Понедельник

***

       «Пальцы совсем не слушаются… Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт!»        
Твоё измученное тело уже давно и нещадно бьёт мелкая дрожь, заставляет частенько передёргивать плечами и ёжится в тугой комок. Звучно стучат зубы, а ты всё пытаешься одной силой воли подавить эти ритмичные движения, стараешься доказать, что тебе ни чуточки и не холодно. Совсем-совсем. И не важно, что в глотке скребёт уже не по-детски, а редкий судорожный кашель в кулак мало помогает избавится от отвратительного ощущения. Но это ничего. Не важно…
        Ты, с необъяснимым рвением продолжая истерично тереть ладошки друг о друга, рвано вздохнула: остаточное тепло твоего дыхания сорвалось с губ реденькой струйкой пара, но ветер в один момент разорвал её на части и развеял по воздуху.        
Чтобы хоть как-то отвлечься от роя бьющих по вискам мыслей, ты с предельной силой сжимала зубы до неприятного скрежета и жмурилась, с бессмысленным упрямством сглатывая который раз подступающий к горлу комок слёз и животного отчаяния. Но снова сосредоточиться на деле всё равно не получалось, что бы ты не делала, как бы себя не подбадривала. Твою грудь постепенно сдавливал нарастающий спазм от неотвратимо подкатывающей истерики. Он душил, выбивал остаточный тёплый воздух из лёгких, но не давал вдохнуть новую порцию жизненно важного кислорода. И ты задыхалась. Задыхалась от своих притупленных душевной болью чувств и страха.        
Хотелось кричать, прижимаясь лбом к промороженной земле, срывать и без того сорванный голос в бесконечных мольбах. Потому что в тебе сжигающим пожаром клокотали эмоции, которые просто не могли выйти из твоего обессиленного моральными и физическими терзаниями организма. И внутри тоже больше оставаться не могли. Столь двоякое чувство рвало тебя на мелкие кусочки, как ветер рвал твоё тепло секунду назад.
        Но ты не могла сдаться, пустить ситуацию на самотёк. Ни в коем случае, как бы плохо сейчас не было, закрыть на всё глаза не получится. Не в твоём это духе. Потому что только один человек виноват в случившемся.        Человек.        Ты.        И вот, поджимая искусанные бескровные губы, ты снова поднимаешь налитые свинцом веки и нервно крутишь головой из стороны в сторону, вцепляясь в железные вертикальные прутья старых качелей с необъяснимой силой, словно готова была в любой момент одним движением согнуть их в живописную зюзю. В тебе лишь на секунду вспыхивает блёклый лучик надежды на чудо, но после внимательного осмотра местности тут же угасает, оставляя в тебе лишь едкий дымок разочарования и моральной слабости. И ты тут же тряпичной куклой растекаешься по деревянному сидению детских качелей с облупившейся краской, слепо прижимаешься щекой к сгибу своего локтя и прячешь замёрзший нос в недра фетровой ткани сочно-оранжевого цвета. Его любимого цвета.
        На короткий промежуток времени утихший клокот в груди снова набирал обороты. Ты прикусила мягкую ткань, чтобы не заскулить от ярой ненависти к себе и к своему нелепейшему поступку. Ещё никогда не было так больно и так страшно…        Вокруг тебя никого нет. Ни души. Но даже это, как оказалось, не имеет никакого значения.        Просто рядом не было Его. 
        Покрасневшие от холода руки ощутимо потряхивало как от лихорадки. Ты пыталась уже примерно в двадцатый раз набрать нужный номер по че-фону, но каждый раз что-то тебя останавливало. Сосредоточенное тыканье в сенсорный экран, который, как назло, реагировал только на тепло тела (как раз в этом и заключается проблема, ведь твои кончики пальцев сейчас по температуре от окружающей среды почти ничем не отличались), заканчивалось тем, что ты судорожно давила несколько десятков раз на «отбой», пока табло с цифрами не исчезало, и продолжала бесконечно долго и совершенно бессмысленно разглядывать фоновую заставку своеобразного смартфона.        Эта была твоя любимая фотография. С неё тебе весело улыбался кривляющийся на камеру Микеланджело. Он заговорщики подмигивал тебе, чуть оттянув пальцем нижнее веко открытого глаза и высунув кончик бледно-розового языка наружу. Но даже, казалось бы, столь глупая поза придала именно этому юноше лишь ещё большую очаровательность, подчеркнула какой-то невидимый внутренний свет, что всегда исходил от ниндзя в любое время суток, все семь дней в неделю. Эдакое маленькое солнышко…        Твоё солнышко…        Его по-детски беззаботное выражение лица всегда помогало тебе улыбнуться, когда было очень плохо; придавало сил, когда тех совсем не оставалось. Фотография с удивительно светлой и тёплой аурой, несущая в себе только всё самое положительное. 
Но сейчас никакого былого волшебного эффекта она не оказывала.        Становилось только хуже.
        В его кристально-чистых лазурно-голубых глазах ты почему-то находила лишь осуждение, презрение и обиду. Хотя, сама посуди, Майки и презрение… Это что-то совсем за гранью. Но в твоём состоянии даже подобная галлюцинация не способна была чем-то удивить.
        Внезапно до этого так спокойно покоящийся меж твоих ладоней телефон весело заплясал от вибрации и разразился в битовой стандартной мелодии че-фона. Столь бодрый рингтон сейчас были как-то не в тему, нелепо вписался в окружающую тишину своими механическими переливами.        От неожиданности ты широко разинула рот, сморгнула с безжизненных глаз задумчивую пелену и чуть не выронила ни в чём не повинный смартфон прямо в покрытый льдистой коркой снег себе под ноги. В панике замахав под падающим гаджетом руками, ты всё-таки перехватила его пальцами в нескольких сантиметрах от земли и трепетно вскинула к своему лицу, спешно разглядывая заставку на контакте звонившего.        
На тебя с хладнокровным спокойствием взглянул перевёрнутый вверх ногами Леонардо.        
Ты, не долго думая, повернула телефон в нормальное положение, приняла вызов и поднесла динамик к уху, с самозабвением затараторив бессмыслицу до того, как Лео решил сказать хоть слово. Будь то хорошая или плохая новость, ты морально ни к той, ни к той готова не была.
        — Как хорошо, что ты позвонил, Лео! Удивительное совпадение: только-только сама набрать тебе хотела, а то начала волноваться, мы уже целых полчаса не связывались! А мало ли что! Как дела-то?
        Леонардо от столь яростного лепета заметно опешил и с неуверенностью покашлял в сторону — видимо, с мыслями собраться пытался. От твоего сиплого голоса так и веяло ничем не прикрытой фальшью — это его и смутило. Просто он не мог и предположить, что тебя что-то подобное способно сломать.
        Нагнетающая пауза затянулась. Никто не спешил её прерывать.
        Ты вцепилась в телефонную трубку обеими руками как утопающий за спасительную соломинку, принялась снова кусать нижнюю губу, слизывая языком выступающие солоноватые капельки крови. Металлический привкус во рту немного отрезвлял голову и отвлекал от гула учащённого сердцебиения, эхом разносящегося по всему твоему телу ритмичной пульсацией.        Леонардо ответил совсем не на тот вопрос, который ты ему задала, но его проницательность, как оказалось, была на высоте:        — Прочесали почти всю канализацию. Новостей пока нет, но это ничего! — Продуманно подбирал слова мечник, переходя на куда более мягкий тон. Он старался не выдать своё внутреннее волнение, потому что тебе и без того было плохо. И делал юноша это вполне успешно. — А у тебя что?        
Ты разлепила опухшие от холода и укусов губы, но из твоего горла не вырвалось ни звука, как бы ты не силилась проговорить хоть что-то в ответ. Лишь какой-то приглушённый хрип отголоском вылетел из глотки, а из недр твоей груди вместе с резким выдохом прокатился беззвучный крик. В глубине души ты надеялась на совсем другое. И неоправданные ожидания в один миг разломали выдержку и надежду напополам.
        Из твоих широко раскрытых глаз стали потоками выкатываться горячие слёзы, которые мигом охлаждались на морозе и неприятно холодили щёки, но ты их даже утереть толком не стремилась, хотя знала, чем чревато проявление эмоций холодными зимними вечерами.        Леонардо, глубоко озабоченный твоим молчанием, что-то продолжал говорить уже в форме монолога, потому что ты не проявляла в разговоре участия, даже не слушала, чего уж тут. Должно быть, Лео пытался донести до тебя какие-то подбадривающие фразы, успокаивающие слова, только ты на них никак не реагировала, продолжая вглядываться невидящим взглядом в тёмное небо, затянутое грязно-серыми тучами.        
— Мы обязательно найдём его. Я обещаю.        
Ты от внезапно твёрдого тона друга легонько вздрогнула и трепетно закрыла рот рукой, яростно закивав головой в знак согласия, но вовремя вспомнила, что Леонардо не может тебя сейчас видеть.
        — Да… Да, так и будет! — истерично зашептала ты, вытирая влажные глаза о фетровую ткань своего пальто. Леонардо по-доброму хмыкнул, искренне радуясь сменой твоего настроения на куда более оптимистичное.
        — Возвращайся домой. Я знаю, что ты до сих пор на улице… — мягко начал было обладатель синей маски, но через секунду ощутимо понизил голос, из-за чего ты озадачено нахмурилась и парочку раз попыталась окликнуть собеседника, но должного ответа так и не получила.        В динамике послышались неприятные для слуха треск и шорохи, но попытки Лео заглушить звуки вокруг него оказались провальными.        На фоне послышалась не самая цензурная ругань обозлённого на весь свет Рафаэля. Только вот обращена она была исключительно в твою сторону.        Ты тревожно вжала голову в плечи и грустно вздохнула. Ведь Раф с самого начала обвинял во всём только тебя и никого больше. Пожалуй, правильно делал, в этом случае ваши мнения совпадали, что было удивительной редкостью, диковинкой.
        — Заткни варежку, придурок! — сквозь зубы процедил раздражённый Леонардо, отставив свой че-фон подальше от себя. Но ты всё равно слышала и, в принципе, снова растекаться амёбой от уныния по качелям пока не желала. Как бы обидно не было, Рафаэль просто волнуется за непутёвого братца не меньше тебя, ты его понимаешь лучше, чем кто-либо другой.
        В ответ Бесстрашному полетел отборный мат самого красочного содержания, на который только был способен лаконичный на это дело язык темперамента. Твои уголки рта невольно дрогнули. Всё было как всегда, до крайности по-будничному.        Вот только Микеланджело рядом с тобой не было…        
— Я ещё немного посижу. Не волнуйся за меня, — непринуждённо произнесла ты, терпеливо дождавшись, когда Леонардо в сердцах пошлёт младшего брата глубоко и далеко. Они каждый раз ругались примерно по одному сценарию и тебя это всегда веселило. Ведь ребята могли по десять раз за день столкнуться в словесных перепалках, но когда доходит до дела, друг за друга глотки готовы перегрызть любому. Это тебе в них и нравилось. Ты бы и сейчас от души посмеялась, если бы не была настолько убитой нагнетающими обстоятельствами.
        Лео недовольно цыкнул, не пытаясь скрыть своё негативное отношение к твоему упрямству. Но он прекрасно знал, что его даже самый строгий запрет тебя совершенно не остановит, поэтому нехотя смирился.        — Что с тебя взять? Ладно… Будь осторожна. Держи со мной связь и ничего без нас не предпринимай. Договорились?        
— Договорились, — с лёгкостью согласилась ты на простенькое на первый взгляд условие, почувствовав в голосе приятеля беспокойство. Ты была очень рада, что Лео позвонил тебе и невольно помог набраться моральных сил, которых тебе с самого утра панически не хватало. Только благодаря ему ты стряхнула с себя меланхоличное и паническое настроение, настроилась на то, что всё у вас получится. Да о чём ты вообще, обязательно получится! Ведь надежда снова засияла в твоём сердце ровным и негасимым пламенем.
        — Тогда удачи. От Рафа привет, — с усмешкой протянул мечник, заглушая тем самым новый взрыв недовольства темпераментного напарника. После из динамика послышались протяжные гудки, оповещавшие о разрыве связи, но ты продолжала прижимать дрожащей рукой че-фон к уху с задумчивым, мало что выражающим лицом.
        Частый снег колючими хлопьями падает без перерыва ещё с самого обеда, любовно окутывая необычно притихший город белоснежным непроницаемым покрывалом. Весь мир будто в мутной пелене утонул — настолько густо сыпались ажурные слипшиеся льдинки и высокими сугробами оседали на серую, лишённую всякой растительности землю. Тебе даже казалось, что время текло по-мерзкому лениво, почти стояло на месте, потому что цвет неба за все проведённые тобою часы на улице едва ли потерпел какие-либо заметные глазу изменения, к тому же плавно пикирующие сверху снежинки создавали иллюзию полного вакуума вне всего пространства. Значительно приглушённые снегом звуки лишь в разы усиливали этот околдовывающий всё живое мираж. Такое ощущение, что во всём огромном Нью-Йорке не осталось ни души: куда не ступи, людей встретить на улицах в столь достаточно поздний час, да ещё и в такую непогоду, очень сложно, несмотря на головокружительную цифру городского населения. Становилось страшно от терзающего сердце одиночества, от съедающего остаток тепла пробирающего холода.        
Ты собрала остаток своих сил и, повинуясь доселе невиданному и странному порыву, оттолкнулась ногами от покрытой грязным льдом земли. Качели, обречённо завизжав несмазанными петлями, повиновались твоему толчку, принялись плавно и ритмично проносить тебя к небу и возвращаться в точку отправки, циклично повторяя свой постепенно замедляющийся путь.
        В твоё бледное лицо врезался хлёсткий ветер, занося в широко открытые глаза колючие снежинки. Ты со вздохом запрокинула голову назад, чувствуя, как приятно треплют порывы воздуха твои волосы, несмело заигрываются с отдельными прядями, обводя ими осунувшиеся из-за усталости черты твоего лица. Подобные ласковые прикосновения кого-то неумолимо напоминали…        — Ну… привет, что ли?        Ты нервно вздрогнула и едва не перевалилась самым эпичным образом с качелей прямо через ограждение сзади — настолько неожиданным оказался чей-то осторожный оклик, который почему-то пренеприятно резанул по слуху, привыкшему к вечерней тишине.        Сначала было сложно сообразить, послышалось ли это тебе в низком завывании ветра, или всё происходило на самом деле. Ты же помнишь, что шизофрения от тебя с утра недалеко ушла?
        Судорожно повернув голову в сторону предполагаемого говорившего, ты обеими руками вцепилась мёртвой хваткой в железный прут по правую сторону от себя и бешено бегающим взглядом принялась искать своего невольного собеседника. По голосу узнать человека (или же не совсем?) не получалось — может потому, что ты благополучно пропустила данную информацию мимо своих ушей, запоздало обработав в мозгу только смысл сказанной фразы. Поэтому у тебя были все права думать, что блудный Майки всё-таки решил дать о себе знать. Пожалуй, назойливые мысли в голове на самом деле были недалеки от этого умозаключения без какой-либо опоры на логику. У тебя вообще эта черта с рождения отсутствует, ничего удивительного.
        Но ты ошиблась. Это был не Микеланджело.        
В паре-тройке метров от детских качелей переминался с ноги на ногу довольно высокий, несколько худощавого телосложения подросток в угольно-чёрном пальто до колен и в потёртых тёмных джинсах. Вокруг его шеи был небрежно обёрнут серый шарф крупной вязки, того же цвета были зимние массивные кроссовки с рельефной подошвой. На плече покоился широкий ремешок объёмной чёрной сумки. Похоже, что на улице этот парень провёл достаточно времени, потому что снег неровной коркой лежал на его плечах и голове, а щёки, обычно болезненно-бледные, чуть поалели от мороза.
        Интерес и надежда в твоих глазах сразу потухли. Эти смешно взлохмаченные каштановые, почти рыжие волосы (слишком длинные для парней, собранные на затылке в слабый конский хвост), искристо-серые, бесцветные глаза и добродушная, но, при этом, в некоторой степени фальшивая извечная ухмылка были тебе не понаслышке известны. Всё-таки за одной партой сидите столько времени, хочешь-не хочешь, а одноклассника и, по совместительству, старого приятеля ты узнала практически сразу.
        — Паршиво выглядишь, — устало продолжил было юноша односторонний разговор с тобой, но чутко уловил, как ты окатила его разочарованным и тяжёлым взглядом, поэтому перешёл на более мягкий тон, от чего его глубокий баритон на слух стал приторно-бархатным, но от этого не противным, напротив, — то есть… Я тебе, вот, домашку занести решил, всё равно рядом живём. 
        В доказательство своих слов парень неуклюже достал из сумки чёрную матовую папку с какими-то бумагами и осторожно потряс ею в воздухе, прищурив холодные и безэмоциональные глаза. Ты совсем никак не отреагировала на это, даже не обернулась, продолжая склонять голову к груди. Ты знала, что опять поступала очень невежливо, но никак не получалось сообразить, что именно сказать. Даже банальное «спасибо» застряло где-то посередине горла. Только витиеватая струйка пара сорвалась с твоих приоткрытых губ, но на большее ты почему-то не была способна, хотя брюнет терпеливо ждал твоего ответа, особенно не заморачиваясь по поводу затягивающейся паузы.        — Почему не дома? Болеешь же…
         — Жду, — на выдохе выпалила ты охрипшим голосом, стараясь хоть как-то поддержать незатейливый разговор, который с самого начала планировался в форме диалога, но до этого таковым не являлся.        Подросток удивлённо вскинул брови, хотя ты за столько лет знала товарища как свои пять пальцев (как и он тебя, собственно), поэтому быстро поняла, что он ни на йоту не поражён. Мальчишка прекрасно понимает, какие именно кошки на твоей душе скребут.
        — Ждёшь? Кого же?        Ты совершенно не понимала, чем вызвала у школьного приятеля подобный сомнительный интерес к своей персоне; не могла определить, зачем вообще он шёл целый квартал по гололёду в отвратительную погоду прямиком до твоего дома. Уж точно не ради домашней работы, не из тех он людей, что такой мелочёвкой будут заниматься. Тогда чего он ждал? Что ты расскажешь о своей нелепой ссоре с одной знакомой черепахой-мутантом, в которую ты уже долгое время слепо влюблена?        
— Друга.        — Хороший же это друг, раз вынуждает тебя на холоде его караулить. Это поэтому ты таким пришибленным голосом по телефону со мной разговаривала утром?        Психолог чёртов!        Ты заглотнула холодный воздух губами и томно прикрыла глаза, явно давая понять, что подобное русло обсуждения далеко не приятно твоей измученной душе. Брюнет понимающе кивнул и учтиво перевёл тему:        — Давно тут сидишь?
        — С трех часов где-то. Не помню.        — С ума сошла?! Уже десять! — Эмоционально всплеснул руками юноша, но его словно выточенное из камня лицо осталось таким же спокойным. Только брови едва сошлись в переносице. — Ты хоть уверена, что этот человек придёт?
        — … он не человек, — после затянувшейся паузы неразборчиво пробурчала себе под нос ты, настороженно поглядывая в сторону приятеля незаметно для него самого.        — Чего?
        — Не знаю я, ясно?        Брюнет еле слышно вздохнул и уставился себе под ноги, зарываясь замёрзшим носом в складки шерстяного шарфа. Должно быть, твои несправедливые выпады, наполненные раздражением и горечью, всё-таки уязвили парня. Может он и не воплощение сентиментальности, но даже такой человек под твоим напором чувствовал себя не в своей тарелке. И тебе снова стало стыдно. Ведь… ведь он просто хочет помочь. Он всегда беспокоился за тебя, потому что ты была его единственным другом с самого раннего детства. Это же очевидно.
        Да что с тобой сегодня?!
        — Прости. Нет, правда, извини, я виновата, — приглушённо прохрипела ты на одном дыхании в страхе за то, что и его после такого вполне возможно потерять. Как Микеланджело до этого. И тут уж не до той самой пресловутой гордости, что в тебе частенько заигрывала в такие вот моменты.
        Послышался тихий и удивительно уютный хруст снега, который совсем не давил на уши, как это делали прочие звуки извне. Припадающий на левую ногу брюнет мягче кошки, но при этом достаточно уверенно приблизился к тебе, свернул чуть левее и остановился у свободных качелей в метре от тебя, оплетая пальцами в гловеттах железный вертикальный прут.
        — Я сяду тут? — с улыбкой попросился парнишка, кивком головы указав в сторону свободной конструкции. Ты облегчённо прикрыла глаза и пришибленно улыбнулась в ответ, давая ему своё немое разрешение.        
Юноша с несвойственной его полу изящностью опустился на сидушку и принялся ритмично раскачивать качели, не отрывая ноги от земли. Ты изучающе взглянула на его рельефно выточенный, пускай и далеко не идеальный по человеческим меркам красоты профиль, проследила за направлением его холодных серых глаз и тоже принялась вглядываться с прищуром куда-то сквозь непроглядную пелену снежных хлопьев.        — Боюсь, он вообще никогда не придёт, — несмело продолжила застопорившийся на добрые пять минут разговор ты, причём обращалась не пойми к кому: то ли к своему собеседнику, то ли ко снегу, то ли вовсе к самой себе. Может по этой причине ты говорила излишне тихо, но мальчишка тебя всё равно услышал.
        Он сморгнул с ресниц колючие снежинки и, не поворачивая головы, резко метнул изучающий взгляд в твою сторону. Ты тревожно поёжилась и, наоборот, спешно отвернулась, пряча рот и нос в сложенные в «лодочку» ладони.        
 — Если так, то друг из него совсем никакой, — небрежно проговорил твой знакомый, подавая корпус вперёд. — Но это совсем не значит, что тебе до утра следует продолжать свои посиделки. Жертвенность — черта редкая и чудесная, но только пока ограничена в каких-то рамках. Скажем…
        — Адекватность?        — Вот-вот. За тобой не замечал, — в шутку согласился с тобой он и снисходительно склонил голову набок. Вы частенько вот так вот подшучивали друг над другом, но ты весёлую словесную перепалку поддерживать не стала. Может потому, что весёлого в тебе осталось предельно мало.
        Ты тяжело вздохнула и с самым обречённым видом прижалась лбом к отрезвляюще-холодной железке по левую руку от себя. У тебя был особый жизненный принцип: не проявлять на людях свои настоящие эмоции, но тут уж не осталось никаких сил в который раз напускать на себя будничную маску. И рядом с тобой в этот неподходящий момент уязвимости оказался именно тот человек, который чутко чувствовал малейшие изменения в тебе. И ещё не было понятно, к лучшему ли это, или же не совсем.        — Ты так изменилась. Я больше не узнаю в тебе ту самую девчонку, что всегда была рядом со мной с нашего самого первого знакомства, — хрипло проговорил он, порывисто прижав ладонь ко лбу, отбросив рваную чёлку назад. Ты лишь тихонько тряхнула плечами, стараясь скрыть за равнодушием волну мурашек, мимолётно пробежавших по твоей коже.        Пожалуй, он прав, ты действительно очень сильно изменилась с тех пор, как повстречала своих новых друзей. Только к лучшему ли? После сегодняшнего ты в этом совершенно не уверена…        — Взрослею, должно быть. Ты тоже совсем не тот, кем был ранее.
        — Мудрые слова, подруга. Просто… не становись мной, ладно? Этот мир и без этого гнилой, сама знаешь… — протянул сероглазый, целенаправленно ловя слипшийся комок из снежинок подушечками указательного и безымянного пальцев. Это у него получилось не сразу.        Парень горько усмехнулся и томно прикрыл глаза, когда всё-таки почувствовал приятную колючесть снега на своих пальцах. Ты тоже краем глаза осторожно посмотрела на его сгорбившуюся фигуру и вытянутую вперёд руку.
        Снежинки на его коже за лениво текущие секунды так и не растаяли.        — Не забирай у меня солнце, ★★★★★.        
От его едва дрогнувшего голоса дрожь в твоём теле в разы усилилась и тебя уже конкретно трясло. От холода? Озноба? Грусти? 
        Нет.        
Просто ты вдруг с ужасом кое-что поняла.        
Сегодня ты впервые почувствовала столь сжигающий душу страх и волнение за самого близкого и родного друга, которого могла потерять навсегда. Лишь один день сделал из тебя сломанную в дрова куклу.
        А кто-то в это время сходил от этого с ума ежедневно, на протяжении всего долгого времени, когда ты перестала быть той, кем была раньше, полностью променяв старую жизнь на новую: на яркую, совершенно не похожую на прошлую жизнь. Рядом с черепахами.
        Рядом с Микеланджело.
        «Просто… не становись мной, ладно?»        — Слушай, может я смогу тебе чем-то помочь? — внезапно ласково обратился брюнет к тебе с какой-то сомнительной лояльной улыбкой, излучающей тепло и немую поддержку. Учитывая то, что этот парень довольно равнодушно относился к чужим бедам, лишь из вежливости поддерживая подобные разговоры, это было странно.
        Несвойственная ему доброта и внимание доломала тебя окончательно.        
Ты рывками согнулась пополам, закрыла голову руками, пальцами вцепляясь в свои волосы, словно готова была вырвать их, и твоё тело стали сотрясать беззвучные рыдания, которые ты больше сдерживать, увы, была не способна.
        Парень на секунду опешил, но не растерялся: ловко соскочил с качелей прямо на их ходу, от чего носы его кроссовок с хрустом вгрызлись в небольшой сугроб снега, и спешно подбежал к тебе чуть ли не в плотную, нервно сдувая с глаз каштановую прядь.
        Он без лишних слов тяжело упал перед тобой на колени, особо не заботясь о себе и своих джинсах, трепетно обхватил твою голову руками и уткнулся носом в затылок, нежно и бережно поглаживая тебя по спине, волосам, рукам… Ещё и ещё…
        Столь неназойливые и успокаивающие движения не смогли заставить подкатившую истерику отступить моментально. Ты не могла взять себя в руки, выливая накопившиеся эмоции наружу.
        А ведь сероглазый парнишка с каменным сердцем никогда не умел успокаивать...        Вы просидели так минут десять — без разговоров, лишних звуков, только твои всхлипы изредка нарушали наступившую тишину, от чего парень каждый раз вздрагивал и теснее прижимал тебя к себе, чуть покачивая из стороны в сторону. Ты не отталкивала его, он тоже не отходил, продолжая крайне осторожно и трепетно пропускать пряди твоих волос между пальцев. Вам обоим стало значительно теплее в этот пронзительный январский холод. Вот только на месте одноклассника почему-то упрямо представлялся совсем другой мальчишка...        — Ты спрашивал, можешь ли помочь? Да, можешь. Уходи.        
Сбитый с толку подросток невольно дёрнулся как от грубой пощёчины, стоило только ему услышать приглушённый хриплый голос. Он резко отшатнулся корпусом назад и с былым холодом взглянул на тебя, скрещивая руки на груди, словно временной слабости с его стороны никогда не было. Ты почти почувствовала, как температура на улице упала на несколько градусов.
        Ты растеряно тронула нижнюю истрескавшуюся от мороза губу кончиками ледяных пальцев и с явным непониманием посмотрела опухшими от слёз глазами на своего приятеля, совершенно не разбираясь в том, что происходило и произошло.
        — Слушай… это не я…