Ignore And Be Polite.

Проходит еще неделя с момента вечеринки, и в школе Дерек пропускает тренировки и выглядит так, будто умер несколько дней назад. Он рычит на всех, кто спрашивает у него, что с ним, и в конце третьего урока в среду он просто хватает Стайлза за шиворот, разворачивает к себе, прижимая спиной к шкафчикам, и тихо рычит. Стайлз боится даже шелохнуться, потому что Дерек не выглядит адекватным, и когда Скотт пытается отодрать альфу от омеги, тот рывком вписывает его в стену напротив, разбивая питьевой фонтанчик. На шум сбегаются зеваки и преподаватели, но их животный инстинкт не позволяет им даже двинуться в сторону сильнейшего альфы. Примечательно то, что до этого, буквально секунду назад, Стайлз разговаривал с Томасом, тем альфой, который был первым в списке «Почему бы и нет?». — Слушай, Стайлз, — Дерек говорит так, будто едва удерживает зверя в себе на цепи. — Если ты думаешь, что связь — это чушь собачья, то тебе лучше сказать об этом мне сейчас, — он смотрит на омегу кровавыми глазами и дышит носом, словно взбешенный хищник. Стайлз молчит и не дышит. — Если ты хочешь разорвать связь, ты должен, блять, обсуждать это со мной, потому что для этого нужно ходить к психологу и пропить курс таблеток, если тебе неизвестно, — его голос становится рыком, а вся школа стоит и просто наблюдает, как вот-вот из Стайлза выйдет потрясный волчий корм. Стайлз сжимает запястье Дерека, чтобы тот перестал его душить, и тот немного расслабляет хватку. — Потому что я чувствую все, что чувствуешь ты, вот как это работает, — рычит он. — Потому что я хочу быть с тобой, — он скалит зубы и принимает бета-форму, и вот теперь Стайлзу даже не будет стыдно, если он испачкает свои штаны. — И если ты этого не хочешь, если ты хочешь разорвать связь, просто, черт подери, осведоми меня, — он выпускает Стайлза из хватки и возвращает телу обычный вид. Все расходятся и прижимаются к стенам, когда он уходит, и его даже никто не задерживает, а Стайлз чувствует себя полнейшим дерьмом. Дереку было важно это. Он страдал без Стайлза, он чувствовал все эмоции за него, поэтому омега плавал в пространстве, как овощ. И вот сейчас, когда Дерек все это сказал, Стайлз почувствовал это в себе. Связь. Лента прямиком из сердца, тянувшаяся к Дереку, была вся изорвана, поросла шипами и сочилась ядом слов Стайлза, сказанных прямо после вязки — в момент, когда альфа и омега наиболее уязвимы. Омега стоял в коридоре, дыша ртом и смотря альфе вслед, постепенно погружаясь в ту боль, которую он сам себе создал, которую Дерек благородно увел на себя, страдая за двоих. Стайлз играл с ним, потому что тот забрал все его отрицательные эмоции. Он снова использовал альфу, как когда-то это сделала Кейт Арджент, которую он ненавидел всем своим естеством. Он вел себя так, что Дерек думал, что он хочет разорвать связь. Сердце Стайлза забилось в два раза чаще, когда омеги и альфы разочарованно качали головой, расходясь по кабинетам. Скотт просто сжал губы и нахмурился, но это значило для Стайлза больше, чем любое другое оскорбление, которое он заслужил. Он не понял, как оказался на улице, но запах вел его к камаро, внутри которой сидел Дерек, сжимая руль и упершись лбом в него. Стайлз молча открыл пассажирскую дверь и сел. На улице моросил дождь, а легкий туман покрывал дорогу. Листья деревьев вокруг создавали шум, который сейчас привел Стайлза в чувство. Капли стали крупнее, пока он молча сидел, а Дерек все так же упирался лбом в руль. Они разбивались о стекло камаро, будто желая поиграть в игру «Кто убьет себя, произведя больше шума». Капли с суицидальными наклонностями. — Поехали, — сказал Стайлз наконец, и Дерек просто завел мотор. Они остановились у дома шерифа, и Стайлз сам обошел машину и буквально вытащил Дерека из нее. Видимо, тот ожидал, что он просто подвезет омегу до дома, но Стайлз потянул его в дом за руку, затем на второй этаж и, наконец, в свою комнату. Дерек даже не пытался противиться, просто смотря на него в полнейшем шоке. Стайлз снял с альфы его кожаную куртку и подтолкнул того к кровати. — Ложись, — снова скомандовал Стайлз, и Дерек послушно лег на кровать. Он стянул с альфы кеды, так же, как и с себя, после чего забрался в кровать и лег на Дерека. Тот дышал медленно и глубоко. Его руки покоились вдоль тела, и он снова смотрел в потолок. Верхняя ставня окна была поднята, пуская в комнату прохладный сквозняк и позволяя каплям умирать на полу и подоконнике Стайлза. Его конспекты, валяющиеся на полу со вчерашней ночи, были безвозвратно испорчены. — Прости меня, — прошептал Стайлз, и это произошло. Он даже сам не понял как. Слезы просто хлынули из его глаз, закрывая и так маленький обзор, а нижняя губа стала подрагивать. Поток боли, будто направленный из груди Дерека в его, возвращал боль Стайлза на ее законное место. Парадоксально рядом с Дереком он почувствовал себя в такой безопасности, что слезы просто вырвались на свободу, выпуская обиду, злость, страх и непонимание. — Я вел себя, как дерьмо, — говорит Стайлз, когда Дерек снова сел вместе с ним на руках и стал гладить его по спине. — Все в порядке, — прошептал Дерек, вытирая слезы с раскрасневшегося лица омеги. — Нет, Дерек, ни черта не в порядке. Я… Ты мне нравишься, а я вел себя так, будто я в третьем классе. Просто… — он уткнулся альфе в плечо и зарыдал еще сильнее. Когда Дерек так гладит его по спине, позволяя быть слабым и беззащитным — это просто потрясающее чувство. Стайлз омега. Он чертовски устал быть сильным и непоколебимым. Ему нужна связь, нужен альфа, нужен Дерек, вот что. Когда он успокаивается, он берет лицо Дерека в ладони, долго смотря в глаза цвета моря, и наклоняется за поцелуем. Это выходит так естественно и правильно, что они оба просто не могут оторваться друг от друга. В секунду, когда припухшие и влажные от слез губы Стайлза встречаются с сухими и приоткрытыми губами Дерека, альфа будто оживает. Его сердце заходится в галопе, а руки жадно обшаривают спину Стайлза под толстовкой. Он будто проснулся от долгого сна. Его руки такие теплые, чуть грубые, прижимают Стайлза к идеальному телу, будто отлитому по форме статуй Богов древнего Рима. — Не поступай так больше, — просит Дерек, и Стайлз отчаянно кивает, не понимая, как он мог вообще отказаться от того, что сейчас перед ним. Он начинает всхлипывать снова, глотая рыдания, пока Дерек знакомым и теплым ощущением целует его шею, вылизывает его кожу, помечая заново, укрепляя все то, что сам омега разрушил, соединяя их вновь. Дерек, такой совершенный, просто не может быть здесь. Стайлз чувствует себя последним дерьмом, он никогда не простит себе того, что сотворил, но он понимает, что сейчас он может отдать Дереку все, что тот пожелает. Дерек сильный, его мышцы совершенны, когда Стайлз снимает с него футболку, не отрываясь ни на секунду от этой волшебной кожи. Его буквально колотит от того, как вкусно пахнет Дерек. Его зубы сами становятся острее, и он кусает плечо альфы, чувствуя, как член становится абсолютно твердым. Его всего трясет от нервного возбуждения, ему нужно сказать Дереку так много, потому что он упустил так много минут, часов и дней, строя из себя сильного и независимого. Он теряется в пространстве, просто чувствуя руки Дерека — спасающие, исцеляющие, связывающие — везде-везде. Дерек снимает со Стайлза толстовку и бросает ее назад, нависая над парнем, слишком часто дышащим и со скоростью пульса — триста ударов в секунду. Он прижимается губами к губам Стайлза и не дает ему вздохнуть в течение половины минуты. Стайлз приходит в себя от некой панической атаки или только ее зарождения, часто моргая, протянув руки к лицу Дерека и снова позволяя слезам стекать по его вискам. Он гладит лицо, такое родное и совершенно точно любимое, притягивает его к себе и стягивает с себя штаны. Секс сейчас не станет просто утолением животного желания. Он станет настоящим укреплением связи, станет тем, что нельзя облечь в слова, тем, что нельзя дать даже в поцелуе. Станет единением не просто тел. Стайлз всхлипывает, смотря на Дерека, стягивающего с себя джинсы и боксеры. В прошлый раз его член казался омеге совершенным, но сейчас он видит дорожку волос от пупка, идеальные кубики пресса, широкую грудь, плечи, мягко двигающиеся по воле хозяина, плавные линии бедер, бицепсов, острые линии скул и трехдневную щетину. Он видит цвет, как море весной, и смотрит Дереку прямо в глаза, когда тот нависает над ним снова. — Я люблю тебя, — говорит Стайлз, когда радужка альфы постепенно заполняется красным. Дерек тихо рычит и преклоняется перед Стайлзом, почти положив голову ему на грудь. Его зубы острые, он выглядит по-настоящему пугающе, но Стайлзу все равно. Даже если Дереку захочется разломать его ребра, достать сердце и сожрать его прямо на этой кровати. — Мое сердце. Оно твое, — говорит Стайлз, понимая, что от чувств ему сдавило грудь, а Дерек ведет животным когтем полосу по его груди. Он улыбается, торжествующе и побежденно одновременно, снова припадая к шее парня, и тот обхватывает его ногами, чувствуя смазку между ног. Дерек трется членом о его пульсирующий вход, и Стайлзу хочется рыдать от переполняющих его эмоций. — Я никогда тебя не отпущу, — говорит Дерек предупреждающе, но для омеги это обещание. Каким бы дерьмом ни был Стайлз, сколько бы боли он ни принес Дереку, сколько бы ужасных вещей он ни совершил, Дерек не разорвет связь. Стайлз стонет, когда Дерек входит, и прижимает его к себе за плечи. Они соприкасаются в каждом сантиметре. Тело Дерека горячее, подчиняющее, и сегодня, сейчас, именно с Дереком, Стайлз готов подчиниться. Он готов быть омегой. Он обнимает альфу крепче, пока тот ставит метки на его шее, и зажмуривается, полностью погружаясь в бассейн прекрасных ощущений.