Возлюбленный короля мафии

      Две клетки на игровом поле восьмой день подряд горели красным цветом. Два ферзя находились под ударом. Белый и черный. Исход битвы не определён, победитель неизвестен.       Юрген открывал ноутбук, заходил на сайт игры, продолжавшей действовать и после смерти создателя, вбивал данные Ульриха и, используя его аккаунт, наблюдал за шахматной доской.       Организатор и по совместительству король белой армии до сих пор не знал, кого стоит вышвырнуть из игры. Кукловод, на которого были возложены огромные надежды, на связь не выходил. Новостей от Юргена Вернер тоже не получал.       Юрген не предпринимал попыток вернуться в свой дом, не испытывал острой потребности пройтись по родным комнатам. Его машина стояла рядом с домом в Грюневальде, на автоответчике скопилось огромное количество сообщений, ответа на которые не поступило, раз уж самого хозяина не было. Мобильный телефон Юрген выключил, в очередной раз приобретя себе новую технику, электронные сообщения, отправителем которых был Вернер, игнорировал.       Как сквозь землю провалился.       Сейчас это определение подходило ему, как никогда прежде.       В былое время Юрген не позволял себе демонстрировать столь пренебрежительное отношение к начальству. Вернер мог написать ему, отзывая из заслуженного отпуска, позвонить среди ночи, приказывая появиться, и Юрген немедленно выполнял указание. Теперь с завидным постоянством демонстрировал неприличный жест, правда, делать это получалось только через монитор, глядя на фотографию Вернера, расположенную на сайте.       Кратковременное освобождение от служебных обязанностей обернулось бессрочным отпуском. Но вместо того, чтобы наслаждаться большим количеством свободного времени, Юрген пребывал в состоянии вечного напряжения. В отсутствие Ульриха он практически не разговаривал с окружающими, предпочитая сосредоточиться на наблюдении.       События набирали оборот, каждый день приходила новая информация, всё сильнее подтверждающая прежние догадки. У Вернера окончательно поехала крыша, он решил разом избавиться от всех, кого считал лишними. Бывшие соратники, личный помощник и основной конкурент, умудрившийся сделать имя и заработать состояние, не влипая в трясину, в которую стремительно погружался сам Вернер.       Впрочем, сказать, что дом в Грюневальде пустовал, Юрген не мог. Вернер наведывался туда с завидным постоянством, рылся в вещах, резал обивку на мебели, бил посуду. Искал то ли зацепки, то ли важные документы, то ли ещё что-то. Из проверенных источников Юрген знал, что его действительно разыскивают. Проверяют больницы, морги, а кроме того – аэропорты, автобусные и железнодорожные станции.       На мысль о побеге за пределы Германии, или хотя бы Берлина, Вернера натолкнуло исчезновение документов и банковских карт. Наверное, банковскую сеть тоже трясло, пока коллеги Шеффера, продолжавшие работать на Вернера, пытались вычислить, где последний раз в ход была пущена карточка, владельцем которой являлся Юрген Нильсен. Вполне возможно, что они хватались и за версию с фальшивым паспортом, оттого перерывали базы данных, в которых могла храниться нужная информация.       Юрген, находясь от них на расстоянии, если не вытянутой руки, то не намного дальше, усмехался, предрекая своё триумфальное появление через определённый период времени. Пока что ему предписывалось никак себя не выдавать, не звонить Вернеру и не писать. Когда условия станут благоприятными, можно вновь напомнить о своём существовании, закинуть приманку.       – Действительно хочешь этого? – спросил однажды Ульрих.       Он по привычке приподнял лицо Юргена вверх, не позволяя отвернуться или отвести взгляд.       Ульрих относился к той категории людей, что верит на сто процентов в правдивость высказывания о зеркале души, неспособном обмануть. Как и в то, что люди с голубыми глазами могут быть только двух видов. Сволочи до мозга костей или же, напротив, образец чистоты и мягкости.       – Хочу, – выдохнул Юрген. – Очень хочу.       – И тем самым подставишь себя под удар?       – Я под ним всегда.       – Этого можно избежать. Ты же знаешь.       – Это и моя война. Я бы даже сказал, что она моя в большей степени, чем твоя. Ты молодец. Сохранил владения отца, преумножил их, добился признания и семью свою от этого влияния оградил. У меня Вернер пытался – да и сейчас пытается – отобрать всё и во многом достиг успеха. Я должен отомстить.       – Смерти будет недостаточно?       – Нет, – Юрген покачал головой. – Не сейчас. Не так просто. Он не сдохнет от киллерской пули до тех пор, пока я не посмотрю ему в глаза в последний раз. И не врежу по самоуверенному еблу, стирая с него ухмылку.       – Опасно находиться рядом с тобой, – усмехнулся Ульрих.       – Но хорошо?       – Даже слишком.       – Быть может, впервые в жизни я делаю что-то такое, что пришлось бы по вкусу отцу. Теперь мне уже совсем нечего скрывать. Могу рассказать, ради чего летал в Мюнхен. Я встречался там с сестрой Виктора Вульфа. Адвоката, работавшего с отцом. Незадолго до смерти отец собирался сыграть по моему сценарию. Он планировал свергнуть Вернера и заключить деловое соглашение с молодым перспективным коллегой.       – Впервые слышу об этом.       – Тем не менее, у меня есть документы, подтверждающие правдивость слов. Отец действительно собирался предложить тебе сотрудничество, но не успел. Вернер убил его раньше. Я не знаю, как точно это случилось, но готов поспорить, что они подрались. Вернер оттолкнул отца, тот упал и приложился головой о стену. Воспользовавшись этим, Вернер выстрелил, а потом сбежал, предварительно немного поколдовав над антуражем. Сделал так, чтобы это выглядело самоубийством. И после лицемерно меня утешал, приехав по первому зову. Поводом для ссоры могло стать, что угодно. Начиная от тех самых документов, заканчивая мной.       – Вполне вероятен союз причин, – логично заметил Ульрих. – Наверняка всё и было связано. Устранить Фридриха, плотно войти в твою жизнь и уверенно идти к поставленной цели. Влюблённым подростком легче управлять, нежели переубеждать ненавидящего взрослого. До твоего двадцать восьмого дня рождения было много времени. За такой промежуток времени вполне реально привязать к себе человека так, что никакое постороннее вмешательство не поможет прозреть. До тех пор, пока не случится нечто, на что уже нельзя закрыть глаза. Впрочем, некоторые люди умудряются и до смерти верить в невиновность тех, кто им дорог. Убеждают себя в том, что обойму в них всаживает двойник близкого и родного, а не тот самый.       – Да здравствует хорошее зрение.       Прозвучало с иронией; в бледно-синих глазах блеснули смешинки.       Юрген отстранил ладонь от своего лица, зато потянулся за поцелуем, прикоснулся мягко к губам, подцепил край ткани, в которую кутался, отбрасывая её в сторону.       Простыня давно сбилась и успела перекрутиться, практически все подушки валялись на полу.       Теперь постельное бельё у Ульриха было не винно-красным, а эротично чёрным. Ничего необычного, даже немного примитивно, но Юргену нравилось.       А Ульрих говорил, что он потрясающе смотрится на этих простынях.       Юрген верил.       По ночам они занимались любовью, стараясь утолить особого рода голод, накопившийся за десятилетие недофрендзоны. Стоны сливались в единую симфонию, губы саднило от поцелуев, спину – от царапин. Юрген засыпал утомлённым, но счастливым. Касался невесомыми поцелуями места между лопаток, проводил пальцами по полоскам тигра, смотревшего на него по-прежнему строго и даже грозно. Не то, что обладатель татуировки. Прижимался ближе и закрывал глаза.       Утром вновь играли перед окружающими – охраной и домработницей – привычные роли. Никаких нежностей в словах и взглядах. За завтраком, приготовленным заботливой прислугой, разговоры о делах. Предельная сдержанность, невероятная серьёзность ровно до того момента, пока за ними не захлопнется дверь спальни, и они не окажутся в мире звукоизоляции. Пока не появится возможность снова упасть на разворошённую постель, стаскивая друг с друга одежду и шепча что-то нереально нелепое в обычное время, но приятное для того, кто чувствует себя бесконечно влюблённым.       Единственное, что омрачало спонтанный медовый месяц, знание о Вернере, который не желал успокаиваться, вместо этого только масштабнее разворачивал кампанию по избавлению от врагов.       Красная подсветка мигала под шахматными фигурами, неизвестность заставляла Вернера действовать ещё решительнее, нежели прежде. Искал он не только Юргена, искал и Отто Кляйна. Ни одного, ни второго так пока и не обнаружил. Мысль о том, что бывший воспитанник может свободно жить в доме главного конкурента, на ум ему не приходила. Он прорабатывал версию, согласно которой работник перехватил наёмника и свалил вместе с ним, чтобы затем вернуться и начать игру против бывшего работодателя.       Юрген затаился, как змея в логове, и ждал наступления решающего момента. Совершал несколько звонков в день, внимательно слушал всё, что ему говорили, постукивал в нетерпении пальцами по столешнице. Дело было не только в том, чтобы не допустить появления Вернера здесь раньше положенного времени. Юрген не боялся этого, зная, что на любого сумасшедшего рано или поздно найдётся управа, но тогда разработанный план действий пришлось бы менять в экстренном порядке и добавлять в повествование очередную россыпь кровавых клякс, оставленных в истории безумного гения, коим себя считал Вернер, и его помощника – кукольных дел мастера.       Результаты разговоров Юргену не нравились. Он боялся, что в последнюю минуту всё может сорваться и пойти под откос. У них с Ульрихом были возможности маневрировать, подстраиваясь под тот или иной поворот событий. Но и Вернера никто этой возможности не лишал.       Пальцы били по клавишам, белая стрелка курсора металась между окнами. Карта города, объекты, представляющие наибольший интерес, игровое поле, наблюдение за собственным домом, пристальный осмотр комнат.       Сорванные занавески, шипение о суке, которая своё ещё получит. Теперь Вернер не играл в доброго и понимающего отца. Он понял, что план его раскрыт.       Юрген с хрустом разгрызал хлебные палочки и усмехался. Закрывал ноутбук и спускался в бассейн, чтобы отвлечься ненадолго от мыслей об ошибках прошлого.       У него накопилось столько этих ошибок, что дефицита в воспоминаниях, однозначно, не наблюдалось.       Юрген стягивал одежду и прыгал, поднимая миллионы брызг, плыл от одного края к другому, разрезая собой водную гладь.       Он возвращался мысленно к десятилетию, ознаменованному знакомством с Ульрихом. К тому, как садился напротив, закидывал ноги на стол и поедал эту самую сахарную вату, наматывая тонкие липкие нити, слегка подкрашенные розовым цветом, на палец. Ульрих ничего не говорил, действия его не комментировал. Юрген в желании получить подтверждение тому, что его по-прежнему хотят, готов был идти на что угодно. Вообще-то он даже не был уверен в том, что хотят.       Слова, брошенные в подсобке ресторана, могли оказаться сиюминутным порывом без продолжения, а эти встречи – попыткой помочь в нелёгком деле, именуемом борьбой с депрессией. Ульрих после того случая не примерял образ соблазнителя, желающего положить к своим ногам всех, кто ему приглянулся. Ну, или хотя бы одну конкретную персону.       Ульрих был таким серьёзным и потрясающе правильным, что его хотелось развести на эмоции любой ценой. Юрген и сам не заметил, как втянулся в эту игру, намеренно бросая приманку, поджидая, когда же Ульрих появится на горизонте. Появится ли вообще?       Ульрих приходил.       И после того, как они пересеклись на ночном автобане, были не менее нелепые эпизоды в их жизни. Юрген нарочно появлялся в таких местах, где можно было за считанные секунды напороться на неприятности. Сомнительные компании, прогулки до утра, коктейли ядовитого оттенка, сладковатый дым, окутывающий с ног до головы. Не обязательно курить, чтобы пропитаться им, достаточно лишь постоять рядом. Создать иллюзию в глазах другого человека.       Вернеру было ровным счётом наплевать, что происходит с его подопечным. После того, как Юрген переселился в отдельный дом, его поведение никого не заботило. Теперь становилось понятно, что Вернер видел в стремительном падении плюсы. Чем раньше Юрген опустится на самое дно, тем лучше.       На ум приходил и ещё один эпизод. Пожалуй, один из самых ярких моментов в их прежней жизни. Событие, за которое было стыдно ещё сильнее, нежели за тупую выходку на дороге.       Юрген вспоминал свет неоновых огней, смех, яркие блики. Коктейли, которые потягивал через трубочку, обхватывая её губами, ладони, скользившие по бёдрам. Дикий блеск, отражённый в глазах того, кто откровенно пытался его снять. И если на первых порах присутствовало отвращение, то через определённый промежуток времени стало откровенно наплевать и на прикосновения, и на личность того, кто столь настойчиво пытался подыскать себе «девочку» на ночь.       Сейчас Юрген затруднялся ответить, каким ветром его занесло в то заведение с сомнительной репутацией и не менее сомнительным контингентом. Но зато он мог с точностью до одной сотой секунды пересказать события с момента, когда в толпе показался человек, разительно отличавшийся от остальных посетителей. Строгий костюм, мрачное выражение лица, упрямо сжатые губы, убивающий всех и каждого взгляд.       Ульрих приблизился к Юргену, схватил его за руку, грозясь переломить запястье, и потащил сквозь толпу в туалетную комнату. Она, как и всё остальное здесь, доверия не внушала. Полутёмное помещение с плохо вымытыми полами, подтекающей сантехникой и грязными раковинами, в которых можно было обнаружить что угодно, начиная от презервативов, заканчивая кровавыми потёками и использованными шприцами.       Ульрих в тот момент был подобен урагану. Сметал всё на своём пути, вышвырнул за дверь какую-то обдолбанную парочку, решившую предаться страсти в этом убогом сортире, от одного вида которого накрывало тошнотой.       – Заботливая мамочка пришла, – засмеялся Юрген.       Но уже через пару секунд заткнулся. Из разбитой губы хлынула кровь, а Ульрих, отшвырнул его к раковинам, заставил запрокинуть голову и прошипел:       – Смотри на свет, блядина.       Вышеназванная блядина уставилась на него в упор, оскалилась, продемонстрировав зубы, провела языком по губам, лишь сильнее размазывая кровь. Во рту было солёно от неё, хотелось развернуться и сплюнуть, чтобы избавиться от тошнотворного привкуса, но Ульрих продолжал сканировать Юргена взглядом, не позволяя отодвинуться и избавиться от стальной хватки. Юрген ухватился ладонями за раковину. Мир вокруг искрился и шатался.       Уверенности в том, что в следующую секунду пол не закружится, и получится устоять на ногах, не было вовсе.       – Давай, блюй на меня в очередной раз. Разрешаю.       Голос у Ульриха был насмешливым, но за этой попыткой иронизировать скрывалась агрессия огромной силы. Он откровенно бесился.       – Ничего не нашёл? – протянул Юрген. – А хорошо искал?       – Если ты хотя бы однажды прикоснёшься к этому дерьму, я засуну тебя в клинику, и ты оттуда не вылезешь до тех пор, пока я не удостоверюсь, что никакой зависимости нет.       – Пф... Очень нужно! Нет, я видел, что тут торгуют таблетками. И «снегом» тоже. Но мне они без надобности. Мне и так весело.       Юрген прижал палец к губам, растирая по ним кровь, словно девушка – помаду. Облизнулся. Мир по-прежнему не желал застывать на месте, продолжая вращаться вокруг своей оси, а от бешеного взгляда перехватывало дыхание. Во всех смыслах. Юрген сжал ладони Ульриха в своих руках, не почувствовал сопротивления и решил идти дальше.       Позабыть одежду того вечера тоже не получалось. Она отлично отпечаталась в памяти, застряла там надолго. Высокие ботинки, безразмерный свитер и кожаные штаны с нарисованными молниями. Иллюзия-обманка. Ни единого кармана спереди, только на заднице, ни единой пуговицы, хотя пропечатаны были и тот, и другой рисунки.       В задних карманах находилось у него не так уж много. Наличность Юрген успел просадить. Остались только презервативы, которые он в тот момент не отказался бы использовать по назначению. К такому же решению старался подтолкнуть Ульриха, притянув его руки к тем самым карманам. И только, когда поставленной цели добился, отпустил их.       – Ты ведь хочешь? – спросил, чуть склонив голову. – Так давай трахнемся.       Ульрих не отвечал. Но по его взгляду было понятно: он с трудом удерживается от того, чтобы не повторить экзекуцию, врезав в очередной раз, только сильнее, больнее, с большим количеством крови и ненависти, вложенной в удар.       Ответом он себя так и не утруждал. Запустил ладонь в волосы, намотал их на кулак и дёрнул больно, со всей силы. Юрген взвился, зашипел, вонзился пальцами в плечи, скрытые несколькими слоями материи. Первым прижался к плотно сжатым губам, прихватывая их мягким поцелуем, чтобы уже через пару мгновений уступить и капитулировать под натиском завидной инициативы.       Комната кружилась похлеще, чем прежде.       Ульрих посмотрел на него, огладил ладонями бёдра, обтянутые нелепыми узкими штанами. Подцепил край их, потянув вниз и с удивлением понимая, что нижнего белья под ними не наблюдается, провёл ладонью по обнажившейся коже. Из кармана посыпались презервативы, о чём оповестил тихий шелест.       – Стоит только поманить, а уже течёшь, как сука, – хмыкнул Ульрих, проводя кончиками пальцев по влажной головке и тут же вытирая смазку о край свитера, в который был одет Юрген.       Пристально вгляделся в лицо. Яркие, чуть поблескивающие от алкоголя глаза смотрели на него неотрывно.       Постепенно дыхание восстанавливалось, а в глазах, затуманенных алкоголем и желанием, проскользнуло осознание сказанного. Ногти вонзились в шею там, где прежде поглаживали.       – Не смей, – зашипел Юрген. – Не смей меня оскорблять.       – А это неправда?       – Я напиваюсь за чужой счёт. Частенько. Но не даю каждому, кто купил мне выпить.       – Зато меня хочешь при одних и тех же условиях. Стоит только закинуться алкоголем, и ты у моих ног. В трезвом виде ко мне прийти не судьба, видимо.       – А это имеет огромное значение?       – Однажды, может быть, поймёшь.       – Принципиальный. Надменный. Весь такой правильный. Как я тебя ненавижу.       Юрген наступил на серебристые упаковки и брезгливо отшвырнул их ногой. Ульрих не сомневался, что мысленно Юрген проклинает выбор брюк, доставляющих сейчас ряд неудобств. Но дрочить в присутствии человека, который только что проехался по твоему чувству достоинства – упасть ещё ниже, чем прежде.       – Мне почти обидно, – заметил Ульрих.       – Значит, не особо должно задеть моё решение вернуться и продолжить веселье. В одиночестве.       – Иди. Веселись.       – Повеселюсь. Ещё как повеселюсь. Не переживай за меня особо. Не пропаду. И отсосу первому встречному, – ехидно выдал Юрген, пуская воду и смывая с подбородка размазанную кровь.       – Вперёд.       Юрген ничего не ответил, лишь метнулся к двери, распахнул её настежь и едва не сбил с ног мужчину, который однозначно не походил на идеал.       Ульрих не удержался и хохотнул.       – Давай. Соси. Сам пообещал. За язык никто не тянул.       Вид первого кандидата в очереди доверия не внушал.       Юрген попятился назад, наткнулся спиной на Ульриха, успевшего покинуть наблюдательный пост и подойти ближе.       – Ну же, – повторил Ульрих.       – Отъебись.       – Что-то не вижу радости на твоём лице. Желания исполнять обещанное, в общем-то, тоже. Сам сказал, что спишь далеко не с каждым. И, знаешь, почему-то верю. Потому не дури понапрасну. Пойдём со мной.       – Всё-таки решился?       – Нет. Подброшу до дома. Проспишься и поблагодаришь, что тебе не позволили наломать дров.       – А ты всегда такой благородный?       – Только в определённых случаях.       – Я никуда с тобой не поеду. Ты мне никто. Не имеешь права распоряжаться моей жизнью.       – Этого я и не делаю. Просто пытаюсь оградить от неприятностей.       – От неприятностей? Оградить? Ну что ж, сам напросился.       На губах сама собой расплылась ухмылка. Юрген позволил увести себя из неблагополучного по всем статьям заведения. Не сопротивлялся, не вырывался и не кричал больше. Не старался привлечь внимание посторонних. Покорно нырнул в салон автомобиля, пристегнулся...       Ульрих наверняка думал, что всё закончилось. Юрген знал, что всё только начинается.       Теперь, возвращаясь к событиям прошлого, он приходил к выводу, что да, фактически, до недавнего времени они не занимались сексом, если принимать за основное понятие половые акты с проникновением. Однако в их жизни было огромное количество поцелуев, двусмысленных ситуаций и того, что принято именовать петтингом. Они намеренно провоцировали друг друга, чтобы в последний момент снова отвернуться и сделать вид, будто ничего не было. Изобразить полную незаинтересованность с одной стороны и великую любовь к третьему ребру самой несчастливой геометрической фигуры – с другой.       Ульрих прикрывался игрой.       Юрген оправдывался чувствами к Вернеру, что, впрочем, не мешало ему ярко реагировать на провокацию со стороны Ульриха. И подначивать его.       Быть может сейчас, в свои двадцать семь он не решился бы на подобные выходки. Но в девятнадцать всё было проще. Он не оглядывался на мнение окружающих, просто пускался в авантюры.       – Стояк не мешает? – поинтересовался Ульрих, устроившись на водительском месте.       Машина резко сорвалась с места, покидая парковку.       Ульриху не хотелось задерживаться здесь. Он никогда не любил подобные места, отмеченные особой атмосферой, тёмной романтикой, звуками дарквейва и запахом не табачных сигарет.       – Тебе какая печаль?       – Сочувствую.       – Правда?       – Очень.       – Тогда побудешь хорошим мальчиком? – спросил Юрген, посмотрев на него неожиданно осмысленным взглядом.       Пальцы скользнули по волосам, перебирая короткие прядки, спустились ниже, проводя по шее. Там, где Юрген своими неосторожными действиями умудрился содрать кожу. Погладил осторожно, будто стараясь извиниться за недавнее.       – Что тебе нужно?       – Просто не смотри в мою сторону. Раз уж ты так мне сочувствуешь, то не станешь возражать, если я разделаюсь с проблемой деликатного характера.       – Ты... Ты всерьёз собираешься это делать?       – А почему нет?       – Не знаю.       – Вот и у меня нет причин отказывать себе в удовольствии.       Ульрих промолчал. Большее внимание уделил дороге, полностью потеряв интерес к спутнику. Во всяком случае, создавалось такое впечатление, стоило бросить мимолётный взгляд в сторону, увидеть серьёзное выражение лица; даже не столько серьёзное, сколько равнодушное.       Чёртовы штаны и, правда, были совсем не в тему, не к месту. То есть в заведениях развлекательного характера вполне неплохо смотрелись, притягивали внимание, но сейчас доставляли только неудобства, и от них хотелось поскорее избавиться. Подцепить самый край, поддевая, повторяя недавние действия Ульриха. Вспомнить его ладонь, пальцы, прикоснувшиеся к ямочкам на пояснице, собирающие смазку с головки члена. Единственное, чего не стоит вспоминать, так это слова Ульриха о суке, которая течёт от одного его вида. Впрочем, сказанное не было преувеличением. Больше походило на констатацию факта.       В голову лезли странные мысли. Будь он девчонкой, происходящее смотрелось бы красивее и привлекательнее. Достаточно лишь немного задрать юбку. И никаких проблем с брюками, никакой боли от тесных штанов, никакой откровенной порнографии и демонстрации обнажённого тела. Разве что кружевные трусики в нагрудном кармане рубашки любовника, на долгую память.       У Юргена никаких юбок и кружевных трусов в шкафах не водилось.       У него была кожаная куртка, такие же штаны и ботинки с тяжёлой подошвой, наполовину расшнурованные.       Чтобы прикоснуться к себе, пришлось штаны приспустить. Юрген стянул куртку. Свитер снимать не стал, задирать – тоже.       Ульрих не верил в реальность происходящего. Почему-то был уверен, что над ним пошутили, но события набирали нешуточный оборот. И Юрген действительно собирался приласкать себя, не обращая внимания на стороннего наблюдателя. Он не стонал намеренно пошло, заставляя отвлекаться каждую минуту. Не пытался как-то вовлечь Ульриха в свою игру, погладив его, коснувшись ненароком.       Он гладил только себя, прижимался затылком к сидению, прикусывал губы, чтобы не стонать. Он сполз ниже, шире расставляя ноги. Ладонь сжалась на бедре сильнее, чем прежде, ногти царапнули по коже. Кончик языка на мгновение показался между губ.       Голова у Ульриха шла кругом. Он старался не смотреть, отворачивался намеренно, пытался сосредоточиться на движении. Пролетал по улицам, боясь притормозить хотя бы мгновение, чтобы не сорваться. Не ухватить вновь за эти рыжие патлы, не притянуть к себе и не воспользоваться глупостью пьяного молодого человека.       – Блядь... – простонал Ульрих, откидываясь назад. – Ты что, действительно, планируешь это...       – Ну же?       – Хватит, Юрген.       – Почему?       – Завтра ты сдохнешь от стыда, когда вспомнишь, что тут вытворял. Я в этом уверен.       – А у тебя останется незабываемая ассоциация с моим именем.       Юрген облизал пальцы. Со знанием дела и невозможно порочным выражением лица. От Юргена не разило спиртом настолько, чтобы поверить, будто он пьян в дрова; никаких симптомов, присущих наркотическому опьянению тоже не было. Там, в туалете клуба, Ульрих внимательно разглядывал не только зрачки, но и ноздри. Носом не шла кровь, и белой пыли на лице тоже не наблюдалось. Ульрих закатывал рукава чужого свитера, желая удостовериться, что и на третью заразу Юрген не польстился.       Судя по всему, не польстился. Просто алкоголь ослабил самоконтроль, разрушил барьеры и позволил отнестись к жизни, как к увлекательной игре, окончательно позабыв про стыд и необходимость держать марку в любой ситуации.       – У меня их и так предостаточно.       – Эта будет самая яркая. Думай...       – О Лондоне? Не хочу. Мне там не нравилось.       – Нет. О том, что это всё я делаю только для тебя, – хрипло выдохнул Юрген и улыбнулся по-особенному довольно.       Ладонь скользнула между ног, рот приоткрылся. Вслед за этим последовал жадный глоток воздуха и тихий полустон-полувсхлип.       Ульриху хотелось ударить по тормозам, чтобы Юргена швырнуло вперёд и выбило всю дурь из его башки, но вместо этого он плавно притормозил.       Ульрих не желал смотреть не по причине отвращения к чужому поведению. Он не верил, что это порнографическое шоу действительно предназначено исключительно для него одного и разворачивается не просто потому, что кто-то нажрался и не соображает, какие поступки совершает. Он хотел бы остаться безучастным к происходящему, но кровь в венах давно превратилась в раскалённую лаву, перетекала под кожей, обжигая. Ульрих не видел ничего, кроме рыжих волос, дрожащих тёмно-коричневых ресниц, приоткрытых чувственных губ и свитера, съехавшего с плеча, обнажившего кожу, усыпанную веснушками.       Юрген повернул голову, прижался щекой к плечу. Больше не облизывался, лишь пристально смотрел.       – Иди ко мне, – прошептал. – Не бойся.       Засмеялся.       Пальцы, ласкавшие член, перепачканные природной смазкой, скользнули по обнажённому бедру, оставляя на коже влажный, поблёскивающий след.       – А я боюсь? – спросил Ульрих.       – Не знаю. Ты дистанцию держишь. Как будто опасаешься, что я тебя съем. Даже если съем, ничего страшного не будет. Тебе понравится.       Юрген потянулся к нему, провёл тыльной стороной ладони по щеке, нацелился на воротник, чтобы ухватить за него. Ульрих продолжал делать вид, будто в озвученном предложении не заинтересован вовсе. Некоторое время наблюдал, изучал. Одним только взглядом вгонял в краску.       Ульрих видел его в повседневной жизни, тогда ещё посещающего университет. Начитанного, уверенного, яркого студента, который никогда не отличался легкомысленным поведением. Там Юрген старался соответствовать своей фамилии, не позорил отца. Что родного, что названного. Оправдывал надежды. Строгий свитер или рубашка, галстук, пиджак, брюки со стрелками, о которые порезаться можно, или классические джинсы. Никакого намёка на неформальный стиль. Ни единого повода усомниться в том, что этот студент – пример для подражания во всём. Учёба, спорт, поведение.       Безупречный.       Во время сессий лоск, правда, стирался, уступая место усталости.       Трептов-парк был их общим местом. Тиргартен Юрген посещал в гордом одиночестве. Ну, или со своими однокурсниками. Сидел на лавочке, пил минералку, листал конспекты. Иногда ложился на скамейку, закрывал лицо раскрытой тетрадью. Думал: что, если однажды он откроет глаза и увидит перед собой Ульриха? Что, если однажды поведёт себя рядом с ним не как капризная сука, а как ласковый котик?       Если бы в те времена кто-то взялся за постановку картины, лейтмотивом которой проходила бы двойная жизнь, Юрген мог получить роль без кастинга.       Пальцы всё-таки сжали ткань рубашки. Ульрих закрыл глаза, выдохнул сквозь стиснутые зубы. А потом сам к Юргену потянулся. Целовал обнажённое плечо, шею, выступающую ключицу. Запустил руку под свитер, провёл по животу, обрисовывая мышцы, продвинулся вниз. Всё ниже и ниже. Вновь скользнул подушечками пальцев по мокрой головке, сжал её, растёр смазку. Юрген застонал, замер, перестал засаживать в себя пальцы, вытащил их, позволяя Ульриху провести ладонью между его ног.       Собственная ладонь безвольно соскользнула вниз, очередной поцелуй в шею породил новый, ещё более откровенный стон.       Теперь уже самоконтроль у обоих приказал долго жить. Юрген горячо шептал на ухо Ульриху не романтичную чушь, а вполне порнографические фразы, лизал шею, расстёгивал брюки, беззастенчиво надеясь в них забраться. На общем фоне сказанных слов лихорадочное и жаркое «хочу отсосать тебе», звучало до безумия целомудренно.       Но на колени в итоге опустился Ульрих, сорвал с ноги тяжёлый ботинок, потянул штанину, облепившую, будто вторая кожа. Когда сумел её снять, провёл рукой от колена до бедренной косточки, осторожно прикоснулся губами к члену. Опыта у него точно не было. Если и был, то небольшой или же большой, но в качестве стороны дающей, а не принимающей. Во всяком случае, представить Ульриха, стоявшего перед кем-то в такой позе, Юрген не мог, в принципе. Его шаблоны трещали по швам, а горячий язык, скользивший по всей длине, и умелые пальцы заставили забыть обо всём на свете.       Юргену казалось, что когда его целовали, прикоснувшись солоноватыми губами, он готов был завалиться в обморок. И что губы подрагивали. Они приоткрывались неуверенно, впуская юркий и умелый, когда дело касалось поцелуев, язык.       Пальцы вцепились в воротник пиджака, не отпуская ни на мгновение, не позволяя отодвинуться.       С наступлением рассвета Юргена, как и предрекал Ульрих, накрыло эмоциональным отходняком и стыдом. Сидя на берегу Гроссе-Ванзе, он низко склонил голову, позволив волосам завесить лицо, и покусывал губы. Пальцы побелели то ли от холода, то ли от того, с какой силой Юрген сжимал полы куртки, соединяя их между собой. Замок он от переизбытка эмоций сломал, испорченная часть молнии лежала в кармане.       «Ничего не было», – повторял про себя без остановки.       При этом прекрасно знал, что было. Однозначно было. И ещё как.       – Ничего не было, – произнёс голос за его спиной. – Можешь считать, что тебе всё это приснилось. Ссадина на губе – результат неудачного вечера в клубе. Меня ты сегодня не встречал. Просто показалось.       – Откуда...       – Ты говорил это вслух, – усмехнулся Ульрих. – Негромко, но вслух. Не думай об этом, выброси из головы. Давай подброшу до дома и уеду.       – Как и в первый раз?       – Теперь, правда, только подвезу. Скажи, было бы лучше, повисни ты на шее у первого встречного?       – Нет.       Больше Юрген ничего не произнёс, но в мыслях резюмировал: окажись перед ним другой человек, он бы не решился устраивать вызывающие демонстрации. Раздеваться при постороннем, говорить, делать подобное и призывно раздвигать ноги, мечтая, чтобы к нему прикоснулись и подарили желанную разрядку.       В момент, когда в клубе появился Ульрих, он собирался удалиться и разрабатывал план побега от настойчивого поклонника. Ничего придумывать не пришлось, нашёлся помощник, который сразу же расставил всё по своим местам.       «Иногда люди бывают такими идиотами», – думал Юрген сейчас, рассекая бледно-голубую поверхность воды, ощущая её прикосновения к коже.       Он приближался к одному борту, прикасался ладонями к гладкой поверхности, выныривал на поверхность, пытался отдышаться. Отдыхал и возобновлял заплыв. Неизвестность напрягала. Желание уничтожить Вернера, не оставив от него и мокрого места, росло с каждым днём. А то и с каждой секундой.       Ноутбук лежал на столе, там же примостилась стеклянная бутылочка с морковным соком. Телефон молчал. Юрген ждал очередного звонка, гипнотизировал технику взглядом.       – Ещё немного. Ещё совсем чуть-чуть, – прошептал Юрген, выбираясь из бассейна и хватая полотенце.       Он подошёл к столу, открутил крышку, бросил в напиток трубочку. Перемешал. Сделал несколько глотков. Покусал щёку изнутри, желая избавиться от тревоги, нахлынувшей огромной волной.       Не оставляло ощущение, что Вернер, не получив результатов, мог резко изменить тактику и пойти ва-банк. Пусть изначально он готовил масштабное представление, призванное завершить череду смертей сразу двойным убийством и грандиозным «фейерверком», но раз уж один из трофеев благополучно ушёл у него из-под носа, сроки оказались сорваны, план пошёл под откос.       Телефонный звонок заставил Юргена нахмуриться.       – Да, – ответил, стараясь сохранять спокойствие, но это стремление испарилось уже через несколько минут сразу после того, как его поприветствовали. – Если с ним что-то случится, я сам с вас головы поснимаю. Так и знайте.       Произнёс уверенно и без излишней экспрессии. Но так, чтобы было понятно: в программе никаких шуток. Всё предельно серьёзно.       – Да, герр Нильсен, – последовал незамедлительный ответ.       – Действуй, а не поддакивай, – приказал Юрген, сбрасывая звонок и набирая номер Ульриха.