Возлюбленный короля мафии

      «Король без королевства обещает отдать земли, которыми не располагает, другому правителю. Какая ирония».       Юрген выбрался из душевой кабины, предварительно обернув одно полотенце вокруг бёдер, набросив второе на голову и растирая волосы между двух слоёв ткани.       День выдался сумасшедший и невероятный. Во всяком случае, всё происходящее вокруг казалось ему нереальным. Создавалось впечатление, что он оказался в параллельной вселенной, махнувшись местами с двойником, обитающим где-то там, в ином мире, а теперь влезшим в его привычную жизнь. Только таким невероятным стечением обстоятельств получалось объяснить собственные поступки. Отказ от общения с Вернером, желающим добиться отчёта о проделанной работе или же просто задушевного разговора. Присутствие в доме Ульриха на правах гостя, а не работника, проводящего переговоры, ну, или, как вариант, передающего очередную конфиденциальную информацию.       Пистолет ему пока не вернули. Телефон тоже оставался в руках Ульриха. Это наталкивало на определённые подозрения и не особо радовало. Юрген старался не думать, что собственными руками соорудил для себя ловушку, добровольно стал пленником и выберется из этого дома теперь только одним способом – вперёд ногами. Хотелось рассчитывать на реальность более оптимистичных вариантов.       Юрген думал о Рексе, о предстоящей прогулке, которая состоится глубокой ночью. Впервые за долгое время он озадачился вопросом безопасности променадов, совершённых по темноте. Что теперь делать прикажете? Идти на прогулку, вооружившись предварительно до зубов, чтобы суметь отбить нападение? Ножи, спрятанные в сапогах и в карманах толстовки, шарф, способный выступить в качестве удавки, пистолет в кобуре? Набор не очень юного искателя приключений.       Подумав об этом, Юрген усмехнулся и принялся активнее вытирать волосы. Сменной одежды в пределах досягаемости не наблюдалось, пришлось вновь надевать многострадальный костюм, успевший побывать в нескольких передрягах. Высушив волосы феном, Юрген поспешил покинуть ванную комнату и спустился вниз.       Ульриха нигде не было.       Юрген замер на месте и осмотрелся по сторонам.       – Вас проводить? – раздался голос за спиной.       Юрген обернулся, посмотрев на человека, чья компания успела ему намозолить глаза за этот день.       – Лучше подскажите маршрут, Андреас, – ответил. – Буду премного благодарен за помощь, а доберусь, так и быть, самостоятельно.       – Герр Штайн ожидает вас в тире. Чтобы попасть туда, вам следует пересечь сад. В конце его находится постройка, отведённая под эти цели.       – Мой пистолет тоже ожидает меня там?       – Да.       «Шутка не удалась», – резюмировал Юрген.       Изначально он рассчитывал на отрицательный ответ, потому удивился, услышав, что оружие ему действительно вернут. Спрашивать про телефон не было смысла. Если уж хозяин дома настолько проникся кратковременным разговором и решил отдать опасную игрушку законному владельцу, то телефон вернёт и подавно.       – Спасибо, – отозвался тихо и поспешил удалиться в указанном направлении.       В присутствии охраны Ульриха он чувствовал себя неловко. Это чувство усиливалось и за счёт недавнего разговора, отмеченного упоминанием сплетен о неравнодушии хозяина особняка к подопечному заклятого друга. Юрген не хотел становиться объектом обсуждения, а тут не давала покоя мысль, что за спиной посмеиваются и делают ставки, насколько серьёзно увлечение Ульриха. Стоит ли продолжать его уважать, или он подмочил репутацию голубоватыми соплями? И как относиться к незваному гостю: с почтением, или в приоритете пренебрежение?       Ситуация вырисовывалась неоднозначная. Юрген, стараясь поставить себя на место любого из охранников Ульриха, приходил к самым разнообразным решениям. Его статус накладывал отпечаток. Его причастность к команде конкурентов играла не последнюю роль в формировании отношения. Его внезапно проявившаяся симпатия и спонтанно родившееся желание сотрудничать наталкивали на определённые подозрения. Самым логичным из которых считалось одно: Вернер решил отправить в подарок давнему врагу Троянского коня. И сейчас этот конь находился на вражеской территории, готовый активировать программу разрушения.       Вероятно, именно в таком ключе воспринимали его люди Ульриха. Как ни крути, а в их умозаключениях наблюдалась немалая доля рационализма.       Проходя по саду, Юрген не мог не отметить, насколько здесь всё продумано, в мельчайших деталях. Вспомнил свой собственный сад, где вымирал даже неприхотливый укроп, занесённый неведомо откуда, и усмехнулся.       В сравнении с Удо, чья квартира напоминала свалку, Юрген казался себе великолепным хозяином. Но противопоставляя себе Ульриха, понимал, что и в подмётки ему не годится. Тут, однако, стоило сделать небольшую пометку и напомнить себе, что у Ульриха, равно, как и у Вернера, сформирован штат прислуги, готовой день и ночь убиваться на ниве создания домашнего уюта.       Он занимался домом своими силами, не желая пускать туда посторонних. Ему хотелось отгородиться от чужих людей и ничего им не показывать.       Пару раз к нему приходила на утренний кофе довольно симпатичная соседка, пропагандирующая здоровый образ жизни и старательно изображавшая любовь к четвероногим питомцам. Однако Рекс её на дух не переносил, она отвечала ему тем же. Общение не сложилось. Нельзя сказать, что Юрген переживал и расстраивался. Когда соседка нашла себе бой-френда, Юрген вздохнул с облегчением и, пробуя напиток – чай или кофе – с улыбкой смотрел, как соседка нарезает круги уже в сопровождении приятеля, не занимая личное время того, кто в общении не особо заинтересован.       – Знаешь, что твой телефон прослушивается? – спросил Ульрих, стоило только распахнуть дверь.       Взгляд, схожий с метательным ножом, буквально пригвоздил к месту. Пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить самообладание, переступить через порог и спуститься вниз по ступенькам, не зацепившись носком ботинка, не споткнувшись на ровном месте, а с достоинством, вскинутой головой и прямой спиной.       – Не знал.       – Можешь посмотреть отчёт, – Ульрих положил на стол бумаги, которые до этого внимательно изучал, и потянулся за чашкой кофе. – И поужинать. Правда, ничего особенного не предлагаю. Извини. Сегодня домработница ничего не готовила, поскольку заранее была предупреждена о моих планах. Завтракать, обедать и ужинать я планировал за пределами дома. С ужином, правда, промахнулся. Потому составлю тебе компанию, будем поедать моё творение вместе.       – Стоит закинуться таблетками, на всякий случай? Или пронесёт, не отравимся? – спросил Юрген. – Точно съедобно?       – Обычные тосты. Чтобы их испортить, нужно обладать определённым антикулинарным талантом. Я, конечно, мог попробовать соорудить что-нибудь иное, но на большее меня не хватило.       – Когда я по-настоящему голоден, готов съесть, что угодно. Хоть лапшу в дико остром соусе из китайского ресторана, хоть жареных кузнечиков. Но не торопись предлагать экзотику. Тосты с сыром и чай...       – Вино.       – Вино? И больше никаких вариантов?       – Да. Никаких.       – Ладно, пусть будет вино. Тосты с сыром и вино меня вполне устроят. Правда, в мои планы не входило задерживаться надолго. Рекс меня всё-таки ждёт. Придётся сесть за руль, потому много мне не наливай.       – Тебя отвезут, – пообещал Ульрих. – Или Рекса привезут сюда.       – Он не любит чужаков. Становится при виде их агрессивным. Истинный защитник моего дома. И подобрать ключ к его сердцу нереально.       – Значит, первый вариант останется в силе.       – Хорошо, – Юрген присел на край стола, взял предложенные документы, второй рукой потянулся к тарелке с тостами, подцепив один.       Расплавленный сыр растягивался длинными нитями, стоило только откусить немного. Юрген никак не прокомментировал вкусовые качества предложенного ужина, но в глубине души удивился. Не потому, что всё было просто запредельно и нереально – шеф-повар в подмётки не годится, – а по причине такого совпадения. Он обожал сыр именно в расплавленном виде. Неудивительно, что подобный вариант блюда ему понравился гораздо сильнее, нежели холодные бутерброды.       Просматривая отчёт, Юрген исподтишка наблюдал за Ульрихом. За тем, как тот разливает по бокалам вино, и оно течёт бордовое, словно кровь.       Когда Ульрих предложил ему остаться на ужин, картинки предстоящего события в воображении рисовались иные. Там нашлось место для пыли в глаза, вазы с белыми розами, салфеток, сложенных в сложные фигуры, столовых приборов и какого-нибудь невероятного блюда. А ещё – обязательного десерта. Вроде того ужина, который не так давно соизволил организовать Вернер, желая произвести на работника впечатление.       Ульрих пошёл против системы и слегка сломал шаблон. Помимо подноса, на котором примостилась тарелка с тостами, здесь были бокалы, бутылка вина, дорогого и явно выдержанного не одно десятилетие в ожидании, когда же оно будет открыто. Апофеозом стали два пистолета – своё оружие Юрген узнал без труда.       – Что скажешь относительно отчёта?       – Теперь поздно отпускать какие-то комментарии. Зато становится ясно, что способствовало смерти моих собеседников. Обмен парой слов с определённой рыжеволосой личностью, и всё, они под прицелом, – Юрген доел первый тост, осмотрелся в поисках салфетки, но, не обнаружив таковой, облизал кончики пальцев, удостоверившись, что на него в тот момент не смотрели.       Отложил документы, изученные вдоль и поперёк.       Принял бокал из рук Ульриха.       – И ты совершенно не удивлён? Не потрясён?       – Не ты ли говорил, что нелепо становиться поборником морали, припадая к кормушке Вернера? – Юрген поправил волосы, что так и норовили залезть в рот, перебросил их на одну сторону; он искренне жалел, что не взял заколку, сейчас она бы пригодилась. – В этом вопросе я с тобой солидарен. От себя хочу добавить, что не менее нелепо удивляться чему-то подобному, когда все друг другу лгут. Когда все за всеми следят, чтобы эту ложь выявить. Когда кое-кто внезапно начинает радеть за поддержание особой атмосферы в отношениях, снова играет не то в семью, не то в любовь и постоянно заводит разговоры о предательстве.       – В любовь? – переспросил Ульрих.       – Из моего монолога ты уловил только эту строку? Скажу по секрету, она не была определяющей.       – Нет. Просто она привлекла больше остальных.       – Это не самая интересная история из всех, что существуют на свете. К тому же, не тебе объяснять, что было прежде. Мой самый преданный сталкер всё знает без дополнительных подсказок. Кстати говоря, почему ты решил устроить ужин для меня здесь, а не, допустим, в саду? Или в столовой?       – Подумал, что это забавно. Ты приходишь ко мне домой с пистолетом в руках. Так почему бы не использовать его по назначению? Стрелять в меня не предлагаю. Чревато последствиями. Может, и умру, но успею выстрелить в обратную. Полетим в пропасть вместе.       – А я это планировал? – усмехнулся Юрген.       – Тебе лучше знать.       – Выдыхай. И в мыслях не было.       – Разве я говорил, что меня это пугает?       – Забавные вещи мы обсуждаем, герр Штайн. Когда мы познакомились, я не думал, что однажды буду коротать вечер в вашем обществе вот так. А в итоге это случается на постоянной основе.       – Что скрывается за столь многозначительным «вот так»?       – Цивилизованно разговаривая, получая от беседы удовольствие и находя общество приятным. Ваше здоровье, герр Штайн, – Юрген чуть приподнял бокал, дождался, пока к нему прикоснулся другой бокал и улыбнулся удовлетворённо.       – И ваше, герр Нильсен.       В неплотно прикрытую дверь влетали мелкие бабочки, привлечённые светом. Одна из них села на бокал Юргена. Он придавил насекомое пальцем, глядя на след серебристой пыльцы, что остался одновременно на пальце и на стекле.       – Глупые существа, – пробормотал.       – Кто?       – Бабочки, – Юрген продемонстрировал испачканный палец и тут же поспешил вытереть его о ткань пиджака; вещь всё равно нуждалась в стирке.       Не столь важно, сколько на ней будет грязи. Пятном больше, пятном меньше. Это никого не волнует.       Бокал опустился на столик. Юрген следовал по выбранному пути. Пил, но совсем немного. Он запрокинул голову, запустил ладони в волосы, потянулся и улыбнулся.       – Постреляем?       – Хочешь?       – Иначе не стал бы предлагать, верно?       – Само собой. С прошлого раза, когда я видел тебя в деле, навыки улучшились? Или всё на прежнем уровне?       – Не мне судить, – хмыкнул Юрген, перехватывая в полёте наушники, надевая их пока только на шею и склонившись над столом, практически на нём распластавшись, чтобы достать с противоположного края пистолет. – Обещанные пятнадцать патронов?       – Да.       – Отлично. Наверное, плохо, что я умею стрелять?       – Почему?       – Такая отличная возможность оказаться ближе отпадает, как вариант. Учить кого-то стрелять – вещь интересная. В некоторых случаях интимная.       – А кто учил тебя?       – Отец.       – Который из?       – Родной. Фридрих. Может, потому я действительно умею стрелять, а не только держать пистолет в руках?       – Его наука неоднократно спасала тебе жизнь.       – Знаешь, недавно я думал о том, к чему готовил меня отец. Почему-то ты и он оказались неразрывно связаны в моих мыслях.       – Я не удивлюсь, если ты скажешь, что он учил тебя стрелять, повесив в качестве мишени мою фотографию. Это было бы в его духе.       – До такого не дошли. Но я думал как раз о том, что он мог отправить меня сюда. Не в гости. На задание.       Юрген подтянул пистолет к себе, подбросил в воздухе и направился на исходную позицию. Теперь всё остальное отступало, оставалась только мишень и мысли о том, как и куда нужно бить, чтобы добиться восхитительного результата. В своих силах Юрген не сомневался.       Сын человека, имевшего красную лицензию, просто не мог оказаться неумёхой в плане снайперского искусства. Волей-неволей, но пересечение с оружием на жизненном пути происходило. Юрген помнил, как завораживали его эти смертоносные вещи, когда он заходил в особую комнату. Отец именовал её музеем мужских радостей.       В определённой степени, был прав.       Пусть Юрген и не разделил эту страсть на сто процентов, какие-то отголоски восторга в душе пробуждались. Отец никогда не заговаривал с ним об осторожности, не останавливал, когда Юрген брал тот или иной экземпляр в руки. Напротив, позволял рассматривать в подробностях, объяснял, рассказывал о моделях. Вместо игрушек, с которыми забавлялись знакомые, Юрген мог посмотреть и пощупать реальный пистолет, хранивший запах пороха, тяжелый для ребёнка, немного пугающий, но никак не отталкивающий.       После смерти Фридриха его знаменитая среди друзей-приятелей коллекция оружия была продана самой первой. Вернер об этом позаботился, мотивировав подобный поступок желанием оградить Юргена от появления пагубных мыслей. Он вообще много где лояльность и любовь к ближнему старался демонстрировать. Только в реальности эта показуха была не заботой вовсе, а стремлением установить тотальный контроль над жизнью окружающих.       Когда сам настаивал на вооружении сотрудников, снова началась канитель с упоминанием давно ушедших дней. Юргена потащили к психиатрам, желая проверить его устойчивость, хотя и до того определённые тесты показали: он готов работать с оружием. Никаких суицидальных мыслей, идеальная психическая стабильность.       Иногда Юрген ловил себя на мысли, что такой вердикт Вернера не устраивает. Он предпочёл бы иное развитие событий. За несколько лет работы на этого человека, у Юргена накопилось приличное количество вопросов и претензий. Но лишь редкие были облечены в словесную форму и озвучены. Большая часть осталась невысказанной не потому, что смелости не хватало, а потому, что логика бросалась вперёд, оттесняя любопытство, не позволяя совершать фатальные ошибки.       Если в былое время Юрген списывал всё на мнительность, ревность, желание найти тайны там, где их нет, то теперь он намеренно искал эти несоответствия. Смотрел, слушал, изучал, делал. Он занимался личным расследованием в свободное от работы время, а потому продвигалось оно медленно. Найти людей, ставших свидетелями событий давних лет, было большой проблемой. Кто-то давно переехал, кто-то неоднократно менял фамилии, кто-то умер, а кому-то умереть помогли.       Обращаться к людям Вернера Юрген не рисковал. Он мог попросить об услугах того же Удо, но не был уверен, что через несколько секунд после его ухода вся история запросов не окажется в почте Вернера. Только рабочие вопросы, только то, что нужно Вернеру. Собственные интересы открыто демонстрировать категорически запрещалось.       Юрген слишком хорошо изучил этого человека.       Работа под началом Вернера сделала его осторожным. Временами осторожность граничила с паранойей, но лучше так, чем послушное следование чужому сценарию. Многие «нужные» люди, с которыми его знакомил Вернер, были Юргену врагами. Он знал, что вступать в открытое противостояние с ними рискованно, потому старательно лавировал в потоке информации, подыгрывал, улыбался, изображал преданную собаку, готовую лизать ботинки. Но всё это время знал, что однажды отважится на решительный поступок.       Как и то, что на свете есть человек, знающий об истинной сущности услужливого пресс-секретаря. Человек, располагающий информацией обо всём, в мельчайших подробностях. Однако эти знания Ульриха не отталкивали, напротив, притягивали сильнее. То ли сказывалось сумасшедшее внутреннее сходство, то ли детство сближало, то ли ещё какие-то причины имелись.       Изредка отвлекаясь, Юрген исподтишка наблюдал за Ульрихом, за его уверенными действиями. Тот стрелял, глядя на мишень, но будто представляя на её месте живого человека. И Юрген догадывался, что это за человек. Были у Ульриха причины ненавидеть Вернера. Всё это время он, как и сам Юрген, ждал наступления какого-то переломного момента, которым стала игра.       Здесь у Юргена возникла пара догадок, которыми он собирался поделиться с новым союзником в ближайшее время. Бросаться словами в пустоту не хотелось. Для начала следовало убедиться в правдивости информации, закинуть пару наживок, посмотреть, как пойдёт дело. Если всё сложится так, как предполагалось, то, разумеется, он поделится наработками.       «Недавно ты думал, что он стоит за всем наравне с Вернером», – усмехнулось подсознание.       «Он себе скорее руку по локоть откусит, чем протянет её старому козлу. Нет, сомнения действительно были. И сегодня в том числе. Но... Достаточно только посмотреть на него, чтобы понять: о тандеме с Вернером речи не идёт».       «Тебе лучше знать», – поддержало диалог подсознание.       А Юрген с ним и не спорил. Действительно. Кому знать, если не ему.       Все лгали. Лгал он.       Все ошибались. Ошибался он.       В этом плане не получалось сохранить ярко выраженную индивидуальность, не оказавшись под влиянием общественного давления. Двигался к цели он тем же путём проб и ошибок, что и остальные люди.       И вполне мог выстроить ложную теорию. Он и сейчас мог заблуждаться на сто процентов, думая, что мысленно Ульрих убивает Вернера. Вдруг всё стало бы с ног на голову? Выяснилось бы, что Ульрих сейчас представляет его, Юргена, истекающего кровью; согласие на сотрудничество дал, а сам вынашивает планы по устранению потенциального предателя.       Все хотели работать с гарантиями, но люди оказались не готовы их давать. Если же давали, то столь же стремительно отрекались под влиянием момента.       Рука опустилась вниз, Юрген стянул наушники с головы на шею. Повернулся, чтобы посмотреть на Ульриха и с удивлением понял: настолько погрузился в процесс размышлений и стрельбы, что благополучно пропустил момент рокировки. Ульрих оказался в опасной близости от него, и, судя по всему, намерения у него были не самые чистые.       Дуло пистолета прижалось к подбородку, заставив запрокинуть голову, поймать пристальный взгляд противника.       Прелестно. Накормить гостя, предложить выпивку, немного развлечений. И подать смерть. На десерт.       Удостоился ли кто-то, кроме него, такой же чести? Вряд ли.       – Что? – спросил Юрген, усмехнувшись. – Показательная казнь предателя? Попытка развести меня на эмоции? Или же ролевые игры?       – Проверка реакции? – предположил Ульрих, толком не отвечая на поставленный вопрос.       Оружие скользило по контуру лица. Юрген продолжал сжимать рукоять своего пистолета, не вскидывая руку, хотя вполне мог это сделать, приставив дуло к виску Ульриха.       – Проверил?       – Вполне.       – Это было не так уж страшно. Пистолет на предохранителе. И, скорее всего, ты истратил все патроны.       – Уверен?       – Мне хочется надеяться.       – Поиграем в русскую рулетку?       – У тебя какой-то странный пунктик на этой стране. Пословицы учишь, к литературе припадаешь, сомнительные развлечения припоминаешь...       – Страсть ко всему русскому.       – Наполовину, – напомнил Юрген. – Только наполовину.       – А сумасшествия хватит на десятерых.       – Я предпочту оставить его только себе.       Юрген чувствовал дрожь на кончиках пальцев. Тепло, горячо, обжигающе. Как и дыхание, коснувшееся шеи.       – Я проведу тебя по всем глубинам ада, но покажу и рай, – прошептал Ульрих.       – Откуда ты такой пафосный? – Юрген, отстраняясь, не сдержал очередной усмешки.       – Тяжёлое наследие британских школ. Там сложно прожить без пафоса. Практически невозможно.       – Ты страдал вдали от родины?       – Ты же знаешь, я рад, что вернулся.       – Да. Иначе бы не нашёл то, что мотивирует тебя на совершение подвигов. Вот так живёшь, считаешь себя непримечательной, среднестатистической личностью. А потом выясняется, что кто-то ради тебя весь мир готов на колени поставить, и...       Возможности продолжить пламенную речь его лишили, резко прижав к себе. Поправили наушники, вновь закрывая ими уши. Ладонь, удерживающая пистолет, оказалась вскинута, раздался выстрел. Пистолет действительно был заряжен. Будь предложение об игре принято на рассмотрение, финал оказался бы плачевным.       Юрген прикрыл глаза и шумно выдохнул, мысленно радуясь тому, что Ульрих не практиковался в тире с пистолетом марки Desert Eagle. Эту модификацию Юрген тоже встречал в коллекции отца. Огромный пистолет, нелепый, крайне устрашающий на вид, тяжеленный, рассчитанный на небольшое количество патронов. Пользы он приносил крайне мало, прославившись больше за счёт внушительного внешнего облика и многочисленных фейлов при использовании. Этакая легенда сомнительной ценности. Два килограмма чистого пафоса, коим так любили размахивать герои в голливудских боевиках или компьютерных играх. Оружие, предназначенное для защиты от диких зверей, а не для войны. Да и то, не факт, что поможет. Добить – сколько угодно, а вот ранить – тут следовало приноровиться и надеяться, что система не даст сбой. При выстреле из него раздавался такой грохот, что барабанные перепонки лопнули бы в мгновение ока. Стрелять из него без наушников было форменным самоубийством.       Ульрих же, позаботившись о сохранении чужого слуха, сам наушники вновь не надевал.       – Ты меня слышишь хотя бы? – спросил Юрген, пощёлкав пальцами перед лицом Ульриха. – Или мне придётся осваивать язык жестов, чтобы донести до тебя свои мысли?       Ответа не последовало. Но Ульрих повернул голову и посмотрел на отстранившегося было Юргена внимательно, пристально. Юргену казалось, что комната, в которой они находятся, закружилась, начала вращаться вокруг своей оси, и всё в ней заволокло ядовитым воздухом, смешанным с серым дымом. Хотелось подойти к столу, взять даже не бокал, а бутылку и сделать несколько больших, жадных глотков прямо из горла. Однако он продолжал стоять на месте, не двигаясь, продолжая неотрывно смотреть на Ульриха.       – Ты меня слышишь, – сказал уже уверенно. – Но тебе нравится играть на нервах.       – Конечно. Разве это плохо?       – Это тренирует, закаляет и помогает на многое смотреть иначе. На шесть метров ниже всё воспринимать.       – Больше не возникает желания проверить, заряжен ли пистолет?       – Нет. Той демонстрации, что мне довелось наблюдать, достаточно, – кивнул Юрген, сделав шаг вперёд и собираясь всё-таки приложиться к почти полному бокалу.       Он положил пистолет и наушники на стол, промочил горло, выпив немного вина. Облизал губы.       – Он, несомненно, вызовет тебя, чтобы обсудить игру. Не верю, что он о ней не знает, – произнёс Ульрих. – Не верю, что он непричастен к организации. Кажется, только ему и известно, в каком направлении будет раскручиваться эта спираль.       – Смерть. Твоя. Моя. Наша. Раз уж мы стали одной командой, однозначно – наша совместная, а не каждого по отдельности. Единственное, что удивляет, почему именно сейчас? Время что-то обозначает или же выбрано рандомно? Этого я, увы, пока сказать не могу. Есть несколько мыслишек, чем мог помешать я, но ты...       – А я мешаю ему много лет подряд.       – Но он старался держать себя под контролем, изображал радушие.       – Теперь решил соорудить коктейль «Кровавая Мэри». Взболтать, смешать, вылить в один бокал. Избавиться сразу от обоих. Одним махом. Тебе приписать предательство. Мне... А мне ничего приписывать не нужно. И без того в чёрном списке нахожусь.       – Знаешь, кажется, эта стрельба помогла мне прочистить мозги, и одно окончательно привязалось к другому. Он знал, что я принесу тебе эту карточку и не входил в систему до последнего. Ждал, что ты сделаешь первый ход. Ждал, что подтвердишь статус фаворита. Это означало бы, что я действительно притащился к тебе и передал необходимое. Означало бы, что я выбрал тебя, а не его. Ведь в противном случае я принёс бы карточку ему в качестве улики, указания на основного подозреваемого в организации убийств. Он предсказал такое развитие событий, и пешка совершила всё, как полагалось, – Юрген покачал головой. – Идиот я.       – И с «Лорелей», очевидно, всё происходило так же, – Ульрих швырнул наушники на стол. – Ты узнаёшь, чей клуб замешан в расследовании, приносишь сведения боссу, он негодует и обещает уничтожить тварь, покусившуюся на семью самого Брауна. Думаю, ты прав. «Лорелей» стала точкой отсчёта, и началось всё именно с неё. Но только не с продажи, не с расследования Штефана, а с твоего письма. Раз уж твой телефон прослушивают, желая получить информацию обо всех разговорах, то компьютер и подавно заражён какой-нибудь программой-шпионом. Написав мне, ты подкинул Вернеру идею с созданием игры.       – Или не Вернеру, – протянул Юрген. – Сначала он не планировал ничего подобного. Просто собирался убить Штефана, нарывшего информацию о клубе, в котором следят за клиентами, снимают провокационное видео, а потом продают за большие деньги жертвам шантажа. Но Штефан позвонил мне. Вернер узнал обо всём и решил обставить всё масштабнее, круче. Глобальнее. Так появилась эта игра, Кукловод открыл очередную серию снимков и... Кажется, я знаю, кто создал эту игру.       – Кто?       – Человек, который мне её показал. Правда, он очень старательно изображал трудности с прохождением через защиту, а когда сайт открылся – удивление и испуг. На деле, сам же это всё разработал. Вернеру с его закостенелыми мозгами никогда не создать ничего подобного. Кристоф Медер – король игры. Оказывается, за его именем скрывается не двое, как я думал прежде, а трое, и от первоначального состава осталась только одна человеческая единица. Итого: Вернер, его эстетствующий убийца и помешанный на головоломках компьютерный гений. Это неточно, но пока я буду придерживаться такой версии. Другие на ум не приходят. Кстати говоря...       – Да?       – Почему ты отправлял меня к Медеру, когда я спросил о клубе? Неужели не знал, что такого человека не существует?       – Расставаясь со своими «детьми», я не забочусь об их будущем. Стоит только завершить приготовления и покончить с юридическими формальностями, сразу же о них забываю. Когда я продавал «Лорелей», человек реально существовал. И договор я подписывал не с призраком. Документы не породили подозрений, личность покупателя тоже нареканий не вызывала. За ним не значилось судимостей, никаких махинаций или проваленных кредитных историй. Идеальный покупатель.       – Какой-нибудь актёр, – усмехнулся Юрген. – Всё понятно. Но теперь ведь можно признать сделку недействительной и вернуть «Лорелей». Не так ли?       – С теми историями, которые теперь висят на этом клубе? Пожалуй, откажусь.       – И не жаль?       – Деньги, перечисленные на счёт, никуда не делись.       – Хоть какое-то утешение.       – Утешение было достойное, – заверил Ульрих, наполняя свой бокал и замирая с бутылкой в руках. – Налить тебе ещё? Юрген несколько секунд пристально смотрел на небольшое количество бордовой жидкости, плескавшейся в обрамлении тонких стеклянных стенок. Протянул руку, приблизив край бокала к горлышку бутылки.       – Наливай.       – Тебя больше не волнует вопрос вождения в нетрезвом виде?       – У меня хорошая память. Я помню, что меня обещали доставить домой в целости и сохранности. Эта договорённость ведь в силе?       – Да, – коротко ответил Ульрих.       – Тогда я могу позволить себе не только два бокала, но и напиться до потери пульса. Не каждый день узнаю такие новости о себе. Не каждый день мой статус меняется с пешки на ферзя. Это достойный повод, который нужно отметить.       – Мне стоит надраться от отчаяния, раз уж меня признали самой слабой фигурой на доске.       – Не забывай, при этом ещё и самой важной.       – Слабое утешение. Я предпочёл бы соединить и важность, и силу.       – Тщеславие неискоренимо.       – Тебя это напрягает?       – Вряд ли. Я привык видеть тебя таким. Иного не представляю. В конечном итоге, именно оно помогло тебе добиться всех высот.       – Оно. И мой фаворит.       – Теперь уже официально.       – Не могу не отметить, что это меня порадовало. Хотя бы в сети, но...       – А хочешь в реальности? – внезапно спросил Юрген.       – Глупый вопрос.       – Хочешь, – это прозвучало уже с иной интонацией, без сомнений, с уникальной по силе уверенностью.       – Я не давал повода усомниться в этом.       – Могу поведать одну неутешительную особенность о своей жизни. У меня комплекс чёрной вдовы. Не боишься?       – Готовишь из своих любовников жаркое под сливочным соусом, следуя заветам доктора Лектера? Нет, не боюсь.       – Принято считать, что сами неприятности на свою голову находят. Один надышался воздухом, пропитанным запахом горящего олеандра. Второго избили. Третий попался на наркоте, а потом ввязался в драку и из тюрьмы уже не вышел. Не везло им со мной. Только Вернер остался в живых. Но ты наверняка об этом осведомлён. И, полагаю, знаешь, каким образом в номере отеля оказался олеандровый хворост, откуда в сумке одного из моих приятелей обнаружился тот пакет с героином, и о том, кто переломал половину костей ещё одному моему дружку.       Щёлкнул пистолет, снятый с предохранителя. Юрген направил его на Ульриха. Тот не отнекивался. Улыбнулся удовлетворённо, с гордостью.       – Облегчим жизнь Вернеру? – предложил. – Грохнем друг друга из-за мелочей?       – Это не мелочи. Я долгое время думал, что со мной не так. Почему мне так капитально не везёт? Почему же люди умудряются сбиваться в пары, а я такой возможности лишён. Думал долго. Дольше, чем следовало бы. Тут вдруг озарило. Меня, оказывается, бережно охраняли. Блюли честь.       – Если бы ты был моим, я бы никому тебя не отдал. И уж точно не подкладывал бы под своих деловых партнёров.       – Любопытная ты тварь, Ульрих. Неужели опустился до слежки за мной и в такие вечера? Скажи честно. Следил?       Ответом стала ещё одно самодовольная улыбка.       – С повышенным интересом. Смотрел в прямом эфире, транслируемом со скрытых камер, сохранял и несколько раз прогонял повторно особо запоминающиеся моменты.       – Сволочь.       – Если тебя это так задевает и хочется смыть позор кровью, почему медлишь? Стреляй.       – Сейчас, – усмехнулся Юрген, нажимая на курок.       Покорный, казалось, Ульрих в последний момент тоже схватил пистолет. Выстрелы грохнули одновременно, пули рикошетом отлетели от стен. Юрген закрыл глаза и положил пистолет на стол.       Глубоко вдохнул. Выдохнул. Кончики пальцев прошило огненными нитями.       – Как ты догадался, что выстрел будет в сторону?       – Свои мысли отзеркалил. Я не смогу убить тебя. И ты меня не сможешь.       – Думаешь?       – История жизни, приоритеты, тщеславие, цели и, конечно, отношение друг к другу. У нас слишком много общего.       – Слишком, – согласился Юрген.       Он слышал, как с грохотом полетел на стол второй пистолет. Широко распахнул глаза и застал тот момент, когда оружие, проехавшись по столешнице, сбило бокалы. Один почти сразу упал на пол, разбиваясь на сотни частей, заливая пол кровавой лужицей, второй накренился и опрокинулся. Несколько секунд балансировал на самом краю стола, а потом так же стремительно рухнул вниз, превращаясь в море осколков. Так же разбивалась привычная жизнь Юргена, упрямство и стремление устоять перед соблазном.       Ульрих, оказавшийся рядом, ухватил его за руку, разворачивая лицом к себе, отталкивая к столу и прижимаясь к губам, сминая их, едва ли не кусая.       Желание сопротивляться так и не проснулось.