Июньские мальчики

Они и не рассчитывали на то, что проживут на озере так долго! Но это Маман киборг уговорил, не иначе. То ли командовать блондятником ему так понравилось, то ли понравилось жить в одной палатке с Матерью. Хлебнули с этим киборгом немало, вот точно. То решит в лесу устроить полосу препятствий, и ладно бы там только бурелом или болотца, но вот придумал устроить «ложный путь», по которому девчонки забрели к жуткой паутине – ох и визгу стояло на весь лес! Или кататься по озеру не на надувных катерах с реактивными двигателями, а на занозистом самодельном плоту. Или всем вместе мастерить для сидения возле костра какие-то сооружения из сухих бревен. Или убежать спрятаться одной командой, чтоб другая потом нашла… Но блонди они тоже люди, ко всему привыкают. Еще после захода в паутину стало понятно, что с распущенными шевелюрами в лесу делать нечего. Ну, может, пафосно и красиво постоять, но никак не бегать – и потому весь будущий цвет планеты с некоторых пор шатался исключительно заплетенным в косички. У кого – одна, у кого – полтора десятка мелких разных, словно у туземных царьков. Сходство усугубляло то, что одевались и обувались все только чтоб побегать в чаще. На берегу же обычно одежда состояла из трусов… собственно, у мальчиков только из них и состояла, ну, девчонки еще и верх от купальника обычно таскали, а Мимея и трусы-то считала лишним предметом одежды. Одним из полезных и поучительных навыков была готовка еды на настоящем костре и мойка посуды натуральными средствами и собственными силами. И в конце концов все свелось к приютскому варианту Рики – мылись только котелки, потому что их, в отличие от мисок, вылизывать не разрешалось. А сжиралось все просто влет – ведь сколько сил тратилось на беготню и плаванье! Только и оставалось, чтоб потом немного посидеть в темноте у огня и поорать нестройным хором под гитару, что там старинное всплывет в памяти киборга… Рики непременно требовал песню про разбившегося байкера, Маман – умиленно слушала про чью-то любовь на пятом этаже, а Ясон от души завывал, пока его не затыкали: - Ты найдешь потерянный рай! Оторванность от цивилизации изрядно отупляет – так, по крайней мере, считал Рауль Эм, и как же недоставало ему этого отупения в обычной жизни! Чтоб вот так шляться по лесу – сегодня киборг Тони придумал стрелять из лука и арбалета, а самому меткому обещал звание Соколиный Глаз – чтоб, обжигаясь, торопливо глотать невнятную похлебку (Леон Клер – исключительно косорукий повар), полоскаться в озерной воде, а потом – валяться без дела, таращась в небо и раскуривая сигарету от уголька. И отвлекаться от этого важного занятия только чтоб поудобнее устроиться головой на коленях у приехавшего ночевать Катце или чтоб швырнуть шлепанцей в Ясона, который совсем уж надрывался: - Штиль! Наш корабль… бль!.. Что там он орал про потерянный рай, который взял и нашелся?.. А потом лето становилось все холоднее: днем-то еще припекало, а вот ночью парок изо рта шел и приходилось в спальник залезать в термокостюме и теплых носках. И озеро перестало быть таким уж теплым, как раньше, а в один из дней киборг сказал: - Ну, что, сворачиваемся завтра. Пора и честь знать. И так и вышло – в один день все блондячье племя покинуло обжитое место, погрузившись по машинам и вернувшись обратно в пропыленную и все еще жаркую Танагуру. Здесь были грязноватое и пахнущее йодом и подпортившимися водорослями море, и зеленые камни у берега, горячий бетон и асфальт улиц, рекламные баннеры на каждом углу… Не было дня, чтоб Ясон не припомнил, что последние денечки догуливаем – и хотя в море можно было полоскаться почти до самого октября, тут была отдельная причина: осенью Рики отправлялся учиться. Вообще-то Гаденыш уже неплохо разбирался в буквах и цифрах, а еще умел писать без ошибок и без цензуры, но Мать была непреклонна – учиться должны были все. Правда, к школьной форме не очень-то полагался полосатый галстук, и полосатого шарфа и пальто почти в пол тоже не полагалось, но Рики утверждал, что именно с такими пошел в свою школу Человек-Молния. И всякой липкой-взрывчатой-дымящей дряни притаскивать тоже не полагалось – но тут даже сам Ясон был непреклонен и перетряхнул на всякий случай не только новенький желтый ранец Гаденыша, но и все его заначки дома. А полагающихся в первый день цветов нарезали в ботаническом саду академии. Рауль жадничал, но таки сдался: - Только все не кромсайте, берите с белого куста. И совсем уже расщедрился: - Там в теплице арбузы гибридные вроде наспели, пойдем выберем попробовать… Арбуз и вправду оказался выше всяких похвал: крупный, очень сладкий, тонкокорый, с зернистой синевато-лиловой мякотью. Его ели на берегу, сидя среди камней и гальки – последний день лета выдался очень уж жарким. Таким, что весь арбузный сок, кажется, соленым потом испарялся с кожи – из всех только Рики сбегал за высокий валун пару раз; и на второй-то раз и умудрился провалиться до колена в щель между скользкими камнями. И закончился весь этот последний день лета гипсопластиком на ноге и креслом на колесах. - А как же… ну, завтра? Он все-таки наивно ждал от академии пришедшихся на долю Человека-Молнии чудес, дурачок. - Доедем, - решил Ясон. – Пусть хоть один день да будет праздником вроде… А ты погуляешь учебу недельку-другую, ничего не сделается… - А как же ты? - Прогуляю раз – ничего мне никто не сделает. Разве что если захочет надолго проститься со спокойной жизнью – уж Чмо Очкастое постарается. Никогда еще никто из приютских и прочих детишек не приезжал в первый день учебы на блонди. С растрепанным розовым букетом ростом с огромный банный веник, в галстуке со значком-львом – и на катающемся кресле, которое лично везет будущее благополучие и надежда всей Амои. Правда, к окончанию занятий Рики уже шустро рулил сам, и даже лихо собрался скатиться по ступеням, словно на байке по каскадерскому треку. Очкарик, правда, этого всего не оценил. Он кинулся наперехват и поймал, собственно, в полете и кресло, и Рики. Приземлился, сначала выматерился, а потом решительно скомандовал: - Ну че. Поехали. - А куда? - Ты – домой, я – за гипсом себе на руку… - Здорово! Мы теперь вместе гулять уроки будем? Никто в первый день не пообещал Рики научить закупорить пробкой славу или сварить смерть, так что к академии он сразу немного остыл. Да и над Танагурой, по ощущениям, стояло одно сплошное, нескончаемое до самого октября, лето…