Возлюбленный короля мафии

      Наверное, решение податься в «Лорелей» было опрометчивым. Пропуска в мир истинных джентльменов, а именно так после смены владельца позиционировало себя данное заведение, Юрген по-прежнему не имел.       Администрация, отказав ему однажды, решения не меняла, отношение к кандидату не пересматривала.       Впрочем, такое положение вещей Юргена не удивило. Повторных запросов с его стороны не поступало, поскольку реакция оставалась предсказуемой. Никто и никогда не распахнёт перед ним двери. Он мог подыскать сотни причин для отказа, самой главной из которых оставалось нежелание Вернера подпускать помощника к разгадкам тайн.       Они давно разделились. Полетели с громким стуком игральные кости, каждый начал свою игру, продолжая прикрываться общими целями, опасаясь, что бывший единомышленник раскусит и заставит покаяться в своих грехах.       Юргену было, в чём каяться.       Но и у Вернера было не меньшее количество грехов. Он, откровенно говоря, вины за собой не чувствовал и не собирался оправдываться.       Бросив машину на парковке, Юрген на мгновение замер напротив здания. Внешне заведение осталось прежним, а вот внутреннее наполнение претерпело ряд серьёзных преобразований наравне с концепцией. Из ночного клуба, где развлекаются люди, как среднего достатка, так и довольно состоятельные, стало настоящим логовом порока и разврата. У истинных джентльменов, в подавляющем их числе, оказались сомнительные пристрастия и любовь к провокационным развлечениям. Об этом не просто заявляли, а кричали во всю глотку видеоматериалы, хранившиеся на сервере, спрятанные за семью замками и миллионами кодов, прописанных умницей Шеффером. Мёртвым умницей Шеффером.       Завидная база данных, ключ от всех дверей.       Можно сколько угодно набивать себе цену и отказывать посетителю, который ничего не способен сотворить с построенной потом и кровью карьерой. Но тот, кто знает самые грязные секреты этого «строителя», рано или поздно сожмёт ладонь, и подопытный заверещит, как кот, которому яйца дверью прищемили.       Пока на руках у манипулятора есть компромат, достойный внимания, способный всколыхнуть общество, он продолжит открывать ногой дверь в кабинет того, кто казался прежде неприступным и независимым человеком.       Вряд ли Вернер действительно практиковал подобное.       У него были работники, помимо Юргена, готовые рисковать всем ради процветания начальства. Та же Клаудия. И ещё десятки подобных им работников. Не настолько приближенных к царственной персоне, тем не менее, занимавших не последнее место в отлаженной системе. Именно они и работали с такими материалами. Учитывая тот факт, что до определённого времени Юрген о клубе и компромате не знал, напрашивался вывод: здесь ведущая роль принадлежала другому человеку. Тому, кого прочили на место самого Юргена, как только он исчезнет с лица земли.       Рассматривать заведение можно было до бесконечности. Вариант, предписывающий развернуться и уйти, тоже занимал не последнее место в топе. Однако Юрген поднялся по ступенькам и толкнул дверь.       Он не ошибся. Внутри помещение изменилось до неузнаваемости.       Просторная, светлая комната, напрочь изуродованная неумелыми дизайнерами. Вычурная отделка, холл, походивший больше всего на бальный зал. Настоящий барокко-вертеп. Амуры с пухлыми щеками, замершие с таким видом, словно с минуты на минуту собираются пустить в нежданного посетителя стрелу. Юргену казалось, что он видит их оскаленные рты с окровавленными клыками, как у хищников, только-только растерзавших свою жертву. Обилие красного цвета способствовало укоренению уверенности в правдивости данных подозрений.       Юрген нисколько бы не удивился, оправдайся его ожидания, натянись тетива на луках и полети в его сторону сразу несколько настоящих стрел, пробивающих плоть. Вполне возможно, что стрелы окажутся не простыми, а обработанными ядом.       Холл пустовал. Здесь не было никого кроме этих сюрреалистичных купидонов, будто вышедших из преисподней. Ни посетителей, ни работников, трудившихся на сексуальной ниве, ни администратора, способного ознакомить с правилами поведения, предлагающего подобрать наиболее подходящий вариант и желающего приятно провести время. Только Юрген и его плохие предчувствия.       Он слышал, как распахнулась дверь, услышал щелчок возводимого курка. Обернуться не успел. Холодная сталь прижалась к затылку, волна мурашек побежала по позвоночнику, зубы сжались на нижней губе. Ярко выраженный вкус опасности появился на языке.       – Здравствуй, детка. А мы уж думали, ты никогда не появишься.       – Нойзман, – усмехнулся Юрген, растягивая губы в презрительной ухмылке. – Цербер на страже. Ни сна, ни отдыха измученной душе. Как же так случилось, что ты бросил начальство в одиночестве? Не боишься, что пока он прохлаждается, киллер нажимает на курок, и пуля уже совсем близко?       – К твоей голове она ещё ближе.       – Сейчас я обмочусь от ужаса.       – Надо же, сам пришёл, даже долго копаться не пришлось, – проигнорировав выпад, произнёс Густав.       – Решил облегчить вам задачу и свернуть поисковую операцию. Больше недели прошло, – усмехнулся Юрген. – Потратили время, а так и не нашли. Всего-то стоило раскинуть мозгами. Иногда секунда решает всё. А тут восемь дней...       – Ничего страшного, как видишь, не произошло. У герра Брауна сегодня праздник, а у его врагов – чёрная полоса в жизни. Ты вовремя. Разделишь триумф.       – Если мне суждено с ним пересечься, поздравлю лично, даже песенку по такому случаю спою. Давно ты за мной следишь?       – Давно. Признаться, удивился. Не думал, что ты после побега решишься засветиться. Переоценил.       – Да я и не скрывался, – хмыкнул Юрген. – Так, небольшой отпуск взял. Отдохнул в Целендорфе, пока вы носились по всей стране, пытаясь меня отыскать.       Он засмеялся, но вскоре вынужден был заткнуться, поскольку его резко развернули к себе и врезали по лицу.       Многострадальная губа вновь попала под раздачу, лопнула; потекла кровь. Язык скользнул вдоль ряда зубов, проверяя, все ли на месте. Обошлось малой кровью и малыми потерями. Всего-то, разбитая губа.       – Я бы тебя грохнул прямо сейчас, – доверительно сообщил Густав, – но герр Браун пожелал с тобой встретиться. Впрочем, не обольщайся. При первой же возможности прострелю тебе башку.       – О, да. И не забудь снова выдать это за самоубийство. В лучших традициях нашего, пока ещё общего, начальства. Можешь прямо на лбу у меня написать, что это оно. Подкину при встрече с Вернером эту идейку, а то вдруг он позабыл, как убивал моего отца и своего зятя.       Руки Юргену вновь заломили, на запястьях защёлкнулись наручники. Некое постоянство в жизни заставило мысленно усмехнуться.       – Пойдём. Не заставляй герра Брауна ждать, – мрачно произнёс Густав.       Остальные его соратники так ни слова и не произнесли. Глядя на их зверские лица, не слишком обезображенные интеллектом, Юргену ничего не хотелось говорить, чтобы лишний раз не провоцировать. Один раз уже попробовал высказаться, результат оказался не слишком приятным.       Зная Густава Нойзмана, он мог с уверенностью заявить, что вся охрана, как на подбор, окажется теми ещё головорезами, пусть и не слишком похожими на Отто Кляйна. Тот убивал не только за деньги, но и ради удовлетворения своих желаний. Эти убивали исключительно за деньги, когда это требовалось для обеспечения безопасности хозяина. Первой ассоциацией к их именам напрашивалась как раз та самая характеристика, о которой Юрген неоднократно упоминал. Цепные псы. Неудивительно, учитывая тот факт, что их начальник носил прозвище Цербер. Когда и при каких условиях оно к нему прилипло, Юрген не знал и не догадывался. Но неоднократно резюмировал, что характеризует оно данного человека на все двести процентов.       Когда Юргену досталась должность пресс-секретаря, и он делал на этом поприще первые, не слишком уверенные шаги, Густав уже числился в штате работников Вернера начальником службы безопасности. Как показала практика, со своими обязанностями справлялся великолепно и ни разу не позволил усомниться в профессионализме. Неудивительно, что и теперь он контролировал большинство операций, проводимых Вернером.       Передвигаясь по коридору, Нойзман и его люди хранили молчание. Юрген чувствовал напряжение, повисшее в воздухе, но понимал, что его попытки слегка разрядить обстановку восприняты будут не на «ура». Ему лучше захлопнуть рот и ничего лишний раз не произносить, чтобы убийственные взгляды, направленные в спину и в затылок, не превратились в настоящие пули. Работники Вернера явно были не прочь пострелять по живой мишени. О сопротивлении речи не шло.       Наручники мешали, конечно, но, в сущности, ничего не портили. Ситуация и без них была не слишком обнадёживающей.       Полумрак, царивший в коридоре, раздражал.       В обычное время он наверняка создавал необходимый антураж. Та самая империя порока и греха. Алкоголь рекой, на всё готовые девушки и юноши, наркотики на стеклянных столиках, как просыпанная сахарная пудра. Пыльца, призванная провести посетителей в мир иллюзий. «Лорелей» – мир, в котором исполняются все грязные мечты.       Юрген в мыслях назвал это место блядским лабиринтом.       Собственно, был близок к истине. Может, и не лабиринт, но однозначно блядский. Эта характеристика отлично отражала истинную суть новой «Лорелей». Ульрих, впервые перерезая алую ленту, вряд ли думал, что однажды его заведение превратится в элитный бордель.       Кабинет Вернера был выдержан в том же стиле, что и холл. Продолжение традиций барочного искусства. Без меры. Без вкуса. Но зато дорого и броско. Сразу видно, что денег вложено немало.       Юрген не отрицал, что помещение могло понравиться ему гораздо сильнее, чем сейчас, окажись он тут при иных обстоятельствах. И не так, как теперь. Его грубо толкнули внутрь, в результате чего он едва не упал. Разбитая губа саднила, а запястья начали затекать.       Взгляд Вернера пришпилил к месту. В любое другое время Юргена от этого взгляда передёрнуло бы. Но сейчас он воспринимал всё гораздо проще, нежели прежде. В глазах его не прочитывалось сожаления и разочарования. Только злость. Теперь ему не следовало скрываться.       На столе перед Вернером лежала папка, в которой хранились документы, привезённые из Мюнхена. Юрген усмехнулся. Всё-таки добрался до них. Тем лучше.       – Снимите с него наручники, – произнёс Вернер, откидываясь на спинку кресла и наблюдая за действиями наёмников.       Цербер, только переступив порог кабинета, занял привычное место, рядом с Вернером. И теперь стоял у него за спиной. Поисками ключа и избавлением Юргена от наручников занимались коллеги Нойзмана.       Пистолет, впрочем, Густав по-прежнему держал в руках, приготовившись в любой момент начать стрелять на поражение, если пленнику взбредёт в голову безумная мысль – сбежать. Юрген, в принципе, думал об этом. Всё-таки совсем немощным он не был. С двумя наёмниками мог справиться. Не с лёгкостью, но справиться. Их здесь было четверо, не считая Густава.       Вступать в драку при таком преимуществе на стороне соперника было недальновидно. Напрасное геройство.       Почувствовав, что руки освободились от металлических браслетов, Юрген сделал шаг вперёд. Ему никто не препятствовал и не приказывал стоять на месте. Он получил свой пропуск в «Лорелей» только потому, что это были последние часы его жизни. Знаменитую фразу, гласившую о завершении жизни после посещения одного из наиболее романтичных городов мира, в связи с актуальными событиями можно было перефразировать. Увидеть «Лорелей» и умереть.       – Давно не виделись, Солнышко, – произнёс Вернер, улыбнувшись. – Рад, что у тебя всё хорошо.       – Относительно, – ответил Юрген, опустившись в кресло без приглашения. – Могло быть лучше, но как-то не сложилось. Смотрю, ты нашёл документы. Хотел бы спросить, как тебе их содержание, но не стану этого делать.       – Почему?       – Думаю, ты знал об этом давно. Ещё лет десять назад, когда не стало Фридриха. И когда все твои прихвостни в один голос вопили, что это было самоубийство, но ты-то прекрасно знал, что Фридрих никогда не наложил бы на себя руки. У него и мыслей таких не возникало, зато появились подозрения относительно целесообразности работы в одной упряжке с лучшим другом. Однако ты не мог позволить ему уйти. Потерять половину всего – смерти подобно. Расколоть вашу компанию, и она уже не имеет того веса, что прежде. А уж если утерянную половину присоединить к владениям Штайна... Это просто удар в сердце для того, кто жаждал получить на руки флэш-рояль, а вынужден был руководствоваться жалкой старшей картой. Раз ты обо всём знал, то и реакция твоя вполне предсказуема. Пустить пулю в голову тому, кто решил уйти в свободное плаванье. Уплывай, детка, по реке кровавой, в страну забвения.       Вернер Юргена не перебивал, слушал внимательно, с интересом. Впрочем, он всегда проявлял интерес к отчётам подчинённого. Единственное отличие заключалось в том, что в былое время Юрген выдавал информацию, которая Вернеру нравилась. А не такую, которая могла разозлить. Сегодняшняя отповедь относилась к этому разряду. Вернер, однако, не хмурился и не кричал.       Он знал, что шансов на спасение у Юргена практически нет.       Можно попробовать убежать из этого кабинета, но в любой из комнат-спален, в коридоре или в холле беглеца встретят наёмники, вооружённые до зубов. Уж от них-то он сбежать не сумеет.       Юрген может даже попытать удачу и убить бывшего начальника. Есть какой-то процент вероятности, что ему удастся провернуть задуманное, но за пределы «Лорелей» ему не уйти. Он сдохнет в этих стенах, если Вернер того пожелает. Или в другом антураже, чтобы не привлекать внимание к клубу, но всё равно сдохнет. Вопрос исключительно в том, как быстро и насколько легко это произойдёт.       – Не хочешь рассказать, как планировал распорядиться полученными знаниями? – поинтересовался Вернер, соединив ладони и переплетая пальцы.       Он чувствовал себя уверенно и расслабленно. Всячески изображал радушие и готовность слушать всё, что напоёт птичка перед смертью.       Юрген невольно проводил ассоциацию с той книгой, которую когда-то читала его мать. Дамский роман, кажется, даже неплохого качества. Не слишком слащавый, но сентиментальный. Юрген не читал его дальше вступления, потому ничего точно сказать не мог. Сейчас именно это вступление в голове и крутилось. Птица, которая поёт самую красивую в своей жизни песню в тот момент, когда смерть близка. Бросается грудью на шип и, пока течёт кровь, продолжает петь. Конечно, в той книге всё было изложено красивее и красочнее. Но он и не заучивал наизусть отрывки. Он лишь сопоставлял себя с этой птицей. Его лебединая песня должна была быть исполнена сейчас. Вступительные аккорды уже звучали.       – Отец всегда был для меня примером.       – То есть?       – Я бы продолжил его политику, Вернер. Жаль, что мне не дожить до своего двадцать восьмого дня рождения и не распорядиться наследством, как того хотелось отцу.       – Думаю, твой потенциальный деловой партнёр уже сегодня разделит твою участь. Даже если бы ты дожил до нужного возраста, идти было бы не к кому. Но я вижу, успехи на пути к сближению у тебя имелись.       – С чего ты взял?       – Не ты ли сейчас признался, что всё это время жил в Целендорфе? Вы хорошо поладили. Игра, статус ферзя...       – Ты о той головоломке для детей младшего возраста? Тянет, максимум, на развлечение десятилетнего мегаломана, – усмехнулся Юрген. – Хотя, извини, немного недооценил задумку. Там рейтинг всё-таки повыше из-за секретных фотографий, доступных игрокам. В остальном – простейшая штука. А статус ферзя ещё ни о чём не говорит. Ульрих мог поставить его просто так, не придавая значения совершённым действиям.       – В чём я сильно сомневаюсь.       – Это твоё право.       – Склоняюсь к мысли, что в вашем случае, больше подошло бы звание не ферзя, а королевы. Двуличной особы королевских кровей, рыжей и изворотливой. Можешь отнекиваться и пытаться опровергнуть мои слова, но я уверен, что ты с ним спал. И даже не один раз.       Юрген посмотрел внимательно на бывшего опекуна.       – Считаешь, я не могу находить общий язык с людьми другими способами? Последние несколько лет, что я на тебя работал, все переговоры велись исключительно за столом, а не под одеялом. Плоды свои это приносило.       – Не спорю, так и было. Но младший Штайн – это не все.       – Разумеется. Даже поспорить не с чем. Случай особый. Хотя бы потому, что сначала ты отрабатывал на их семье ту же схему, что и на нас с отцом. Дружеские отношения, стремление заручиться поддержкой младшего поколения, давление, оказанное на представителей поколения старшего. Но кому-то хватило ума не поддаться, а кто-то отчаянно тупил и готов был превратиться в коврик под твоими ногами, только бы такому прекрасному человеку не пришлось марать ботинки в грязи. Иногда немного жаль, что на мою завидную преданность последовал такой ответ. Но чего можно было ожидать от человека, который сегодня заверяет в своей дружбе, а завтра направляет на тебя пистолет и с равнодушием смотрит на лужу крови, расползающуюся по паркету? Интересно, меня ожидает такой же финал? Или у тебя на примете есть другие варианты?       – Это зависит только от тебя.       – Жаль, что Кукловод пропал. Он бы придумал яркую смерть.       – У меня есть варианты не хуже, – произнёс Вернер, поднимаясь из-за стола. – А поиски Кукловода я продолжу. Раз уж он не переметнулся на твою сторону, и вы не сбежали вместе, остаётся один вариант. Его убрали люди Ульриха. Тем более что у твоего дома он точно был. Пристрелил чёртову псину, с которой ты носился, будто одержимый.       – Ты... – прошипел Юрген, но дуло пистолета, направленное в его сторону, заставило заткнуться и ограничиться только ненавидящим взглядом.       Юргену хотелось подойти к Вернеру, схватить за ворот пиджака и со всего размаха приложить этого ублюдка лицом об стол.       – Мне всегда казалось, что ты способен учиться на чужих ошибках, принимать к сведению. Нет. Иногда и достаточно умелые стратеги способны допускать промахи.       – Например, такие, как ты.       – Нет, Солнышко. Сегодня у нас работа над твоими ошибками. Собака, которая кусает хозяина, не протянет долго. Рано или поздно он прикажет усыпить её. Твоя тварь однажды меня укусила, потому я нисколько не сожалею о его смерти. Ты тоже пытался кусаться, но на тебя набросили намордник. Вот и сидишь теперь, щёлкаешь зубками, а сделать ничего не можешь.       – Жаль, я бы предпочёл разобрать твои и указать те места, в которых ты прокололся. Хотел натолкнуть меня на мысль об Ульрихе-убийце, а вместо этого выдал себя с головой. Жажда крови так захватила, что здраво мыслить не получается? Или накокаиненные мозги перестали соображать, а? Вернер, дорогой мой папочка, ты и твои помощники столь старательно подводили меня к мысли, что виноват во всём Ульрих, что только сильнее убедили в его невиновности.       – Уверен, тебе хотелось видеть его на свободе, а не за решёткой.       – Настаиваешь?       – А ты продолжаешь отрицать?       – Я просто не подтверждаю.       – Из всех, с кем мне доводилось работать, в тебе я был уверен сильнее, чем в остальных. Напрасно. Люди – твари, способные на предательство. И ты доказал это на собственном примере.       – Разве не ты первый начал эту игру? – спросил Юрген, вскинув голову. – Помнится, раньше ты любил мои рассказы. Может, выслушаешь и теперь? Налей себе виски, брось туда несколько кубиков льда и послушай, что поведает тебе приёмный сын. Ты же хотел знать, кто убил твоего зятя? Я не проигнорировал эту просьбу и нашёл убийцу. Только вот результат поисков тебя разочаровал.       – Не будет виски. Мы будем пить шампанское.       – Неужели вместе?       – Вместе. Разделишь со мной победу над обстоятельствами и самым стойким противником. В момент, когда в твоих руках окажется бокал, Ульрих будет мёртв, а новостная лента взорвётся от новых сообщений о событиях, потрясших наш город. Во всех смыслах потрясших.       – Что ты имеешь в виду?       Смех Вернера был противным, каркающим. Подобно ведру ледяной воды, он порождал поток холодных, неприятных мурашек вдоль позвоночника. Услышав этот смех, хотелось поёжиться, заткнуть уши или сбежать на край света, чтобы больше никогда не сталкиваться с подобным явлением.       – Исчезновение Кукловода внесло коррективы в мои планы, пришлось сделать рокировку и изменить тактику. Столь же прекрасно, хоть и разыграно иначе. Немного жаль, что он исчез. Из твоей смерти могло получиться великолепное кино, дополняющее галерею.       – Не сомневаюсь. Ты ведь давно задумал подобное. Долго шёл к принятию решения, никак не мог подобрать время. Вечно что-то мешало. А тут всё сложилось просто прекрасно. Применил проверенную схему, хоть и разыгрывал карты иначе. У тебя мания выдавать Хайди замуж за того, кто занимает должность помощника. Как будто она залежалый товар с подгнившим боком, и сама не в состоянии распорядиться своей жизнью.       Впрочем, это не единственный случай, когда ты пытаешься перевернуть всё с ног на голову и сделать единственным верным пониманием ситуации своё собственное.       Напомни мне, пожалуйста, что включает в себя должность пресс-секретаря? Хотя, откуда тебе знать? Единственное, что ты умеешь – это раздавать приказы и требовать немедленного их выполнения. Так вот, слегка освежу тебе память. Пресс-секретарь занимается не совсем тем, что предписывалось делать мне. Его жизнь – это вечный круговорот СМИ, попытки создать руководителю великолепный имидж, статьи, выдроченные до идеального состояния. Речи, которые ты произносил с таким видом, словно сам их сочинял, а не читал с предоставленного листа, благотворительные акции, херова тьма чиновников, с которыми нужно раскланиваться, кивая, подобно китайскому болванчику. Интервью, которые я тоже давал за тебя, потому что стоило журналисту задать хоть один вопрос, и ты бы моментально уничтожил все мои старания, постоянные попытки пресечь появление в прессе компрометирующих материалов. Я всё это делал и, знаешь, мне это очень нравилось, несмотря на то, что вместе с выполнением обязанностей пресс-секретаря я занимался сотней дел, не имеющих отношения к этой работе.       Но ты решил подыскать мне замену. Занялся этим года два назад, а помощника собирался вытащить с самого дна журналисткой жизни. Совместил приятное с полезным. Нашёл союзников, создал им имидж. Они должны были кормиться с твоей руки и находить только такие ответы на вопросы, которые тебе понравятся.       А грандиозный проект, способный сломать карьеру любому, ты придумал ещё раньше. Торопиться было некуда, ты и не спешил. Выстраивал фундамент. Подыскивал подходящее помещение, предвкушал, что принесёт реализация задуманного. Насколько проще станет жить. И тут узнал, что Ульрих так удачно продаёт «Лорелей», устав от этой игрушки.       Конечно, ты не мог упустить этот шанс, но продавать что-то тебе Ульрих вряд ли согласился бы. Так на свет появился Кристоф Медер. И имя это родилось не спонтанно. Этакая шпилька – среднее арифметическое от имён его родственниц – в адрес продавца. Шпилька, которой он не заметил. Просто не искал скрытого подтекста в именах и фамилиях. Не настолько повёрнут на тебе и твоей жизни, чтобы оставлять всюду подсказки и напоминания о себе. Точнее, он их оставляет, но неосознанно. То там засветится, то здесь. И не в скандалах со шлюхами и героиновым трафиком, как тебе хотелось бы, а на благотворительном вечере, или с детишками в больнице. Не знаю, насколько ему это нравится, но строить имидж он умеет. Современной публике нужна или грязь, или рыдания над благородством. Когда ты занимаешься бизнесом и планируешь – нет, а вдруг? – полезть в политику, то второе выгоднее, а первого лучше избегать. Потом может неприятный сюрприз случиться.       В общем, «Лорелей» ты купил. Но менять название не стал из принципа. У тебя в руках оказалось что-то, принадлежащее Ульриху. Экстаз, восторг, моральный оргазм и мечты о будущем.       – В этом плане мы с ним стоим друг друга.       – Неужели?       – Он тоже мечтал обладать тем, что принадлежало мне. И ведь добился успеха.       – Ты снова о моей скромной персоне?       – О ней.       – У тебя навязчивая идея.       – Тебе никогда не надоест отрицать очевидное?       – А тебе никогда не надоест задавать один и тот же вопрос?       – Нет.       – В любом случае, говорим мы не о твоей паранойе, а о том, за какие провинности на тот свет был отправлен милейший Штефан Хайнц. Ты нашёл его в грязи, отшлифовал и превратил в бриллиант. Благодаря тебе он поднялся на новый уровень. Стал политическим обозревателем, быстро набирающим популярность, да и статьи писал отменные. Остро, бойко, ярко, живо. Такой человек незаменим на должности пресс-секретаря. Кроме того, в мире СМИ у него, несомненно, множество связей.       Подготовка к рокировке шла полным ходом. Убрать меня, поставить на моё место Штефана. Уж он-то точно по гроб жизни будет благодарен за свою великолепную карьеру. Не удивлюсь, узнав, что они со Штольцем, готовы были собственноручно воздвигнуть в твою честь памятник и поклоняться ему ежедневно, устраивая периодически жертвоприношения. Если так посмотреть, то именно это вы втроём и делали.       Очередной любитель поразвлечься, отпустивший свои желания на свободу в стенах «Лорелей», оказывался препарированным на страницах газеты, потом его добивали в эфире. Одна сенсация за другой. Потрясающая удачливость. Великий журналист. А на деле... Обыкновенный протеже того самого Брауна. Не вмешайся судьба в твоём лице в его жизнь, продолжал бы писать о скандалах в похоронном бюро и выставках кошек. Но однажды удача ему улыбнулась. И скалилась так приличное время. До тех пор, пока Штефан не взялся за дело «Лорелей».       Подозрительное заведение, настоящее царство порока. Ладно бы – стандартные развлечения. Но ты никогда не спорил с клиентами, удовлетворяя все их желания. Две шлюхи умерли на рабочем месте. От руки клиента. И не просто умерли, а были убиты с особой жестокостью. Кукловод постарался, которого ты вроде прикармливал, а вроде и хотел на крючке держать. Глупо, учитывая тот факт, что его дело давно сравнимо по объёму с «Войной и миром». Видео не решало ничего. Посчитай он, что от тебя необходимо избавиться, прихлопнул бы и позабыл.       Дело быстро замяли. За что спасибо покойному Райнеру.       Если бы Штефан знал, куда лезет... Но он не знал.       Того результата, который оказался у него на руках, он явно не ожидал.       Сначала, конечно, побежал по проторённой дорожке. И вышел на Ульриха. Но вместо того, чтобы обвинить его, решил копать дальше. Нарыл такого материала, что волосы на голове зашевелились. Узнал об истинном облике своего благодетеля, о сотрудничестве с Кукловодом, о подготовке квеста, в ходе которого ты планировал избавиться от всех, кто тебе мешал. Бывшие подельники, бывший пресс-секретарь и, конечно, вечный конкурент. Все они исполнили отведённые им роли. Растеряли потенциал и только мешались под ногами. Убирать их следовало бы медленно, чтобы это выглядело естественно, но ты не ищешь лёгких путей.       Убивать ведь предписывалось не тебе, а Кукловоду, получившему щедрое вознаграждение. Не сомневаюсь, что и у самого бы рука не дрогнула, но убивать своими силами и просто отдавать приказы – вещи разные. Есть люди, которым приятно первое, и твой наёмник великолепно вписывался в эту схему. Есть те, которым нравится чувствовать себя хозяевами положения. Вроде тебя. Взмахнули рукой, и желание исполнилось. Одного за другим, методично устранять. Все, как на подбор, твои помощники. Твои работники. Желать тебе зла настолько, чтобы рискнуть связаться с этим головорезом, мог только один человек. Всё просто визжало: «Ульрих. Это Ульрих виноват».       Повод проверить меня. Кому я принесу карточку? Тебе, как доказательство его причастности к происходящему? Или ему?       В тот момент, когда он вошёл в игру, роли распределились окончательно. Я официально получил статус его фаворита, а здесь меня посчитали предателем. Забавно... Кто-то нанимает идейного маньяка, который едва ли не кончает от вида крови, одного за другим отправляет на стол патологоанатома своих подчинённых, которые только и делали, что зад тебе до блеска вылизывали, а предателем считают меня.       Эпопея с предательством началась с того момента, когда ты решил отправить на тот свет моего отца, а вслед за ним – Виктора Вульфа. У тебя навязчивая идея. Предательство ты видишь в каждом человеке, независимо от того, какой поступок он совершает. Но никогда не оглядываешься на свои собственные решения. Они неоспоримы. Просто так отпустить моего отца ты не смог. Кроме того, он узнал о том, что было между нами. Видимо, с этого и начался ваш скандал...       Вернер усмехнулся.       – Он говорил, что видит меня насквозь, а сам ходил за мной хвостом и во всём прислушивался к моему мнению. Твой отец был похож на ребёнка. Такой же доверчивый и слишком добрый. Он мало разбирался в делах, предпочитая проводить время за своими игрушками. Машины, пистолеты, трофеи, привезённые с охоты. Фактически, хоть он и считался моим партнёром по бизнесу, всем давно управлял я. И почему я должен был отказываться от привычного уклада жизни? Пока Фридрих копался в своём углу, перебирая огнестрел, или спускал очередную сумму на любимое дитя, мне было ровным счётом наплевать на него. Когда решил поиграть в делового человека, он стал мешать. Принципиальный и совершенно непрошибаемый. «Нет, Вернер! Ни за что, Вернер! Мы делаем деньги честно, Вернер!». Если бы мы делали их честно, мы бы жили в Веддинге и жрали чёрствые гамбургеры с протухающим соусом, а не шиковали, как тогда.       Плюс ко всему, он видел, как мы с тобой целовались. Уж не знаю, когда заметил, но просто заткнуть фонтан и держать знания при себе не смог. Внезапно в нём проснулись бизнесмен и заботливый отец. Он грозился отправить меня за решётку за развращение малолетнего. В уголовных делах он тоже ничего не смыслил. Возраста согласия деточка давно достигла и сама с радостным визгом насаживалась на член. И не только на мой, как показала практика.       – Я действительно любил тебя. Во всяком случае, мне так казалось.       – Разумеется. Потому и тёк от младшего Штайна, даже не будучи бабой, как последняя блядь. Неужели, правда, думаешь, что это не было видно со стороны? Да разложи он тебя на столе в зале, переполненной людьми, ты бы никого, кроме него, не заметил. Но что-то вас от этого удерживало. Даже не знаю, что. Меня же всегда интересовал вопрос: захочет ли он подбирать объедки? Странно, но захотел. Хотя, люди – существа странные. Иногда совершают то, чего от них ждёшь, а иногда становятся совершенно непредсказуемыми. Беседа, однако, меня утомила.       Думаю, настал тот самый момент, когда мы можем выпить за мою победу над обстоятельствами. И над твоим любовником. А потом и над тобой.       – Что ты планируешь делать с документами?       – Уничтожу их. Да хотя бы прямо сейчас. Если мне принесут поднос и зажигалку, превращу эти бумаги в пепел. Никакой пользы они тебе всё равно не принесут. Живому. Мёртвому, и подавно. Что здесь, по сути, такого? Просто форма контракта, завещание... От того, с кем ты оставался после смерти отца, мало что зависело. Твоя мать отказалась от всего, стоило только намекнуть ей, что лучше в это дело не лезть и довольствоваться определённой суммой денег. Ах да. Документы, согласно которым ты становишься владельцем доли Фридриха. Но кому это за давностью лет интересно?       – Да-да, – подхватил Юрген. – Почему ты должен отказываться от привычного уклада жизни, если можешь забрать всё себе? Помнится, лет в семнадцать или восемнадцать я имел неосторожность подписать какую-то из бумаг, подсунутых тобой. Ты говорил, что заботишься о будущем. Только забыл уточнить, чьё именно будущее старался устроить. Спустя годы, я понял, что всё-таки своё, а не моё.       – Неужели ты до сих пор это помнишь?       – Я помню всё. Без исключения. Последние полгода я провёл в бесконечном поиске осколков событий десятилетней давности. Прямо, как в сказке. Один злой-презлой тролль взял и разбил зеркало, а оно просыпалось осколками на землю. Кому в сердце врезалось, кому в глаз... Один в аварию попал, второй сам себе в голову ни с того, ни с сего выстрелил. Молчание – золото. Правосудие слепо. Ошибка доступа. Ничего не вижу, не слышу, не знаю. Тебе мешать будут все, кто видит, слышит и знает всё и немного больше о твоих тёмных делах.       – Твой отец первым схватился за пистолет. Я просто оказался быстрее.       – А все остальные? Они чем помешали? Лотар отказался покрывать такое количество убийств. Удо выполнил свою миссию, создав сайт и закрыв базу данных с порнографией, отснятой в этих стенах, после чего отправился в расход. Штефан нашёл на тебя компромат. И, конечно, нельзя было допустить, чтобы он низвергнул такую личность парой росчерков пера. Думаю, прослушивал ты не только мои разговоры, но и его – тоже. Проверял преданность кандидата. Он надежд не оправдал. Пытались его пустить по ложному следу, а он взял и побежал не туда. Ещё одна плохая собака. – Юрген засмеялся. – Хреновый из тебя дрессировщик получился, Вернер. Никто не слушается. Он, наверное, думал, что ты о результатах расследования не знаешь. Тема-то ладно, сам по глупости проболтался. Найти что угодно можно. Но ты решил перестраховаться на всякий случай и не прогадал. Там действительно тебя топили в таком дерьме, от которого не отмыться никогда. Тот, кто владел этой флэшкой, мог запросто тебя на колени поставить.       – Но не поставил. И уже не поставит, – Вернер сделал выразительную паузу, понял, что спорить с ним не собираются, улыбнулся удовлетворённо; посмотрел в сторону начальника охраны. – Нойзман.       – Да, герр Браун?       – Оставьте нас наедине.       – Герр...       – Наедине, – повторил Вернер. – Это приказ, и я требую, чтобы их исполняли с первого раза, не тратя моё время понапрасну! Он мне, при всём желании, ничего сделать не сможет. Если попытается, вы знаете, как поступить.       – Да, герр Браун, – кивнул Нойзман.       Юрген старался не демонстрировать нервозность, уровень которой давно перешагнул критическую отметку. Он закинул ногу на ногу, а вот руки никак не получалось пристроить. На рассмотрении было только два варианта. То ли сложить на груди, то ли положить их на подлокотники. Выбрав второй вариант, Юрген рисковал выдать себя быстрее обычного, вцепившись в подлокотники до побелевших пальцев. В конце концов, просто сцепил ладони в замок и устроил их на коленях.       Дверь затворилась практически бесшумно, лишь лёгкий щелчок оповестил, что наблюдателей больше нет. Вернер и Юрген остались вдвоём, как бывало прежде. Традиционные посиделки на две персоны, виски со льдом в стакане Вернера, хрупкие кубики во рту Юргена. Льдинки, оставляющие обжигающее прикосновение на языке, талая вода, имеющая сладковатый привкус.       Самовнушение о замерзании изнутри.       – Распитие шампанского откладывается?       – Всему своё время. Не торопись.       – Те же слова могу переадресовать тебе. Не спеши праздновать победу. Быть может, ты думаешь, что максимально приблизился к ней, а на деле только отдалился на приличное расстояние.       – В последнее время твой язык стал настолько длинным, что его не помешало бы укоротить, – произнёс Вернер, остановившись напротив Юргена.       – Меня всё в себе устраивает.       – Меня до определённого момента тоже устраивало. А потом ты начал совать нос, куда не следует. За что и поплатишься, в конце концов. Ты прав, Юрген. Прав во всём. Ну, или почти во всём. Несколько нюансов, может, ошибочны, но в подавляющем большинстве случаев ты правильно расставил акценты. Вынюхал, вызнал, как и прежде бывало. Тебе бы, такому честному в полиции работать, а не в должности моего пресс-секретаря находиться. Тогда и притворяться бы не пришлось. Ненависть к нарушителям закона, борьба за справедливость. Все преступники должны оказаться за решёткой... Утопия. Такого никогда не будет. В человеческом обществе невозможно быть предельно честным. Здесь нужны манёвры. Это ты и без меня знаешь.       – Ты убил моего отца, Вернер. Неужели действительно думаешь, что я проникнусь словами о том, что это была необходимость и попытка защитить себя? Я знаю тебя. Я знаю вас обоих, а потому не поверю, что ты выстрелил в него исключительно в целях самообороны. Скорее, сделал это хладнокровно, заранее продумав и спланировав постановку. После того, как претворил задуманное в жизнь, ушёл из квартиры, оставив тело там, зная, что зритель на эту постановку обязательно найдётся. Хотел, чтобы я увидел это во всей «сомнительной» красе. И чтобы позвонил тебе. Знал, что я наберу именно твой номер. А ты приедешь и будешь меня утешать. Убедительно сыграл. Мне тогда и в голову прийти не могло, что именно ты отбираешь у меня всё, методично разрушаешь жизнь ради собственного удовлетворения. Сладкие фразы, вязнущие на зубах, о солнышке, чьё слово – закон, неловкие касания, ужин в Лондоне и несколько ночей в лондонском отеле. Это я тоже прекрасно помню и, наверное, даже не жалею. Тогда я чувствовал себя безмерно влюблённым, потому воспринимал твои действия, как проявление ответных чувств. Теперь мне тошно от самого себя, и от той ванили, что была в моей голове.       – Лучше бы ты оставался таким, как прежде.       Вернер оперся ладонью на пустующий подлокотник. Лицо его было совсем близко, и Юрген с большим трудом удерживался от порыва – набрать слюны и плюнуть, не думая о последствиях. Вполне возможно, что ещё немного, и Вернер ударит его. Или больно схватит за волосы. Или же достанет нож и проведёт им по горлу. Не оставляя на нём смертельную улыбку, а лишь слегка надрезая кожу.       – Действительно так считаешь?       – Да. И сомневаюсь, что нужно объяснять тебе причины, по которым я склонен так считать.       – Прежний Юрген Нильсен не задавал вопросов, не вмешивался в твои дела и не задумывался о собственном благополучии. Время шло, и преданный идиот, которого ты самозабвенно драл в столице Великобритании, понял, что к чему. Раньше он просто смотрел влюблёнными глазами, ластился к тебе в постели и за пределами её, а на радужке отчётливо просматривались огромные сердца. Достаточно было одарить скупой похвалой, погладить по плечу или невзначай прикоснуться к волосам, чтобы меня заштормило. Конечно, тогда было проще уживаться на одной территории со мной. Если бы я не изменился, то, возможно, и не умер бы. Ведь так? Правда, Вернер?       – Мне будет искренне жаль убивать тебя.       – Мне должно быть лестно?       – Нет. Просто хочу, чтобы ты знал. Это решение далось мне непросто, но те, кто предаёт, прощения недостойны. Я мог бы дать тебе шанс уйти отсюда, предложить начать жизнь с чистого листа. С новыми документами, новым именем и новым местом жительства. Пару раз даже подумывал о таких перспективах, но... Я тоже знаю тебя. И не могу поручиться на сто процентов, что через несколько лет ты не вернёшься сюда в сопровождении единомышленников, готовых помочь тебе в борьбе за место под солнцем. Ты можешь это сделать. И сделаешь, если тебя отпустить. Не люблю усложнять себе жизнь.       – Почему ты так со мной поступаешь? – спросил Юрген, вспоминая, что однажды уже задавал этот вопрос.       – Потому что люблю тебя, – Вернер, кажется, тоже не забыл прежний разговор, потому скопировал ответ.       Ладонь скользнула по щеке, поглаживая. Юрген не отреагировал на это прикосновение. Продолжал придерживаться амплуа ледяного принца.       – Ты болен, Вернер. Болен с тех самых пор, как впервые попробовал «снег», а потом незаметно для себя пристрастился к нему. У богатых, конечно, свои причуды. И ты волен делать всё, что угодно. Но меня всегда ставила в тупик твоя зависимость. Никогда не думал, что человек, подобный тебе, способен попасться на эту удочку. Ошибся. Теперь если и есть что-то, что ты и любишь в своей жизни, то только наркоту и деньги. Деньги и наркоту. Уж точно не меня. Просто такими словами меня прежде можно было привязать к себе. Твоя картина мира прочно застряла в прошлом и отказывается меняться.       – Зато люди вокруг подверглись влиянию перемен.       – Именно.       – Ты действительно изменился, – резюмировал Вернер. – И приоритеты у тебя иные, как в карьерном плане, так и в отношениях с людьми. Заметь, людьми, которые всегда считались нашими врагами. Пусть негласно, но считались. Принесла нелёгкая этого молодого и талантливого из Альбиона. Не отрицаю, он умный парень, который мог построить там блестящую карьеру, найти себе постоянного партнёра, завести пару собак и несколько кошек. Купить домик в Уэльсе, варить глинтвейн и готовить яблоки в карамели в период зимних праздников, раз уж так получилось, что он чрезмерно хозяйственный и семейный. Такой поворот событий спас бы ему жизнь. Но нет, его принесло обратно в Берлин. Где никто не ждал этого возвращения. Мне хотелось этого человека удавить, но приходилось мириться с его присутствием поблизости. А сейчас мне наплевать на всё. Ему, наверное, тоже. Мёртвые ни о чём не размышляют. Выпьешь со мной, Солнышко?       Вернер отошёл на приличное расстояние, придвинул к себе бокалы и наполнил оба. Наливал из разных бутылок, что не осталось незамеченным. Перехватив взгляд Юргена, ничего не сказал, только улыбнулся.       Юрген примерно представлял возможное развитие событий, нарисованное воображением Вернера.       Разворошённая постель, разбитый бокал, опрокинутая бутылка. И он, Юрген, на ложе, где его нашла смерть.       – Не пей, Гертруда. Оно отравлено, – процедил сквозь зубы Юрген. – Что же ты мне подмешаешь в шампанское? Снотворное, чтобы облегчить страдания и придушить спящего? Или сразу, без нелепых заигрываний какой-нибудь яд? История семьи Борджиа спокойно спать мешает? Решил разделить их триумф?       – Никакого снотворного. И никакого яда.       – Тогда что? У меня ведь есть право на желание. Как-никак на эшафот поднимаюсь.       – История, замешанная на любви, ненависти и смерти. Вечная классика. Он умирает. Она выпивает яд. Или наоборот. Не принципиально. Сыграйте для меня в последний раз. Возьми на себя роль Джульетты при мёртвом Ромео. Семь взрывов, многочисленные жертвы, среди которых и младший Штайн. Раз у тебя вспыхнули чувства к этому человеку, то и пережить его смерть ты не сумел. Стоит ли удивляться, зная, насколько нестабильна твоя психика? Уже несколько лет ты живёшь на сплошных антидепрессантах и транквилизаторах. Тебя мучают ужасы прошлого, навязчивые идеи и паранойя. Ты пьёшь таблетки пачками, стараясь убежать от кошмаров наяву, но ничего не получается. Болезнь сильнее. Услышав сообщение о его смерти, ты, конечно, не сможешь пережить такое потрясение. Горсть таблеток, алкоголь, и последний вздох не заставит себя ждать. Сердце разорвётся от боли, а точнее, просто остановится. Мой бедный сломленный мальчик...       – А знакомого психиатра, готового сфальсифицировать необходимые справки и заключения, ты тоже потом на фонарном столбе повесишь с отрубленными руками, в назидание тем, кто взятки берёт? Или хотя бы на мгновение притормозишь и подумаешь: стоит ли?       – Тебя это волновать уже не должно. Твоя задача – умереть. Красиво и трагично. Я, так и быть, устрою роскошные похороны. Обещаю даже заплакать.       – Оставь свои слёзы при себе, – хмыкнул Юрген, поднимаясь из кресла и складывая руки на груди. – Слов тоже больше не нужно. Всё, что требовалось, ты уже сказал. Спасибо. Только что ты сам себя утопил.       Юрген не смеялся и не торжествовал. Лишь констатировал факт.       Чтобы осознать смысл сказанного, Вернеру потребовалось не так много времени.       – Ах вы, суки продажные, – прошипел он, выхватывая пистолет ровно в момент, когда дверь кабинета распахнулась настежь.       По сути, ему нечего было терять. Одним убийством больше, одним меньше. Никакой разницы. Поддавшись на примитивную уловку Юргена и признав свою вину, он уже потерял всё.       Рыжая блядь чувствовала себя победителем и пророчила себе великое будущее. Однако Вернер не собирался исполнять номер под кодовым названием «Падение в бездну», пребывая в гордом одиночестве. Потому-то сейчас, глядя в это безмятежное улыбающееся лицо, он, не задумываясь, нажал на курок.       И грянул выстрел.