***
Кенсу чувствует себя как дома — пусть нагло, даже немного по-свински, но стоит только двери закрыться за Чанелем, как омега выдыхает полной грудью. Складывает в гостиной еще больше одеял и подушек, включает огромную плазму, завтракает, находит пару интересных книг и ударяется в чтение. Альфа (непонятно с чего) заставляет нервничать одним своим присутствием, взволнованно мять края домашней футболки и кусать губы. Все утро Кенсу чувствовал на себе пристальный взгляд, и в определенный момент ему сделалось до того неловко, что свежезаваренный кофе только чудом не оказался на полу. Или волей богов. Он просто смотрит и ничего больше, наверняка не привык видеть по утрам сонного омегу в своей квартире, на своей кухне, и, наверно, в своей жизни. Словно запоминает и привыкает, понимает, что это даже здорово, хотя Кенсу все эти чужие внутренние противоречия переносит с трудом — так и хочется напомнить альфе, что он тут, вообще-то, на неделю и только, и исчезнет, как только появится возможность. Но уходить не хочется. До обеда омега звонит своим друзьям, лишний раз уточняя про учебу, моет за собой посуду и долго ходит по дому, убирая невидимые пылинки. На самом деле — жадно впитывает каждую деталь. Долго изучает фотографии, вещи, статуэтки, какие-то памятные грамоты и медали, бумажки, надписи, кучу записок на холодильнике, даже фотографию родителей альфы находит. В том, что это родители Пака, Кенсу не сомневается ни секунду — огромный, рослый, широкоплечий альфа с забавно вьющимися волосами и очаровательный омега и теплыми карими глазами. Чанель, кажется, забрал от родителей самое лучшее. Много фотографий, где они все вместе, где держат на руках Минсока, целуют, купают, отмечают праздники. Внука любят больше жизни — это сквозит в каждом снимке, это тепло и забота, желание воспитать и уберечь, ровно такое же, какое и от самого альфы исходит. Семья — не самая большая, но самая дружная, и ничего, кроме приятной зависти, не остается. После столь долгого и внимательного осмотра Кенсу просто валится в те самые одеяла и глухо стонет — очень скучает по папе. Тот живет в Китае с тех самых пор, как Тао с Сехуном несколько лет назад сыграли свадьбу и увезли дорогого родителя в Китай. Тао купил там огромный дом со всеми удобствами, машину, сделал все, лишь бы папа Сехуна и Кенсу был в тепле и достатке. Много-много лет назад один омега вышел замуж по большой и чистой любви, подарил любимому мужу сына-альфу, а потом и очаровательного омежку. Молодому омеге не было большего счастья, чем счастье своих детей — старший сын прилежно учился, занимался в секциях, радовал родителей — хотел стать летчиком. Младшенький, омега, всегда питал страсть к танцам и искусству, выступал на конкурсах, даже занимался вокалом. И вот, ранним летом папа-омега узнал, что ждет третьего ребеночка — сразу же обрадовал домашних. — И я не буду самым младшим? — ворчал Сехун, смешно надувая щеки, пока папа, смеясь, пытался заставить ребенка поесть. — Ну папа, не смейся! Ты будешь любить его больше меня, да? — Я люблю вас всех одинаково, малыш, — мудро вещал старший омега, — я люблю Джеджуна, люблю тебя, и буду любить Кенсу. Вы — мое сокровище. — Кенсу? — Сехун заинтересованно навострил ушки, — ты назовешь моего братика Кенсу? — Да, я думаю, это имя ему отлично подойдет, — омега мечтательно вздохнул, сложив руки пока еще на плоском животике, — и ты, как старший брат, будешь о нем заботиться. Обещаешь? Сехун тогда дал самое главное обещание в своей жизни. Спокойная, крепкая беременность без лишних посещений больницы или дорогих лекарств — Кенсу хорошо рос и развивался, и родился очень крепким, здоровым, розовощеким, и таким очаровательным кулечком, что отец потом долго носил его на руках по дому, приговаривая: — Сразу видно, мой малыш. Омега на это только улыбался. Все сказки вечны, но не всем суждено стать счастливыми историями — та поездка не была запланирована, оговорена, по факту, произойти ничего не должно было. Поздний вечер, и главу семьи срочно вызывают на работу, и Джеджун, как самый непослушный мальчишка, рвется вместе с отцом. Омега всеми силами отговаривает: — Ну и куда вы на ночь глядя? Завтра утром съездите, посмотрите, что там... милый, ну пожалуйста. — Пап, все хорошо будет, — взрослый, уже 17-летний Джеджун клюет родителя в щеку и крепко обнимает, — отец говорит, что раз я его дело перенимать буду, то должен участвовать. Мы быстро, правда. И смотрит в глаза так тепло, доверчиво, с любовью... если бы кто знал! — Послушай сына, — со знанием дела кивает старший альфа, — все же бизнес — дело серьезное. Он уже сейчас должен понимать, что к чему, именно поэтому я беру его с собой. Мы вернемся сразу, как закончим, — глава семьи нежно целует мужа в губы и на ходу ловит проворного Сехуна, который готов на что угодно, лишь бы не спать. — Дже, а куда вы собираетесь? — интересуется омежка, когда отец тащит его в сторону детской спальни и кутает в одеяло, говоря спать. — По делам, — улыбается старший брат, заглядывая в кроватку к маленькому Кенсу, — отец, посмотри на Кенсу! Вот же кроха. Альфы смеются — Кенсу скинул все одеяла и подушки, покрывала, выкинул из кроватки игрушки, да так и заснул с пальчиком во рту, буквально по середине процесса. — Ребенка разбудите! — старший омега аккуратно зашел в детскую, выталкивая дорогих сердцу альф, — все, марш по делам и чтобы через два часа были дома! Сехун в последний момент схватит Джеджуна за руку: — Вернешься? Тот крепко обнимет: — Вернусь. Мы быстро. И, конечно же, не вернется. Сехун даже не слушал, что там — грузовик, мусоровоз, или просто еще одна легковушка, которая оказалась не в том месте и не в то время. Он просто видел папу, болезненно-бледного, прозрачного и светлого, как приведение, слышал, как Кенсу плачет в родных руках, будто чувствует боль утраты и потери, хотя он не мог понять это элементарно из-за возраста, и погибал сам. Смотрел на папу и на брата, и самых важных обещаний в его жизни стало два.***
В обед звонит Чанель — долго кряхтит в трубку, откашливается, а потом убивает Кенсу своим супер-логичным вопросом: — Как дела? — Нормально, — невесело хмыкает омега, вытирая влажные от слез глаза — это надо же так не вовремя вспоминать отца и брата, — ты что-то хотел? — Вообще, да, — вздыхает альфа, — заберешь сегодня Минсока? — Конечно, — расцветает Кенсу, спихивает одеяло и садится поудобнее, — после трех нормально будет? — Очень даже, — кивает альфа, — я сегодня поздно буду — у меня несколько важных встреч и салон. — Опять краситься будешь? За последние две недели Пак перекрасился из серого обратно в родной темный, что, между прочим, никак не испортило его красоты. — Без понятия, — отвечает в трубку альфа. Кенсу честно не понял и еще более честно спросил об этом. — У меня личный секретарь и стилист, и вот, когда этим двоим нечем заняться, они собираются вокруг огромного котла, и, посмеиваясь, решают, в какой же цвет меня перекрасить. «Для имиджа». — передразнивает слова секретаря Чанель и улыбается, когда Кенсу, посмеиваясь, мурлычет что-то в трубку. Еще час проходит за разговорами — старший рассказывает про скучное совещание, горький кофе, и про кучу бумаг. Кенсу кивает сам себе — видно, что Минсок весь в отца как минимум в этом плане. Прощаясь, альфа, явно нехотя, добавляет: — И да, сегодня зайдет... кое-кто... ты не пугайся, ладно? На вопросы не отвечай — в твоих интересах. Он к Минсоку, тебя, надеюсь, не тронет. Уже эти слова пугают Кенсу до звездочек перед глазами — кто зайдет? Куда? Как? Но альфа быстро прощается, обещает купить вкусной еды на ужин и отключается — Кенсу, нахохлившись, так и остается сверлить гневным взглядом экран смартфона. Пф, тоже мне.***
Сегодня Исин отдает ребенка без преград, вежливо здоровается и улыбается — Кенсу встречает улыбкой в ответ. Они тихо о чем-то переговариваются, болтают, и после также тепло прощаются. Омега ждет ребенка в раздевалке, потом хорошенько кутает во все теплое и они неспешным шагом прогуливаются в сторону дома, мимо парка, а после — по тихим улочкам, пока не доходят до самого богатого района Сеула, где и живет семья Пак. Мимо поста охраны, консьержа, на лифте, этаж чуть ли не под самым потолком — Сюмин со всеми здоровается, в лифте долго тискает собаку пожилого альфы. — Это дедушка Чхве, — объясняет ребенок, — его муж готовит самые вкусные блинчики на свете! Иногда я остаюсь у них на выходные, у них дома много собак, и они их очень любят. Кенсу кивает — принято. Прощается с альфой и ведет, наконец, малыша в квартиру. Минсок после садика тихий и уставший — Су разогревает ему еду, делает вкусный чай, и садится вместе с ребенком за книги. Не заставляет учить или писать, а просто читает сказки, рассказы, и маленький альфа очень быстро засыпает, убаюканный чужим мягким голосом и теплом объятий. Омега, вспоминая все просмотренные кинофильмы про ниндзя, которые только видел в своей жизни, аккуратно поднимается на ноги и укрывает ребенка с носом, умиляясь. Сколько в детях этого непосредственного очарования — ума не приложить! Всю жизнь бы за таким спящим комочком и наблюдал бы, ей Богу. В голову приходит шальная мысль о том, что и у Кенсу блинчики, к слову, ничего так — может, не образец качества, зато делаются всегда с душой, так что омега берет прямой курс на кухню. Ориентируется там без малого как на своей — мука, яйца, соль и сахар, молоко. Находит блендер, миски-плошечки, подставочки, чашечки; даже банку клубничного джема. Наглость, как говорится, второе счастье, а первое — я. Думает о том, понравится ли Чанелю. На полном серьезе — даже делает лошадиную дозу теста, чтобы накормить голодного взрослого альфу, который придет вечером с работы. Не все же ему раменом питаться. Первый блин, как обычно, комом, но Кенсу не расстраивается, (уничтожает первый блин как самую страшную улику), и вот уже второй блинчик получается что надо. В этом есть свое очарование — готовить для родных и близких, для детей, для мужа. Кенсу помнит, что у него ни того, ни другого, но просто по себе знает, сколько папа уделял готовке сил и времени, а теперь еще и понимает, почему. Минут через 30 образовывается хорошенькая ароматная румяная стопка — во всяком случае свой чисто омежий долг Кенсу выполняет исправно, и голодным в этом доме никто не останется. Звонок в дверь заставляет подпрыгнуть на месте — Су скидывает фартук и несется к двери, готовясь во все оружия встречать хозяина дома, но на пороге в него ровно таким же непонимающим взглядом утыкается очаровательный омега. Хрупкий, тонкий, он поджимает красивые губы и хмуро смотрит на Кенсу из-под модельно выкрашенной каштановой челки: — Вот Пак засранец, а, — начинает он, протискиваясь бочком в дверь, — на свидание не пойду, дела, времени нет... вижу я его дела! Нет чтобы сказать все сразу. Я, как мать, вообще-то волнуюсь! Кенсу понимает две вещи — это точно не мать Чанеля, однозначно, и... больше он не понимает ничего. — Ну что стоишь, чудо? — Лухан по-доброму хмыкает, стаскивает теплую куртку и вешает на крючок, — рассказывай: кто такой, что здесь делаешь, когда свадьба. — Какая свадьба... — хмурится Су. — Господи Боже, — Хань закатывает глаза, — ну точно — вы друг другу идеально подходите. Ваша с Чанелем, конечно же! — Ты приехал! С братиком! — в прихожую выплывает сонный Минсок, явно проснувшийся из-за громких разговоров, а Кенсу в этот момент и краснеет, и сереет, и вообще бледнеет, — папа и Кенсу женятся? Правда? — Малыш, — Лухан расцветает и тянется обнять ребенка, а тот, радостно заорав, кидается в ответ, в миг забыв про сонливость, — конечно, женятся. Чанель, как порядочный альфа, должен взять всю ответственность. — Ответственность? — не понимает ребенок. — Ну, знаешь, когда альфа и омега... — Подождите пожалуйста, — Кенсу делает максимально отрешенное от всего происходящего лицо и обращает на себя внимание, — я там блинчики испек и чай с бергамотом заварил, вот только что. Предлагаю пойти на кухню, покушать, посмотреть мультики, и заодно разобраться, у кого и где тут братик, а кто женится. Лухан, поглаживая животик, улыбается: — А ты мне нравишься, парень.***
Лухан так и мрачнеет на глазах, когда понимает, что никто не собирается играть свадьбу. Зато Кенсу с облегчением выдыхает, когда Лу, смеясь, пытается объяснить: — Чанель к моему ребенку никакого отношения не имеет, — омега очаровательно краснеет щеками, — зато вот другой придурок по имени Чонин — очень даже. А Булочке я просто разрешил так нашего кроху называть, все равно, что Минсок, что вот этот вот футболист в моем животе, — Хань красноречиво кивает на округлый животик, — мои дорогие дети. Минсока я буквально с пеленок знаю, вместе с Чанелем мы ухаживали за крохой, так что теперь без стеснения говорю, что лично приложил к воспитанию руку. Люблю его сильно. Кенсу кивает — понимает. Потом нехотя рассказывает про пожар, и, покраснев щеками точно также, как и Лухан несколько минут назад, признается, что ему очень неудобно стеснять взрослого альфу. — Это ничего, — Лу вздыхает, — главное, что ему удобно, — и, когда Кенсу хмурится, поясняет: — он тебя посреди ночи забрал, привез к себе, и позволил, даже настоял на том, чтобы ты остался. Между слов Лухана так и сквозила прямым текстом одна мысль — «ты здесь, потому что Чанель этого хочет». Но Кенсу этой мысли, конечно же, всеми силами не заметил, продолжая уповать на обычную благовидность альфы. А потом происходит самое ужасное — Лухан, распалившись на радостях, пытается выяснить, что у них было. Кенсу ржет как не в себя, скатывается на пол, хрюкает от смеха, пытается ответить, но потом снова ржет и только издает нечленораздельные звуки. Лухан надувает свои красивые губки. — Ну и ладно, — говорит он, — не хочешь говорить — не надо. — Ничего не было, — отдышавшись, Су наливает себе еще чая, — мы просто сблизились за счет Минсока, но когда надобность в занятиях отпадет... мне придется уйти. — Идиот, — вздыхает Лу, и, перенервничав, макает блинчик в банку со шпротами, — ты неделю будешь с ним под одной крышей жить! Быка за рога и... — Мы немного из разных миров, — грустно улыбается Кенсу, — так что спасибо за совет, но. Щелкает дверной замок, значит, это кто-то с ключами, а значит — Чанель. Уставший и помятый, альфа откидывает в сторону сумку с документами, снимает пальто, вырубает айфон, дабы не мешали звонками, и не умирает только потому, что с кухни пахнет. Едой. Домашней, вкусной едой, еще наверняка горячей, и так хочется есть, что... В дверях появляется Лухан, клюет в щеку, гладит по голове. Пропускает ребенка, потому что тот хочет обнять родителя, а потом заговорщическим шепотом начинает: — Мне сказать, или сам поймешь? — Лучше молчи, — вздыхает Пак, подхватывает сына на руки и идет на кухню. Он знал последствия этого знакомства, знал, что Лухан с вероятностью в 99 процентов поймет все не так, но не испытывал особой паники. Застыл на пороге кухни, увидев Кенсу в фартуке — это же мечта любого альфы! Ну, все считают, что мечты альф ограничиваются хорошей задницей и смазливым личиком, однако любой альфа с радостью докажет, что заботливый омега в фартуке (на голое тело, но сейчас мы это опустим) с горячим ужином на столе — вот оно счастье. Кенсу, конечно, снова одетый и очень правильный, даже серьезно-сосредоточенный и на Чанеля вообще не смотрит: ставит тарелку с едой, пододвигает все остальное поближе и хочет уйти, но Чанель останавливает. — Мне тут птичка на хвосте, точнее одна маленькая непослушная Булочка, принесла, что дядя-Кенсу и папа-Чанель женятся. Это как так? Альфа не спешит притрагиваться к еде, хотя очень хочется — ставит ребенка на пол и отправляет в гостиную, к Лухану, а сам с улыбкой наблюдает за омегой. — Это Лухан, — выдает тот, — он как начал... его же не остановить! Я знал, что с беременными омегами тяжело, но чтоб настолько. — Ничего, — Чанель по-доброму смеется, — у него пройдет. «Если только мы, конечно, действительно не поженимся» — добавляет альфа, но уже про себя.