***
Это их четвертое занятие, и за Минсоком в садик омега идет как на праздник — он действительно скучает по маленькому альфе. У Минсока есть чудесная способность согревать всех людей вокруг себя, чему омега не удивлен — ведь Мин как маленькое солнышко, такой светлый и ласковый, что его хочется все время тискать. Вчера они с Чанелем договорились, что омега заберет ребенка из садика и отведет домой, и они будут заниматься, дожидаясь альфу. А еще неделю назад они перешли на «ты», и Кенсу чувствовал себя неловко, каждый раз называя старшего по имени или обращаясь непосредственно к нему. Чанель был не таким уж и старым, но он выглядел таким взрослым и солидным мужчиной, что у Су внутри все сжималось, стоило завести разговор.. Единственное, что давало жить — это Минсок. Он показывал омеге свои любимые мультфильмы и книги, игрушки, поделки из глины, пластилина или бумаги. Каждый раз, встречаясь с Кенсу, ребенок рассказывал, как провел свой день и чем занимался, как дела в садике и что он ел на обед. Кенсу слушал, внимательно, запоминал, и улыбался без устали. Сейчас, когда нужно было усердно налегать на учебу, именно малыш Минсок подбадривал его. Садик «ясно солнышко» был смутно знаком парню — однажды он уже занимался с ребенком, который ходил туда, и омега не понаслышке знал, какое это престижное и дорогое заведение. Охрана, видеокамеры, забор, разве что не телохранители в няньках. И, боже, это так похоже на Чанеля. Однако Кенсу очень удивляется, когда ребенка ему не отдают. Воспитатель Чжан, такой кроткий, милый, тихий, и очаровательный — он очень приглянулся Су — тысячу раз извиняется, но говорит, что отец Минсока никого не предупреждал, и не говорил, что ребенка из садика (впервые в жизни) заберет не он. Исин видит, конечно, как маленький альфа жмется к Кенсу с улыбками и объятиями, как рад его видеть, и что этот омега не представляет для ребенка никакой опасности, но отдать его он все равно не имеет права, потому что его не предупреждали. За детей Исин отвечает головой, да и сам не позволит их обидеть, поэтому такая щепетильность в данном вопросе ему свойственна. Исин смотрит на эту парочку, как Минсок тянет к Кенсу руки для объятий, извиняется, что папа «забыл Син-Сину сказать», а еще тараторит без умолку о том, что суп сегодня был на обед просто «фу», и что «смотри, Кенсу, какую я пушку из пластилина сделал», а Кенсу весь такой «ваа, ну ты даешь, вот это ты молодец», и улыбается-улыбается. Исин готов плакать от умиления, но просто в очередной раз просит прощения. Кенсу становится неловко, все же, воспитатель выполняет свою работу и злиться на него нет никакой надобности — наоборот это хорошо, что он не отдает Минсока незнакомцу. Су говорит, что, если ему позволят, он может подождать Пака-старшего здесь, и тоже извиняется за доставленные неудобства, и дети, смотрящие со стороны на двух извиняющихся в ровном поклоне друг перед другом омег, только странно хихикают. Сюмин, однако, оказывается предприимчивее всех. Он говорит: — Так просто позвоните отцу и все. Пусть скажет, что Кенсу правда за мной пришел. Исин неоднозначно хрюкает, потому что они с Кенсу не догадались бы, и набирает номер родителя. Трубку, в прочем, не берут, и омега грустно вздыхает: — Наверно, господин Пак занят на работе. Может, тогда вы хотите кружку чая, Кенсу? — Если будет не трудно, — улыбается омега, щелкая Минсока по носу, — и сейчас я ему сам позвоню.***
К этой встрече они готовились около пяти месяцев. Партнеры из Японии славятся двумя вещами: дотошностью и нелюбовью к японским ресторанам в Корее, так что заставить их подписать контракт, на самом деле, большая проблема. Чанель заранее узнает информацию о своих гостях, изучает их деятельность и развитие компании, не поручая это дело своим помощникам и заместителям. Альфа тщательно занимается этим делом, готовит темы для обсуждения и интересующие его вопросы, составляет подробный план своего делового предложения для партнеров. Дабы не ошибиться, в качестве ужина Пак выбирает европейскую кухню и утром нужного дня он полностью готов и собран, доволен собой. Каждый из его личного состава знает, что должен делать, и альфе только остается встречать делегацию японцев с широкой, не слезающей с его лица улыбкой. Глава этой процессии, грузный и широкий альфа с толстыми бровями и мрачным видом, сухо жмет чанелеву ладонь и очень бегло говорит на английском. Конечно, на встрече присутствуют переводчики, быстрые и точные, как часы, мастера своего дела (других и не держим), но Чанелю приятней, когда разговор ведет непосредственно он сам. Для переговоров был выбран самый большой и удобный зал с мягкими креслами и огромным дубовым столом. Документы, бутылки с водой, показательные презентации — все готово заранее, и Чанель жутко радуется, когда видит на лице предполагаемых партнеров по бизнесу заинтересованность. Безусловно, ведь Чанель хорош во всем. Альфа лично рассказывает о сути дела, приводит в доказательство графики с приличными денежными суммами и диаграмму роста сферы влияния его компании за последний год. Японцы под приятным впечатлением, это видно, и Чанель, поймав волну, совсем распаляется — стягивает пиджак, откидывая его на спинку своего кресла, (несколько омег с японской стороны жадно облизывают это движение), и продолжает разговор о финансах спокойно и легко, так плавно, доступно и понятно, будто это ничего ему не стоит, но с ноткой напускной таинственности, желая вызвать еще больший интерес. Подчиненные в такие моменты жутко гордятся боссом, его прекрасным словарным запасом и неисчерпаемым обаянием. Когда же выясняется, что представителем японской процессии является не тот огромный альфа, а маленький омега, с очень узкими чертами лица и черными, как у ворона глазами, то Чанель начинает сиять — с омегами у него вообще проблем никогда не возникало. И тут у него звонит телефон. У Чанеля их два — один для работы, а второй, личный, для самых важных связей, чтобы в любой момент до него можно было дозвониться. Телефон Кенсу, безусловно, записан во втором мобильном, потому что вдруг с Минсоком что-то случится и до альфы нужно будет дозвониться? Чанель просит прощения, отвечая на звонок. Омеги, да и альфы, работающие в компании Пака, прислушиваются, ловя каждое слово — редкий случай, когда босса кто-то смог оторвать от работы, так что надо запомнить. Тот не трудоголик, конечно, но к работе относится с завидным трепетом. В прочем, на этот личный номер, кроме родителей и друзей ему никто не звонит, но в будний рабочий день… — Что? Забыл сказать? Ох, Черт, Кенсу, прости.. прости-прости, я совсем забыл об этом, правда, — Пак Чанель, тот самый Чанель, который руководит огромной компанией, умоляюще заломил брови, не переставая просить прощения у своего айфона, — да не кричи ты! Я что, не могу забыть что-то? Да, я в курсе, что сегодня из садика ты забираешь Минсока, но это не повод орать на меня. Дома поговорим. Просто дай трубку Исину, хорошо? Кенсу, ну пожалуйста.. да, да.. хорошо. Я понял. Здравствуйте, воспитатель Чжан. Да, да, простите, я совсем забыл об этом. Да, отпустите пожалуйста Минсока. И скажите Кенсу, чтобы перезвонил, потому что я не знаю, что купить на ужин. Да, спасибо. Альфа нервно выдыхает, поправляя волосы, и просит прощения, потому что «это было срочно», но тут же возвращается к деловому разговору, снова превращаясь в сурового начальника. В зале слышится хлопок. Кажется, это упала чья-то челюсть.***
Кенсу, на самом деле, никогда не думал, что может так кричать. Всю жизнь омега считал себя достаточно тихим и компетентным человеком, способным любой вопрос или конфликт решить при помощи слов и обычных разговоров. Повышал голос он в исключительно редких случаях, и то при крайней необходимости, если другого выбора не оставалось. Но Чанель его выбесил. Это надо же — забыть про своего ребенка! Кенсу за пятой кружкой чая так и сказал Исину: — Все альфы — козлы! Тот согласно покивал головой, доливая новому другу еще половину кружки ароматного зеленого чая с жасмином и протянул тарелку вкусного овсяного печенья с кусочками шоколада. Желание забрать ребенка и отвести домой совершенно отпало — Кенсу набычился, как маленький, и остался с Исином пить чай, изливая душу. Последнему компания омеги не мешала совершенно: воспитатель Чжан, как истинный знаток и мастер своего дела, успевал и за детьми следить, и с Кенсу общаться. У них, как оказалось, множество тем для разговора и куча общих интересов. Так омега и сидел, слегка «убитый горем», наблюдая за детьми и общаясь с Сином. Как оказалось, быть воспитателем намного сложнее, чем можно себе представить — попробуй уследи за этими громкими и шумными малышами, а еще каждого надо отловить, умыть, накормить, усадить читать стих или делать поделку. Страшное дело. Воспитатели те еще психологи. У Мина в группе есть омежка — Чонде. Маленький, шумный, и такой быстрый-быстрый, расторопный, любопытный до жути. Очень забавный ребенок. Наступает пора очередного перекуса, и Кенсу буквально видит, что ожидает детей — каша и невкусный суп. Сам Кенсу всю жизнь не любил блюда, которые давали в садике, и предпочитал не есть, нежели давиться. А Исин, он.. он хитрый. Он не спрашивает у детей, в частности у Чонде, будет ли он есть. Он говорит: суп или каша? Будто ребенок может хоть что-то выбрать в своем нелегком положении. Чонде, осознав свою участь, выбирает кашу. Кенсу цокает языком — он взял бы суп. Когда Исин, свято выполнивший свой нелегкий труд, возвращается на место, к чаю, и обхватывает кружку с забавным рисунком своими тонкими, длинными пальцами, Су интересуется: — Разбираешься в психологии, да? — Ну да, — Син тянется к печенью, — нам преподавали, потому что для работы с детьми без нее никуда, — Кенсу кивает, — как минимум нужны основы, а еще лучше почитать соответствующую литературу. В свое время я увлекался этим. В молодости. — В молодости? — хлопает ресницами Кенсу, — а тебе, прости, сколько? — Да вот, 29 недавно стукнуло. Единственное, что может восхищенно выдавить из себя Су, это: — Хочу в 29 выглядеть так же. Исин в ответ мягко смеется и на его щеке появляется очаровательная ямочка.***
Кенсу очень просит Минсока нормально застегнуть кофту, но в итоге сам опускается перед маленьким альфой на одно колено и тщательно застегивает молнию. Недовольный бубнеж со стороны ребенка — самое милое, что есть на этом свете. Две минуты назад Чанель скинул безумно информативное смс: «я здесь», и Кенсу решил поторопиться, потому что время уже позднее. На улице дул слабый ветер и пахло действительно осенней прохладой, так что омега только сильнее сжал детскую ладошку и вжал голову в плечи, поторапливаясь к машине. Чанель курил, облокотившись бедром на капот бентли, и смотрел куда-то наверх, в потемневшее небо. В волосах запутался ветер, яркий огонек тлел на кончике сигареты, что так органично смотрелась меж длинных жилистых пальцев. Распахнутое пальто цвета черного кофе, и те самые часы, которые альфа не снимал с руки. Чертов полубог. Минсок сразу кинулся к отцу с объятиями, потому что очень скучал, а Кенсу как стоял на месте, так и замер. Это выглядело как сцена из немого кино 50х годов: антуражно, атмосферно, красиво. Чанель — как главный герой романа 20го столетия, как актер нашумевшего фильма, как самый и богатый и знаменитый политик прошлого века. Красивый до чертиков. Аж пальчики на ногах поджимаются. Пак поднял сына на руки, спрятал в объятиях, укрывая от ветра и всего прочего, потому что тоже скучал, потому что устал от новых лиц и знакомств, потому что хочет передышку. У Минсока — море эмоций. Он говорит, без умолку, на самом деле, и светится, как лампочка. Омега смотрит на них и думает, что даже не смотря на то, что их всего двое — они есть друг у друга. Они семья, которую можно поставить в пример многим, и восхищаться этим можно бесконечно. И что места ему там нет. Конечно, он позволил себе задуматься. Безусловно. А кто бы на его месте не позволил себе немного помечтать? Кенсу ни на что не рассчитывал, даже, нет. Просто все мечтают. О новой машине, о детях, о поездке на море. О любви. Почему нет. В этот момент Кенсу становится интересно, как выглядит папа Минсока. Что это за омега, наверно, небесной красоты. Как.. как выглядит человек, которого может полюбить такой альфа? Чанель, в свою очередь, наобнимав сына, обращается к застывшему омеге. Зовет его, негромко, а тот не двигается. Нахмурившись, Пак сажает Минсока в машину, пристегивает, и просит подождать. Нужно меньше пары секунд, дабы преодолеть расстояние до Кенсу. А тот вообще будто ничего не слышит, стоит, сжав губы в тонкую полосочку, и о чем-то напряженно думает. Это становится забавным, и альфа даже притормаживает, наблюдая. У Су такое милое лицо, что хоть фотографируй, но им надо ехать, так что Пак касается чужой руки, улыбаясь. — Кенсу? — А? — в альфу утыкается испуганный влажный взгляд под сводом пушистых ресниц, — прости. Задумался. Идем. Чанель хочет сказать что-то еще, но Кенсу уже быстренько проскальзывает мимо него в машину, оставляя альфу наедине с собой. И правда. Как давно у него не было омеги? Такого, наверно, никогда.***
Кенсу не обижается — он на альфу вообще не смотрит. Разве что на его крепкие жилистые руки, сжимающие руль. Хотел устроить разнос за то, что Пак и не подумал предупредить воспитателя, а в итоге молчит, кусая губы. Как, простите, он до этого докатился? Четыре занятия, четыре встречи, 8 часов в общей сложности, и что? Все, Кенсу, сдулся? Раньше такого не бывало. Омега правда бывал в разных семьях и в разных ситуациях, он видел очень красивых и очень умных мужчин, таких сильных и смелых, что грех было бы ими не заинтересоваться. И он, в прочем, очень успешно не интересовался. Легко работать, когда сфера твоей деятельности не представляет для тебя личного интереса. В противном случае работа превращается в опасное минное поле, и омега неловко ведет плечом, когда думает, что именно по такому полю он сейчас передвигается. Шаг влево, шаг в право — и вот, он сокрушительно признается себе, что влюблен. Такого допустить нельзя. Кенсу лучше всех знает, что ничего из этого не выйдет. Что не стоит ему лезть в это. Более того, Чанель к нему заинтересованности не проявляет от слова «совсем». И от этого омега успокаивается. За почти 18 лет своей жизни Кенсу научился думать мозгом, а не задницей или сердцем, так что ему будет не трудно взять себя в руки. Дома у Паков они оказываются ближе к семи вечера, и Кенсу отправляет Минсока читать книгу, которую они начали в последний раз. Ему нужно немного времени для разговора с Чанелем. За эти две недели омега и правда очень хорошо узнал ребенка: его интересы и увлечения, любимые блюда, места и вещи, и в голове Кенсу уже сложился некий психологический портрет Мина. Не хватало одного кусочка — второго родителя. Помнит ли Минсок его, видел ли когда-нибудь? Он не спрашивает об этом Чанеля? Никогда не интересовался, где еще один папа? Опасно было бы спрашивать такое у ребенка сразу, по сему омега начинает издалека: с Пака-старшего. Тот уже давно большой мальчик, и наверняка сам решает, что рассказывать ребенку, а что нет. Альфа как раз разогревает ужин на кухне, когда Кенсу тихо интересуется: — Я могу задать личный вопрос? Чанель медленно оборачивается и вздыхает. Он знал, конечно, что такого не избежать — если у Минсока и есть трудности, то связаны они лишь с шатким положением в их семье. — Давай так, — Чанель откладывает все кухонные принадлежности и мягко подталкивает омегу в сторону гостиной, — я очень не люблю вопросы такого рода, поэтому расскажу сам. То, что посчитаю нужным. И, если у тебя останутся вопросы, то ты их задашь. Идет? Голос у Чанеля мягкий, с хрипотцой, и такой уютный, что в него хочется завернуться клубочком, как в одеяло. Если бы этот альфа сказал ему утопиться, то Кенсу согласился бы. Непременно. Но пока он лишь аккуратно кивает и присаживается на диван, готовясь к истории. А по Чанелю видно, что он не совсем готов — редко кому он рассказывает такие сокровенные вещи, и не то чтобы Кенсу был в близком круге доверенных лиц, это все ради сына. На самом деле, если опустить весь официоз и прочую шелуху, то у этого омеги вид такой заинтересованный и внимательный, будто это не Чанель тут отец-одиночка, а он. На дне его больших глаз столько волнения и сопереживания, участия, что хочется только улыбнуться и сказать «я в порядке, только не будь таким грустным». Но Пак не может. Он вытирает руки кухонным полотенцем, облизывает сухие губы, и думает, с чего бы начать. — Папу Мина зовут Бекхен. И я узнал о том, что буду отцом, в 18 лет. Бекхену было 19. Родители в таком возрасте из нас, как понимаешь, никакие. Мы не были готовы. Бекхен так особенно. Если я всегда был домашним мальчиком, то этот омега — другой случай. В нем бурлила кровь, и дети, по крайней мере тогда, были не для него. Не скажу, что для меня, но выбирать мне тогда не приходилось — аборт я ему сделать не позволил бы. Мы разошлись, когда он был еще беременный. И после того, как Минсок появился на свет, я сразу забрал его к себе. С Бекхеном мы связь поддерживаем — я знаю, что он живет в Корее, и что сейчас он замужем. Он присылает Мину подарки, но просит не говорить, от кого они. Я, впрочем, и не собирался. Знает ли о нем Минсок? Он знает его имя и ничего больше. Они никогда не виделись. Бекхен хотел однажды, но я не позволил. Сюма не спрашивает о своем папе, потому что я просил этого не делать. Может, это мой нездоровый эгоизм, но не хочу, чтобы они виделись. Можешь спросить его об этом, но не думаю, что услышишь внятный ответ. Еще вопросы? Кенсу машет головой — вопросов у него нет. Он так и знал — сложно. Очень это сложно — чувства, дети, семья. У Чанеля на лбу написано, что к тому, кто родил ему ребенка, он не чувствует ничего. И вместо сердца у него пустая, выжженная чужими усилиями дырка. Открытая сквозная рана, которую не залечит время, а только чужая любовь. Кенсу снова машет головой — вопросов у него нет. Прав на этого человека, собственно, тоже.***
У них же даже разговоры сугубо по делу — Минсок, проблемы Минсока, занятия Минсока. Чанель думает об этом, когда заказывает такси для Кенсу, и мысленно матерится. Ничего дальше. Никакой глубины, подтекста — все на поверхности. Всего четыре занятия, редкие столкновения в коридорах, или переглядывание в машине. Вопросы о кофе, о еде. О том, когда будет удобно назначить следующее время для занятий. Пак без понятия, где омега учится или чем вообще занимается по жизни. Что любит. Может, он вообще с кем-то встречается. Но просто эти глаза. Они из него душу выели. Голова даже пухнет. Он не чувствует особой симпатии или заинтересованности, но почему-то этот омега все равно не вылезает из головы. В итоге, Чанель просто решает не думать об этом — курит, умывается, убирает остатки еды, укладывает сына спать. Ближе к часу ночи не находит в себе сил для сна, поэтому берет бумаги и садится за работу, сгорбившись над столом в кабинете. Во втором часу ночи звонит телефон, и Чанель, не посмотрев на контакт, снимает трубку, громко зевая в свой кулак. На том конце Кенсу, который просит прощения за свой поздний звонок. Очень извиняется, кучу раз, пока Чанель не останавливает его, вкрадчиво поинтересовавшись, что стряслось. — Чанель.. я могу пару дней пожить у вас?