Возлюбленный короля мафии

      Достаточно только вспомнить о делах, как они тут же наваливаются разом. Одно цепляется за другое, и желание хотя бы поверхностно ознакомиться со списком важных дел – совсем чуть-чуть – выливается в полноценный рабочий день.       С ленью происходит ситуация, в общем-то, схожая. Стоит немного расслабиться и отойти от привычного ритма дел, как моментально оказываешься в её плену, с трудом заставляя себя подниматься с дивана.       Желание немного покопаться в делах обернулось для Юргена целым рабочим днём, плавно перерастающим в рабочую неделю. В понедельник он предстал перед Вернером и, не слушая протестов, приступил к исполнению обязанностей. Подсознательно он чувствовал, что Вернер этому только рад. Отсутствие незаменимого помощника выбивало из колеи. Когда Юрген находился в зоне досягаемости, Вернер чувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее.       Он не говорил об этом открыто, но Юрген давно научился понимать всё без слов, довольствуясь расшифровкой жестов и мимики. Несколько мимолётных взглядов давали понять больше, чем длинная речь, наполненная признательностью и благодарностью.       Занимаясь повседневными делами, Юрген время от времени вспоминал о разговоре с будущим зятем Вернера. Штефан обещал позвонить в течение недели и назначить встречу. Неделя подходила к логическому завершению, но звонка так и не было. То ли Штефан позабыл об обещании, то ли просто в тот вечер хватил лишнего и на фоне опьянения решил поиграть в шпиона, располагающего секретной информацией. Последнее предположение, впрочем, казалось Юргену нелепым и диссонировало с общим впечатлением, сложившимся о Штефане за время общения.       С избранником Хайди Юргену доводилось сталкиваться не так уж часто. При встречах они обменивались приветствиями, вежливо осведомлялись о текущем положении дел, после чего переставали замечать друг друга. Юрген не мог предположить, что в его лице Штефан видит союзника, на которого реально положиться, не опасаясь предательства. Своими словами Штефан сумел Юргена заинтриговать, но дальше этого не продвинулось. Юрген постоянно смотрел на дисплей телефона, проверял почту. Писем было превеликое множество, но в строке отправителя заветное имя ни разу не промелькнуло.       Того немногого, что Юрген знал о Штефане, вполне хватало, чтобы утверждать: шутить этот человек не любит. Его образ на экране мало отличался от того, что окружающие могли наблюдать в жизни. Штефан не любил пустой трёп, предпочитая общение по существу. Информации он выдавал немного, но она всегда попадала в категорию ценной. Неудивительно, если принять во внимание сферу его деятельности. Направление журналистики, в котором строил карьеру Штефан, предполагало тесную работу с опасным материалом. Фактически, у него всегда было несколько джокеров в рукаве, способных низвергнуть ту или иную фигуру, играющую на политической или экономической арене. И Штефан умело ими распоряжался. Он никогда ничего не боялся. Прежде...       В день помолвки он выглядел иначе, не так, как обычно. От стандартной уверенности на его лице не осталось и следа. Поведение Штефана ставило Юргена в тупик. Он пытался связать всё воедино, анализировал ситуацию и приходил к выводу, что окончательно запутывается, теряя из вида последние отблески света. Того, что в конце тоннеля.       Он не представлял, почему Штефан решил обратиться именно к нему, проигнорировав потенциального родственника. Вернер имел гораздо больше возможностей, и сфера его влияния распространялась намного дальше, чем у самого Юргена. Попади информация в его руки, он нашёл бы ей достойное применение. Особенно, если она касалась его конкурентов.       Однако Штефан не торопился просить помощи у тестя.       Цепь размышлений никак не желала формироваться, провисая и разрываясь каждый раз, когда Юргену казалось, что он вплотную подобрался к разгадке. Ему нужны были наводящие вопросы или намёки со стороны, чтобы суметь соединить всё воедино. Помощников поблизости не находилось.       Телефонный звонок стал для Юргена освобождением, позволив отвлечься хотя бы на пару секунд.       – Да, – он ответил моментально, отмечая, что голос немного подрагивает.       Сказывалась нервозность, связанная с недавними размышлениями.       – Зайди ко мне, – бросил Вернер и, не дожидаясь ответа, разорвал соединение.       Юрген оттолкнулся ногой от пола, позволив креслу отъехать от стола. Поднявшись из кресла, он замер на мгновение около двери, одёрнул пиджак, поправил ворот водолазки. Эта привычка осталась с давних пор, когда необходимость скрывать горло реально существовала, а не была сиюминутной прихотью. Сейчас он мог свободно сменить водолазки на обычные рубашки, но лень было отступать от привычного образа.       Когда дверь открылась, Вернер разговаривал с кем-то по телефону. Юрген посмотрел на него внимательно, без слов спрашивая, стоит ли остаться здесь или покинуть помещение. Вернер жестом указал ему на кресло, позволяя сесть. Судя по всему, разговор не был деловым. В нём мелькало имя дочери Вернера. Он принимал поздравления от тех, кто по ряду причин не смог присутствовать на торжественном мероприятии, теперь старался реабилитироваться в глазах давнего знакомого.       – Какое-то срочное поручение, герр Браун? – поинтересовался Юрген, когда с разговором было покончено, а Вернер опустился в кресло, откидываясь на спинку.       Юрген отметил, что давно не видел его настолько уставшим. Вокруг глаз собралась сеточка мелких морщинок. Седина на светлых волосах оставалась незаметной, но в том, что она есть, Юрген не сомневался. Впрочем, такие мелочи не делали Вернера хуже. Он по-прежнему выглядел внушительно и умел производить впечатление, давая фору молодняку. Возможно, именно лидерские качества Вернера когда-то положили начало восхищению со стороны Юргена.       – Закажешь столик в ресторане?       – Да, разумеется, – Юрген кивнул. – Только сначала нужно уточнить, для кого именно. Внеплановый ужин с деловым партнёром или семейный с супругой? А, может быть, это для Хайди и её избранника?       – Для нас, – ответил Вернер.       Прозвучало двусмысленно. Юргену казалось, что ещё немного, и рот его приоткроется от удивления. Да в таком положении и останется, если догадка верна. Прежде чем выставлять себя в неприглядном свете, он решил уточнить. Может, просто показалось или послышалось?       – Для нас? То есть для вас. И?       – Для тебя.       – Зачем?       – Ты против? Или есть какие-то планы на вечер? Если есть, то я не буду настаивать. Каждый из моих сотрудников имеет право на личную жизнь.       – Это было неожиданно, – признался Юрген. – Но планов нет, потому я полностью в вашем распоряжении.       – Вот и хорошо, – Вернер мягко ему улыбнулся, как это бывало прежде.       Юргену пришлось сжать ладонь, впиваясь ногтями в кожу, чтобы не сказать ничего лишнего, не послать начальство в бездну, описав маршрут с применением мата.       – Это все распоряжения на сегодня?       – Пока да.       – Хорошо, – Юрген поднялся из кресла и вновь склонил голову в почтительном поклоне. – Какой ресторан хотите посетить?       – Выбери на свой вкус.       – Хорошо, – повторил Юрген, понимая, что больше ему нечего сказать.       Покинув кабинет, он направился к себе. Но на середине дороги притормозил и свернул в сторону туалетов.       Прохладная вода в лицо – безуспешная попытка привести нервы в порядок.       Как будто что-то необычное происходит, и он не знает, насколько эта неопределённость хороша или плоха. Но разве это можно было назвать неопределённостью? Однажды ему доводилось практиковать столь неформальное общение, и он знал, к чему способно привести чрезмерное увлечение, не имеющее ограничений.       В своё время он проходил через подобное и, кажется, не было того места, где он не побывал бы вместе с Вернером, независимо от того, при каких обстоятельствах и в какой компании они ужинали. Они могли поехать куда-то вдвоём, или вместе с отцом Юргена. Иногда к ним присоединялись Хайди и фрау Браун. Юрген злился, ревновал и практически не притрагивался к еде. Зачастую, когда их идиллию нарушали, он тянулся к алкоголю, но, натыкаясь на осуждающий взгляд Вернера, моментально отбрасывал подобные идеи. Он не мог выставить себя в неприглядном свете перед человеком, которого считал идеалом и любил больше жизни. Во всяком случае, тогда.       Естественно, что импонировали ему вылазки вдвоём.       Отец не особо это одобрял, хмурился и смотрел подозрительно, но открыто свои эмоции не выражал, оставляя это мнение при себе. Однажды Юрген стал свидетелем разговора между отцом и Вернером.       – Он избалованный ребёнок, – говорил отец. – И я понимаю, почему он так хочет достичь поставленных целей. Дело принципа, не более.       – Ты слишком плохого мнения о сыне. А ведь тебе нечего бояться, – отвечал Вернер. – Это не то, о чём ты думаешь. Ты мой лучший друг, а Юрген неплохо ладит с Хайди. Может быть, однажды настанет момент, когда наши дети поженятся. Мне бы этого хотелось.       Фридриху нечем было крыть. Вряд ли его это успокаивало основательно, но на некоторое время бдительность усыпляло. Ему приятнее было думать, что Юрген действительно встречается с Хайди Браун, нежели о том, что спит с её отцом.       Юрген стоял, глядя в приоткрытую дверь, буквально гипнотизировал взглядом спину отца. Вернер посмотрел прямо туда, где находился Юрген и улыбнулся ему. У них была одна тайна на двоих. Тайна, о которой, наверное, догадывались многие, но доказательств никто из них не имел. Никто, кроме вездесущего Ульриха Штайна, умудрявшегося знать всё обо всех.       На протяжении многих лет Юрген вспоминал эту заговорщицкую улыбку и чувствовал себя привязанным к Вернеру. Те годы остались в прошлом, но мысли о связи и секретах, предназначенных только для двоих, продолжали удерживать его рядом с Вернером.       Будь Юрген разумнее, он бы давно положил на стол Вернера заявление об уходе и начал новую жизнь, переехав из города, написав свою историю с нуля. Однако прежде у него это не получалось. Он причинял себе боль непоследовательными решениями, но продолжал стоять за спиной первой, несчастной и совершенно нелогичной любви.       Теперь это уже действительно стало делом принципа. Не более. В точности, как тогда говорил отец. И главенство в данном вопросе принадлежало не столько поддержке Вернера, сколько стремлению отстоять собственные интересы.       Выбирая место для проведения вечера, Юрген основательно взвесил все за и против. В итоге остановился на непримечательном ресторане, вполне подходившем для деловых переговоров, но не пробуждавшем тёплых воспоминаний. Он не хотел ехать в те места, которые некогда считал их личными, связанными с теми или иными этапами скоротечного романа, не выдержавшего испытания ни сложностями, ни временем. Жизнь всё расставила по своим местам, продемонстрировав, насколько Вернер предан семье, а Юрген Нильсен Марии Браун не соперник.       Так, кратковременное увлечение, заставившее Вернера на время потерять голову, чтобы затем вновь вернуться к образу примерного семьянина и более от него не отступать. Уж если копнуть глубже, то и не увлечение даже. И голову Вернер не терял, используя наивного подростка в качестве способа воздействия, метода достижения цели. Как только всё свершилось, показная любовь отправилась в ящик невостребованных эмоций.       Сегодня её вновь вытащили на свет, отряхнули от пыли и попытались сыграть в привычном амплуа. Зачем?       Предстоящий ужин не вызывал в душе Юргена смятения, не заставлял сердце биться быстрее. Просто изредка колол изнутри, проверяя болевые центры на жизнеспособность. Они реагировали слабо. Зато активизировалась подозрительность.       Через порог отдельного кабинета, расположенного в отдалении от шумного зала, Юрген переступал без особого трепета, принимая происходящее, как само собой разумеющееся явление. Он не питал напрасных иллюзий и не строил планов, подозревая, что у Вернера к нему очередной деловой разговор. А, может, просто проснулось желание провести стандартную беседу с ним в неформальной обстановке, заменив стены рабочего кабинета стенами ресторана, а приглушённый свет на отблески свечей. Впрочем, о свечах речи не шло. Такой романтики их ужин не предполагал.       Устроившись за столом, Юрген расстелил салфетку, после чего потянулся и стянул с волос резинку. Деловой образ тоже оставался в стенах офиса.       – Что послужило поводом для этого разговора? – спросил, посмотрев на Вернера. – Есть какие-то вещи, которые мы не можем обсудить на рабочем месте?       – Я, кажется, совсем тебя загонял, – произнёс Вернер, отставив в сторону бокал с вином.       Юрген из принципа ничего алкогольного не заказывал. По правде сказать, в присутствии Вернера он чувствовал себя немного неловко. Пить не решался, вспоминая прошлое, пропитанное ревностью к Марии, Хайди и прочим посторонним людям, которые вклинивались в их отношения. Вернер не одобрял, а его гнев был для Юргена страшнее всего. Он стремился быть идеальным в глазах этого человека. Полностью соответствовать его требованиям и даже превосходить ожидания.       Теперь у него имелись иные мотивы. Банально не хотелось терять водительские права из-за пары глотков.       – Если бы меня что-то не устраивало, я бы сказал об этом.       – Нет.       – Что вы...       – Юрген, я просил тебя.       Ладонь осторожно коснулась его руки, накрывая и слегка сжимая. Роль заботливого, понимающего и доброго папочки.       – Да, извини. Мне сложно перестраиваться с рабочего режима. Что ты хотел этим сказать?       – Ты не сказал бы. Я же знаю, – Вернер усмехнулся. – Недавно ты тоже говорил, что всё в порядке. А что получили в итоге? Ты всех нас напугал.       – Ещё раз прости. Сам не знаю, как так получилось. Мне казалось, что всё под контролем.       – Ты хотя бы выполняешь указания врача?       – Сон, свежий воздух и поддержание режима дня? По мере возможности. Но я и прежде это делал, так что, можно сказать, мой распорядок мало отличается от того, что был на прошлой неделе. Разве что для сна времени отведено больше, нежели прежде.       – Береги себя, Юрген. Ты незаменимый игрок в моей команде.       – И это основная причина?       Юрген вскинул голову и посмотрел на Вернера. Ответа, в общем-то, особо не ждал.       – Послушай...       – Ничего такого. Думаю, ты не совсем верно трактовал мой вопрос. О чувствах речи не шло. Разве что о родственных. Немного. Но не будем об этом. Лучше скажи, как дела у Хайди? Мне не довелось с ней пересекаться со дня помолвки, потому я многого не знаю.       – Моя дочь счастлива. Это главное.       – Рад слышать.       – Признаться, первое время её выбор меня шокировал. Конечно, Штефан не самое худшее, что могло случиться в жизни Хайди, но и прекрасной партией его назвать я не мог. Есть у меня некое предубеждение к представителям пишущей братии, независимо от того, в каком направлении они работают, хоть политическая грязь, хоть глянцевый бизнес. Но Штефан умудрился перевернуть представление о его личности. Он оказался именно тем человеком, в котором нуждалась Хайди.       – Не сомневаюсь, что у тебя были на примете другие кандидаты, – произнёс Юрген.       Со стороны это выглядело форменной дерзостью, но он позволял себе и не такое. Вернер то ли чувствовал вину перед ним, то ли просто был максимально непробиваемым, потому не обращал внимания на острые шпильки, временами проскальзывающие в речи Юргена.       – Тебе ведь известен ответ на этот вопрос.       – Да.       – Тогда зачем спрашивать?       – Хотелось удостовериться, что за столько лет ты не изменил мнения. Неужели действительно считаешь, что я мог стать достойным супругом для твоей дочери?       – Считаю. Знаю наверняка, что при желании ты мог сделать её счастливой.       – И тебя нисколько не смущало бы знание...       – Нет, – резко ответил Вернер, давая понять, что продолжать предложение не стоит. – Меня это не смущало бы.       – Хайди сделала правильный выбор. Но, кстати говоря...       – Что?       – Наш с ней брак вызвал бы не меньший общественный резонанс. Многие привыкли считать меня твоим сыном, а о существовании герра Нильсена и думать забыли.       – Пришлось бы отвыкать. Единой крови у вас нет, потому и об осуждении речи быть не могло.       – Ты прав, – улыбнулся Юрген. – Как и всегда. Твоё здоровье, Вернер.       Он отсалютовал бокалом, наполненным минеральной водой без газа, и сделал несколько глотков.       К этому Юрген тоже привык. Вернер так часто говорил о возможности заключения этого брака, что, похоже, сам поверил в реальность подобных перспектив. И множество отягчающих обстоятельств, игравших против создания союза, либо успешно игнорировал, либо не замечал вовсе. Чужие переживания он не воспринимал всерьёз, сосредоточившись на собственных умозаключениях и решениях.       Одно время Юрген старался поддержать придуманный план и проводил время с Хайди, признаваясь себе, что делается это с определённой целью. Окружая заботой и вниманием девушку, он подсознательно ждал момента, когда сможет остаться наедине с её отцом, получить хотя бы минимум внимания – то же прикосновение, взгляд или улыбку. Если к этому добавлялись слова, то Юрген чувствовал себя самым счастливым человеком на земле.       Вместе с тем, душу раздирали на клочки противоречия. Юрген чувствовал себя мерзким лицемером. Он целовал Хайди, лез к ней под юбку, появлялся вместе с ней на вечеринках, выступая в качестве постоянного парня. При этом не чувствовал ничего, кроме груза ответственности, возложенной на его плечи Вернером. Тот сам говорил, что так будет лучше для всех. Пока люди думают, что Юрген стал желанным гостем в доме Браунов за счёт дружбы с Хайди, нет никакой угрозы шатким отношениям.       Юрген усмехался. Ему не хотелось бороться за внимание Вернера с кем-то. Он жаждал быть первым и единственным. Но Вернер никогда ничего ему не обещал. Он не выдавливал из себя жалостливых сказочек о смертельно больной супруге, доживающей последний год, а потому отчаянно нуждавшейся в поддержке со стороны. Он не говорил, что вскоре подаст на развод и пригласит Юргена переселиться в этот дом. Он вообще ничего не говорил, выдвигая на первый план действия, от которых перед глазами плясали бешеные звёзды, а голова шла кругом.       Запретная история, основным лейтмотивом которой выступала боль сильная настолько же, насколько и сладкая.       – И твоё здоровье, Юрген, – прозвучало в тот момент, когда он уже не ждал ответа.       На мгновение бокалы соприкоснулись, звон, раздавшийся при этом, показался Юргену оглушительным, словно на множество осколков разлеталась его жизнь. Как и всегда, когда он находился в компании Вернера.       Первые несколько лет тесного сотрудничества и работы под его началом казались невыносимыми в плане зашкаливающих эмоций. Это не было радостью от осознания, какой жирный и вкусный кусок пирога удалось отхватить. Скорее, отчаяние, крепко державшее Юргена в своих тисках, боязнь оказаться бесполезным и отголоски любви, что не желала исчезать и вписываться в схему, разработанную в книге Бегбедера. Если верить ему, то чувству следовало прожить три года и бесславно скончаться. Ну, можно и героически, конечно. Однако сам факт смерти представлялся неизбежным.       Юрген прожил в состоянии безграничной любви больше пяти лет, и всё никак не мог с нею расстаться. Увы, она не походила на шлюху, которую реально выбросить на трассе там же, где и подобрал, не заплатив ни евроцента, и зная, что она ничего не сможет сделать. Любовь плотно прижималась к нему, поселилась в голове, затуманила мозги и лишила возможности размышлять здраво, когда речь заходила о благе Вернера.       Лишь года четыре назад она перестала удовлетворяться условиями проживания, предоставленными ей, и отправилась на поиски новой вписки. Юрген не опечалился, напротив, обрадовался такому повороту событий. Он мечтал избавиться от чувства, которое выжимало из него все соки, делая патологически несчастным. И теперь мог с уверенностью сказать, что на возрождение отношений не рассчитывает. Его полностью устраивала дистанция, проложенная между ним и Вернером. Всё остальное вызывало лишь недопонимание и отвращение.       Быть может, к этому моменту Юрген расколол розовые очки, посмотрел на мир реально и понял несколько простых истин, от коих отмахивался прежде. Наверное, так было, раз уж Вернер использовал в работе прежние методы. Говорил так же, как и прежде. Делал всё то же самое, что прежде. Но привычные слова и действия не порождали трепета и желания опуститься к его ногам, как это случалось в былое время. Юрген оставался исполнительным работником, готовым подставить плечо и оказать содействие, в точности выполнив всё, что от него потребуют, но исполнительность и преданность делу не были синонимами безграничной влюблённости.       Люди отчаянно боятся отказаться от своих воспоминаний. Они хватаются за них, как за спасательный круг. А амнезию воспринимают, как нечто страшное. Юрген в этом плане из общей статистики выбивался. Он не шёл намеренно к чему-то подобному, но случись такое, что, проснувшись однажды, понял: воспоминания о былой жизни исчезли, это открытие не стало бы причиной для паники. Некоторые прожитые моменты ему хотелось вычеркнуть из воспоминаний, но ничего толком не получалось. Они не стирались, лишь подёргивались полупрозрачной туманной плёнкой.       Озарения имеют потрясающее свойство снисходить на человека в моменты, наиболее для этого неподходящие, когда об активной мыслительной деятельности речи не идёт. У Юргена в жизни такой момент тоже был. Момент, когда он с кристальной ясностью осознал: Вернер никогда и ничего ради него не сделает. Он палец о палец не ударит, если жизни «обожаемого сына» будет угрожать реальная опасность. Вся его забота уместится в словах, понимающем взгляде и нескольких жестах. Одна проверка в их жизни уже была, и она показала, кто есть кто. Вернер пожертвует всем и всеми, только бы спасти свою шкуру, а наиболее преданные будут первыми пущены под расправу. Почему? Да просто они, выгораживая руководителя, устроят бой не на жизнь, а на смерть.       Можно ли сказать, что это озарение посетило Юргена в обстановке сомнительной комфортности? Разумеется.       Сейчас, сидя напротив Вернера, глядя, как тот неспешно пьёт своё вино, Юрген вспоминал себя, стоящего на семи ветрах. Пустой кабинет Вернера, спешно уехавшего по делам не менее трёх дней назад. Когда в офис нагрянула проверка, начальства там не было, зато имелись обычные подчинённые, не ожидавшие подвоха. Все выходы и входы в здании блокировали, выйти оттуда не мог никто. Никто, кроме Юргена. Он знал, где лежат документы Вернера, которые могут заинтересовать нежданных посетителей. И знал, что они не должны попасть никому в руки, иначе быть беде.       Решение, пришедшее Юргену на ум, спонтанным не было. Полностью продуманным оно тоже не являлось. Тратить время на дополнительные размышления? Форменное безумие. Юргену ничего не оставалось делать.       На практике всё оказалось не так уж сложно – распахнуть настежь окно и выбраться через него. Было ли ему страшно? Само собой, но в тот момент он действовал больше на эмоциях и адреналине, бешено разносившимся по крови, нежели на чём-то ином. Прижимая документы, чтобы ни один лист из них не выпал, он двигался вдоль стены, держась одной рукой за выступы. Он не отвлекался на посторонние раздражители, но и без того чувствовал, что под ногами бездна. Он может с достоинством пройти это испытание, а может сорваться и, что закономерно, умереть под окнами родного офиса, заляпав кровью асфальт и стены. Он слышал голоса, доносившиеся из кабинета Вернера. Секретарша настойчиво советовала посетителям выйти оттуда, но они не прислушивались к её словам, переворачивая всё вверх дном. Кажется, один из них додумался выглянуть в окно, но Юрген к тому времени успел скрыться за углом и стоял, зажав рот рукой. Сердце частило в сумасшедшем ритме, а высокая горловина водолазки уже традиционно сдавливала, напоминая петлю душителя.       «Вернер, заботливый мой папочка. Грёбанный ты кусок дерьма», – мысленно усмехался Юрген, боясь, что одним лишним жестом выдаст своё присутствие, и все старания окажутся напрасными.       Но операция прошло гладко, и через несколько дней неприятности благополучно разрешились. А потом вернулся Вернер и с красноречием, достойным древнегреческих ораторов, говорил о происках врагов. Юрген не сомневался в том, что именно так всё и было. Не удивлялся он и поведению Вернера, поскольку так поступили бы девять человек из десяти. Тем не менее, в голове щёлкнуло. Из прекрасного принца, за которого реально отдать жизнь, Вернер превращался в обыкновенного расчетливого дельца. Да он и был таким всегда. Это Юрген закрывал глаза на происходящее и старательно обелял Вернера. По сути, именно он формировал и продвигал в массы тот образ, с которым были знакомы рядовые обыватели. Сам же в него и верил долгое время, пока количество промахов не достигло предела, и даже всепрощающей любви не хватило, чтобы перекрыть зародившиеся сомнения и неприязнь.       Вернеру знать об этом было необязательно, потому Юрген не торопился вводить в курс дела. Их отношениям следовало оставаться на прежнем уровне. Начальник и подчинённый, который горит идеей движения вперёд, разделяет начинания и готов пахать, как раб на плантации, чтобы достичь желаемого. Истинный продолжатель рода Браунов. Не по крови, а по внутреннему настрою.       Действительно достойный преемник, воспитанный заботливым опекуном.       Отойдя от темы межличностных взаимоотношений, Юрген мог спокойно общаться с Вернером. Потому старательно переводил разговор в деловое русло, превращая ужин в очередное подведение итогов дня. Ничего необычного, ничего выдающегося. Смена декораций.       К еде Юрген практически не притрагивался, но видимость создавал, время от времени накалывая на вилку овощи, приготовленные на гриле, или макароны-перья. Этот ужин, как и предполагалось, не походил по атмосфере на их прежние совместные вылазки, свойственные временам десятилетней давности.       Напряжение никуда не девалось, оно лишь тщательно маскировалось за маской добродетели. Не пересекались взгляды, а если это происходило, то посыл в себе несло иной, лишённый сексуального подтекста, желания, отчаянно рвущегося наружу, но не находившего выхода. Теперь от него не осталось ни пепла, ни искр.       Есть люди, ломающие жизни. Есть те, кто позволяет свою жизнь сломать.       Юрген с тоской признавал, что долгое время относился ко второй категории. А Вернер, несомненно, к первой.       – Надеюсь, вечер прошёл не так уж плохо, – произнёс Вернер, стоя рядом с машиной.       Юрген предпочитал передвигаться на собственном автомобиле, потому именно здесь, на стоянке, им и предстояло разойтись в разные стороны.       – Спасибо за ваше приглашение, герр... – начал Юрген, осёкся и тут же поспешил поправить себя. – Спасибо, Вернер. Правда.       – Я точно не оторвал тебя от важных дел?       – Будь у меня дела, телефон раскалился бы от звонков, сообщений и писем. Но нет ни одного пропущенного звонка. Я давно и прочно женат на своей должности, Вернер. И надеюсь, что в дальнейшем наш с ней союз будет так же прочен, как и сейчас. А вечер действительно выдался неплохой. Надо иногда выбираться из привычного кабинетного мира, – произнёс Юрген, с трудом подавив желание посмотреть на часы.       Вернер ненавидел, когда в его присутствии делали нечто подобное. Он должен был безраздельно властвовать и распоряжаться чужим временем. Если снисходил до собеседника, то следовало обрадоваться оказанной чести и восторгаться каждой минутой, проведённой рядом.       Протянув руку, Юрген дождался ответного рукопожатия и вновь улыбнулся.       – Отличных выходных вам, герр... То есть, тебе. Конечно, тебе, Вернер.       – И тебе.       – Благодарю.       Одёрнув полы пиджака, Юрген развернулся и зашагал к своей машине. Больше ему ничего было добавить. Вернеру, вероятно, тоже.       Потратив ещё около часа в магазине, Юрген всё же добрался до дома. Рекс, увидев хозяина, поднял голову, зевнул и снова устроил её на лапах.       – Сейчас погуляем, мальчик, – заверил его Юрген, закрывая дверь и швыряя ключи на узкий столик, расположившийся перед зеркалом.       Прижимая к груди высокие бумажные пакеты с продуктами, Юрген прошёл на кухню. Пока решал, как лучше пристроить покупки, кто-то решил завладеть его вниманием. Телефон в кармане подал признаки жизни. Чертыхнувшись, Юрген кое-как поставил пакеты на столешницу. Несколько яблок выпало и покатилось по полу. Юрген прикрыл глаза, процедил сквозь зубы ругательство и всё-таки ответил на звонок.       – Герр Нильсен?       – Да, – голос Юрген узнал не сразу, но когда идентификация прошла, несказанно удивился.       На дисплей он посмотреть не удосужился, ответив сразу.       – Хотел напомнить вам о разговоре недельной давности, – произнёс Штефан. – Простите, что заставил вас ждать, но мне следовало убедиться кое в чём. Не люблю работать с непроверенной информацией. Это удел жёлтых газет.       – Зачем я вам понадобился?       – Я говорил, что вы кажетесь мне надёжным союзником. Более подходящих кандидатур в моём окружении нет.       – И чего от меня хотите?       – Передать на хранение определённые вещи. Всего лишь на пару дней. В понедельник, или – самое позднее – в четверг я заберу их обратно.       – Не легче ли положить в камеру хранения?       – Нет. Люди, а особенно такие как вы, надёжнее, чем камеры хранения, – голос стал резким. – Поймите, герр Нильсен, мне больше не к кому обратиться с этой просьбой.       – Хорошо, я приеду. Скажите, где мы можем встретиться?       – Сейчас. Записывайте адрес.       – Я запомню, – заверил его Юрген, внимательно прислушиваясь к сбивчивым словам собеседника, в нетерпении постукивая пальцами по столешнице.       В прихожей он вновь притормозил напротив Рекса. Улыбнулся виновато и произнёс:       – Прости. Снова дела. Погуляем позже. Обязательно погуляем, обещаю.       Рекс и ухом не повёл.       Юрген подумал, что на месте овчарки давно сбежал бы от такого хозяина.       Прихватив ключи, он погасил свет и вышел из дома.