200 зим

Кенсу всегда говорит, что не надо. Он объясняет это Чанелю, показывает на пальцах, повторяет несколько раз, вкрадчиво втолковывает, пытаясь отказаться, и альфа вроде как кивает для пущей убедительности, мол, ладно, я все понял, больше никакого такси. Он наклоняет голову, улыбается, и в этом движении столько Чанеля, что Кенсу готов захлебнуться, утонуть, кануть на дне чужих глаз и не вернуться. Это слишком много для человека, с которым омегу связывают лишь деловые отношения. Су улыбается в ответ и невзначай касается плеча альфы, прощаясь. Знает, что Чанель смотрит ему в след и неловко вжимает голову в плечи. — Увидимся. — говорит ему старший, в противовес долго не закрывая дверь, будто бы не желает прощаться. И все равно на выходе омегу неизменно ждет такси. Чанель не изменяет себе и своим принципам, и, была бы его воля, отвозил бы Кенсу сам — омега это знает. Матовая ауди, черная, как ночь, не такси, а подарок небес; водитель услужливо открывает дверь (он все время один и тот же), помогает забраться в салон, интересуется, какую музыку включить, да и нужно ли вообще, и потом тактично молчит всю дорогу, только если Кенсу сам не захочет поговорить. В салоне всегда приятная прохлада, облизывающая кончики пальцев, и нежный полумрак, который убаюкивает — мальчишка засыпает, прислонившись лбом к стеклу, пока его не будят, оповещая о том, что они приехали. Так происходит каждый раз — привыкнуть слишком легко. Кенсу вылезает из этой потрясающей машины, оказываясь аккурат напротив своего страшного общежития, и вежливо прощается с водителем. По пути до комнаты ради интереса забивает название этой фирмы в телефон, желая узнать расценки, и матерится сквозь зубы, потому что просто заказать такую машину — уже его стипендия за месяц. И как бы «бесплатно» уже не получается. Каждый раз хочется пройти мимо этой дорогой машины, но, во-первых, совесть не позволяет, а во-вторых не хочется, чтобы Чанель тратил такие большие деньги впустую. Су знает, что альфа хочет (почему-то) о нем позаботиться. И по возможности не сопротивляется, хотя неловко очень. В итоге, Су открывает дверь своей комнаты, когда время неумолимо ползет к полночи. Темнота комнаты и давящая тишина говорят о том, что сосед снова будет ночевать где-то не здесь, что, в прочем, совсем не расстраивает Кенсу — омега не очень ладит с этим парнем, так что ночь без него лишней не будет. Остается только скинуть одежду и обувь, переодеться в свободную футболку и натянуть мягкие хлопковые штаны, отыскать тапочки, безусловно теплые и уютные, и отправиться умываться и чистить зубы — душ завтра утром. Дела сделаны, конспекты прочитаны, все подготовлено, и после водных процедур омега прячет свои холодные пяточки под одеялом с чистой совестью — он может спать аж до девяти часов утра, потому что ко второй паре, и жизнь вообще прекрасна. Капельки наушников в уши, дабы быстрее заснуть, любимый трек и точно можно спать. Только провалившись в легкую полудрему Су наконец счастливо выдыхает, обнимая подушку, зарываясь с носом в одеяло. Долгий и трудный день сморил Кенсу, вымотал все силы, и возвращаться в объятия постели как никогда приятно. Засыпая, он думает обо всем на свете — так некстати вспоминает родителей, братьев, детство. Вспоминает, что на следующей неделе стипендия и день рождения друга, а еще надо заплатить за курсы японского языка. В такие моменты мальчишка искренне радуется, что вся его головная боль заключается исключительно в домашних хлопотах и самых обычных человеческих делах. Однако, счастье не длится долго — стоит Кенсу начать рассуждать о том, почему же он совершенно не думает о Чанеле, как кто-то трясет его за плечо, причем так сильно и упорно, что омега пугается и кричит, едва не сваливаясь с кровати. В темноте трудно разобрать лицо соседа (Джихуна), но тот несколько раз хлопает по щеке и снова трясет за плечи: — Пожар, Кенсу! — и поднимает на ноги, впихивая в руки какие-то вещи и рюкзак. Кенсу медленно моргает, все еще не понимая, какого черта, но сосед выталкивает его в коридор, заставляет натянуть куртку и тянет к выходу. Он поторапливает, толкает, кричит так, что, несомненно, перебудил уже половину крыла, и попутно стучится в чужие двери, продолжая орать. Поначалу омега хочет дать знакомому хорошую затрещину — никакой сирены или других признаков пожара он не видит и не слышит, собственно, как и не видит причин для паники, однако, когда они спускаются в фойе, то на все общежитие раздается протяжный вой. Сирена. На улице они оказываются одни из первых, Джихун тянет отойти подальше, а Кенсу отнекивается и звонит пожарным, а после порывается помочь старосте, который всеми силами пытается вытащить на улицу перепуганных студентов. К тому моменту, как все оказываются на улице, кухонное крыло полыхает праведным огнем — хороший контраст с прохладой на улице, и Кенсу хмурится еще больше — взглядом отыскивает соседа и от души пинает под коленку. Тот взвизгивает, отшатывается, и хочет отойти подальше, но Кенсу с несвойственной ему мощью хватает парня за локоть и тащит в сторону. — Поговорить, — объясняет мальчишка и улыбается одной из своих самых жутких улыбок, из-за чего Джихун громко икает и в очередной раз безуспешно пятится, — не бойся. — Чего ты хочешь? — сосед присаживается на траву, недовольно скрещивая ноги и поджимая губы; Кенсу на такой отчаянный шаг не решается — холодно. — Спросить, что это за фигня, — очень терпеливо поясняет омега, наблюдая за очередным нарядом пожарников, который исчезает в здании. — Пожар, — выдает ироничную улыбочку сосед, и громко ойкает, когда Кенсу снова начинает пинаться. — Я не тупой, — шипит Су, — ты тут каким боком? Я вообще думал, что ты ушел. — Я и ушел, — Джихун обиженно выпячивает губу, — просто… — Это, — внезапная догадка посещает Кенсу, и он красноречиво указывает головой в сторону полыхающего здания, — твоих рук дело? — Не моих! — вспыхивает парень и тут же затыкает себе рот, понимая, что спалился, — точнее, я знаю, кто это сделал, но... — Но? — Кенсу хитро щурится, наступая, давя, — кто? Кто это сделал? — Обещай, что никому не расскажешь, — Джихун умоляюще складывает ладони, и хватает Су за руку, заставляя сесть рядом с собой, — это Минхо, — доверительным шепотом начинает сосед, — мой парень. Мы с его друзьями собрались на кухне, хотели посмотреть... они заказали какую-то штуку для фокусов, вроде пиротехники с огнем.. ну, знаешь, там можно огнем управлять, и... — И вы, дорки, решили проверять это ночью на кухне? — Кенсу непонимающе хмурится, совершенно не проникаясь откровениями, — совсем сдурели?! — Тише ты! — Джихун затыкает другу рот, прося не шуметь, — не ори! Просто мы немного не уследили. — Не уследили? — Кенсу поднимается на ноги, снова утыкается взглядом в полыхающее здание и морщится, — ваше «не уследили» стоило всех моих вещей. И вещей других студентов, — мальчишка качает головой в разные стороны, показывая, что не одобряет, — я не буду говорить об этом, ибо это не мое дело. Но если спросят — молчать не стану. Кенсу уходит, оставляя соседа в полном недоумении, но сейчас его волнует совсем другое — что делать ему? Староста говорит, что пожарные просили по возможности заночевать у друзей, а тех, кто не может, могут отвезти в другое общежитие или еще Бог знает куда. Омегу такой расклад не устраивает — не хочется ехать непонятно куда, поэтому, наплевав на грязь и холод, Су кидает свой рюкзак на землю и садится следом. Достает телефон, листает контакты, звонит друзьям, знакомым, всем, кто волей случая оказался в его телефонной книге. Многие не берут трубку, кто-то не может, кто-то живет далеко-далеко. Брату не звонит принципиально, потому что сделать тот сейчас ничего не сделает, а волноваться за двоих будет. В итоге, спустя час безуспешных звонков Кенсу почти смиряется с мыслью о ночевке в непонятном месте. На номер Чанеля он не смотрит упорно, почему-то уверенный в том, что альфа обязательно откажет. И вообще, поздно, Минсок спит, нельзя же так звонить посреди ночи. — Адрес. — Чего.. — Кенсу тушуется, кусая пухлую губу, и даже несколько первых секунд искренне не понимает, чего от него хотят. Отнимает трубку от уха и лишний раз убеждается, что набрал именно старшего. — Твой адрес, Кенсу, — слышно, что Чанель улыбается в трубку, терпеливо поясняя, — скажи мне, где ты сейчас находишься. Омега неуверенно что-то лепечет в ответ, впервые, кажется, настолько смутившись от чужого напора. — Хорошо, — Пак зевает в кулак, слышно, как хрустит костями, потягиваясь, — буду через 15 минут. Жди. Такое простое «жди» — Кенсу медленно моргает и смотрит в экран мобильника, щипает себя за руку, дабы понять, что не приснилось, а потом глупо улыбается, и улыбка у него такая радостная и светлая, что в пору светиться лампочкой. Уже не смущает позднее время и прочие мелочи, омега просто поднимается на ноги и остается ждать. Он знает — о нем позаботятся.

***

Чанель впихивает в свое пальто, буквально кутает, застегивая все пуговицы даже выше подбородка, и достает откуда-то из запазухи шапку, заставляя надеть. Кенсу не понимает, почему старший начинает тихо смеяться, и вспыхивает, когда тот поясняет: — Вообще, это шапка Минсока. Я взял просто так, не думал, что тебе будет как раз.. И снова ржет. Кенсу хочет его пнуть — ну, а что он так — но сдерживается и позволяет усадить себя в теплый салон автомобиля, разве что хватает за руку, когда видит, что альфа куда-то собирается. В ответ тот сжимает подрагивающие руки омеги в попытке обогреть и успокоить. — Хочу переговорить с начальником пожарной охраны, — терпеливо поясняет Чанель, явно поняв, чего от него хотят, — это быстро. — Это просто пожар, — начинает Кенсу, потому что ему уже и без того стыдно, — не надо. Я уже и так заставил тебя... вас... вытащил из дома. — Тихо, — Чанель мягко затыкает омегу, — я не приехал бы, если бы был против. Все нормально. Так что просто подожди меня, ладно? — Но.. — Кенсу, — альфа вздыхает, но делает это с улыбкой, что очень странно, — мне будет намного легче, если ты просто подождешь меня, а не будешь спорить. Кенсу понятливо затыкается, а потом расплывается в глупой улыбке, думая, что это, наверно, один из самых длинных их разговоров. Нельзя не заметить, как другие студенты пялятся на дорогую иномарку, расположившуюся прямо у ворот общежития. Кенсу снова неловко, но он старается об этом не думать, потому что могло быть гораздо хуже. Вместо этого мальчишка занимается тем, что умеет — рассматривает окружающую обстановку, салон машины, панель, дорогую обивку салона, даже приоткрывает бардачок, но тут же закрывает, потому что это невежливо. На заднем сидении валяется пара мягких игрушек, что бросается в глаза только сейчас, и чему Кенсу не может не улыбнуться — ох уж это солнышко-Минсок. Су отчаянно борется со сном и старается зевать как можно меньше, держать глаза открытыми, не зарываться с носом в чужое пальто, вдыхая запах.. Чанель появляется спустя 15 минут, принося свежесть и прохладу с улицы, о чем говорят его покрасневшие руки и кончики ушей. — Это поджог, — говорит старший, только для того, чтобы вообще что-нибудь сказать, — а вот намеренный или нет — это другой вопрос. Сказали, что еще как минимум неделю туда никого не пустят, потому что нужно оценить ущерб, начать хоть какой-то ремонт и отсечь любые попытки повторного возгорания. Никто не пострадал, но повторения не хотелось бы. — Это не намеренно, — бурчит себе под нос омега и мотает головой, когда Чанель переспрашивает, — ничего-ничего. Впервые вообще я видел, чтобы здание так сильно горело. — Это значит, что подожгли либо что-то, что хорошо горит, вроде легкой тряпки или кучи бумаги, либо там был открытый газ, воспламеняющаяся жидкость.. — со знанием дела говорит Чанель, и Кенсу замечает, что старший уже выруливает на улицу. Вспоминает их кухню в общаге и кивает сам себе — там у них и тряпки, и газ, и жидкость. А еще кучка идиотов. И как только сами целы остались. Наверно, когда что-то загорелось они пытались потушить сами, а когда поняли, что бесполезно, то перепугались и побежали будить остальных. Хотя бы что-то. — Ты голодный? — непонятно к чему спрашивает альфа, и Су отрицательно качает головой в ответ, — а я вот очень. Заедем в круглосуточный? Или ты очень устал? — Я вообще не устал, — вздыхает Кенсу, не понимая, почему Чанель вообще его спрашивает о таком, — если ты голоден, то конечно. Только что ты собрался готовить ночью? Тебе завтра не на работу? — На работу, — Пак хмыкает, — именно поэтому на готовку времени нет. Может, рамена куплю и все. — А что насчет простого омлета с сосисками и зеленью? Быстро и вкусно, — предлагает Кенсу. — О, нет, — Чанель тихо посмеивается, — с омлетами у меня катастрофически плохо. — Ну, у меня хорошо, — омега неловко улыбается, — там дело пяти минут. В благодарность. Странная благодарность в виде омлета в третьем часу ночи, но другой возможности у Кенсу пока нет. Чем можем, как говорится. Мальчишка, на самом деле, никогда не перестанет удивляться альфам, которые считают, что омеги умеют готовить и стирать с рождения. Вот появился на свет маленький омежка, и все — в нем природой заложено знание о строении стиральной машинки и плиты. Некоторым личностям не донести, что омеги в любом случае учатся этому у своих родителей, и что очень много тех, кто даже во взрослом возрасте плохо обращается с кухонными принадлежностями. Кенсу учился готовить вместе с Сехуном — старший брат осваивал кулинарные вершины лишь ради Тао, дабы завоевать его сердце и желудок, а Кенсу не счел это лишним. Очень весело готовить со старшим братом на кухне, попеременно дурачась, и сейчас, вспоминая те счастливые времена, когда Сехун с Тао только начинали отношения, омега скучает. По брату в том числе. — Кстати, надо ему позвонить. — Су не замечает, что говорит это вслух. — Кому? -интересуется Чанель, возвращая в реальность. — Старшему брату, — поясняет Кенсу, — они с мужем вернутся в Корею только через неделю, но если он узнает об этом только через неделю, то разозлится. — И правильно, — альфа снова улыбается, — значит, завтра позвоним. А сейчас домой. Кенсу чувствует, как засосало под ложечкой от этого «домой», и кивает в ответ, не в силах выдавить из себя и слова.

***

Ночные поедания омлета (омега тоже внезапно проголодался) и споры о том, кто и где будет спать, закончились буквально под самое утро — Кенсу с Чанелем спали всего-ничего, в отличии от Минсока, который хорошо выспался и проснулся буквально раньше всех. Вместо того, чтобы будить родителя, мальчик самостоятельно пошел умываться и чистить зубы, и, когда в ванную комнату вплыл сонный и помятый Кенсу, только завизжал от радости. Омега громкого детского восторга, конечно, не оценил, и попросил быть потише, но Сюмин на радостях рванул в спальню отца. — Кенсу, Кенсу! Он у нас дома, да? А почему, почему? Пап, ну пап! Ты его ночью привез? А зачем? Ну папа! Чанель не видел столько энтузиазма в любимых детских глазах уже очень и очень давно — Минсок редко бывает в чем-то заинтересован. Альфа только мычит в ответ и валится на другую сторону кровати, лицом в подушку, потому что очень хочет спать. Чанель предлагает спросить это у самого Кенсу, и когда сын убегает обратно к омеге с явным желанием замучить вопросами, лишь сладко зевает и прячет нос под одеялом — еще 5 минуточек. Мин тем временем находит Кенсу в гостиной, на диване, под пледом и где-то между подушек. Омега откладывает телефон, который до сего момента держал в руках, и улыбается, подзывая к себе. Маленький альфа радостно устраивается рядом. — Доброе утро, чудовище, — Кенсу гладит мальчика по голове и зевает, — всегда так кричишь по утрам? — Не всегда, — ребенок надувает щеки, — просто я обрадовался. Ты ночевал у нас? — Ночевал, — Су кивает, снова зевая, — если можно несколько часов моего сна назвать ночевкой. — А почему? — Потому что вчера случилось кое-что плохое, и твой папа мне очень помог. Ладно, так, — на часах половина восьмого часов утра, и омега задумчиво кусает губы, — во сколько тебе в садик? — В 9, — Минсок задумывается, — как и папе на работу. — Отлично, значит, есть время на завтрак. Пошли, устроим твоему папе утренний сюрприз.

***

Чанель видит удивление на лице личного секретаря и громко хмыкает — что странного в том, что он появился на работе чуть раньше обычного? Может, он настолько трудолюбивый начальник, что просто захотел сегодня уделить работе чуть больше времени. На самом деле альфа позорно сбежал — Кенсу с Минсоком слишком уж сдружились. Нет, он был очень рад этому факту, просто искренне не мог понять, почему сын с таким удовольствием слушается омегу. Кенсу говорит — иди завтракать и одеваться, а потом в садик, и Минсок, который любит покапризничать насчет завтрака или иной раз не хочет идти в садик, ест и одевается. Молча! Еще и благодарит за еду, спрашивает, как надо одеться, а потом молча ждет отца, пока тот соберется. Действительно волшебное утро. Чанель согласен, что еда вкусная, но все равно уверен в присутствии каких-то темных сил, не иначе. Кенсу, в прочем, не обращает внимания. Говорит, что в институт ему теперь не надо как минимум до конца недели, спрашивает, чем мог бы помочь, и, когда получает в ответ что-то вроде «ничего не надо, будь как дома» лишь хмурится. Альфа умилялся всю дорогу, вспоминая это выражение лица — неужели мальчишка ожидал, что старший нагрузит его работой по дому или чем-то в том духе? Смешной. — У вас сегодня в 12 совещание, — напоминает о себе секретарь, шелестя бумагами в папке, — потом в два часа встреча с представителем «фьючер индастри» и ужин с американским журналистом. И нет, господин Пак, — видя умоляющее лицо босса, секретарь с улыбкой вздыхает, — это интервью нельзя отложить. Они назначили встречу еще два месяца назад, очень просили, умоляли, так что отказывать нельзя. Это безумно популярный журнал, так что такое нам только на руку. Чанель вздыхает мученически, кивает, скучая по тем временам, когда был простым официантом, и плетется в кабинет, плюхаясь в кресло. Решает не напоминать лишний раз, что таких «очень популярных» журналов у него на счету уже под сотню, и что пресса и в Африке пресса — вот уже вечером ему припишут тайного любовника, или мужа, или скажут, что отец Минсока — действующий президент Кореи. Его популярность не всегда приносит пользу. По старой традиции звонит телефон — китайский олень напоминает о своем существовании как нельзя вовремя. — Да, Лулу? — Пак прикладывает айфон к уху, одновременно пытаясь прочитать два отчета сразу. — Привет, милый, — омега снова чавкает в трубку, и, судя по обращению, настроение у него как нельзя хорошее, — как твои дела? — Ну такое, — хмыкает альфа, понимая, что отчеты без стакана крепкого кофе — гиблое дело, — ты что-то хотел? Помощь нужна? — Я тебя умоляю, — начинает Лухан, — оставь эти замашки заботливого самца при себе, мне уже хватает тут одного, — Лу наверняка закатывает глаза, — я заеду сегодня? Соскучился по Булочке очень. — Конечно, — альфа кивает, — ключи, надеюсь, не потерял? — Не-а, ношу их вместе со своими, у меня огромная такая связка. Кажется, качаю руку каждый раз, как пытаюсь открыть дверь, — Лухан смеется, а потом бурчит; слышно, что уронил что-то. Чанель улыбается тоже — беременность превратила Лухана в огромный комочек умиления и бесконечного обаяния. Не только Чонин прыгает вокруг любимого мужа в попытке защитить и обогреть, но и вообще любые альфы, стоит только Лухану ойкнуть или пискнуть — сразу собирается стадо баранов, желающих помочь. Древние инстинкты работают безупречно, и напрягаться омеге точно не приходится — даже у Пака постоянно что-то екает при виде омежек в положении. Иногда он искренне жалеет о том, что пропустил этот период в жизни Бекхена. Не из-за самого Бекхена, конечно, а только из-за сына. Бекхен большинство времени кричал и огрызался, кидался чем-то и ругался так, что уши сворачивались в трубочку. Проклинал Чанеля, искренне винил его, закатывал истерики, не подпускал близко. Никогда не говорил, как проходит беременность, и заботиться о себе тоже не позволял, хотя Чанель все равно умудрялся. Пусть этот омега жутко вредный, шумный, и острый, словно колючка — он подарил ему ребенка, и уже ничто в мире не исправит этого факта. — Хорошо, тогда я забегу вечером, — Лухан в трубке снова бурчит, — и куплю своему маленькому альфе вкусностей. — Теперь тебя умоляю я, Лу. Просто приходи, знаешь же, как он будет рад тебя видеть. — Знаю, поэтому и куплю своему ребенку сладкого. А мнение всяких там альф меня не интересует. — Хорошо, — Чанель снова смеется, — тогда увидимся вечером. Люблю тебя. — И я тебя, милый, — Лухан посылает в трубку воздушный чмок и сбрасывает вызов, совершенно не обеспокоенный столь близкими отношениями с кем-то, кроме своего мужа — если Чонин и ревновал когда-то ко всем этим милостям, то только в самом начале, пока не понял, что отношения у этих двоих совершенно семейные, братские, и такие теплые, что даже не в каждой семье увидишь. Альфа возвращается к работе — просит принести ему кофе, читает отчет, первый, второй, и только потом, едва не поперхнувшись кофе, вспоминает, что дома у него, вообще-то, Кенсу, и Лухан явно не сможет воспринять это должным образом.