавшую упаковку из десяти пачек сигарет. — Вижу, — коротко ответил рыжий и, наклонившись, поднял блок, достал пачку, открыл ее и вытащил зубами сигарету. — Я закурю? — спросил Глеб, будто бы я имела право быть против. Просто кивнула и продолжила наблюдать за Стужевым. — Откройте форточку, — попросила я. Хлебушек же закурил и подошел к окну. Он долго возился с форточкой, но все же открыл ее. — Полина… — позвал меня Глеб Дмитриевич, будто бы усомнился, что я все еще нахожусь в помещении, — я не знаю, как начать этот разговор, но нам нужно разъяснить ситуацию и уже забыть все, что было. — Вы хотите все забыть? Я вас не понимаю, да и себя тоже. Меня бесит ситуация, которая произошла, но еще больше выводят наши отношения. Я вижу, как Вы пытаетесь делать вид, будто ничего не было, и я также пытаюсь все это забыть, но это нереально, — на одном дыхании выпалила я. — Я пытался забыть, и как бы нелепо не звучало, не могу этого сделать. Могу только делать вид, что ничего не было. И вроде бы у меня это получалось, пока тебе в голову не пришло поиграть с моими чувствами. — Какими чувствами? Стужев, ты, блять, мой учитель, а я — твоя ученица. Какие отношения у нас могут быть, кроме общепринятых? Я, черт возьми, не знаю, что делать. Не знаю, люблю ли тебя или Вас, я никогда не любила до этого. И лучше бы Вы убедили меня в том, что это несчастная влюбленность и это все пройдет, — я скакала то на «Вы», то на «ты», волновалась, но говорила от чистого сердца, — и вряд ли я поверю вашим словам. Я уже не понимаю, чему верить. — Во-первых, не матерись, тебе не идет, — затяжка, — во-вторых, я тоже человек, Рижская, и у меня, как у всех могут быть чувства. А, по-твоему, учителя — не люди? — Я такого не говорила. Вы все перевираете, — разговор был лишен любого смысла, но я не собиралась молчать. Пускай сумбурно, но я перед ним объяснюсь и потребую того же в ответ. — Я не отрицаю, что ты мне не безразлична, но вряд ли это любовь, на счет твоих чувств, вообще ничего сказать не могу. Мне вообще показалось, что ты мстительная сука, решил отомстить в ответ. Только вот заигрался и не понял, что за пиздец натворил. Я виноват, признаю, но ты также не безучастно во всем этом. И блять… — рука Стужева подрагивала, но это не мешало ему сделать еще одну глубокую затяжку. Он втянул дым в себя и слегка задержал дыхание, после чего шумно выдохнул, будто бы с этим выдохом пытался избавиться от туманных мыслей. — Я мстила, потому что ты того заслужил. Это ты начал занижать мне оценки, ты придирался ко мне по всякой ерунде, ты виноват… — голос сорвался и по щеке потекла слеза. Твою мать, почему я веду себя, как тряпка, а не кидаюсь обвинениями, как продумывала до этого. Глеб затушил окурок и кинул его в пепельницу. В одно мгновение он оказался рядом со мной и стер пальцем слезу с моей щеки. Повеяло куревом от его руки, и я совсем потеряла мысль. Мне просто хотелось сидеть и молчать. Я уже не хотела устраивать истеричные разборки. — Полина, ты дура, но я не лучше. Совсем не лучше. Я пытался держать себя в руках, хотел, чтобы мы все забыли, но сейчас понимаю, что не могу даже предложить тебе такой вариант. Я… Ты… Никогда не думал, что окажусь в такой ситуации. Мы переспали, да, раньше мне не казалось это таким пиздецом. Это моя вина, и я признаю. Воспользовался ситуацией, но если бы я не хотел тебя, то ничего бы не было, — его слова просто заставили посмотреть ему в глаза. И я пропала. Если это не любовь, то тогда просто не знаю. — Я Вас люблю, — тихо, почти шепотом сказала я Стужеву и заметила, как он слегла улыбнулся, но тут же отвернулся от меня к окну. — Рижская, ну умеешь же ты сделать так, чтобы я мысли проебал все, — усмешка, но такая родная. — Мы так и не разъяснили ситуацию, — сообщила я и шмыгнула носом. — Это безумство, но мы можем попробовать отношения, но долго это не продлится. Я не готов ко всем этим муси-пуси и романтике. Мне не до этого, — я его прекрасно понимала, но было неожиданно, что он предложил отношения. — Вы же знаете, что ничего хорошего из этого не выйдет, — грустно ответила я и шумно выдохнула. — Поэтому и предложил все забыть, — кивнул преподаватель, — Апполинария, выбор за тобой. Я, наверное, готов к любому развитию ситуации. Меньше всего я хотел, чтобы все случилось именно так… — Стужев замолчал, а я не представляла, что делать. Отношения? Не знаю, хотела ли их с ним. Наверное, да, но как? — Пожалуй, попытаться забыть и вправду лучшее решение. Мы можем стать друзьями, хотя бы попытаться, — вдруг заявила я, хотя сама понимала, что несу чушь, но надеялась на его согласие. — Иди домой, друг, — и вроде бы после этой фразы с души должен был упасть камень, но этого не произошло. Мы поговорили, но ни в чем так и не разобрались. Чувствовала себя, как какая-то кукла. Бездушная, пустая и неживая. Внутри одиночество, на лице нелепое спокойствие. — Хорошо. До свидания, Глеб Дмитриевич, — я встала и вышла в коридор. Просто судорожный вздох, и я не понимаю, как начинаю рыдать. Сзади меня обнимают теплые руки, и я вновь чувствую запах дыма от сигарет, оставшийся на волосах, лице и руках Глеба. — Такая неправильная, — он прижимает меня к себе, и слезы начинают бежать еще сильнее. — Но… Ведь так… будет лучше, — пыталась сказать ровно и на одном дыхании, но что-то пошло не так. — Вряд ли, но ты все решила, а я согласился, — Глеб Дмитриевич целует меня в макушку и отпускает. — Я буду прогуливать ваши уроки, — говорю в никуда. — Я уволюсь из школы, — также спокойно говорит учитель и уходит на кухню. И я понимаю, что это конец. Мне хотелось вернуться на кухню и молить его не увольняться, ведь если бы он преподавал, я бы могла хоть иногда видеть его в школе. Я бы могла мечтать о нормальных отношениях, о взаимной любви. Но реальность не мечта. — Возможно, тогда я смогу тебя забыть, — я думала, что Стужев не услышит, но не тут-то было. — Вас, Рижская, Вас. Я все еще твой учитель, но это ненадолго. Ирина будет хорошей заменой мне, — вот так вот все и закончится. Первая несчастная любовь. Первые не сложившиеся отношения. Я быстро надеваю обувь, хотя из-за слез ничего почти не вижу. Собираю все свои кинутые вещи, накидываю на себя пальто и быстро убегаю из квартиры, даже не попрощавшись со Стужевым. На улицу я выбежала так стремительно, будто пыталась сбежать от всего того, что произошло в квартире Глеба Дмитриевича. Наверное, так и было. — Ненавижу, — рычу я и почти бегом сваливаю из этого района, а также из жизни Стужева. Слезы все также текут ручьями по щекам, не прекращаясь. Состояние странное, но жить можно. Это я так себя убедить пытаюсь. Хочется напиться, но это же не выход. Это всего лишь первая любовь. Все же ее переживают. Ведь так? Может кто-то не так болезненно, но… — Хватит себя накручивать, Рижская! — чуть ли не ору я. Хочу вернуть контроль над своим сознанием, но разбитое сердце не дает мне этого сделать, — могла же согласиться на отношения! Вряд ли я осознавала, куда бежала, но понимала лишь то, что не домой. Шла, рыдала и пыталась убедить себя, что все к лучшему, что забуду этого рыжего мужчину, что найду себе настоящую любовь, что построю отношения. Господи, какие же нелепые мысли