***
На’Тот открыла глаза, услышав знакомые голоса за дверью, и медленно села в постели, откинув одеяло. Попыталась вспомнить, сколько проспала после визита в здание Комитета. Судя по затуманенности сознания, Ли’Тар опять вколола ей успокоительное. — Та’Лон! — хрипло позвала она, спустив ноги на пол. — Что случилось? Ей удалось подняться, хотя во всем теле ощущалась противная слабость. Ли’Тар объясняла ей причину, но сейчас трудно было думать об этом. Что-то связанное со старой травмой, полученной еще в момент бомбардировок. Тогда ее довольно чувствительно швырнуло взрывной волной на каменные ступени лестницы Дворца Кха’Ри. Сканирование, проведенное в госпитале, показало, что в результате этого она получила несколько переломов. И повредила позвоночник. За время пребывания в центаврианском плену все зажило, конечно. Но из-за атрофии мышц нагрузка на спину возросла. Поэтому некоторое время ей придется мириться с вот такой внезапной слабостью ног. Ли’Тар заверяла, что рано или поздно это пройдет. Главное, набраться терпения и не переставать тренироваться. Когда мышцы спины окрепнут, станет легче. На’Тот прошла к двери, порадовавшись, что головокружения сегодня прекратились. Ноги подкосились, как всегда, неожиданно, и она упала бы, но Та’Лон оказался рядом и поймал ее. — А вы упрямая, — укорил он ее, посмотрев в глаза. — Потому и выжила, — ответила она откровенно. На’Тот все еще чувствовала себя неловко после того допроса. Как и предупреждали дознаватели, вопросы были очень неприятными. Но отвечать на них пришлось. Пришлось рассказывать, как именно были казнены члены Кха’Ри, попавшие в плен вместе с ней. Вспоминать о тех «развлечениях», что император Картажье придумывал для каждого нарнского пленника по вечерам. И подробно поведать о том, как Г’Кар и Моллари вытащили ее из тюрьмы. О проклятом центаврианском платье, в которое ей пришлось нарядиться, потому что такова была задумка Лондо Моллари. Безумие и издевательство, но Г’Кар это одобрил. Г’Кар не был пленником в том дворце, и он охранял Моллари. Это не укладывалось в ее голове. Он разговаривал с центаврианином спокойно, как с другом. И продолжил общение с ним, даже после того, как узнал, что случилось с ней. А потом был фарс с переодеванием, в результате которого они покинули императорский дворец и добрались до посадочной площадки. Следователи проявили настойчивость и дотошность. Спрашивали, спрашивали и спрашивали, сводя ее с ума… — Вам должно быть неприятно прикасаться к той, кто рядилась в центаврианские тряпки, — проворчала она, отстранившись от Та’Лона. — К центаврианской игрушке… Да, телепатическое сканирование ничего не подтвердило. Формально она не была предательницей. Но не стоило питать иллюзий относительно решения Комитета. Никто здесь, на Нарне, не примет ее. Да, они будут слушать слова Г’Кара и исполнять его волю. Будут относиться к ней вежливо, возможно, даже изобразят почтение. Но это максимум, на что ей стоит рассчитывать. Все знали, что Комитет допрашивал ее. И значит, подозрение в предательстве всегда будет тянуться за ней, как тень… — Что вы говорите такое? — возмущенно ответил Та’Лон. На’Тот лишь качнула головой. Лицо его на мгновение скрылось в темноте. Опять нелады со зрением? Ли’Тар говорила и об этом. За годы пребывания в камере ее глаза отвыкли от света, и, чтобы компенсировать отсутствие визуальных раздражителей, сознание стало проецировать образы… что-то сродни галлюцинациям. «Это последствия сенсорной депривации. Они тоже должны пройти. Через какое-то время», — заверяла ее Ли’Тар. — Я ведь хотела умереть, — сказала На’Тот, повернув голову на звук голоса Та’Лона. — Там, в тюрьме. Возможностей у меня было мало, цепи ограничивали движения. Помню, что отказалась от еды и воды. Это был самый простой путь, хоть и неприятный… так мне тогда казалось. Голодовка длилась несколько дней… может, больше. Не знаю. Не помню. Но потом Леро, гвардеец, что охранял меня, заметил, что я ничего не ем, и принял меры. Стал кормить меня внутривенно. Я была слишком слаба, чтобы сопротивляться или выдергивать капельницы. Слишком слаба, чтобы свернуть ему шею. Не знаю, зачем он так старался, чтобы я выжила. Скорее всего, боялся, что его накажут за невыполнение приказа императора. Было так мерзко постоянно отбиваться от него и каждый раз проигрывать этот бой, поэтому через несколько дней я снова согласилась питаться обычным способом. — Не надо вспоминать об этом, — мягко сказал Та’Лон. Его лицо постепенно проступало во мраке. — Больше никто не будет требовать от вас всех этих подробностей. Я обещаю. — Гвардеец оказался упрямее меня, — она нервно хохотнула. — Такие вот дела! Мне хотелось вывести его из себя, выбесить, тогда, возможно, он мог бы меня пристрелить, как они пристрелили советника Кха’Мака. Но и этой радости он мне не доставил, увы… — На’Тот… — почти жалобно произнес Та’Лон, пытаясь перебить ее. Но она не унималась, улыбаясь. — Знаете, возможно, именно этого и добивался Картажье, когда посадил меня в тот карцер, — сказала она, фыркнув. — Он хотел, чтобы я осталась в живых, в то время как все вокруг меня умирали. Чтобы я сошла с ума, как и он. А ведь он был безумен, Та’Лон. В этом нет никаких сомнений. Хотел, чтобы я осталась в живых, но не могла вернуться назад. Потому что наш народ не примет того, кто побывал в плену у центавриан. Не примет. Никогда. Ни-ког-да! Она рассмеялась, безумно и дико. В комнату заглянула Ли’Тар и тревожно посмотрела на нее. Но Та’Лон качнул головой, махнув рукой. Врач прикрыла дверь, оставив их вдвоем. — Это вовсе не так, и вы это знаете, — сказал он, положив руку на плечо На’Тот. Она вздрогнула от этого прикосновения и отшатнулась, в ее глазах вспыхнула ярость. — Знаю? О-о, я-то знаю, Та’Лон! Знаю! — она повысила голос. — Но сомневаюсь, что вы это поймете. Вы все просто не представляете, каково это… Это невозможно представить! И невозможно забыть! Как и простить… Та’Лон тяжело вздохнул, убрав руку. Некоторое время смотрел куда-то поверх нее, кусая губы. В комнате было темно, так что На’Тот почти не видела выражения его лица. — Что там говорить о народе… Даже моя семья не сможет меня принять, — продолжала На’Тот, снова заговорив тихим, срывающимся голосом. — Особенно, если они узнают о том, что было на допросе. И о том, что творилось там, в плену… Это… слишком постыдно, слишком… отвратительно. Мне действительно надо было умереть, Та’Лон. В этом была бы хоть толика чести и достоинства. Но я… недостойна даже этого. Недостойна хорошей смерти, как и все Потерянные. Та’Лон посмотрел на нее, а потом взял ее за руку, заставив вздрогнуть. — И все же я могу это представить, На’Тот. Очень даже могу. Она скривила губы в нервной улыбке. Та’Лон присел возле ее кровати, продолжая держать ее за руку. — И в моей жизни бывали моменты, когда мне хотелось умереть. Когда я лежал в медотсеке на «Вавилоне 5», то в те редкие минуты, когда приходил в себя, просил врачей убить меня. Вы знали об этом? На’Тот кивнула. Память у нее всегда была очень детальная, эйдетическая, поэтому в голове мгновенно всплыли воспоминания о тех днях. Действительно, врачи станции сообщили ей о том, что нарнский пилот — пациент довольно сложный, и не только из-за своих ран, которые оказались достаточно тяжелыми: три сломанных ребра, одно из которых проткнуло легкое, вызвав сильное кровотечение.Им пришлось держать его на транквилизаторах, но вовсе не из-за боли, а потому что он пытался покончить с собой, когда приходил в сознание. Или требовал, чтобы его убили. — Я проторчал в госпитале на Нарне почти полгода, — сказал Та’Лон. — И вовсе не из-за каких-то сломанных ребер, На’Тот. С ранами, причиненными телу, разобрались довольно быстро. Но были вещи гораздо серьезнее. То, что почти не поддавалось исцелению. Он постучал пальцем по своему лбу. — Это мои воспоминания. Я провел на проклятом корабле стрейбов больше времени, чем Шеридан. Не знаю, насколько сильно ему досталось, мы не говорили об этом тогда… и не говорили об этом после. Никогда. О таких вещах всегда трудно говорить. Думаю, вы это знаете. Та’Лон криво улыбнулся. На’Тот посмотрела ему в глаза, сглотнув. И кивнула. — Но я скажу вам сейчас. Будем считать это… ответным жестом в ответ на вашу… откровенность там… на допросе Комитета. Что вам известно об инциденте с кораблем стрейбов? На’Тот потерла висок, вспоминая. — Не очень много, если честно. Вы были без сознания почти все время, так что нам пришлось опираться лишь на рассказ Шеридана. Мы знали, что стрейбы собирали представителей разных рас, как образцы… знали, что они проводили над ними различные… опыты, — тут ее голос чуть дрогнул, но она быстро взяла себя в руки и продолжила: — Проверяли болевой порог, реакции в различных ситуациях… чтобы лучше узнать потенциального противника и способы воздействия на него. Та’Лон кивнул. — Да, примерно так все и было. По крайней мере, мы поняли их действия именно так. Об истинных мотивах стрейбов можно только догадываться. Большую часть времени в том плену я провел в одиночестве. Они не позволяли пленникам общаться между собой или видеть друг друга. Исключая те эксперименты, в которых изучали наше… взаимодействие. Он помолчал некоторое время, разглядывая свои руки. — То, что они делали, было ужасно, На’Тот. Я всегда считал себя хозяином своей судьбы. Верил, если действовать правильно и последовательно, не позволяя срываться или поддаваться слишком бурным эмоциям, то можно справиться с любой проблемой, любым препятствием. Верил в себя, понимаете? На’Тот медленно кивнула, замерев. — Но там, на их корабле… вся эта моя вера и уверенность превратились в ничто. Рассыпались в прах. И стрейбы добились этого всего за три-четыре своих эксперимента. У них был большой опыт в таких вещах… Та’Лон коротко хохотнул, но тут же оборвал смех, мрачно уставившись перед собой. — Я не знаю, сколько дней пробыл у них в плену. Мне показалось — вечность. Потом мне сказали, что это длилось всего дней пять, не больше. Но этого оказалось достаточно, чтобы уничтожить меня. Если не физически, то морально. Все, во что я верил, они сумели разрушить или извратить. Все самое лучшее во мне было растоптано, а самое худшее вытащено наружу. Я… узнал о себе много такого, чего никогда не хотел знать. И почти все это пугало меня. Я… уже не был нарном, когда Шеридан спас мое тело с того корабля. Вот почему я не назвал ему свое имя и отказывался называть его потом, на станции. Стрейбы вырвали мою душу, На’Тот, и раздавили, как скорлупу ореха. А тело заставили служить себе. Они посадили мне на голову какое-то отвратительное устройство, ну’шаккар, как назвал его Шеридан. Оно контролировало меня, каждый мой шаг, каждое мое движение. Причиняло невыносимую боль, если я пытался сопротивляться. Я видел все, был в сознании. Но не был хозяином своего тела. Стрейбы стравливали пленников, видимо, проверяя наш болевой порог и пределы выносливости. Я дрался. Много. Несколько боев подряд, На’Тот. И я убивал. Сначала я пытался сопротивляться. Как и мои бедные противники. Но устройство было сильнее. И я был сильным, очень сильным. Я убивал тех, кого мне подсылали, постепенно убедив себя в том, что для них смерть будет благом, избавлением. Я и сам хотел умереть. Но они не позволяли мне причинить себе вред. Мое тело все еще было им нужно. Я был… хорошим образцом для экспериментов. Та’Лон устало засмеялся. — А потом меня натравили на Шеридана. Конечно, тогда я не знал его имени. Видел перед собой обычного землянина. Но бой с ним все же отличался от других поединков. Я понял это не сразу. Только после того, как землянин попытался со мной заговорить. Стрейбы не посадили на него контролирующее устройство! Я не знаю, почему они так поступили. Прежде оба участника боя носили на голове эти проклятые штуки. И когда я понял, что Шеридан не под контролем, то решил, что это мой шанс. Мой шанс с этим всем покончить. Я стал сопротивляться командам устройства. Это было очень трудно, очень больно. Но мне было все равно, На’Тот. Я молил Шеридана о смерти. Но он оказался слишком упрямым и слишком… мягким. Нарн бы понял меня тогда. Но вряд ли стоило ждать понимания от землянина. Они… более сентиментальные, чем мы, как вы знаете. Ценят любую жизнь, как он потом сказал мне в спасательной шлюпке. Даже если это просто тело… без души… На’Тот положила руку ему на плечо. Она вдруг вспомнила своего деда, страдавшего от машины, которую Джа’Дур, Несущая Смерть, вмонтировала в его мозг. Он тоже постоянно молил своих родных о смерти. Постоянно просил убить его… до тех пор, пока не сумел сделать это сам… Та’Лон кивнул, улыбнувшись. — Мне хотелось умереть очень долго. Такой уж у меня характер, На’Тот. Если что-то вобью себе в голову, то не сверну, пока не осуществлю. Вот почему мне пришлось проторчать в госпитале дольше, чем предполагалось. Наверное, я нашел бы способ покончить с моей бессмысленной жизнью, если бы не один очень мудрый парень, лежавший со мной в палате. Госпиталь был военный, как вы понимаете, помимо меня, там лежало много раненых с фронта. Он отобрал у меня очередной нож, которым я пытался перерезать себе горло, и сказал, что я не имею права так поступать, хотя бы потому, что моя жизнь мне не принадлежит. Капитан Шеридан спас меня, спас мое тело, то, что осталось от нарна, по имени Та’Лон. И он же властен и над жизнью этого тела. Так сказал мне тот воин, да благословят его мученики и пророки. Убив себя, я оскорблю и предам его. Если уж мне так хочется сдохнуть, то пусть меня убьет Шеридан. Я тогда был сильно не в себе, На’Тот, но эти слова подействовали. И я решил, что должен жить, чтобы потом вернуться на станцию и вверить свою судьбу в руки моего спасителя. Он помолчал снова, а потом посмотрел ей в глаза. — Так что я знаю, каково это, На’Тот. И понимаю. Понимаю, как трудно и больно снова вставать на ноги после того, как жизнь жестоко приложила тебя о землю. И каково — быть совершенно беспомощным и ничего не контролировать. Но… такое случается. Невозможно управлять всем на свете. Никто не всемогущ. И любой может упасть. Вам не нужно стыдиться или ненавидеть себя за эту слабость. Конечно, смерть выглядит заманчивым выходом. Ведь для того, чтобы жить, нужно больше мужества. На’Тот встрепенулась при этих его словах. — Но можно попытаться, раз уж судьба дала такой шанс, — Та’Лон улыбнулся ей, очень мягко и доверительно. — Но надо понимать, что этот бой не выиграть в одиночку. Не стыдитесь принимать помощь от других, На’Тот. Чтобы встать на ноги, нужна опора. Мне помог тот воин в госпитале. Теперь я должен вернуть этот долг тому, кто наиболее в этом нуждается. И я вижу, что вам это нужно. Вот моя рука. Он предложил ей ладонь. На’Тот положила свою руку на нее. —Вот так уже лучше. Вы сильная и сможете с этим справиться. Но будет легче, если выбрать цель. То, ради чего стоит жить. Хотя бы еще несколько дней. Я тогда сосредоточился на капитане Шеридане. Это помогло пережить самые мрачные дни. Уверен, у вас тоже найдется что-то подобное. Или кто-то. А если нет… то я могу предложить вам кое-что. Вряд ли это подойдет для воплощения смысла жизни, но я надеюсь, все равно немного вас порадует. На’Тот задумалась о том, есть ли такая цель в ее жизни. Но потом встрепенулась, услышав его последние слова. — О, и что же это такое? — Я подыскал для вас дом, как вы и просили. — Действительно, отличная новость. Мне хочется поскорее переехать отсюда, чтобы не мозолить глаза моим родственникам. Они не заслуживают, чтобы под одной крышей с ними жила… центаврианская прислужница. Это может испортить репутацию героев войны и сопротивления, как вы знаете. Та’Лон услышал, как Ли’Тар в коридоре испустила тихий стон. — Дом еще недостроен. Мы могли бы съездить в Моксток, взглянуть на него. Если он придется вам по душе, его можно приобрести. — Отличная мысль, Та’Лон. Я хочу его увидеть. — Я против! — Ли’Тар не выдержала и вошла к ним. — Слишком много для нее за эти дни, Та’Лон! Ее здоровье… — Не станет лучше, пока я тут валяюсь, — перебила ее На’Тот. И повернулась к нему: — Отвезите меня туда! Мне бы хотелось все это уладить до вашего отлета на «Вавилон 5». — Мне тоже, поэтому я и пришел, — ответил Та’Лон. А потом быстро обернулся к Ли’Тар и выразительно на нее посмотрел. — Я прослежу за ней. Мы вернемся быстро. Обещаю!* * *
Поездка в Моксток была недолгой, но очень насыщенной. Дом, который Та’Лон подыскал для нее, стоял на отшибе от других. И он не был похож на обычные серые и безликие здания-коробки, которые поспешно возводились по всему Нарну, чтобы дать кров тем, у кого не было жилья. — Дом в старом стиле! — прошептала На’Тот, когда Та’Лон опустил ее на землю возле каменного фундамента. — Такие еще строят? — Да, для тех, кто не желает расставаться с прошлым и помнят о своих корнях, — ответил он. — Вы можете сами выбирать, каким именно он будет. Указать, сколько ходов-выходов строить. Где будут находиться те или иные комнаты. — Замечательно. Просто чудесно, — ответила На’Тот, проводя рукой по стене. — Но это ведь чудовищно дорого. Та’Лон кивнул. — Но вы можете позволить себе это, — сказал он тихо. — И позволю, — ответила она, чуть насупившись. — Раз уж посол Г’Кар был так добр ко мне. Да, Та’Лон, я хочу купить этот дом. — Его строительство займет больше времени, чем обычно. Но оно того стоит. — Да, я готова ждать. — Я займусь этим вопросом немедленно, — сказал он. На’Тот вздохнула. Они еще немного полюбовались домом, а потом направились обратно к флаеру. Та’Лону снова пришлось ее нести на руках. — Завтра я улетаю на станцию, — сказал он, усадив ее на сидение рядом с собой. — Если у вас есть письма для посла Г’Кара, я мог бы их передать. — Не думаю, что у меня здесь так много новостей, которые нужно было бы ему сообщать, — ответила На’Тот с горькой усмешкой. — И помните, вы обещали мне… — Не говорить о Комитете, помню, — перебил ее Та’Лон. А потом добавил, чуть замявшись: — Я не стану говорить о том, что они делали с вами. Но я должен предупредить его о том, что эти ребята злоупотребляют своим положением. Иначе они так и будут обвинять невинных в преступлениях, которых те не совершали… Она тяжело вздохнула. — А вы действительно ужасно упрямый. — Зовите меня просто — Та’Лон. Хорошо? — Хорошо. Та’Лон… — она повторила, насмешливо глядя ему в глаза. — Если увидишь Г’Кара, передай ему, что я не настолько важная персона, чтобы приставлять ко мне телохранителя. Твой меч и твоя сила нужны ему больше, чем мне. — Вы неправы, госпожа… — На’Тот. Я же просила раньше называть меня просто — На’Тот. Она взяла его за руку и сжала пальцы. — Та’Лон, пожалуйста, оставайся рядом с Г’Каром и охраняй его. Кто знает, что могут выкинуть чокнутые фанатики, которые бегают по станции, цитируя его книгу? Мне неспокойно при одной мысли об этом. Ты ведь обещал выполнять мои просьбы. И теперь я прошу об этом. Та’Лон тряхнул головой. И тяжело вздохнул. — Я позабочусь о его безопасности. Тебе нечего бояться. — Вот и хорошо. Удачной тебе поездки на «Вавилон 5», Та’Лон. Дальше они летели молча, На’Тот смотрела в окно флаера на проносящуюся под ними землю. «Моя жизнь принадлежит тому, кто вытащил мое тело из той камеры. И я должна вернуть долг чести Г’Кару. Чтобы сделать это лично, нужно поправиться и снова научиться стоять на ногах. А пока что… придется последить, чтобы его охраняли достаточно хорошо».