***
— И что он сказал потом? — Мэри медленно потягивала чай из бумажного стаканчика, внимательно глядя на Марка расширившимися от интереса глазами. — Да он вообще мало чего говорил. Ему не понравилась цветовая гамма моих прошлых работ, — Марк иронично поджал губы, качая головой. Он уже извинился перед ней за своё утреннее поведение и теперь сидел с немного виноватым видом, помешивая одноразовой ложкой невкусный чай. — Ну, понимаешь, — она отставила чай в сторону, делая донельзя серьёзный вид, — нельзя же сделать новый проект таким, каким его хочет видеть заказчик. У тебя же палитра состоит из десяти оттенков белого, ты же не можешь просто выбрать другие цвета. Она ещё несколько секунд сосредоточенно смотрела на него, но вскоре прыснула, широко улыбаясь. Уголки губ Марка приподнялись, и он подложил под щёку руку, чувствуя себя намного легче и лучше после долгого тяжёлого дня. Они сидели в тишине в маленькой подсобке кофейни и пили дешёвый заварной чай из пакетиков, переговариваясь и ведя беседы о, как выразилась Мэри, "насущном". В частности – о том, как его не приняли. Она всегда заставляла чувствовать его капельку лучше, несмотря на то дерьмо, которое постоянно случалось в его жизни. А ещё она практически не обижалась и быстро прощала. С его-то характером. — Ну, ладно об этом. Как у тебя дела? — он взял бутерброд с сыром и его любимой колбасой с развёрнутой пищевой плёнки, лежащей на высокой скамье. — Завтра вызывают в деканат на ковёр, — усмехнулась Мэри, откусывая от сыра кусок. — И за что? — Прогулы, — она пожала плечами, делая глоток чая. — До этого говорила, что по работе, но декан потихоньку начинает выражать своё "фи". — Понятно, — протянул Марк, но тут же вновь перевёл на неё взгляд. — Но твоя же смена не совпадает с парами, — он непонимающе нахмурился, но тут же вздохнул, откинувшись назад: она хихикнула и странно посмотрела на него. — Ты действительно думаешь, что это правда? — Мэри вновь улыбнулась, умиляясь наивности друга. — Это хорошо, что я в твоих мыслях такая прилежная. Правда ведь задолбаешься с таким графиком. Знаешь, даже не знаю, как теперь отмазываться. — О, я много раз прогуливал и ещё больше врал. Сомневаюсь, что тебе удастся отделаться – у вас же тот ещё "старик", — Марк поправил сползшие на переносицу очки. — Ну, помоги придумать что-нибудь. Какая причина может быть очень-очень уважительной? — она умоляюще сложила руки и сдвинула брови, пытаясь достучаться до него своим взглядом. Естественно, он сел ровнее и начал вспоминать свой самый действенный способ отмазаться. — Ну... "Мне стыдно признаться, но у меня есть гражданская жена и внебрачный годовалый ребенок. А ещё я единственный кормилец семьи"? — он посмотрел на неё подозрительным взглядом, чуть повернувшись в сторону. Мэри саркастично приподняла бровь, но через мгновение в маленькой подсобке раздался звонкий женский смех: — Ты серьёзно? Я представила тебя бедняжку с женой-полторашкой и орущим ребёнком на руках, — она вытерла слёзы смеха, стоящие в глазах. — Ты правда так говорил? И они в это поверили? — Как сказать? Честно говоря, после такого меня и отчислили, — он почесал затылок, поджимая губы. Он никогда не отличался хорошими манерами, грубя всем подряд и подшучивая над теми людьми, над которыми не стоило этого делать. — Да и поверить как-то не поверили. Она ещё раз вздохнула, улыбаясь, и убрала опустевшую пищевую плёнку, сминая её в плотный комок и бросая в урну, стоящую у соседней стены. Им оставалось проработать ещё полдня, так что заряда настроения и сытости должно было вполне хватить на новые свершения: на очереди были милующиеся влюблённые парочки, приходящие обычно по вечерам и заказывающие глупые розовые печеньки в форме сердечек и зелёный чай. Близился конец обеденного перерыва, так что пора было вновь открывать двери кофейни. Он посмотрел на свою коллегу, выходящую из подсобки: светлые волосы, убранные в хвост, красивыми прямыми прядями ложились на стройную спину, отражая лёгкий блеск освещения. Вполне красивая статная фигура, блестящие тёмные глаза и яркий насыщенный голос всегда его восхищали, и он не раз думал позвать её на свидание на какой-нибудь бабский фильм, чтобы она постоянно высмеивала сценарий и тупую сопливую игру актёров. Честно говоря, эти их дневные посиделки в закрытой подсобке походили на свидания гораздо больше, чем походы на ночные сеансы или ужины в ресторане: тусклый свет, уютная домашняя атмосфера и запах любимой колбасы... Ну ладно, можно и без неё. Всё равно создавалось такое чувство, будто бы они были знакомы с рождения и понимали друг друга как никто другой, но он боялся испортить их дружбу своими предложениями. Это было нечто святое, что нельзя было опорочить. Он искренне был благодарен судьбе за Мэри, которой было не наплевать на него, которая всегда его поддерживала, любила по-своему и кормила бутербродами с его любимой колбасой. Ведь они были друзьями. Весь день Марк работал, стараясь погрузиться в своё дело полностью и отключить мозги: он бегал туда-сюда к топпингам, машине мороженого и вновь возвращался к нескончаемым скучным покупателям, заказы которых практически не отличались друг от друга. Были мужчины, женщины, подростки, пожилые. И ничьих лиц он не запоминал, даже постоянных клиентов. Он помнил только тех, кто уже сидел за соседними столиками, доставая свежую газету из зажимов и пачкая те крошками и мёдом от выпечки. Ранним утром мужчины в дорогих и не очень костюмах садились пить чай, сок, либо кофе с тонкими папками документов в руках, пытаясь разобраться в непонятных и скучных цифрах. А деловые женщины, не менее серьёзные, поедали сладости, глядя в большое светлое окно, и иногда поправляли макияж, подкрашивая губы. Чуть позднее их сменяли подростки, а затем и более взрослые молодые люди. Располагаясь за вместительными лакированными столами на высоких ножках, они раскладывали свои конспекты и пеналы с кошельками везде, где только могли уместить. Кто-то редактировал свой реферат на чёрт знает сколько страниц, кто-то списывал, бурча на слишком шумных мешающих друзей, а кто-то просто ел, дожидаясь на месте встречи такого же "кого-то". Вот и сейчас он наблюдал за двумя темноволосыми детьми – судя по всему, братьями – поедающими сладости. Младший постоянно пытался всучить старшему как можно больше всего вкусного, но тот отказывался, отворачиваясь и бегая взглядом по витрине. Чуть дальше от них сидела элегантная пожилая женщина с глубокой чашкой чая в руках. Марк помнил, что заказывала она Эрл Грей с молоком и лёгкими закусками, покоившимися сейчас на небольшой тарелке прямо перед ней. Эта женщина являлась постоянной посетительницей кофейни и, по словам Мэри, приходила сюда уже на протяжении нескольких лет на какую-то встречу с уже давно не существующим человеком. Марк считал, что она сумасшедшая, а Мэри, когда он так и сказал на очередном обеденном перерыве, хорошо треснула его по голове. Он усмехнулся уголком губ, убирая чашку из-под "вымени", как они в шутку называли их странную кофеварку, издающую шаркающие звуки, больше характерные для неправильных коров, и в очередной раз вдохнул стоящий здесь запах: на этот раз горячее молоко и карамельный топпинг с орешками. Хоть он работал здесь уже давно, ему было в радость съесть лишнюю сладкую крошку, отставшую от пирожного, или облизать губы после готовки карамели. Им нельзя было есть продукты, но на крошки и прочую "муть" это не распространялось, если этого никто не видел. Наверное. "Не пойман – не вор", — каждый раз говорил Марк, когда Мэри всё же замечала за ним такие проступки, но та лишь качала головой и грозила тем, что его могут уволить. Он протёр тряпкой капли молока, упавшие из кофеварки на гладкую поверхность стола, но тут же отдёрнул руку: "вымя" всегда само обдавалось горячим паром в целях дезинфекции после почти каждой порции кофе, но Марк имел глупую привычку задумываться "не о тех" вещах прямо на работе, получая люлей и "лёгких" пинков от оборудования. — Тс-с, — он зажал обожжёнными пальцами прохладную мочку уха, морщась и пытаясь убрать одной рукой образовавшуюся лужицу кипятка, ползущую от опрокинутой чашки. Мэри как раз закончила расплачиваться с клиентом и теперь мстительно улыбалась, отводя взгляд.***
Темнота опускалась на шумный город гораздо быстрее, чем хотелось бы, и даже слишком. Далеко от "небогатых" серых домов, возле больших дорог и многоэтажек начало загораться всё больше и больше огней, подсвечивая автостраду и временами не очень красивые постройки. Чересчур накрашенные девушки и подвыпившие молодые люди постоянно сновали туда-сюда к сомнительного вида заведениям, заставляя шарахаться уличных птиц, а бездомных собак оглушительно лаять. Чуть ближе к помойке какие-то подростки дразнили пса, бросая в него банки от газировки, и вскоре убегали, матерясь и крича на весь двор. Марк сидел за столом на своей кухне, сонно ковыряясь в жареных покупных пельменях и даже не пытаясь подцепить хотя бы один из них. Глаза, готовые вот-вот закрыться, постоянно фокусировались в одной точке на тарелке, а сам он клевал носом, склоняясь всё ближе к столу. День был и правда выматывающий: собеседование, работа и снова собеседование. Последнее прошло, к слову, в той же чёртовой конторе, что и утреннее, так что сейчас он чувствовал себя ещё хуже. Он просто забыл в кабинете кадровика свою папку с портфолио, вернулся забрать и неосознанно остался на ещё одно не очень удачное собеседование. Молодец. Он себя ругал уже чёрт знает сколько раз и сейчас старался успокоиться и нормально поесть, не заснув прямо за столом. "Прямо на пельменях", — добавил он про себя. На холодильнике уже висела очередная записка с просьбой купить колбасы, но Марк её попросту проигнорировал, пометив прочтённой – поставив маркером маленький крестик в уголке, он прилепил её обратно к гудящему холодильнику. Оскар лежал прямо на нём, развалившись, и сладко спал, прикрывшись пушистым хвостом. Гадкая животина. Ожог на пальце больно пульсировал, а желудок нещадно урчал, требуя порции нормальной еды, и "прилипал" к спине, заставляя чувствовать себя действительно паршиво. Ну, конечно, если жареные пельмени можно считать нормальной едой, то Марк был уже совсем близок к исполнению своей миссии. Честно говоря, он уже не соображал, игнорируя голод и заваливаясь на сложенные перед собой руки. Он поклялся себе, что полежит буквально минуту-полторы, но слегка не рассчитал свои силы: съехавшие в сторону очки больно давили на кожу, а шаткий стол сдвинулся на нестабильной ножке чуть дальше, ничуть не мешая засыпающему Марку.***
Где-то вдалеке огни начали медленно пропадать с пустеющего города. Дождь, шедший почти всю ночь, оставил после себя лишь большие холодные лужи, а цветные листья начали превращаться в яркий листопад. Опустилась довольно-таки холодная дождливая погода, заставившая людей на улице надеть тёплые пальто и куртки и спрятать руки в карманах. Входная дверь хлопнула, закрываясь, и на кухню вошёл неизвестный молодой человек, оглядевший спящего Марка с головы до ног. С минуту он его изучал, но затем осторожно двинулся в свою комнату, стараясь не шуметь. Вернувшись уже с потрёпанным пледом в руках, он подошёл ближе к спящему и накрыл открытую спину – футболка немного задралась, оголяя холодную кожу. Из распахнутого настежь окна дул лёгкий ветер, понижавший в маленькой кухне температуру. "Заболеет", — подумал неизвестный и закрыл окно, вновь всматриваясь в спокойное лицо. Очень медленно стянув съехавшие очки, оставившие после себя красные отметины, он аккуратно сложил их и положил рядом на стол. Оглядев полную тарелку нетронутых пельменей, он подхватил и её, открывая голубую дверцу холодильника, и убрал на среднюю полку. Закрыв его, он хотел было уже уйти в свою комнату, но остановился на выходе из кухни и обернулся назад. Утащив из холодильника пару пельменей с собой, он с чистой совестью пошёл к себе. Он его укрыл? Укрыл. Имущество в виде очков и еды сохранил? Сохранил. Так что теперь его ждало честное вознаграждение. Позвав за собой мягко ступающего Оскара, человек закрыл кухонную дверь, стараясь не мешать соседу. У соседа будильник не сработал.