Возлюбленный короля мафии

Слэш
R
Завершён
933
автор
Размер:
263 страницы, 25 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
933 Нравится 374 Отзывы 479 В сборник Скачать

16.

Настройки текста
      – Где ты сейчас?       – Попробуй запеленговать и найти моё местоположение на карте, – произнёс Юрген, покрутив в пальцах яркую пластмассовую ложечку.       – А если я не стану этого делать?       – Что ж... В таком случае, я спокойно доведу задуманное до конца.       – Задуманное? Чем ты занимаешься?       – Размахиваю направо и налево лопатой, закапывая трупы, – прозвучало вполне серьёзно, но уже через мгновение Юрген засмеялся. – На самом деле, нет. Просто удовлетворяю одну из физиологических потребностей.       – Успешно?       – Вполне, – ложечка воткнулась в бледно-оранжевую массу, покрытую тёмно-розовыми разводами.       – Так мы и возвращаемся к первому вопросу. Где же ты?       – Не хочешь самостоятельно отследить?       – Предлагаешь квест?       – Почему бы и нет? Дело близится к ночи, это не дневное время, наполненное хлопотами. Можно уделить внимание поиску ответов на интересующие вопросы.       – В последнее время в моей жизни появилось огромное количество игр.       – Разнообразие – это прекрасно. Дам небольшую подсказку относительно возможного местоположения. В моей программе на вечер может оказаться чизкейк с шоколадным медальоном, на котором теснятся печатные буквы «Princess Cheesecake» и надпись «Berlin», или же полная тарелка жареной курицы с соусом в «Angry Chicken». Меня могло толкнуть в сторону романтичных мыслей, вдохновивших на посещение «Cuore Di Vetro», где готовят спагетти. Назову на итальянский манер, как и подобает. Но моё произношение настолько ужасно, что легче сказать: «Я побывал в «Стеклянном сердце»». А, может, просто решил бросить родной дом и переночевать в «Holiday Inn Express». Вышел прогуляться и захотел приобщиться к вьетнамской кухне, здесь почти напротив есть такой неприметный на первый взгляд ресторанчик. Но людей там обычно очень много, практически не протолкнуться. Если вернуться к теме десертов, то я могу отправиться ещё и в «Caffe e Gelato». Или поддаться искушению и утонуть в нём.       Произнеся всё это, Юрген всё-таки зачерпнул ложку мороженого, отправляя в рот. На языке растекался привкус манго и тёплого вишнёвого варенья.       – «Süße Sünde», – произнёс Ульрих, спустя определённый промежуток времени.       – Всё-таки использовал программу слежки?       – Оставлю это Вернеру. Ты сам сказал, что дашь подсказку. И так выделил в своей речи слово «искушение», что обойти его вниманием не представлялось возможным.       – Молодец, – без тени иронии заметил Юрген. – Всё верно. Я действительно в «Сладком грехе». Сижу, жду...       – Чего именно? Или кого?       – Свою судьбу, – хмыкнул Юрген. – Если серьёзно, то у меня намечена встреча с одним весьма и весьма важным человеком. Собственно, он и выбрал это место. Что-то вроде нейтральной территории. И совмещение приятного с полезным.       – Почему именно там?       – Он любит сладкое. Пожалуй, даже слишком любит. И это кафе распложено относительно недалеко от его дома, а я развлекал себя бесцельными поездками по городу, вот и принесла нелёгкая в этот район.       – Ясно.       – С чем связан твой звонок?       – Искренне беспокоюсь за твою жизнь.       – О, это похвально, – Юрген отодвинул от себя мороженое. – И вполне закономерно. Плох тот король, который не боится исчезновения ферзя. Знаешь, Вернер приходил ко мне несколько дней назад, интересовался игрой и спрашивал, как я оказался в команде противника. Ответить мне особо было нечего, пришлось прикрываться ложью. Ничего не слышал, ничего не знаю. Сомневаюсь, что мне поверили, однако искренне покаяться перед ним было равносильно самоубийству.       – А ты по-прежнему, не собираешься отчаливать на тот свет, – продолжил Ульрих.       – Точно.       – Я хотел поделиться с тобой ещё одной новостью.       – М? – Юрген повернул голову, чтобы посмотреть в окно.       Удо, обещавший появиться в ближайшее время, почему-то медлил с нанесением визита. В голову лезли самые разнообразные мысли, преобладали мрачные.       – Как я и думал. Твоя переписка тоже не остаётся без наблюдения.       – В данный момент я не пользуюсь ноутбуком, защитой которого занимался Удо. Пришлось купить новую технику. Одни траты, одни траты, – посетовал притворно, просматривая новостную ленту на экране лептопа и усмехаясь.       – Что-то случилось? – смешок не остался незамеченным для Ульриха.       – Вспомнился один из наших прежних разговоров. Не уверен, помнишь ли... Когда хоронили моего отца, я сказал, что Берлин пахнет в моём представлении кровью и наркотой. Тогда это замечание казалось мне крайне остроумным. Знаешь, типичный такой подросток, который балуется сигаретами и цинизмом. Сейчас читаю новостную ленту на сайте нашего славного города, а она мне говорит, что тут буквально на днях проходил митинг, призывающий к легализации определённой штуки, которую курят ради весёленького кино в мозгах. Вот уж точно – город пахнет наркотой. Пора присваивать себе звание провидца десятилетия.       – Тем, кто нелегально занимался её распространением, это нанесёт ощутимый урон, а государственная казна получит приличный доход.       – Разумеется, в этом замечании что-то есть. Но я с трудом представляю себе страну, которая готова собственноручно травить своих граждан. Не напоминай мне о кофешопах в Нидерландах, да и о других странах тоже. Я не примеряю их жизнь к Германии. Страны всё-таки разные, потому и пути движения у них будут различаться. Нет, конечно, находятся и политики, выступающие за легализацию, но если вспомнить восьмидесятые... Сначала детишки хватаются за что-то лёгкое, найденное у папаши или мамаши, потом тянутся к шприцам, выносят всё из дома и идут, независимо от пола, сосать за дозу. Жалкое такое зрелище. Даже при условии, что продавать это будут легально, количество смертей не уменьшится. Хотя, может, в этом будет и что-то положительное. Слабые вымрут, сильные выживут.       – И будут грызть уже друг дружку, с сочным хрустом перебивая позвоночники и пуская кровь. А в твоих мыслях явно проскальзывает нечто... геноцидное.       – Я не заставляю никого тянуться к этим веществам. Лишь признаю, что человек слабый, подверженный влиянию, вряд ли сумеет отвесить себе ментальную пощечину и не пойти на поводу у своего сиюминутного, но возможно, последнего желания.       – Далеко мы улетели от первоначальной темы.       – У нас её вроде и не было, – усмехнулся Юрген, покидая сайт и захлопывая крышку ноутбука. – Просто обсуждали всё, что на ум приходило. Или ты солгал, и какие-то причины для совершения звонка, помимо беспокойства за мою персону, у тебя всё-таки имелись?       – Небольшой сюрприз.       – Какого рода?       – Я подумал, что ты захочешь отправиться вместе со мной.       – На экзотический курорт? Занимай очередь за Вернером, он пытался пригласить, но как-то не срослось.       – Всё прозаичнее.       – Например?       – На мгновение промелькнула мысль, что тебе понравится эта идея. Как насчёт того, чтобы посетить вместе со мной «Лорелей»? Я не был там сотню лет, потому не представляю, что она собой ныне представляет. Однако карта моя не заблокирована, и я могу прийти туда в любой момент. Насколько я помню, в выдаче клубной карты администрация тебе отказала. Но к сопровождению никаких вопросов быть не должно. Не могут же они пропустить меня, тормознув тебя. Что думаешь на этот счёт?       – Герр Штайн знает, как искать подход к людям, – произнёс Юрген, поразмыслив немного. – И бьёт в самое сердце. Не выкоси всех купидонов, отправленных по мою душу, свирепая эпидемия чумы, я бы сейчас чувствовал себя бесконечно влюблённым и признательным по гроб жизни. Но я просто скажу, что идея прекрасна, и предложение принято.       – Я не сомневался, – ответил Ульрих.       – Тебе ли сомневаться. Знаешь ведь, что способно привести меня в восторг. Когда и где встретимся? Я на машине и оставлять её здесь не планировал.       – У «Лорелей»?       – Возможно. Ещё подумаю над этим и позвоню, когда закончится встреча.       – Буду ждать, – пообещал Ульрих.       Юрген разорвал соединение, положил телефон на стол, подвинул ближе к себе порядком подтаявшее мороженое и принялся поедать его, пока оно окончательно в молочный коктейль не превратилось.       Удо не соизволил предупредить о своём опоздании. Не торопился звонить или хотя бы сообщение присылать. Юрген сам первым не звонил, помня, что у Шеффера планировалась деловая встреча, и именно разговоры с работодателем могли порядочно задержать. Особенно если учесть, что этим самым работодателем являлся не кто-то, неизвестный Юргену, а изученный почти до мозга костей Вернер.       После памятного столкновения, ознаменованного отказом, Вернер практически не уделял внимания пресс-секретарю, сосредоточившись на других людях из своей команды. С одной стороны, Юргена это радовало, а с другой настораживало, поскольку великолепно иллюстрировало ситуацию. Позволяло понять, какие мысли ныне преобладают в голове Вернера.       Всеми возможными способами он старался вылепить из Юргена предателя, чтобы потом сбросить его со счетов. Не просто отстранить от работы, а, вероятнее всего, убить. Чем заслужил подобное отношение, Юрген пока не знал наверняка. Догадками особо не разбрасывался, хотя они рождались в голове с завидным постоянством.       И эта внезапно проснувшаяся страсть, пусть и не столь яркая, как в былые годы, когда их отношения напоминали бешеное пламя, взметающееся вверх, демонстрировалась не просто так. Юрген подозревал, что она относится либо к категории проверок, либо к категории привязок. Вернер хотел вновь прицепить его к себе и решил, что это будет один из наиболее подходящих способов. Но просчитался. Юрген уже не поддерживал его игру, а отбил подачу, отправляя в полёт.       Вернер рассчитывал на иной результат. Отлично, если его по-прежнему любят и готовы отдать жизнь за своего лидера. Отлично, если с жадностью ловят любое слово и считают внимание начальника подарком судьбы. При подобном раскладе манипулировать работниками, не только Юргеном, столь же просто, как отщипывать кусочки от булки и кормить голубей. А то и проще.       Но Юрген не любил, не был готов, не ловил и не считал.       Он вырос из того возраста и из того состояния. Снял с себя, словно костюм, испачканный всем, чем только можно испачкать. А то и содрал, как вторую кожу, поняв, что в прежней чувствует себя мёртвым. Чтобы остыть к объекту своей любви пришлось потратить немалое количество времени. Чтобы разочароваться в нём же – минимум. Настолько ничтожное количество, что даже немного смешно.       Эта свобода приравнивалась к избавлению от проклятья.       А вот знание, что на работу его в срочном порядке не вызывают, несколько напрягало. Это только подтверждало теорию, озвученную гораздо выше. Вернер подыскивает ему замену, но вслух об этом, конечно, не распространяется. Потом позовёт к себе в кабинет, толкнёт трогательную речь, отпустит на вольные хлеба. Получится ли после процесса увольнения выйти из здания живым и невредимым – другой вопрос. За годы работы плечом к плечу успел узнать слишком многое о непосредственном начальстве. Гарантией неразглашения информации станет смерть.       Мёртвые не разговаривают.       Мёртвые не предают.       Официально считалось, что он по-прежнему занимается расследованием убийства Штефана, точнее, поиском заказчика. На деле Юрген провёл несколько дней в состоянии застоя, ничего толком не делая, только пересматривая в сотый, а то и тысячный раз фотографии, сделанные Отто Кляйном. Прежнего страха и ужаса уже не было. Одно столкновение в реальности с делом его рук выбило из Юргена страх. На сетчатке глаз отпечатался образ убитого Вольфганга, а в сознании – мысль, гласившая, что бояться стоит не произведение, а самого художника, скульптора и декоратора в одном лице. Это его руки ломали кости, отрезали части тел, потрошили, а после снимали фотографии высокого качества, чтобы затем продемонстрировать творения всему свету. Люди, запечатлённые на фотографиях, становились жертвами обстоятельств. Но если в случае с проститутками обоих полов Юрген относительно – более или менее – понимал, чем руководствовался в своих поступках Кукловод, то во всех остальных случаях его логика, сталкиваясь с чужой, капитулировала. Там худо-бедно можно было приплести идею об утраченной чистоте и тех самых оковах жизни, из которых марионетки, привлекаемые красивой жизнью, не имеют возможности вырваться.       После неоднократного ознакомления с биографией Вельдмана-Кляйна Юрген ловил себя на мысли, что способен без запинки повторить, чем ознаменован любой год жизни этого человека. Он узнал об Отто больше, чем самые преданные поклонники узнают о звёздах шоу-бизнеса. Но если там преобладало восхищение, то Юрген с каждым новым кругом ненавидел неуловимого оппонента всё сильнее.       Осознание, что они ходят по одним улицам, дышат одним воздухом и, возможно, в качестве развлечения на вечер выбирают одни и те же кинозалы, клубы и рестораны, заставляло чувствовать себя не в своей тарелке. Осознание, что Отто находится при Вернере и исполняет его приказы, напрягало в разы сильнее, нежели пространные размышления об одном городе обитания.       Зная, что его планируют слить, как сломанный тостер, не подлежащий восстановлению, Юрген не сомневался ни на секунду, что охоту на него откроет именно Кляйн. Однажды Вернер щёлкнёт пальцем по паре клавиш, откроет альбом со старыми снимками и выберет из них фотографию помощника. Возможно, продумает его смерть вместе с персональным декоратором.       Вряд ли его уничтожат таким примитивным методом, как убрали Штефана. Тем более в свете сложившихся обстоятельств.       Ферзь чёрного короля станет украшением коллекции, уступая в этом плане только его величеству.       Вычёрпывая сладкую массу, Юрген думал вовсе не об удовольствиях и мысленно костерил Шеффера. Ведь наверняка знал, что не освободится так рано, однако всё равно назначил встречу на семь вечера. Стрелка приближалась к восьми, а Удо на пороге заведения не появился.       Стоило только подумать об этом, как дверь отворилась, и Юрген выхватил в толпе знакомый облик. Удо шёл не с пустыми руками. Сумка для ноутбука висела через плечо, а это означало, что он точно был на деловой встрече с Вернером. В большинстве случаев Удо не выбирался за пределы квартиры, предпочитая общаться со своими благодетелями там, а не на их территории. Когда дело касалось Вернера, приходилось самостоятельно к нему наведываться. Ещё не хватало, чтобы хозяин бегал за подчинёнными, а не наоборот.       Если между Юргеном и Вернером это разделение несколько сглаживалось наличием определённых факторов, то остальным приходилось мириться с подобным положением вещей и ходить перед начальством на цыпочках.       Родители Удо однозначно не были в хороших отношениях с Вернером, не устраивали совместных вылазок на охоту и не пили коньяк на террасе дома, наслаждаясь вечерними посиделками. И их сын точно с Вернером никогда не спал.       – Здравствуй, – произнёс Юрген, стараясь сделать вид, будто не заметил, что потенциальный собеседник явился на встречу в растрёпанных чувствах.       – Привет, – отозвался Удо. – Прости, что опоздал. Но времени действительно пришлось потратить немало. Кроме того, появилось обстоятельство, меня задержавшее.       – Какое?       – Поделишься? – Удо ткнул в сторону чуть подтаявшей порции.       – Бери. Это твоё.       – Спасибо, друг. На тебя всегда можно положиться.       Качество поданной еды Удо, кажется, совершенно не смущало. Он готов был поглощать мороженое и в растаявшем виде.       Юрген собеседника не торопил и не действовал на нервы, заглядываясь на него в момент поглощения еды. Просто иногда ловил момент, когда Удо засовывал очередную часть порции в рот, а по большей части старался смотреть в окно. И надеялся, что Ульриху не придёт в голову мысль позвонить повторно, дабы поинтересоваться, появилась ли в зале «Сладкого греха» судьба, ожиданием которой Юрген занимался всё это время. Афишировать своё общение с Ульрихом в присутствии Удо было крайне неосмотрительно. Как, впрочем, и в присутствии большинства людей, работавших на Вернера.       Но Ульрих точно не был идиотом, он понимал серьёзность положения и вряд ли решился бы подставлять человека, с которым заключил, пусть только на словах, сделку такого формата. Анализируя ситуацию, Юрген не видел особой выгоды для Ульриха. Если только Ульрих сам это не устроил ради развлечения, чтобы в финале собственноручно пустить пулю ему в лоб. Перспектива такого развития событий представлялась не менее реальной, нежели её предшественница, в которой в качестве главного злодея выступал Вернер.       Они друг друга стоили. Поведение обоих, нарисованное воображением, не противоречило их образам, так что у Юргена имелся реальный шанс напороться одновременно на два ножа. Один ударит в спину, вгоняя лезвие стремительно, без сожаления. Второй – в грудь, продолжая обворожительно улыбаться.       – Сайт, который мы открывали прежде, теперь доступен Вернеру, – произнёс Удо, отставив пустую посуду в сторону и швырнув ложку, словно она была повинна во всех смертных грехах. – Вроде он говорил тебе об этом. Мне пришлось снова вернуться на сайт, но теперь уже не случайно, а целенаправленно, по его заданию. И я по-прежнему, уверен, что за спиной организатора стоит весьма и весьма талантливый программист. Начинающий такого не создаст. Правда, видеоматериалы ныне закрыты и находятся в другом месте, здесь осталась только игра. Организатор игры знает об участниках больше, чем они сами, и явно сотрудничает с Кукловодом. На сайте есть галерея, где можно посмотреть творения последнего.       Удо замолчал и посмотрел на Юргена, будто желал удостовериться, прислушиваются ли к его словам, или витают в облаках. А, может, хотел услышать, что Юрген уже ознакомился и с наполнением сайта, и с его галереей. Всего одна оговорка, спровоцированная посторонним человеком, могла сыграть злую шутку. Вернер не показывал Юргену сайт. Сам Юрген доступа не имел. Где же он мог видеть и сам сайт, и распределение сил, и галерею? Ульрих показал. Где ещё?       – Я слушаю, – протянул Юрген, обращая взор в сторону Удо. – Слушаю. Внимательно.       – Думаю, ты не ошибся. Теперь и я склонен думать, что это он убил Штефана. И Вернер тоже.       – А ещё... Что, возможно, «Лорелей» принадлежит Кукловоду? – предположил Юрген, не сомневаясь, что его теорию подтвердят.       При данном раскладе всё вырисовывалось довольно чётко. Он видел мозаику, предложенную Вернером, уже не в виде разрозненных кусочков, а цельным полотном. Вернер хотел, чтобы его загадки держали в напряжении, но Юрген сумел найти к ним ответы намного быстрее, чем можно было предположить. Сомневался, не был уверен в правильности умозаключений на сто процентов, но...       Существовала тьма самых разнообразных нюансов, а то и крупных деталей, способных перевернуть основную идею с ног на голову, не оставив в ней камня на камне, но Юрген с упорством осла хватался за ту, которая импонировала ему сильнее.       Глядя на себя со стороны, он приходил к неутешительным выводам: похож на прошмандовку, которая увидела наиболее подходящий ей хрен, на него же и запрыгнула. Только если дамочки на содержании ожидали от своих ухажёров материальных подтверждений симпатии, то он – гарантии сохранности жизни. Не стоило говорить, насколько это унизительно. Он прекрасно понимал, но другого выхода для себя не видел. И не верил, что Ульрих, окончательно свихнувшись на его персоне, решился бы запустить игру с запугиванием и попыткой спасти от самого же себя. Это было не в его стиле. Совершенно несвойственная манера поведения. Ульрих не походил на безумца, ставящего любовь на первое место. Рационализм превалировал над эмоциональной составляющей. Его слова, брошенные вечером, ознаменованным помолвкой Хайди и Штефана, наталкивали на определённые подозрения, но Юрген всё равно предпочитал думать, что это насмешка со стороны судьбы. Стечение обстоятельств.       У Вернера причины для начала театрального представления имелись. Чем чаще Юрген о них размышлял, тем сильнее верил.       Перелопачивал всю свою жизнь с раннего возраста. Вспоминал Вернера, который сначала обращался с ним, как с ребёнком, не вкладывая в свои действия никакого подтекста. Как легко и просто тогда было общаться. Он не чувствовал скованности и смущения, оказываясь рядом с Вернером, напротив, всегда радовался, когда друг отца наносил визиты вежливости.       Сам не заметил, как восхищение этим человеком переросло в нечто большее, и прежние отношения приказали долго жить. Беззаботность осталась в прошлом, а над ними повисло нечто иное. Не то скованность, не то стремление никак не демонстрировать истинные чувства. Одно соприкосновение ладоней заставляло его замолкать и пристально таращиться на Вернера. Кожа горела, а связно говорить не получалось.       – Полетишь со мной в Лондон? – спросил как-то Вернер.       – Да, – выдохнул Юрген без сомнений.       И они действительно полетели. Мария от спонтанного путешествия отказалась, а Хайди составила им компанию. Но она целыми днями пропадала у своих подруг по переписке, налаживая контакты в реальности. Вернер и Юрген оставались предоставленными самим себе и друг другу. Первые несколько дней в отношениях ничего не менялось, оставалась всё та же недосказанность, сдержанность и боязнь испортить.       «Пап, можно я останусь ночевать у подруги? Ну, можно?».       Эта фраза положила конец стыдливым прикосновениям, взглядам, бросаемым украдкой, и тотальному контролю над собой.       Вернер некоторое время препирался с дочерью, говоря, что она не должна обременять своим обществом посторонних людей. Но Хайди продолжала настаивать, и Вернер поддался. Юрген, сидя напротив него, видел, что особого сожаления никто не испытывает. Это делается лишь ради приличия.       – Каким ты стал красивым, – произнёс Вернер, отложив в сторону телефон. – И взрослым. А я и не заметил, как ты вырос.       – Я... – Юргена хватило тогда лишь на это.       В дальнейшем он терялся и городил чушь.       Сейчас уже и сам не помнил в точности, что именно.       Только то, что засыпали они с Вернером в одной постели, забыть уже не мог.       И то, как кусал край подушки, чтобы не орать, привлекая к своему номеру внимание всех постояльцев.       И то, как подсыхали на лице дорожки слёз.       Истерзанные губы и нестерпимую боль, обжигавшую ниже поясницы. Он ничего не говорил, лишь кусал то губы, то подушку, то кулак. И прогибался в спине, стараясь изобразить страсть и навыки, которых в свои семнадцать не имел вовсе. Может, что-то с ним прежде и случалось, но до полноценного секса не доходило.       Волшебство не привалило. Красивая сказочка о невероятном первом сексе разбилась о реализм. Юрген чувствовал себя не на седьмом небе от счастья, а так, что отвратительнее не бывает. Грязным карикатурно-похотливым уродцем, на которого почему-то обратил внимание такой человек, как Вернер.       Слова, звучавшие в номере отеля, представлялись глупой шуткой. Юрген был напряжён, расслабиться не получалось.       Он умел только целоваться. Прикасаться к Вернеру он боялся, потому полагался больше на его опыт, доверял. Однако... Нет, Вернер не повёл себя подобно форменной скотине, но и какого-то восторга не вышло. Неправильность происходящего огромным осколком вонзилась в мозг. Лежать на животе и смотреть в стену – единственное действие, на которое Юргена тогда хватило.       – Останься со мной до утра, – прошептал, протягивая Вернеру руку.       – Останусь, – пообещал тот.       Утром Юрген проснулся в гордом одиночестве. А потом в дверь постучали. Вместо Вернера там обнаружилась Хайди, сообщившая по большому секрету, что никакой подруги вообще-то и в помине не было. И познакомилась она с парнем. С ним же провела эту ночь.       – Теперь у меня есть сексуальный опыт, – прошептала, наклонившись настолько близко, что Юрген видел небольшие крапинки у неё на радужке.       «Ты в этом не одинока», – мог бы ответить он, но вместо этого улыбнулся потрескавшимися сухими губами и произнёс:       – Счастливая.       – У тебя тоже появится, – беззаботно отозвалась Хайди. – Ты же такой симпатичный. На тебя девушки пачками вешаться будут. Может, и парни тоже.       Она подмигнула ему, засмеялась и ураганом вылетела из номера, будто опасалась, что последнее дополнение Юргену не понравится, и он устроит скандал.       С Вернером и его семьёй Юргена связывали миллионы моментов, сотни совместных фотографий, тысячи самых разнообразных происшествий, имевших совершенно несхожую между собой эмоциональную окраску.       С Ульрихом их было на порядок меньше, совместных фотографий не наблюдалось вовсе. Но ставку Юрген делал на чёрного короля, отвернувшись от белого.       – Ты транков наглотался, что ли? – донёсся до него голос Удо.       Юрген помотал головой, избавляясь от остатков воспоминаний, и вновь посмотрел на собеседника.       – Просто задумался.       – Когда я распинаюсь, а меня не слушают, чувствую себя форменным дебилом.       – О чём ты говорил?       – О «Лорелей». И том, что ты пришёл к тем же выводам, что мы с Вернером. Ума не приложу, с какой целью Кукловод разработал эту операцию и решил запустить игру. Мотивации особой не прослеживается. Но когда речь заходит о нём, сложно выдвигать гипотезы. Он непредсказуем. Если предположить, что он хотел столкнуть Вернера и Ульриха... Это вполне реально, не спорю.       – Выгоды Кукловоду нет, – пробормотал Юрген, передвигая пустую посуду по столу. – Их места ему не занять, общее дело не сколотить, как бы ни пытался. Он всего-навсего головорез. Талантливый головорез с феерическими задатками художника-оформителя, но никак не деловой человек.       – В том и суть. Может, просто решил поиграть в санитара леса? Он же идейный. То проституток режет, чтобы чистые чувства не пятнали своей профессией. То криминально-деловой мир решил под себя подмять, уничтожив два столпа, и вроде как очистив мир от грязи?       – А потом пустив себе пулю в лоб? Тогда будет по справедливости. Очистит мир, да и без самопожертвования не обойдётся.       – Вряд ли.       – Я и не надеялся, что его посетит такая мысль. При таком раскладе у него и мотив для убийства Штефана есть. Клуб его, видео для шантажа – тоже фактически его. Может случиться и так, что Кукловод не посредник, а заказчик и исполнитель в одном лице. Я на днях общался с Райнером... Они тоже вышли на Кляйна. Наконец-то перестали утверждать, что это всё суицид, переключились на версию с заказным убийством. Но как-то шире мыслить не хотят.       – Кстати... Ещё одна из причин, заставивших меня задержаться, – произнёс Удо, расстёгивая молнию на сумке и вытаскивая ноутбук. – Очередное послание от нашей звезды.       – То есть? – Юрген нахмурился.       – Он запустил игру, и он её успешно ведёт. Игроки не понимают, что должны делать, всем заправляет гроссмейстер. Хотя, может статься, что теория, недавно нами выдвинутая, ошибочна. А заправляет всем Ульрих, он же провернул махинацию со своим клубом. Он же нанял Кляйна. Он же решил организовать себе раздвоение личности, назвавшись Кристофом Медером. Жизнеспособная версия. Очень.       – Почему именно это имя? Оно что-то в его жизни значит?       – В корень зришь, друг мой.       – То есть? – Юрген нахмурился и прикусил губу, желая избавиться от нервозности.       – Не совсем такое звучание, но сходства только слепой не увидит. Фамилия его матери в девичестве – Мезер. Имя бабушки, которую, ходят слухи, обожает – Кристанна Офелия Штайн. Небольшая компиляция букв, смена пола полученному персонажу. Вот и получается, что Кристоф Медер Ульриху ближе, чем кому-то другому.       – Он не идиот, чтобы так феерично себя подставлять. Имя действительно наталкивает на определённые мысли, и в них прочитывается заложенный посыл. Смотрите, это действительно он, никто иной не смог бы провернуть данную операцию.       – Иногда за поиском смысла не нужно лезть в глубину, всё лежит на поверхности.       – Не стоит считать Ульриха настолько тупым. Он амбициозен, самовлюблён, но не до такой степени, чтобы бросаться в военные действия там, где можно жить в состоянии худого мира. Не сомневаюсь, что они с Вернером жаждут иной раскладки, где не будет конкуренции, а единственный правитель останется монополистом. Однако открытый конфликт не принесёт обоим ничего, кроме бездарно потраченных ресурсов.       – С каких пор ты его защищаешь?       – Я не защищаю, лишь анализирую сложившуюся ситуацию. Насколько помню, моя основная задача, как работника, заключена в аналитике. Сейчас я именно ею и занимаюсь. Не отрицаю, Ульриху могла попасть под хвост шлея, но так тупить он точно не может. Тут гротеск изо всех щелей лезет. Скорее поверю, что Кукловод старается подтвердить своё прозвище.       – Всё может быть.       – А послание? Что там?       – Ничего особенного. Просто текст «Ход второй». Пришлось потратить время, чтобы определить местоположение отправителя, и что именно означает текст письма. Логично предположить, что за ним скрывается сообщение о новом убийстве, однако...       – Нашли, откуда писал?       – Да. Интернет-кафе «Sidewalk Express».       – На Александрплац? То, которое на втором этаже «Dunkin Donuts»?       – Точно. Вернер отправил туда своего человека. Но ничего примечательного там не было. Только чек оплаты интернета и распечатанное изображение в количестве двух штук: меч и почему-то зодиакальный знак, – Удо помахал руками в воздухе, стараясь воспроизвести это обозначение.       – Весы?       – Кажется, да.       – Тогда всё просто. Фемида. Правосудие. Человек, который олицетворяет его собой. Лотар Райнер или его подчинённые, которые занимаются расследованием убийства Штефана.       – Ты думаешь...       – Уверен. И, полагаю, стоит позвонить нашему дорогому начальству.       Набрать номер Вернера Юрген не успел, поскольку смартфон пискнул, оповещая о приёме нового сообщения электронной почты. В строке отправителя значился сам Лотар, но Юрген знал, что к данному сообщению указанный человек никакого отношения не имеет.       Открыв письмо, Юрген скачал приложенную фотографию.       – Что там? – спросил Удо, нахмурившись.       – «Правосудие слепо», – прочитал Юрген, увеличивая изображение и демонстрируя его Удо.       Несколько секунд тот молча рассматривал очередное творение Кляйна, облизал побелевшие губы и выдал тихо, но вполне различимо:       – Твою мать.       – Я сказал бы грубее, но оставлю всё без комментариев.       – Он чёртов псих. Больной на всю голову.       – Если верить официальному заключению психиатров, то здоров и вполне дееспособен. Ты сам мне об этом говорил.       – Говорил, но...       Юрген не ответил. Открыв ноутбук, подключил к нему телефон, увеличил фотографию, чтобы рассмотреть в подробностях.       Первой в глаза, конечно, бросалась та самая надпись, гласившая, что правосудие слепо, потом уже взгляд перемещался ниже, внимательно скользил по приложенной иллюстрации.       – Позвони Вернеру, скажи, что произошло, – произнёс Юрген, не отвлекаясь от изучения снимка и попутно радуясь, что заранее оградил себя от любопытных взглядов других посетителей, выбрав место у стены.       Неискушённого зрителя увиденное могло повергнуть в шок и надолго лишить сна. Юргена где-то глубоко внутри тоже передёргивало, но он приказывал себе не паниковать и сохранять способность трезво мыслить.       Любитель искусства оставался верен себе, работая в лучших традициях. Что-то в этом стиле пришло на ум сразу, стоило упомянуть о распечатанных фотографиях, оставленных в интернет-кафе. Юрген резюмировал, что уже почти сроднился с Кляйном, раз начал думать, как он сам.       Смерть настигла Лотара Райнера в загородном доме. Он сидел в кресле, перед нетопленным камином. В одну руку ему вложили кинжал. Далеко за ним ходить не пришлось.       Насколько Юрген помнил, Лотар собирал холодное оружие, об этом знали многие его знакомые, потому периодически приносили что-то новое для коллекции. Юрген, не отличаясь особым суеверием, всё-таки находил кинжалы не лучшим подарком и вспоминал приметы, утверждавшие, что такой предмет, принесённый в дар, притянет к владельцу несчастья. Говорил об этом и Лотару, но тот отмахивался.       Во второй руке Лотар держал маленькие весы.       Глаза скрывала повязка. Когда-то она могла похвастать кипенно-белым цветом, но сейчас её волокна насквозь пропитались кровью, и однородный некогда тон разбавили бурые пятна. Юрген не сомневался, что это не столько художественный приём и краска, сколько очередная демонстрация собственных возможностей. Попытка шокировать зрителя. Стоит только сорвать кусок материи с лица Лотара, и на того, кто решился это сделать, посмотрят две зияющие, кровоточащие дыры, оставленные на месте глаз.       В пользу правдивости данной теории говорили и кровавые потёки на щеках. Кукловоду недостаточно было просто убить человека, он не отказывал себе в желании удовлетворить свои потребности, оставив себе какую-нибудь часть их тела в качестве сувенира. Для него слова о слепом правосудии имели иной смысл, отличавшийся от того, которым изначально наполнялась крылатая фраза. Трактовка, гласившая, что Фемиде наплевать, кто совершил преступление – накажут по строгости того, чья вина доказана, по вкусу ему не пришлась. Он придал выражению приземлённое значение, лишив Лотара глаз.       Ничего не говорю. Ничего не вижу.       Я держу рот на замке во избежание разного рода проблем. Я закрываю глаза, чтобы не видеть правду.       Ничего не слышу. Ничего не обоняю. Ничего не ощущаю.       Коллекция получила второе изображение, а ряд трофеев пополнился. Сначала язык, теперь глаза. Следуя этой логике, можно было с уверенностью сказать, что на очереди нос, уши или кожа. Последнее для Отто тоже не являлось проблемой.       Юрген без труда представлял данного человека, сдирающего кожу с жертвы.       – Изображение появилось в галерее, – произнёс Удо, прижав телефон к груди. – Лотар там запечатлён с нескольких ракурсов. В подписи стоит его статус.       – И кто он у нас?       – Слон. Время пешек вышло. Пошла игра по-крупному.       Он снова отвлёкся на телефонный разговор, несколько раз ответил односложно, попутно кивая, словно позабыв, что собеседник этого не увидит. Юрген занимался тем, что приближал фотографию и снова возвращал ей исходный размер. В голове крутилась тысяча и одна мысль. Ни одной радостной.       А самая навязчивая говорила, что Вернер окончательно свихнулся. Вот только причина такого сдвига по фазе была неизвестна. Разом избавиться и от всех врагов, и от союзников? После чего, вероятно, убить того, кто был его руками и выполнял грязную работу.       Чего он добивался таким способом? Безграничной власти? Но разве он не отдавал отчёта в том, что всего одной смертью настроит против себя огромное количество тех, кто был на стороне Ульриха? Или перебьёт и тех, кто поддерживал Ульриха, а остаткам его армии предложит склонить колени, признавая безоговорочным лидером его, Вернера?       Разумное объяснение напрашивалось только одно. Старческий маразм, накрывший раньше времени.       – Какая тварь, – прошипел Юрген, покачав головой.       – Кто? – тихо спросил Удо.       – Кукловод, – последовал незамедлительный ответ. – Мы ведь о нём говорили. Значит, он.       «Вернер, конечно. И ты понял это. Просто играем тут друг перед другом всякие разные пьесы-малютки. Я по вашим меркам предатель. А ты продолжаешь хранить верность лидеру. Неужели не догадываешься, что рано или поздно сам окажешься на месте Лотара или Вольфганга?».       Судя по взгляду Удо, он не догадывался и действительно продолжал хранить верность Вернеру.       Придурок несчастный.       А, может, счастливый. Лучше так, чем постоянная жизнь в страхе и ожидании конца. Счастлив тот, кто умирает в неведении, не зная, что часы его жизни сочтены, и начался обратный отсчёт.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.