Записки без почерка

      На сердце у Марка было очень неспокойно, а под ложечкой постоянно сосало. Старое шерстяное пальто ни капли не спасало от холода, а шарф сползал с шеи, норовя и вовсе упасть, но он его никак не мог поправить: замёрзшие руки он прятал в относительно тёплых карманах. На улице стоял самый настоящий дубак, однако он старался о нём не думать: опаздывая на работу почти на час, Марк бежал по многолюдным улицам, расталкивая по пути неспешно идущих парочек и зевак, замотанных в несколько слоёв модной одежды, и сжимая в кармане разряженный телефон.       Вчера он поступил как полный идиот. Мало того, что будильник не поставил и не зарядил телефон, так ещё и, проспав больше нужного, не выспался! Обещанные администратору кофейни документы забыл в утренней спешке и оставил буквально уничтожаться возле открытого окна, из которого, действительно, скоро повалит снег. Погода решила высказать свой очередной курлык и замести октябрьские улицы снегом, пусть и не по-зимнему, но по-кидальчески, это точно. Конечно, октябрьские хлопья снега выглядели очень красиво, но... Не осенью же. При попадании на асфальт они смешивались с грязью и превращались в непонятную хлюпающую массу, липнущую к одежде и пачкающую абсолютно всё, до чего вообще могла добраться.       Марку было всё равно: он бежал по лужам и грязи, не заботясь о любимых джинсах и кроссовках – он так и не смог предупредить Мэри, что опоздает, что в такое время было настоящей катастрофой. А что, если о его опоздании узнает начальство?.. Сейчас, по идее, основной поток, похожий на пулемётную очередь, должен уже схлынуть с кассы, оставив её в относительном покое.       Он чувствовал себя виноватым, а ещё – чертовски тупым. Даже предупредить не смог собственного друга о такой подставе... Стыд нахлынул с новой силой, потянув за собой воспоминание о забытых документах, и Марк поджал губы, жмурясь от сильного ветра в лицо.       Люди на улице выглядели чересчур спокойными и слишком медленными, чем просто выбешивали его. Каждая минута опоздания для него была настоящим наказанием. В груди от бега чувствовалась тяжесть, а холодный воздух, который он вдыхал при каждом прыжке, пробирался глубоко внутрь грудной клетки, охлаждая и суша горло. В лёгких поселился зуд, а в ногах – слабость, в правом боку больно кололо зажатую печень, наличие которой он успел проклясть с десяток раз, и он сбавил темп, видя за углом знакомую витрину кофейни. С ужасом заметив припаркованную машину начальника, стоящую вплотную к бордюру рядом со входом в заведение, он тяжело вздохнул, застонав в голос. Потерять сейчас работу было одним из самых нежелательных пунктов на данный момент, и он прибавил шаг, стараясь успокоить вырывающееся из груди сердце и частое тяжёлое дыхание.       Глупо получилось, прямо как по заранее написанному сценарию. Прежняя должность кассира внезапно показалась ему не такой уж и отталкивающей, а очень даже привлекательной и более-менее устраивающей по достатку. Он хмыкнул: правильно, через пару минут у него не будет ни денег, ни даже самой мелкой должности.       Он толкнул холодную дверь кофейни, вдыхая полной грудью стоявший запах чисто по привычке, и глянул на широкие столешницы у витрин.       Мэри, как обычно, стояла за кассой, принимая очередной заказ, но в её мимике и настроении было что-то нервозное и взволнованное: слишком чёткие и роботизированные движения, не сходящая с лица улыбка, фальшь, которую мог распознать только он, и постоянные поглядывания на стрелки часов. Подойдя чуть ближе и поймав её взгляд, который тут же переместился за его спину, он повернулся и опустил руки, которые уже потянул к пуговицам пальто: прямо за столом напротив касс сидел его противный худощавый начальник, ухмыляющийся не менее противной мордой.       Он очень медленно сложил газету пополам. Затем ещё раз пополам, потянувшись и убрав её в металлическую газетницу за спиной и сцепив руки в замок на вытянутых скрещенных ногах. Чуть разведя большие пальцы и "дружелюбно, понимающе" кивнув, он показал глазами, куда следует встать Марку, чтобы его отчитать по полной, и не в первый раз.       Марк подошёл и вперил взгляд на тонкую ногу, щиколотку и дурацкий зелёный носок, который давала увидеть задравшаяся штанина серого полосатого костюма. Дурацкого. Совершенно. Морщинистое лицо и седые, аккуратно убранные вбок волосы давали ложное представление о его компетентности как начальства – вся правда была в носках.       — И где вы, уважаемый, гуляете-с? — медленно произнёс "господин Пражски" совсем старческим голосом, похожим на скрип старой двери, удостаивая Марка фальшивым добрым взглядом и деля слова на слоги.       — Я отходил, — соврал Марк, не моргнув и глазом, — покурить.       — О, так вы же не курите-с, — ещё противнее прогнусавил он, вскидывая голову и смотря будто бы сверху вниз. — У вас же нет денег на сигареты.       Марк вновь поджал губы, ища поддержки у Мэри, но та была занята посетителем и нервно перебирала чашки.       — Я иногда откладываю на них...       — Вы это писали в разделе ваших плюсов и приводили доказательство: "Нет вредных привычек. Потому что денег нет", — процитировал он самого Марка, когда тот устраивался на работу. У старого червя хорошая память. Даже слишком.       Он стоял перед своим начальником, который даже и не думал встать и хотя бы по-человечески приветствовать его. Который обращался с собственными подчинёнными как со скотом, не уважая и применяя деньги как подкормку при дрессировке собак. Седая голова была настолько близка к острому краю газетницы, что хотелось со всей силы ударить Пражски по довольной морде, размазав дряхлую черепушку по металлической детали. Марк начал выходить из себя, стараясь всё же выдать более-менее адекватный ответ, смотря в маленькие блестящие глазки:       — Я начал курить недавно.       — Так вы что же, обманули меня-с? — старикашка вытянул лицо, "искренне" удивляясь несправедливости и лжи работника.       — Никак нет, — через зубы выдавил из себя Марк, еле сдерживая гнев. Печень уже почти не болела, но жаркое шерстяное пальто грело чересчур сильно, заставляя футболку под ним липнуть к телу. — Я просто иногда курю. Из-за нервов. Вот и вышел покурить на пять минут.       Вдруг он заметил взволнованное лицо Мэри, качающей головой из стороны в сторону, и мысленно проклял себя. А что, если он...       — Я здесь с раннего утра. Ещё при мне открывали кофейню и пекарню. Скажите-с, почему вы мне врёте? Неужели я такой плохой человек?       Хотелось сдавить шею обладателя самого противного голоса на свете и долго душить, пока тот не сдохнет – и так прожил слишком много для себя. Марк знал, что тот всего лишь пытается его вывести из себя, но не мог больше держаться, борясь с эмоциями. Устав от этих глупых разборок, он выдохнул весь воздух из лёгких, понимая: чаша терпения переполнена.       — Простите, — с выраженной иронией и чуть повысив тон протянул он.       Издевательски поклонившись, он, оттолкнув ногу начальника, взял с его столика пустую чашку от выпитого эспрессо и кинул её на пол, разбивая на множество частиц. В эту же секунду на него уставились десятки пар глаз посетителей кофейни и даже смежной с ней пекарни. Кто-то начал активно перешёптываться со своим собеседником, кто-то невозмутимо продолжал есть, кто-то, сидящий чуть ближе к ним, понимающе ухмылялся. Мэри вздрогнула и нахмурила брови, отвернулась и заварила очередную порцию чая, укоризненно качая головой.       А гадкий "Пражски-Изпражняски", как добавил про себя Марк, всё так же сидел с невозмутимым видом, снисходительно улыбаясь и вновь закидывая ногу на ногу. Оставшиеся капли горького кофе разлетелись по полу, успев при этом задеть светлый начищенный ботинок. Начальник взял со столика тканевую салфетку, медленно разворачивая и промокая ею руки. Он не смотрел Марку в глаза, делая это до того непринуждённо и издевательски медленно, что не вызывал ничего кроме раздражения и настоящей ненависти. Когда Пражски вновь сложил треклятую салфетку, то лишь тогда взглянул на подчинённого полными презрения глазами, кидая её сжавшему кулаки Марку в грудь.       — Вы уволены, — отрезал он, натягивая улыбку.

***

      — Ну вот зачем ты так себя с ним вёл, ну скажи мне?! Тебе трудно было хотя бы просто промолчать?!       Марк стоял спиной к Мэри, тёршей покрасневшие и слезящиеся глаза, собирая старые рубашки-поло со дна общего шкафа. Часть полок, ранее заваленных вещами – чашками, одноразовой посудой, старым мужским свитером – опустела, буквально оголяя всю стену.       — Почему ты вдруг замолчал, а?! Выговорился, да?!       Мэри постоянно срывалась на крик, стараясь не заплакать, и лишь беспомощно наблюдала за собирающим свои "пожитки" другом. Настоящее предательство с его стороны – бросить её одну в этом месте она восприняла как нельзя плохо.       Марк мысленно прокручивал в голове варианты, как ему найти новую работу, стараясь не обращать внимания на истерящую подругу. Пыл его значительно поубавился – вместо него пришло чувство полного безразличия.       Большой бумажный пакет, принесённый с кассы, громко хрустел под резкими движениями рук, впихивающих в него вещи. Хоть он не хотел больше возвращаться в это место, но он был обязан вернуть постиранную форму. Может, он передаст её через Мэри, но это вряд ли – в ближайшую неделю-две к ней лучше и вовсе не приближаться.       — Ну не обижайся.       — Я не обижаюсь на тебя, но ты мог этого избежать, — она поджала губы.       Марк вздохнул, натягивая колющееся пальто. Подхватив пакет с вещами, он приблизился к подруге:       — Передай, пожалуйста, администратору, что документы я потом занесу.       — Ещё что мне сделать? — нахмурилась Мэри, складывая руки на груди. Она уже была довольно спокойна и теперь стояла в дверном проёме, облокотившись о косяк.       — Вот ведь вредина, — фыркнул он, просачиваясь через узкий проход.       — Ты просто скотина, Марк.       — Ты уже говорила.       Он вышел из подсобки, улыбаясь ей, и завернул за угол. Странное прощание, пусть и не надолго. Она посмотрела на его отдаляющуюся фигуру, но затем отвернулась, подходя к шкафу и закрывая скрипящие дверцы. Оглядев опустевшие стеллажи, она вдохнула тяжёлый воздух подсобки, беря в руки старую жирную плёнку от бутербродов. Грустно расставаться с напарником и другом, с которым работаешь довольно долго и который оставляет за собой длинный след из хороших и не очень воспоминаний и привычек. С другой стороны, она сможет экономить на колбасе. "Всё в жизни случается к лучшему", — подумала она.       Хотя, кого она обманывает?

***

      На плечо упала крупная капля воды. Затем ещё и ещё. Марк поднял взгляд на белое небо и, приподнявшись со стула, плотно закрыл окно. Повернув ручку до упора, он плюхнулся обратно на стул и уставился в монитор ноутбука.       Покрутив колесо мыши вниз, он вновь начал искать иконки незапароленного вайфая, что было занятием совсем безрезультатным. Что он понял, правда, лишь минут через десять. Тяжело вздохнув и глянув на лежащий рядом графический планшет, он подложил под щёку руку и придвинул его ближе к себе. Проведя пальцами по раздолбанному корпусу, Марк вынул из входа USB-шнур верного планшета и уронил голову на сложенные руки.       Планшет умер. Он это понял, правда, ещё месяц назад, но никак не мог оставить попыток его воскресить. Он уткнулся носом в чёрную толстовку и начал бездумно двигать пальцем крошки на столе. Денег у него хватит недели на две, плюс – в холодильнике есть колбаса, немного пельменей и обветренный сыр, минус – сыр не его. В шкафчиках над кухонным столом ещё должны были остаться пакеты с быстрорастворимыми супами и крупами, так что Марк мысленно себя успокоил: с голоду не умрёт. Эту неделю точно.       Кожа стопы почувствовала щекотку, и он слегка дёрнулся, фыркнув: Оскар опять начал тереться пушистой шерстью, прося еды, на что Марк только покачал головой, протягивая к нему руки и кладя его себе на колени. Тот тихо мяукнул, подставившись под ласковые руки, и свернулся клубком, прикрывая мордочку хвостом.       Марк зевнул и вновь положил голову на кисти. Нужно искать работу в срочном порядке, но вот где и как её искать – непонятно. Он задумывался над тем, чтобы продолжить испытывать удачу на очередных левых собеседованиях, но тут же терял былое рвение – не хотелось видеть этих противных ехидных крыс за рабочими столами. Единственной альтернативой являлось рисование портретов на улице – благо, "учёность" позволяла. У такой "профессии" было скорее больше минусов, чем плюсов: зачастую свободных художников выгоняли с площадей и парков работники этих же самых площадей и парков, в крайнем случае – уже полиция. А объяснялось всё тем, что они портят общий вид города. Своим присутствием, ага. Даже наброски и небольшие зарисовки продавать не дадут – нет права, видите ли.       Марк хмыкнул и потянулся, вставая со стула. Оскар мягко соскользнул вниз, внимательно наблюдая за своим хозяином, и поплёлся "хвостиком" за ним в его комнату.       В комнате Марка спёртый воздух всегда немного давил на лёгкие, а резковатый запах химии заставлял изредка чихать. На старом рабочем столе пылились давно забытые наброски и эскизы, оставшиеся ещё со времён художественной школы, а на массивном стуле у окна было сложено просто немыслимое количество вещей. Тем не менее его вполне устраивала "планировка" комнаты, и он лишь один раз споткнулся об лежащий на полу этюдник.       Тихо выругавшись и совершенно по-кошачьи шикнув, он подошёл окну, закрывая его белой шторой. Практически белой – Марк часто конкретно тупил, оставляя тряпки для кистей на кухне, а, садившись рисовать, уже просто не хотел возвращаться за ними. "Ну а что, — думал он, часто разглядывая принесённый ущерб после своих "порисулек", — в принципе, всё не так плохо. Их можно и постирать".       Однако шторы почти не поддавались стирке. Точнее, совсем не поддавались: водичка, конечно, окрашивалась в не очень приятный оттенок зелёного, но дальше этого процесс не заходил, так что Марк с чистой совестью и с грязными "тряпкошторами" пытался повесить их на место.       Он перебрал пару папок со старыми работами, вытаскивая ежедневник с захламлённой поверхности стола, и подошёл ближе к окну, открывая тот на заложенных страницах. Различные номера телефонов, записанные карандашом, уже почти стёрлись, неаккуратно размазавшись по шероховатой бумаге, и он лишь прошёлся взглядом по более-менее различимым числам. Вариант "звонок другу", а по совместительству и сестре, он быстро отмёл – не хотел перед ней позориться, прося деньги взаймы, и он отложил ежедневник, присаживаясь на свободный стул у заляпанного мольберта.       Может, ещё есть возможность восстановиться на работе? Вряд ли – вон, как Пражски смотрел. Аж глаза горели, когда салфетку в него кидал. Марк вздохнул, раскапывая чистое полотенце с табуретки у стола, и двинулся к двери. Он всё утро и день буквально просрал впустую на ненужные перебежки до ноутбука и обратно, а все мысли были заняты то документами, то Мэри. "Зато совесть спала", — успел заметить он, припоминая события прошлого вечера.       Получается, его вчера сосед укрыл? И закрыл окно, и поставил пельмени в холодильник. Очень мило с его стороны. Он хмыкнул: "Человек-ромашка". Нужно написать записку с благодарностью, доесть то, что будет съедобно, и разобрать старые работы. Есть ли смысл идти сегодня обратно в кофейню и у Мэри клянчить взаймы? Конечно, это будет не совсем правильно с его стороны, да и сама Мэри сейчас его скорее убьёт, чем даст денег, но попробовать определённо стоит. Лучше он вернётся туда завтра с постиранной формой и документами: шанс прощения будет намного выше – она дама весьма чувствительная, и стоит лишь напомнить ей про какую-либо беду, так она сама лезет сопли подтирать.       Марк кивнул своим мыслям и направился вместе с полотенцем в ванную комнату. Сейчас хотелось забыться и хоть немного расслабиться, полежав в горячей воде. Повернув ручку двери, он проскользнул в ванную, закрываясь, но тут же встал как вкопанный.       Зад. Чей-то лишний мужской зад.       — О, — протянул неизвестный, поворачиваясь лицом к Марку, но тот лишь начал отступать назад, закрывая лицо руками. Полотенце же упало на пол. — Вы мо...       — Извините! — он уже было развернулся, пытаясь открыть запертую дверь, но молодой человек положил ему руку на плечо.       — Я ваш сосед, — протянул "сосед" с улыбкой, на что Марк лишь раздражённо скинул его руку.       — Я как бы в курсе!       — Меня зо...       — Давайте говорить не здесь! Оденьтесь! И уберите свои руки.       Незнакомец поднял одну бровь и отошёл на шаг назад, беря с батареи полотенце и оборачивая его вокруг пояса:       — Пожалуйста.       Марк перевёл дыхание и повернулся назад, бросая взгляд на соседа. Он был значительно выше его самого — первое, что заметил Марк. Конечно, первым он заметил его зад, но от этого он решил отстраниться и забыть то, что происходило в начале их "знакомства". Русые волосы спадали на плечи и немного липли к подтянутому телу, а светлые глаза смотрели на него с некой долей издёвки, хотя выражение его лица и оставалось спокойным и вежливым.       — А вы покраснели, — выдал он, усмехнувшись.       — Это от температуры! — буркнул Марк, вставая вполоборота и снимая запотевшие очки.       Внутри бушевала настоящая буря эмоций. А преобладал скорее стыд. Не от того, что он увидел голым незнакомого человека, а от того, что этот самый человек приметил его промах. Марк перебирал дужки очков, глядя в пол и ощущая накативший жар. Стыдно было нереально, но он не мог сдвинуться с места – его словно пригвоздило к полу.       — Хоть у нас и маленькая ванная, но, если хотите, я могу подвинуться, и нам хватит места, — он снова издевательски ухмыльнулся и сложил руки на груди, облокачиваясь о стену.       — Из-извините, я... — Марк глянул на человека, но тут же отвернулся и как можно быстрее открыл дверь, — потом.       Захлопнув её за собой, он двинулся к себе в комнату, и, войдя, зло швырнул очки на подушку. Это с ним он жил здесь два года? "Что за придурок", — Марк присел на кровати и лёг на спину, прикрывая лицо руками. Он всё ещё чувствовал, как от стыда под ладонями горит лицо, а в груди бешено бьётся сердце, но старался успокоиться. Полный идиот. Как он так не услышал, что в ванной кто-то есть? Правильно, он привык, что один дома. А этого придурка закрываться не учили?!       "А тебя – стучаться", — добавил внутренний голос, на что Марк лишь шумно выдохнул сквозь зубы.       Ладно, не трагедия. Конечно, знакомство было крайне неудачным, но сосед был куда хуже. Выставлять его в таком свете! Да как он смеет!       Марк поджал губы, приподнимаясь, но тут же замер, когда раздался стук в дверь. Мысленно выругавшись, он повернулся в её направлении:       — Кто там?       — А ты как думаешь?       — Мало ли здесь какие ходят. Вон, мужика голого в ванной своей застал.       За дверью послышался тихий смешок.       — Выходи, поговорим.       — Уже двенадцатый час. О чём я с вами должен говорить?       — Ну ты заноза редкостная. Два года вместе живём, переписываемся, не зная имени, а ты тут выпендриваешься.       — А что нам мешает продолжать это делать? И не выпендриваюсь я!       — Ну, не знаю... Не по-человечески как-то, — послышалось за дверью после небольшой паузы. — Я буду на кухне, а ты как хочешь. Мне скоро уходить.       Марк цокнул языком и с кроватным скрипом сел. "Записочный" образ никак не вязался в голове с образом соседа. Он представлял его совершенно по-другому – по крайней мере, он был в этом уверен.       Выходить из своего логова не хотелось – в квартире было прохладнее, чем у него в комнате, да и кровать в этот раз казалась необычайно мягкой. Может, ну его, этого хама. Ему не нужны лишние "друзья" и прочий хлам. Внезапно у него в голове протекла – да-да, мокренько так – мысль: а что, если получится одолжить у него немного денег? Ну или просто они договорятся покупать еду на двоих. Ещё можно его попросить помочь с работой.       Тут Марк оборвал свою мысль на корню. Да он скорее с голоду умрёт, чем о чём-либо попросит этого человека. Хмыкнув про себя, он посмотрел на дверь.

***

      "Человек" сидел за столом, запивая бутерброд с сыром чаем. Выглядел он до того по-домашнему, что Марк неосознанно начал его разглядывать, удивляясь тёплой атмосфере, царившей на кухне. Длинные светлые волосы теперь были затянуты в аккуратный хвост, а одет он был в джинсы и большеватую клетчатую рубашку. Марк её узнал сразу. Она часто висела в ванной на вешалке после стирки, но теперь выглядела немного иначе. Ярче и мягче, чем обычно, что ли... Ему всегда казалось, что она очень удобная, однако он этого не проверял – брезговал.       Подойдя ближе к столу, он наткнулся взглядом на Оскара, который невозмутимо сидел возле соседа на сложенных ноутбуке и планшете и поглощал остатки его колбасы, на что Марк поджал губы и надулся: "Предатель".       Сосед улыбнулся и кивнул на стул напротив. "Подлец. В моём доме так себя ведёт", — подумал Марк, однако приземлился на место, оглядывая стол. "Человек" держал дымящуюся кружку с чаем, а рядом с ним лежали две тарелки с нарезанным хлебом и сыром.       — Угощайся, — произнёс он, кивая в этот раз на еду.       Марк вновь поднял взгляд на соседа и, нахмурившись, обратился:       — Нет, спасибо. Это ты отдал мою колбасу коту?       — Да, я, а что такое? — невозмутимо спросил он, откусывая от бутерброда.       Марк сжал под столом кулаки.       — Во-первых, я хотел поесть колбасу. Во-вторых, ты сидишь на моём месте.       — Это и моё место тоже, если ты забыл, — он пожал плечами, продолжая спокойно смотреть на Марка. — Ну, что скажешь?       — Хм, — иронично протянул Марк и показательно оглядел соседа, — ну, для начала, ты одет, что радует.       Человек напротив ухмыльнулся, беря салфетку и обмакивая рот. Привстав на стуле, он протянул крепкую ладонь для рукопожатия:       — Я Генри, — произнёс он с улыбкой.