200 зим

Последний разговор три года назад — Чанель помнит, как он обессиленно рычал в трубку и просил Бэкхена. О чем — вспоминать не хочется, ему причина этих просьб уже поперек горла. Бэкхен его не слушал никогда, и тот раз не стал исключением — омега бросил трубку сразу же, как почувствовал, что разговор спускается в обычное русло причинно-следственных: кто, кому, и сколько должен. И речь, конечно же, шла не о деньгах. Альфа, чаще всего не уделяющий особого внимания капризам и истерикам Бэкхена, в тот день шестым чувством понял — на этом все. Не особо романтичная, жесткая, напоминающая о суровой реальности, история их взаимоотношений кончилась на этом звонке. И чего тогда было больше — облегчения или грусти — Чанель, если честно, не понял. Не до того было. Спешно подрастающий Минсок требовал к себе внимания, и альфа даже не смел допускать мысли о том, чтобы лишить ребенка чего-то. В определенный момент казалось, что внимание — это единственное, что Чанель вообще может дать сыну. А теперь, спустя столько времени, голос Бэкхена кажется совсем чужим — Чанель слышит его, и сухо усмехается в трубку. — Привет. — говорит Бэкхен. — Привет. — отвечает ему Чанель. Задницей пытается нащупать комод или что-то в том роде, чтобы прислониться к нему. Мужчина весь превращается в слух. Во всяком случае, такое неожиданное появление омеги в его жизни обещает быть интересным, и Чанель рад своей доли здорового скептицизма. Это было больше, чем разбитое сердце, больше, чем неразделенная когда-то любовь в одну сторону, когда один любит, а второй упорно делает вид и иногда позволяет трахать себя. Чанель вырос на этом дерьме и в каком-то роде он Бэкхену благодарен — возможно, если бы не омега, то он так бы и жил дурачком, твердо уверенный в том, что мир сделан из сахарной ваты, а омеги и подавно. Однако, у Чанеля есть повод для гордости — он не чувствует себя плохо, не чувствует себя жалко. Ему не хочется все возвращать, не хочется думать о том, что Бэкхен когда-нибудь мог снова войти в их жизнь, начать воспитывать Минсока, как и подобает папе-омеге. Нет. Таких вариантов во вселенной Чанеля не существует, и он с бОльшим успехом поговорил бы с доставкой пиццы, нежели с Бен Бэкхеном. Но чертов этикет и простые нормы морали не дают бросить трубку, так что альфа выходит на балкон и раскуривает первую за сегодня сигарету — до этого он практически весь день провел рядом с Кенсу и даже забыл о своей вредной привычке. — Зачем ты звонишь? Первая затяжка — самая приятная. Чанель не помнит, когда начал курить. Он баловался по молодости, потом вроде как бросил, потом маленький ребенок и полное отсутствие денег — не до сигарет было. Со временем появились деньги и возможности, сын подрос, и табак не казался такой уж непозволительной роскошью. А у Бэкхена речь, как у робота — такой знакомый и незнакомый одновременно голос. Добрую половину слов альфа пропускает мимо ушей, ведет плечом, просит повторить. Не смотря на огромный бизнес и кучу телефонных звонков в день, легко задуматься и забыться. — Мне нужно подтверждение отцовства, Чанель. Бумаги, доказывающие то, что Минсок мой сын. Усмешка трогает губы Чанеля — он облизывает нижнюю губу и чувствует себя как нельзя лучше, скалится: — А он, прости, твой ребенок? Не похоже. — Я знаю, что тебе хочется поиздеваться, — с горечью говорит омега, — и ты имеешь на это полное право. Я не буду спорить с тобой, ибо ты прав. Но сейчас мне очень нужны эти бумаги. Чанель чувствует легкое раздражение — оно щекочет ребра, просто и ненавязчиво, как перышко. Легко вдавив даже наполовину недокуренную сигарету в пепельницу, альфа мажет костяшками по щеке: — Это не телефонный разговор, я правильно понимаю? Если это твой номер, то завтра мой помощник обговорит с тобой детали встречи. Увидимся. И сбрасывает, потому что плеваться хочется. Бэкхен наводит панику — словно он может навредить, отнять Минсока или помешать им с Кенсу, словно ему что-то нужно (а ведь ему нужно, не звонил бы иначе), и это чувство нестерпимой угрозы мажет Чанеля еще на уровне инстинктов. Он возвращается на кухню, к Кенсу, и силой сгребает его в объятия. Видимо, слишком сильно, потому что омега аккуратно пихает его в грудь: — Чанель? Что случилось? У него аккуратные теплые ладони, и Чанель целует каждую, сжимая в своих. Кенсу его лечит, смотрит понимающе, ласково, и альфа вспоминает, что помимо красивой и интересной оболочки Кенсу отличается от многих омег своей чуткой понимающей натурой. Они так и стоят, тесно прижатые друг к другу, и Чанель так же, как и Кенсу пару минут назад, ищет в себе силы признаться: — Бэкхен звонил. Для Кенсу это имя — это как имя актера, или певца, или даже президента. Словно ты знаешь, о ком идет речь, но в то же время этот человек далек от тебя, как звезды. Кенсу пожимает плечами и ласково гладит альфу по голове — со стороны, наверно, очень здорово и поддерживающе, но Кенсу растерян не меньше. Происходящее ему не нравится, но Чанелю он все еще бесконечно верит, так что решает ни о чем больше не спрашивать.

***

У Исина легкое дежавю — он смотрит на альфу, что подпирает спиной дверцу дорогой иномарки, и молчит. Говорить ему нечего — омега опаздывает на работу, в городе пробки, утренняя темень, и больше всего на свете сейчас Исину хочется оказаться в теплом салоне автобуса, а не стоять здесь, около своего дома, и играть с Ифанем в гляделки, так что он прибавляет шаг, пытаясь обойти и альфу, и машину, но ему, конечно же, не дают. Как в прошлый раз — мужчина хватает чуть выше локтя и тянет к себе, но омега шипит дикой кошкой и вырывает руку. Не хватало тут всяких прикосновений — Исин все еще обижен, а Крис все еще молчит, и так они точно никуда не сдвинутся. — Садись в машину. — говорит альфа, и голосом его, твердым и каменным, можно забивать гвозди. Исину все еще до лампочки чужие слова, видеть и слышать Криса он не хочет в упор. Это, как считает омега, пустая трата времени. И ладно бы он просто ломался — такое в поведении современных омег встречается слишком часто, никого не удивишь, но Исин искренне не хочет разговаривать, смотреть на альфу он тоже не хочет. Да и не смотрит. Крис, кажется, все это замечает, и не отпускает от себя даже на шаг. Держит крепко, и с такого близкого расстояния Син видит усталость в чужих глазах, видит легкую щетину на подбородке и прядь волос, выбившуюся из идеальной укладки. Он моргает и уже не убегает, но шаг назад делает решительный — это Крис ему позволяет, но все равно видно, что альфа напряжен, как зверь перед прыжком, потому что уйти он Исину не позволит. Только не сейчас. — Сядь, пожалуйста, в машину. Там мы и поговорим. — попытка примирения. Фальшивая ласка и напускное спокойствие — неплохо, но глупо. Исин кривит рот — он ожидал, что альфа находчивее и умнее. Хотя бы когда дело касается омег. Не отвечая и не двигаясь с места, Син как бы говорит, мол, давай дальше. Моя душа требует крови и зрелищ, и это не мои проблемы, альфа. Крис, видно, скрипит зубами. Распахивает дверцу внедорожника: — Исин, я считаю до трех. Садись. Закатывая глаза, омега продумывает план отступления: пока Ифань так близко к двери, Исин мог бы обогнуть его слева. Чисто теоретически и при большой удаче, но мог бы. — Один. Исин делает шаг — незаметный, маленький, но он ощутимо для себя косит в сторону и примеряется для хорошего низкого старта. — Два. На альфу не смотрит — облизывает губы, что на морозе чревато, и улыбается своим мыслям, готовый в любой момент бежать. — Три. Ифань был быстрее на долю секунды, но этой разницы хватило, чтобы Исин заскулил, оказавшись прижатым к машине — холодный металл больно упирался в позвоночник. Возможно, не стоило так счастливо улыбаться, думая о побеге? Во всяком случае, Ифань раздувал свои ноздри широко, как бык, да и дышал загнанно, как зверь. Больше не разговаривал — его терпение кончилось, и Исин понял, что разговаривать с ним больше никто не будет. На морозе влажные от слюны губы горели нещадно — папа, кажется, всю жизнь потратил на то, чтобы отучить его от этой привычки, но разве Исин слушался? Что тогда, что сейчас — характер брал свое, и на альфу он все еще смотрел зло и обиженно. Альфа смотрел на него, и это напряжение в воздухе можно было ощутить кожей. — Пусти, тяжелый. — Исин взбрыкнул, скидывая с себя чужие руки, но результата это не принесло. — Ну, что ты стоишь и смотришь на меня как на восьмое чудо света, Ифань? Что тебе вообще от меня надо, скажи? Ты мне столько дней не звонил и не писал, что же сейчас случилось? Соскучился? Совесть ужалила? Ты вообще… Ифань заткнул его рот своим, навалившись сверху — сразу стало очень жарко, и Син выдохнул весь воздух разом прямо альфе в лицо. Удивился жутко — такое обычно только в сериалах бывает, а тут… он что, похож на зеленого школьника, чтобы купиться на такое? Кулак прилетел альфе куда-то в солнечное сплетение, но тот, скотина, не заметил даже — улыбнулся в поцелуй и прихватил Сина за талию поудобнее, оторвал от машины, прижал к себе, даже не думая отпускать. Омега больно куснул его за губу, за что Фань в отместку ущипнул его за задницу. Исин задохнулся от возмущения, потому что даже сквозь теплое зимнее пальто руку альфы он почувствовал отчетливо. Еле выбрался, пихая Криса в грудь, уже не отталкивая, а просто желая подышать воздухом. — Ну что, успокоился? — ох уж этот милый тактичный Ифань. — Это ты меня так успокаивал? Чудесный способ, ничего не скажешь. — Это я себе так утреннее настроение поднимал. — хмыкнул мужчина. — Нечего губы облизывать, маленький провокатор. Исин даже рассмеялся — их разговоры скатились на уровень банальной драмы. Поделившись наблюдениями с альфой, Исин встретил только тепло и искреннюю взаимность его взглядов. — Иногда это полезно. Все же, дешевые сериальные разговорчики наверняка спасли не одну пару. Ифань затолкал его в машину. Там же Исин обнаружил стакан с потрясающим какао, который пах как самый вкусный напиток во вселенной. Взяв картонный стаканчик в руки, омега расстроился — напиток был еле-еле теплый. — Надо было раньше в машину садиться. — Ифань пожал плечами и улыбнулся. — Видишь, как плохо ругаться со мной? — Так если бы ты сразу сказал, что у тебя тут какао!

***