В психушке д’Артаньяны проживали Аж шестеро. И всё бы ничего, Но только подлецы анализы сдавали Один за всех и все за одного!
В жизни каждого мужчины рано или поздно наступает такой момент, когда он на негнущихся ногах входит в кабинет врача и тихим, дрожащим голосом произносит: — Доктор, я смертельно болен. Глаза его наполняются скупыми мужскими слезами, ноги подгибаются и он бессильно падает на заботливо подставленный стул или вовсе валится на кушетку без чувств. Дальше можно ничего не говорить, само лицо больного свидетельствует о неминуемой гибели, которая вот-вот случится. И далеко не всегда такой момент наступает в старости, гораздо чаще он приходится на период от восемнадцати до двадцати семи лет, а тем самым медицинским работником, к которому обращены слёзные мольбы, является суровый представитель врачебной комиссии военного комиссариата. Моня Таньянов оказался в такой ситуации сразу после первой сессии на филологическом факультете Гомского государственного университета. Сессию он завалил, на пересдачи не явился, а преданный взгляд в глаза декана и робкие просьбы повременить с отчислением действия не возымели. Во всём была виновата неожиданная свобода, обрушившаяся на парня с началом вольной студенческой жизни. Как тут было устоять от соблазнов и не пуститься в загул. Теперь последствия вольной жизни грозили прямой дорогой привести в славную российскую армию. От этой страшной участи Моню отделяла только врачебная комиссия военкомата. Первым на очереди значился окулист. Дородная дама бальзаковского возраста с столь толстыми линзами в массивных очках, что за ними совершенно не просматривались сами глаза. — Жалобы есть? — грудным басом спросила она, даже не поворачивая голову в сторону Мони. — Я вижу плохо, — робко сказал парень. — Закрой правый глаз и читай третью снизу строку, — последовал незамедлительный приказ. — К Л П Д Т, — принялся наугад говорить буквы Моня. — Правильно, а говоришь, ничего не видишь, — прозвучал твёрдый ответ. — Но ведь там другие буквы, — полный негодования возглас Мони разнёсся по кабинету. — А ты откуда знаешь, что они другие, если не видишь? Свободен, симулянт! В личном деле появилось первое зловещее «годен». На что пожаловаться стоматологу Моня так и не придумал. Зубы были на месте, челюсти сходились как полагается, а значит он преодолел ещё одну ступень, приближающую к страшной армии. Следующим пунктом в программе был хирург. Здесь врачом оказалась совсем молоденькая девушка, которая более уместно смотрелась бы на обложке глянцевого эротического журнала. Коротенький белый халатик на голое тело, скорее будил фантазию, чем прикрывал пикантные места. А учитывая, что по непонятной традиции весь медосмотр Моня проходил одетый лишь в три обязательные вещи гардероба любого джентльмена — часы, носки, трусы — наступил форс-мажор. Под пристальным взглядом красавицы кровь внезапно устремилась в район чуть ниже пояса, заставляя гордость и красу любого мужчины заметно топорщиться. А уж когда девушка томным голосом приказала стянуть трусы, Моня окончательно поплыл. Тут уже было не до жалоб. Все мысли улетели далеко-далеко, а когда вернулись на место, в его деле красовалось уже третье лаконичное «годен». К тому времени, когда Моню отпустило, в его карте медосмотра красовалось «годен» от невропатолога. Ситуация близилась к полному провалу. К кабинету отоларинголога наш герой подходил с твёрдым настроем ни в коем случае не допустить появления ещё одной зловещей отметки. Врачиха обитающая в этом кабинете была стара как сама смерть и, судя по всему, должна была помнить ещё Октябрьскую революцию. Старушка скучающе поглядела на Моню и тихо спросила: — Жалобы есть? Парень молчал, старательно игнорируя вопрос. — Молодой человек, у вас жалобы есть? — громче переспросила врач. Ответа вновь не последовало. — Бестолочь, ты меня вообще слышишь? — проорала старушка, выходя из себя. Моня привлёк всё свое актёрское умение, чтобы изобразить на лице лёгкое непонимание и мучительную работу мысли. — Да, слышу, — после паузы сказал он, — только говорите погромче. Зачем же шептать-то? И нельзя ли немного повежливее? Учитывая, что последнюю фразу врача мог бы услышать даже военком, сидящий в соседнем здании, выглядело это либо как форменное издевательство, либо как большие проблемы со слухом. На второй вариант и был расчёт. — Ты плохо слышишь, мальчик мой? — тут же озабоченно закудахтала старушка, подскакивая с места и устремляясь к старательно кивающему парню. — Да, — врал Моня, — это у меня с детства. Очень плохо со слухом, раньше аппарат был, но сломался, теперь вот мучусь. Из-за этого и отчислили из ВУЗа. Моня даже каким-то чудом умудрился выдавить скупую мужскую слезу. — Нечего тебе с таким слухом в армии делать, — твёрдо заявила врач, говоря нарочито громко, так что аж стёкла в окнах дрожали. Парень еле сдерживался, чтобы радостно не рассмеяться. Как же всё легко вышло! Он даже сам не ожидал. Теперь ему никакая армия не грозит! — Посиди пока тут, а я за бланками схожу. Надо будет тебя для порядка отправить на дополнительные обследования. Но это пустая формальность. Ничего не бойся, — сказала старушка и скрылась за дверью, причём не наружной, а другой, ведущей в соседний кабинет. Моня, наконец, позволил себе расслабиться и улыбнуться. Настроение было отличное, главное чтоб и там, куда его пошлёт старуха, всё отлично прошло. Из-за двери, за которой скрылась врач, послышались тихие звуки разговора. Исключительно из любопытства парень приложил ухо и прислушался. — Виктор Борисович, тут пришёл один, — раздался еле слышный голос врачихи, — всё как вы любите. Спортивный, стройный, без вредных привычек, да и родители в другом городе живут, судя по личному делу. Тут никто не хватится. По бумагам оформим как будто в армию призвали, а потом дезертировал. Моня прильнул ещё сильнее к двери и насторожился. Сердце учащённо забилось, волосы на затылке ощутимо зашевелились. — А органы-то у него здоровые? За больные почки сейчас много не дают! Вообще, это было бы весьма кстати. У меня как раз есть покупатель на хорошее сердце, да и роговицы с руками оторвут! — отозвался мужской голос. — Так, давайте, я ему сейчас оформлю направление в вашу клинику, там всё и проверите. Но я и так уверена, парень подойдёт. Вы уж только про мою долю не забудьте. Всё самые большие кошмары Мони оживали на глазах. Чёрные врачи! Распилят на органы и продадут за бесценок. Бежать! Бежать, пока ещё не поздно! Однако стоило ему сделать только пару шагов на выход, как дверь за спиной хлопнула и в кабинет вновь вернулась врач. — Всё хорошо, мой мальчик, — улыбнулась она приторно сладко. — Я договорилась, тебя примут в частной клинике у одного моего знакомого. Сейчас выпишу направление. Главврач там такой понимающий человек — во всём поможет. Обещаю, армия тебе не грозит! Моня затравленно обернулся на врачиху, продолжая медленно пятиться задом в направлении входной двери. — Я… я … в армию хочу! — выпалил он, готовясь в любой момент обратиться в бегство. Лицо врача моментально приняло суровое выражение. Глаза сверкнули праведным гневом. Руки сжались в кулаки. — Слышал значит, поганец? А говорил проблемы со слухом? Симулянт! Только когда в его деле появилось очередное «годен», Моня понял, что его развели как ребёнка. Как он вообще мог поверить в подобную чушь? А всё потому, что стал подслушивать! И что теперь делать? Оставались лишь два врача, терапевт, который просто подытожит записи других врачей да измерит рост и вес, ну и психиатр. Выбор невелик. В психи не хотелось даже больше, чем в армию. Хотя этот вариант он долгое время серьёзно рассматривал. Думал даже податься в гомосексуалисты, благо их в армию сейчас не берут. Тем более к красивым парням его порой тянуло даже больше, чем к девушкам. Но пришлось отказаться от этого, без соответствующих знаний и опыта представляться геем было бессмысленно — вмиг разоблачат. Был, правда, ещё один вариант. Весьма опасный, но зато дающий определённые гарантии. Токсикомания! Это под наркомана закосить сложно, слишком легко проверить употреблял или нет, да и не хотел наш герой связываться ни с чем таким. А вот объявить себя токсикоманом попробовать стоило. Недаром он довольно длительное время лазил по всяким форумам в Интернете, и старательно изучал химию. Психиатром оказался полный низенький мужчина с большой плешью на голове. Он посмотрел на вошедшего парня из-под тонких очков и, причмокнув губами, неодобрительно покачал головой. Только после этого взял в руки личное дело призывника и углубился в чтение. Моня как раз решал, как бы выйти на нужную ему тему, когда неожиданно со стороны врача прозвучал вопрос: — Чем отличается обман от ошибки? От неожиданности парень растерялся и принялся говорить первое, что пришло в голову: — Не хочу вас обманывать, но тут какая-то ошибка, — затараторил он. Потом резко одёрнул себя и проникновенным голосом заявил: — Я должен вам признаться! — В чём же? — врач поднял лицо от бумаг и заинтересованно посмотрел на Моню. — Я гей! То есть нет, я — токсикоман! — как на духу выпалил наш герой, немного путаясь от неожиданности. — Любопытно, молодой человек. Думаю, мы с вами подружимся! И что же вы … ммм… употребляете. — Клей «Момент»! — Моня выпалил первое, что пришло в голову. — Ну что вы! — с видом знатока причмокнул мужчина. — Вот если бы вы мне так ответили лет пять-десять назад, а сейчас же под этим названием выпускают сущую дрянь, которая даже не торкает. Дыши — не дыши, никакого толку. Рецепт-то поменяли… Моня растерялся, кто ж знал о таких тонкостях. Видно мало времени он потратил на подготовку. Теперь приходилось импровизировать, чтобы как-то исправлять ситуацию. — А я его вместе с краской нюхаю, ещё добавляю дихлофос и бензин, — попытался он соединить всё вместе. А потом подумал и решил добить врача своими познаниями в химии: — Главное чтобы толуол в состав входил! — Толуол значит, — растягивая слова протянул психиатр, отчего-то мечтательно улыбаясь. — Книжек по химии начитался? Эх, а ведь к такому делу нужно подходить с душой, а ты… химия… Потерянное поколение… После чего с минуту задумчиво взирал на парня, будто обдумывая что-то. Моня настороженно замер, ожидая вердикта. Сработает или нет его ложь? — Так чем отличается обман от ошибки? — неожиданно спросил врач. Парень растерялся, не зная, что ответить. — Ладно, не отвечай. И так всё с тобой ясно, — спокойно продолжил врач. — Обмануть меня захотел! Хотя, довольно оригинальный подход, но я то профессионал в этом деле! Меня на мякине не проведёшь! — Я правду говорю! — упёрся Моня. Отступать ему было некуда. — Ладно, — махнул рукой врач. — В любом случае ошибки я совершать не хочу, а потому выпишу тебе, парень, направление в психдиспансер. Твоё желание прикинуться токсикоманом, тоже не о большом уме свидетельствует. Полежишь с недельку с такими же симулянтами, авось и сам скажешь, что здоров… — Я не симулянт, — еле слышно прошептал Моня, отчаянно краснея. — Пусть с этим другие разбираются, — лишь отмахнулся врач, — но могу дать тебе один хороший совет. — Какой? — Косил бы ты лучше под обычного психа, ну или под гомосексуалиста. Тоже по нашей части, но доказать проще. А с твоей токсикоманией, неделю у нас, потом ещё неделю в наркодиспансере. И хорошо если диагноз подтвердят… Ладно, что-то я заболтался с тобой. Направление на дополнительное обследование выписано — свободен. Так нежданно-негаданно наш герой вместо армии оказался в совершенно другом учреждении, о котором написано немыслимое количество ужасающих своим реализмом книг и придумана масса остроумнейших анекдотов. Место, где одинакова вероятность встретить кровавого маньяка и непризнанного гения. Причём маньяк может оказаться тихим интеллигентным интеллектуалом, размышляющим о совершенстве мира, а гений — агрессивным психопатом, мечтающим о порабощении вселенной. После недолгого общения с принимающим врачом Моня был размещён в четырёхместную палату, где уже обитали трое его ровесников, тоже мечтающих получить освобождение от армии. Что не могло не радовать Моню. Как говорили древние, similis simili gaudet. Входил внутрь парень с опаской, а ну как его новые соседи окажутся всамделишными психами. Но первый же взгляд на расположившимся по койкам парней развеял все его опасения. Выглядели они вполне нормальными и не производили впечатление людей, готовых в любой момент вцепиться тебе в глотку. — Моня… Таньянов, — нерешительно представился парень, замерев у двери. — Меня сюда распределили. В руках у него был комплект постельного белья и небольшая сумка с личными вещами. Сзади юношу подпихивал в спину громила-санитар столь свирепого вида, что даже дышать при нём было страшно. — Располагайся, — гаркнул санитар, устав ждать, и захлопнул дверь. Послышался скрежет запираемого засова, последний путь к отступлению был отрезан. Три пары настороженных глаз сканировали тощую фигуру Мони, как будто оценивая, насколько он может быть опасен. Первым со своей кровати поднялся высокий, рыжеволосый парень, лицо которого было обильно усыпано веснушками. Он в два шага преодолел отделяющее пространство, задорно улыбнулся и хитро подмигнул растерявшемуся Моне. — Андрей Рублёв, — быстро представился он. — Ты тут тоже от армии откосить пытаешься? Да можешь не отвечать, и так вижу. Депрессия? Нет. Шиза? Тоже не похож. Нет, погоди, не говори, сам угадаю! Параноик! Точно! Как же я сразу не догадался? Но ты не бойся, здесь все свои! В обиду не дадим! — Я не параноик, — с дрожью в голосе ответил Моня, с трудом вычленив смысл из быстрой речи парня. — А кто тогда? — изумился Андрей. После чего окинул его оценивающим взглядом и шёпотом спросил: — Ты случайно не агрессивный? Не бешеный? Кусаться не будешь? — Я токсикоман! — выкрикнул Моня, которому сама мысль о том, что он может с пеной у рта кусать живого человека была отвратительно. — Что ж ты тогда тут делаешь? Это не местный профиль. Не хочешь говорить, так и не ври! Хотя ладно, тут всё равно врачи звери, всю душу из тебя вытащат, пока им что-то докажешь, — вновь принялся болтать парень, которому похоже нужен был только повод и достойный слушатель, чтобы не останавливаться часами. — Мы вот тут с друзьями уже вторую неделю, а всё никак. Гнать не гонят, как симулянтов, но и диагнозы не подтверждают. Кстати познакомься с моими друзьями. Мы с детского сада вместе! Парень махнул рукой в направлении коротко стриженного, плотно сбитого крепыша, который взглядом чем-то напоминал профессионального боксёра. — Ваня Портков, — представился парень, слегка кивнув головой. — Моня… Таньянов, — деликатно повторил своё имя новенький. — Олег Алтосов, — тихо сказал последний из обитателей палаты. Это был задумчивый, голубоглазый брюнет столь величественного вида, что нашему герою стало нестерпимо стыдно и за потрёпанную одежду, и за торчащие во все стороны волосы и даже за лёгкую небритость, которая проистекала из обычной лени. Андрей тем временем, посчитав, что представление закончилось, вновь быстро заговорил: — Вот и познакомились. Мы вообще друзья такие, что не разлей вода. Правда, тут пришлось немного разделиться. Ванька и Олежкой косят под гомиков, хотя тут не всё так просто… — Они геи? — перебил говорившего Моня, по новому взглядывая на парней. — Ну как геи… Когда сюда поступали, таковыми не были. Но страх перед нашей доблестной армией и не до такого доведёт. А теперь уже и не знаю… Что-то мне подсказывает, что местный климат подействовал на них странным образом и окрасил их сущности цветом небесного свода в ясный день. После чего Андрей понизил голос и чуть слышно добавил: — Мне порой кажется, что они и до этого были из этих, только умело скрывали. Самому порой наедине с ними страшно становится. А ну как это заразно? Кусь тебя за шею и всё — стал геем! Вот ночь настанет — сам увидишь! Моне очень хотелось узнать, что он там должен увидеть, но пришлось поумерить любопытство, тем более до ночи оставалось не так уж и много. Правда, не покидало ощущение, что его разыгрывают. Слишком уж всё происходящее напоминало безумие. — Я бы тоже в геи подался, — уже в полный голос продолжал Андрей, как ни в чём не бывало. — Тем более наклонности-то есть. Парни мне нравятся! К тому же это верный способ откосить. Только вот тут надо парой. Одному ни в жизнь не поверят. Замучат вопросами да беседами. Думал к друзьям третьим набиться, а что бывают же и такие варианты. Всякие там групповушки, если ты понимаешь о чём я говорю… Шведская семья так сказать… Но не взяли… А ещё друзья называется… Эх-х-х… Кстати, ты подумай об таком варианте! Верняк! Никакая армия не страшна! Услышав это предложение, причём сказанное абсолютно будничным тоном, Моня весь задрожал и резко шарахнулся в сторону от нового знакомого, как от прокажённого. В результате тут же вписался локтем в спинку кровати, а потом повалился прямо на матрас. — Да не бойся, — рассмеялся Андрей, — я же не заставляю. К тому же у меня есть свой способ, верный на все сто. Это ж я тебе помочь хотел. — Обойдусь! — промямлил Моня, заливаясь краской стыда и с трудом сдерживая в себе желание согласиться. Очень уж ему понравился этот Андрей. Стараясь не смотреть на парня, Моня тут же принялся застилать свободную кровать припасённым бельём. Вот только тот его в покое оставлять явно не собирался. — Слушай, чудик! А лет-то тебе сколько? А то ведёшь себя как ребёнок. — Много! — чуть ли не выкрикнул Моня. — Восемнадцать! — А-а-а, — протяжно протянул Андрей, — так ты поди ещё и девственник? — Какое это имеет значение? — вспыхнул наш герой, покрываясь краской стыда. Ну не было у него ещё никого, что же тут такого. Да и не собирался он обсуждать такие вопросы с первым встречным, тем более в психдиспансере. — Да ладно-ладно, ничего. Вопрос снимается, по твоему виду и так всё ясно! С кем не бывает… Ты спишь крепко? Щекотки боишься? Музыку любишь? — принялся Андрей закидывать парня вопросами, понять логику которых представлялось весьма затруднительно. «Точно псих», — подумал про себя Моня, подозрительно косясь на нового знакомого, который в этот момент расхаживал взад-вперёд по палате, бурно жестикулировал и рассказывал, какой он замечательный, деликатный и чуткий, просто этого пока никто не распознал. — Ты на Андрюху не обращай внимания, это он от избытка эмоций такой, — откликнулся со своего места Иван, уплетая за обе щёки пышный поджаристый крендель, щедро усыпанный маком. — Да и не бойся ничего, жить тут можно, хотя и скучновато порой. Только с харчами тяжко. Бульон галимый, да каша на воде, ни тебе мяса, ни сладкого, ни выпечки какой. Тока передачами с воли и живём. А молодому организму энергия нужна! Моня загрустил. Он и так, пустившись на вольные хлеба и съехав от родителей, зачастую вынужден был экономить на еде, а последние недели так и вообще голодал. А ведь передачи ему носить некому… — Не дрейфь, — тут же оказался рядом болтливый Андрей, с ногами забираясь на только заправленную кровать Мони, — не так тут всё и плохо. Я тебя потом научу где и что достать можно. Тут полно медсестёр сердобольных, которые и покормят, и напоят и помогут при случае. Главное не наглеть. Правда, к каждой свой подход нужен. С теми что помоложе флирт проходит, среднего возраста — романтические ухаживания и комплименты, ну, а проще всего со старушками — у тех материнский инстинкт срабатывает стоит только лицо пожалостливее сделать. Для тебя самый верный вариант. Есть только одна стерва старая — она тут всю больницу в кулаке держит. Да и главврач — зверь! Все у него симулянты и дармоеды. Никакого сочувствия. И ведь что самое паршивое без его подписи отсюда не выбраться. — Не пугай парня понапрасну, — отозвался из своего угла Олег, под чьим строгим взглядом Андрей моментально заткнулся. — Нормальный главврач мужик. Стратег! А что всем подряд не потакает, так работа у него такая. Тут только слабину дай — психи весь город наводнят. А здоровые на их местах сидеть будут и жрать харчи казённые. — Так сходи к нему и скажи, чтоб выписывал, — саркастически отозвался Андрей. — Что ж ты такой правильный тут делаешь? Армия давно ждёт! — А я тоже стратег, — глубокомысленно отозвался Олег, — и моя задача победить в этой войне стратегий. Нужно просчитывать каждый свой шаг, каждое движение и только тогда можно будет праздновать заслуженную победу. А иначе и жить не интересно. — Ну ты загнул, дружище, — рассмеялся Андрей, с хозяйским видом разваливаясь на кровати Мони. — Стратег… всё взвесить… всё рассчитать… как же… А кто в шестнадцать лет влюбился в Милу, нашу блондинку-одноклассницу, а когда она ответила взаимностью на стену лез от обиды и разочарования? Ты же тогда всё рассчитал, добился своего и получил заслуженную награду… триппер. После этого я тебя ни с одной девушкой не видел, а сейчас вообще с Ваньком сошёлся. Тоже стратегия? Вот я, например, никогда заранее ничего не планирую, действую по наитию, а получается всё как нельзя лучше. — Дуракам везёт, — поморщившись выдал Олег. — А Ивана не трожь! Я за него кому хочешь пасть порву, как и он за меня. — Да ладно, больно нужно. Дураки мы, — лишь отмахнулся Андрей, — ну или пытаемся официально таковыми стать. Так что без обид, дружище. Всё мы в одной лодке. В это время скрипнул дверной засов и парни моментально притихли. Дверь распахнулась, пропуская внутрь двух здоровенных санитаров. — Ужин, — пробасил один из них расставляя по прикроватным тумбочкам тарелки с мутноватой жидкостью. Судя по всему тот самый бульон. К каждой тарелке полагался кусок чёрного, чёрствого хлеба и стакан бледного, несладкого чая. «Не густо», — подумал про себя Моня, принимаясь за еду. Желудок давно уже скручивало от голода, так что он обрадовался даже такой неказистой пище. Прочие обитатели комнаты к содержимому тарелок даже не притронулись, заявив санитарам, что пока не голодны. Наш герой вначале было подумал попросить себе их порции, но как-то постеснялся, о чём тут же пожалел, когда время ужина кончилось и дверь за санитарами захлопнулась. Хотя чувство голода и притупилось, но сытым он себя не чувствовал. Более того, был полностью уверен, что уже через час-два желудок вновь будет давать о себе знать. «Если тут всегда так кормят, как же я протяну неделю?» — печально подумал Моня. Парни тем временем расположились в углу, достав откуда-то несколько рогаликов краковской колбасы, буханку бородинского хлеба, пару больших пупырчатых огурцов и кусок испещрённого отверстиями сыра. Олег покопавшись в своих вещах, вытащил даже наполовину пустую бутылку красного вина, содержимое которой тут же разлил по кружкам. Моню, к его глубокому сожалению, никто за стол не приглашал. А между тем аппетитные запахи, витающие в палате, будили в парне самые чёрные мысли, наполненные смесью зависти и отчаяния. Желая как-то побороть в себе столь низменные чувства, он лёг на свою кровать, забрался под одеяло и спрятал голову под подушкой. Ароматы еды тут не так донимали. Да и разговор парней доносился весьма приглушённо, совсем не отвлекая от собственных мыслей. А подумать было о чём! Ситуация в которой оказался Моня оказалась весьма и весьма непростой. Три соседа, из которых двое косят под гомосексуалистов, а третий вообще непонятно под кого, будили самые противоречивые чувства. Да и с планом откосить, тоже не всё оказалось ладно. Из короткого разговора с Андреем Моня уяснил, что в его токсикоманию тут никто не поверит, а значит срочно требовалось искать какой-то другой выход. Ведь как пить дать завтра парня ожидает долгий разговор с лечащим врачом, от которого зависит всё его будущее. К этому событию нужно подходить во всеоружии. Сама собой закралась крамольная мысль: «Может тоже в геи податься?» Ведь этот Андрей предлагал… и вроде как вполне искренне! Только вот что для этого надо? Если просто целоваться с парнем — куда ни шло. Это он запросто! Но вот если вести себя как баба в критические дни, манерничать, одеваться в обтягивающие розовые шмотки со стразами, наносить яркий макияж и говорить томным голосом — нет уж, увольте. Моня пока ещё достаточно уважал себя, чтобы скатываться до подобного. С другой стороны, альтернативы нет. Ничего другого придумать так быстро всё равно не получится. К тому же приходилось признать, что Андрей, несмотря на многочисленные недостатки, ему понравился. За этими размышлениями Моня постепенно начал проваливаться в сон. Черты лица его разгладились, рот чуть приоткрылся, раздалось тихое, немного нервное сопение, перемежаемое нервными вздохами. Тем временем остальные обитатели палаты закончили свою позднюю трапезу, сходили все до местного клозета, который по счастью у их палаты был отдельный, и принялись укладываться спать. — Что с новеньким делать будем? Как бы он нас не спалил, — спросил Иван, стягивая больничную пижаму. Спать он с детства привык голышом. — Зря ты ему, Андрюха, всё так сходу выпалил. А ну как подсадной? — Посмотрим, — рассмеялся Андрей, — если что ни так — устроим тёмную, сам сбежит. Армия ему ещё раем покажется. — Так может не стоит ждать? — не унимался Иван. — Не нравится он мне. Подозрительный очень. И выглядит так невинно, аж кулаки чешутся. — Тебе легко говорить, ты с Олегом в паре. А это может мой последний шанс не остаться в одиночестве, — картинно заскулил Андрей, заламывая руку и сквозь смех пытаясь пустить притворную слезу. — Кто мне стакан воды на старости подносить будет? Вы же меня третьим не берёте. А тут такой экземпляр валяется. — Всё бы тебе смеяться, — отмахнулся от него Иван. — У нас с Олегом всё серьёзно, мы друг друга любим, а тебе всё опошлить лишь бы. Андрей ничего не ответил, лишь показал язык и вновь рассмеялся. — Опять петь будешь? — спокойно уточнил Олег, который взирал на спор друзей отстранённо, даже с некоторой отеческой заботой. — Буду! — гордо выпалил парень. — Надо же мне как-то своё пребывание здесь оправдывать. И так два дня все спали спокойно, пора о себе напомнить. Что не сделаешь, чтобы тебя признали официальным сумасшедшим… — И что сегодня? — всё-таки решил уточнить Олег. — А не знаю пока, — в очередной раз рассмеялся Андрей, — вот дойдёт до дела, там и решу. Через часик где-то начало концерта. Звуки в больнице постепенно стихали. Олег и Иван завалились спать в обнимку на одной кровати. Моня давно видел десятый сон, даже не думая, что пробуждение будет скорым и далеко не спокойным. Андрей, до этого бесцельно валявшийся на кровати, озорно улыбнулся в пустоту, подскочил со своего нагретого лежбища, в два шага преодолел расстояние до зарешеченного окна и открыл фрамугу. Затем проследовал в центр палаты и встал в позу тенора Большого Театра, готовящегося петь арию герцога Мантуанского для избранных ценителей высокого искусства. Первым делом он издал громкий душераздирающий трубный зов, после чего переходя на крик заголосил: У околицы селенья Необычное волненье: — Из-за леса стал всем, вдруг Ясно слышен трубный звук… Рам! та-да-та-та, Рам! та-да та-та, Рам, та-да-рам, та-да, Рам: там-там! При этом Андрей радостно размахивал руками и маршировал на месте, отбивая такт голыми пятками по полу. — Что-то новенькое в твоём репертуаре, — устало пробубнил Олег, просыпаясь и тормоша лежащего рядом Ивана, чтобы и тот мог насладиться ночным выступлением друга. Из села бегут мальчишки, Девки, бабы, ребятишки — Словно стая саранчи — И чуть слышны трубачи… Постепенно больница оживала. В соседней палате кто-то протяжно завыл, а откуда-то из-под пола послышались аплодисменты и идиотское хихиканье. Раздаются тары-бары: В село въехали гусары — Все красавцы-усачи, — Впереди всех трубачи Командирам — избы дали, По клетям — солдаты спали, А в овине, без свечи Поместились трубачи… По палатам диспансера словно цунами распространялось волнение. По коридору пробежала запыхавшаяся дежурная медсестра, громко сокрушаясь: «Господи, ну почему опять в мою смену? За что мне такое наказание?» Ответом ей прозвучал невероятно мощный и зычный рёв, раздавшийся из палаты для особо буйных: «Бабу мне! Убью за бабу!» Спит село наполовину — Бабы шмыгают к овину, Не сомкнуть никак очей: Так желают трубачей. Моня, хоть и был накрыт подушкой, но тоже не смог долго игнорировать распространяющуюся по диспансеру атмосферу всеобщего безумия. Сон отступил сам собой, и он с интересом уставился на еле видимого в темноте распевающего Андрея. Бабы чуть не зарыдали, На колени даже встали, Так охота, прямо — плачь! Протруби-ка мне, трубач Поначалу глотки драли, Позже в очередь все встали, Кто из них пришёл первей, И получит — трубачей. Рам! та-да-та-та, Рам! та-да та-та, Рам, та-да-рам, та-да, Рам: там-там! Последовавший после этого припев распевала уже половина больницы. Стены содрогались от смеси истерического хохота одних и горького плача других. В песню то и дело вклинивались истошные вопли от обитателей других палат: «Я бабочка, я порхаю!», «Помогите, он хочет меня убить! Убиваюют!!!», «Крови! Я хочу крови!!!», «В атаку мои верные солдаты! Смерть не страшна для подлинного величия», «Инопланетяне!!! Они хотят захватить меня!» Руки быстры, трубы крепки, От клубнички и до репки Крики слышались в ночи: — Ой, какие трубачи!.. Девки, выйдя из овина, И стыдливы, и невинны, Обнажённы, горячи — Услужили трубачи!.. — Похоже Андрюха сегодня в ударе, — прошептал Олег заспанному Ивану на ухо. Тот лишь согласно кивнул и положил свою коротко стриженную голову на плечо друга. Спать хотелось зверски, но разве при таком шуме это возможно… К тому же другу ничего не скажешь, сами же отказались брать его третьим, вот и выкручивается человек как может. Оставалось только терпеть и надеяться, что песня скоро закончится. А одна, совсем невинна, Не добралась до овина, — Пусть ошиблась сгоряча: Так хотела трубача!.. А ещё одна, на грех-то — Прибежала позже всех-то: Хоть кричи, хоть не кричи, Засадили трубачи… В этот момент послышались громкие шаги, а следом лязг отпираемого засова. Дверь распахнулась, впуская внутрь рассвирепевшую медсестру, совсем ещё молоденького, и от того робеющего, дежурного врача и трёх амбалов-санитаров. Из них самой опасной была именно медсестра, разменявшая уже пятый десяток, но крепкая, плотно сбитая и не чурающаяся при случае пустить кулаки в ход. Злить её опасался сам главврач. Увидев её взбешённое лицо, Андрей понял, что выбрал не самую удачную смену для своих вокальных упражнений, но отступать было уже поздно. Он улыбнулся с видом камикадзе, идущего на таран, и продолжил петь: Под шумок пришла старуха, Бабы ей порвали ухо, И ушла домой, ворча, Не досталось трубача!.. Назревала эпическая битва. За спиной Андрея словно по волшебству выросли две воинственных фигуры. Это заняли позиции Олег и Иван, готовясь защитить друга. Глаза медсестры загорелись жаждой крови, руки сжались в кулаки, двойной подбородок затрясся от гнева. — Старуха, значит? Старуха! Это ты, мальчик, зря… И не таких обуздывали! — прошипела она. После этого они кинула искоса взгляд на стоящего позади врача и сказал: — Василий, сбегай за смирительными рубашками, будем вязать голубчиков. Развелось тут пидорасов. А после… есть у меня для них одно наказание. Вовек не забудут! Именно этот момент Моня и выбрал, чтобы сделать свой окончательный выбор. Он резко вскочил с кровати и занял позицию рядом с Андреем, воинственно оглядывая, приготовившихся к атаке санитаров. — А ты парень отойди, не мешайся лучше, — бросила ему медсестра. — Ты же не такой псих как эти трое… Это ж отребье… гомики… Тьфу, чтоб глаза мои их не видели! Я даже могу устроить тебе перевод в отдельную палату. И перед главврачом словечко замолвлю… Моня насупился, но отступать не стал. — Пусть я не такой как они, не псих, не гомосексуалист, да и поступил сюда только сегодня, но душой я самый настоящий гей. Разум мой — разум гея. Я чувствую это и действую как гей. А он, — Моня демонстративно ткнул пальцем в Андрея, — мой будущий парень! — Молодец, дружище! Всё-таки выйдет из нас парочка, я надеюсь, — подбодрил парня Андрей. Потом обратил взор на замершую старуха и веско произнёс. — Имею честь сообщить, о непрекрасная дама, что мы будем вынуждены обороняться! — Петя, Коля, Саша скрутить мерзавцев! — в ярости закричала старуха санитарам, которые тут же пришли в движение. Потом взор её обратился на Моню и она злобно добавила: — А ты, гадёныш, только что подписал себе приговор! — Этот мой, — радостно завопил Моня, указывая на самого крупного из амбалов. Он тут же кинулся вперёд. Поднырнул под готовую обрушиться на него руку и ударил головой в живот бугая. Эффект оказался нулевым. Санитар даже не шелохнулся, лишь недоуменно усмехнулся и вновь занёс руку для удара. Первая попытка атаки оказалась явно неудачной, но наш герой сдаваться не собирался. Всё смешалось. На стороне Мони было ловкость, хитрость и проворство, противник же отличался недюжинной силой и выносливостью. В итоге борьба шла практически на равных. Олег тем временем размахивал стулом, сдерживая второго из санитаров. Иван, сам отличавшийся силой и умением драться, боролся на равных с третьим. Андрей, носясь по комнате, отвлекал разгневанную медсестру, выкрикивая оскорбления и хохоча во всё горло. При этом он даже умудрялся распевать: Пусть темно, ни зги не видно, Не позорно, не обидно, Всё равно, ребёнок чей: Обожаю трубачей!.. Через двадцать минут прибежавший со стопкой смирительных рубашек врач, недоуменно взирал на картину ожившего хаоса. Кровати и тумбочки были перевёрнуты. Перо из разорванных подушек кружилось по палате, создавая иллюзию снегопада. Иван удерживал жалобно стонущего санитара болевым приёмом. Андрей скакал по кроватям как горный козёл, успевая кидаться всем чем под руку подвернётся в рассвирепевшую медсестру и одновременно распевать куплеты, содержимое которых стало донельзя похабным. Моня победно озирался, а его противник жалобно скулил катаясь по полу и держа руки на паху. Использовать столь грязный приём и бить ниже пояса парень изначально не планировал, но битва есть битва, а потому все средства хороши. Олег медленно отступал, прихрамывая на левую ногу. Стул которым он отбивался, давно сломался, да и пространства для манёвров становилось всё меньше. Санитар уверенно зажимал парня в угол, то и дело нанося болезненные удары. Моня поспешил к нему на помощь. Он с разгону кинулся вперёд и на полном ходу толкнул амбала в спину. Масса — мера инерции, гласит один из законов физики. Моня этого не учёл. Санитар от сильного толчка сделал лишь небольшой шаг вперёд, зато парень отлетел назад и плюхнулся на задницу. А между тем Олег защищался уже из последних сил и отчаянно звал на помощь. Сил подняться на ноги не было, но с упорством истинного сумасшедшего Моня пополз вперёд и через несколько секунд впился зубами в ногу санитара, разрывая ткань униформы и вгрызаясь до кости. Во все стороны брызнула кровь, зловеще окрашивая устилающие пол перья из разорванных подушек. Одновременно Олег обрушил на голову мужчины остатки стула, которым столь долго отбивался. Раздался истошный вопль, пробирающий жутью. В соседних с психдиспансером домах зажигался свет, особо впечатлительные граждане вглядывались в темноту и спешно звонили в скорую, полицию, и на всякий случай пожарным и газовщикам. Дежурный врач, бросив смирительные рубашки быстро смылся в ординаторскую и на всякий случай забаррикадировал дверь, клятвенно пообещав себе завтра же написать заявление об увольнении. — Господи, помоги! Выживу — уйду в ветеринары, — шептал он сам себе, проверяя крепость запоров и стойкость баррикады. При этом он не переставая осенял себя крестным знаменем и пытался читать полузабытые молитвы. Все четверо обитателей палаты шумно праздновали победу. Санитары были повержены, да и медсестру общими усилиями удалось скрутить. Особо в этом деле отличился Моня, которому даже вновь пришлось пустить в ход зубы. Пригодились и смирительные рубашки, принесённые дежурным врачом и брошенные им при бегстве. Встал вопрос, что делать дальше с поверженными противниками. Моня, который с этого момента стал неотъемлемой частью дружеского союза, первым выдвинул предложение: — Надо стащить их в коридор и оставить там до утра. Пусть главврач разбирается. Сами же будем говорить, что это была самозащита. — Кто тебе поверит, псих, — выкрикнула медсестра, гневно сверкая глазами и дёргая плечами в попытке освободиться от смирительной рубашки. — Да! И рот заткнуть, чтоб не орали, — подхватил Андрей и тут же проделал это, использовав в качестве кляпа собственные носки не самой первой свежести. Когда поверженные противники были вынесены в коридор и свалены возле закрытой двери в ординаторскую, вопрос что делать дальше встал по-новому. — После всего, что мы сегодня вытворяли, нас просто обязаны признать психами, — резонно заметил Иван. — Как бы не заперли тут надолго, — философски отозвался Олег, хмуря лоб. — Нам нужно какое-то оправдание, — тихо заметил Моня, у которого всплеск адреналина потихоньку сошёл на нет. Теперь ему было попросту страшно предстоящих событий. А ну как и вправду запрут в психушке до конца жизни, а он ведь только обрёл настоящих друзей, парня. Не так часто в его личной жизни появлялись столь заманчивые перспективы. — А что оправдываться? — удивился Андрей, который совсем не склонен был предаваться всеобщему унынию. — Эта старуха нас гомиками обзывала, вот вам и повод. Можно ещё добавить, что она хотела нас избить на почве гомофобии. Да мало ли чего насочинять можно. Убиваем двух зайцев одновременно — подтверждаем свою небесную природу и получаем оправдание сегодняшнего бедлама. — Точно! — в один голос воскликнули Иван и Олег. Через час, когда малейшие детали завтрашнего поведения были проработаны, встав вопрос сна. Хотя до рассвета оставалось не так и много, хотелось использовать это время по максимуму и хоть немного набраться сил. Ситуацию ухудшало то, что во всей палате не осталось ни одной подушки, да и целых кроватей в наличие имелось только две. Одну из них тут же заняли Олег с Иваном. — Ложись, дружище, — предложил Андрей Моне, кивнув на оставшуюся кровать. — А ты? — Обойдусь. К тому же я ещё не все куплеты пропел. Буду продолжать радовать благодарную публику. — Сколько же этих куплетов? — удивился Моня, вспоминая недавние вопли Андрея. — Я знаю штук семьдесят, но их же ещё и повторять можно, — откликнулся тот, загадочно улыбаясь. — Нет, уж, — решительно сказал Моня. — Хватит на сегодня пения. После чего он притянул Андрея к себе и повалил на кровать, опутывая руками и ногами, чтобы не вырвался. — Назвались гомиками, вот и будем соответствовать, — дополнил он свой вердикт. — А будешь петь — заткну рот. — То есть будем официально под геев косить? — уточнил Андрей, внутренне замирая от волнения. — Будем! — решительно ответил Моня, ещё сильнее прижимаясь к парню. А потом чуть слышно добавил: — И не только косить. Андрей особо и не сопротивлялся. Он сам в ответ прижался к Моне, укладывая голову тому на плечо, сладко зевнул и, прикрыв глаза, вполголоса пропел: Протрубили до рассвета, В сене, в душном жаре лета, В луже пота и мочи — Засыпали трубачи… Бабы, хныча, понемногу Разошлись, а на дорогу Послеталися грачи, И чуть слышны трубачи… * * * Пробуждение парней было резким и неожиданным. Вот они ещё нежились в объятиях друг друга, секунда, и их юношеские тела летят на пол вместе с одеялами и матрасами, а громкий, суровый голос главврача набатом звучит в головах: — Вы что в моей больнице вытворяете, сучьи коты? Думаете управы на вас нет, симулянты недоделанные? Вы меня ещё не знаете, теперь узнаете! За спиной внешне интеллигентного седовласого мужчины маячила большая группа поддержки, включавшая всех ночных пострадавших. Для усиления были взяты: дворник — маленький проворный таджик с лопатой, имя которого никто не знал, а потому к нему обращались попросту «эй, ты»; сантехник дядя Вася с разводным ключом, явно перебравший накануне и теперь мучающийся похмельем; охранник приёмного отделения Дима, боящийся своей собственной тени и вздрагивающий при каждом громком крике, в руках он с силой сжимал пластиковую дубинку. Остальная часть сотрудников диспансера ещё не успела прийти на работу, а потому избежала включения в этот импровизированный карательный отряд. Первым пришёл в себя Олег. Он неспешно поднялся с пола и с достоинством ответил на вопрос взбешённого главврача. — Исаак Самуилович, всё, что произошло ночью было законной и адекватной реакцией на хамство и попытку рукоприкладства со стороны ваших собственных сотрудников. Прошу разобраться с их поведением и сделать соответствующие выводы. Кроме того хотелось бы, чтобы вы в дальнейшем перестали оскорблять меня и моих друзей своими необоснованными обвинениями. — Всё сказал, щенок? — злобно прошипел главврач. — Да вы меня за две недели уже достали со своими штучками. — Так подпишите наши бумаги и всё. Делов-то, — тут же вклинился в разговор Андрей. — Да вы такие же сумасшедшие, как я балерина. А уж в то, что вы вдруг воспылали внезапной страстью друг к другу, не поверит даже ребёнок. Хрен вам, а не подписанные заключения. Так, что прямая вам дорога в армию! Там из вас сделают настоящих мужчин! Главврач распылялся всё сильнее и сильнее, выкрикивая оскорбления в адрес парней. Моню он, казалось, не замечал и был немало удивлён, когда тот вышел вперёд, закрывая спиной прочих парней, и с вызовом произнёс: — Не имеете право! Мы тут все геи! — Это ещё кто? — недоуменно посмотрел на него главврач. — Новенький, вчера только поступил, — тут же принялась наушничать медсестра. — Я вам докладывала — он тут самый опасный. По документам токсикоман с неустойчивой психикой. Это он вчера Васю укусил! Только за ночь с этими спелся, теперь тоже видать хочет доказать, что пидорас. Симулянт! — Врёшь, старуха! — резко выпалил Моня и, не имея лучшего способа что-либо доказать, просто притянул к себе Андрея и страстно поцеловал. Палату окутала звенящая тишина. Моня с вызовом глядел на врача. Андрей беспорядочно хлопал ртом, пытаясь осознать, что это только что было. Олег и Иван, стояли позади обнявшись, на лицах обоих застыли победные улыбки. — Тьфу, и вправду пидорасы, — быстрей всех отошла от шока медсестра. Следом самообладание вернулось и к главврачу: — А вот это мы ещё посмотрим кто кого, — выпалил он и резко развернувшись на каблуках двинулся на выход. При этом он громким, уверенным голосом раздавал распоряжения: — Все передачи и свидания с родственниками отменить! Будут спрашивать — у нас карантин. Посадить на хлеб и воду. Клизмы утром, днём и вечером! — А если ночью опять будут орать и волновать прочих пациентов? — поинтересовалась злобная медсестра, внутренне торжествуя. — Сегодня дежурить в ночь буду я сам. И пусть хоть один из них только рот раскроет. Уж я церемониться не стану, — на секунду задержавшись в дверях, мужчина обернулся и обвёл гневным взглядом всех четверых парней. Затем брезгливо поморщился и быстрым, деловым тоном продолжил отдавать распоряжения: — Наведите тут порядок. Кровати и прочую мебель убрать, но выдайте постельное бельё и матрасы. Если не умеют обращаться с казённым имуществом, пусть спят на полу! Все личные вещи забрать и убрать в сейф, в том числе телефоны. Никакой связи с внешним миром. После чего заприте дверь в палату хорошенько. Ключ принесёте мне в кабинет! У двери поставить на пост санитара. В случае какого-то шума сразу докладывать. Стоило только голосу главврача стихнуть, как все вокруг пришли в движение. Санитары вытаскивали кровати и тумбочки, причём со всем содержимым. Уборщица убирала мусор. Дежурная медсестра, основательно покопавшись в каких-то неведомых кладовых, нашла четыре комплекта ветхого постельного белья и брезгливо швырнула его прямо на пол. — А без матрасов обойдётесь, — добавила она ехидно улыбаясь, — на полу спать полезно. Особенно в вашем возрасте! Через час дверь с лязгом захлопнулась, оставляя всех четверых парней посреди абсолютно пустой палаты. Хорошо хоть туалет был отдельный, правда вынесли из него всё, вплоть до мыла и туалетной бумаги. Лишь по непонятной причине оставили старую швабру. — Чем вы им так не угодили, особенно главврачу? — удивился Моня. — Ведь не может же быть, чтобы всё это только из-за ночных событий? — Конечно не только, — ухмыльнулся Андрей, — мы за две недели их тут всех основательно достали. И главврача в первую очередь. Думаешь, почему мы вообще оказались в палате с запорами на этаже, где содержат буйных? — Что же вы сделали? — живо заинтересовался наш герой. Андрей сел по-турецки прямо на пол и принялся неспешно рассказывать историю их с друзьями непростых взаимоотношений с местным руководителем. — Когда мы сюда поступили, нас, как и прочих желающих увильнуть от отдачи священного долга родине, поместили в большой палате на первом этаже. Настоящий стадион на сорок коек. Постоянно кто-то прибывает-убывает, жизнь кипит во всех её проявлениях. Хотя там было по своему весело, да и можно было свободно гулять, посещать столовую и даже сбегать до соседнего магазина, если захотелось чего-нибудь вкусненького. Но как только Олег и Иван открыто заявили, что они геи, главврач как с цепи сорвался. Орал, что выведет их на чистую воду, что заставит родину уважать, ну и так далее, всего и не упомнишь теперь. Мы, конечно, огрызались в меру сил, но возможность отплатить этому козлу появилась только на третий день. Это случилось в субботу. Персонала было мало, но главврач не предавался заслуженному отдыху у себя дома, а находился на рабочем месте. Вроде какая-то проверка ожидалась, и он засиживался допоздна. Более того, как мы вскоре узнали, в этот день у него был день рождения. Да не простой, а солидный юбилей — пятьдесят лет. И чего он тогда домой или в ресторан не ушёл праздновать с роднёй до сих пор не знаю, но факт остаётся фактом: всё его многочисленное семейство припёрлось сюда, чтобы поздравить заработавшегося родственника. Никогда не думал, что у одного человека может быть столько родни. Возглавляла процессию типичная еврейская бабушка на каталке, бойкая, говорливая и донельзя властная. За ней тянулись в вперемешку три десятка женщин и мужчин возраста от двадцати до шестидесяти. В завершении следовала толпа ребятишек от мала до велика в количестве под полусотню. Внутренний двор нашего диспансера превратился в филиал ада. Взрослые говорили многочисленные пафосные речи и поздравляли юбиляра, суля многие лета, богатство и семейное счастье. В завершении всего этого бедлама дети завели вокруг главврача хоровод, громко распевая: «Мы Шпиталь-ники!!! Мы Шпиталь-ники!!!» Потом снова заумные речи и пение того же незамысловатого текста с хороводом. И снова, и снова, и снова… Продолжалось это до захода солнца. К концу в хороводе уже участвовали и взрослые, а бабка на каталке дирижировала всем этим разноголосым хором. — А кто такие Шпитальники-то? — переспросил Моня. — Шпитальник Исаак Самуилович, так главврача зовут. То есть это они так свою фамилию голосили, — рассмеялся Андрей. — Прикольно, да? — Ужас! — коротко прокомментировал Моня. — Но это ещё не конец истории. Мы с друзьями покумекали, взвесили всё и решили отплатить главврачу за его многочисленные нападки. На следующий день, когда он появился в общей столовой начался наш импровизированный флешмоб. Все присутствующие, а их было не меньше чем родственников накануне, завели песню: «Мы хотим стать Шпитальниками!». Я тогда громче всех голосил. Эх, видел бы ты лицо главврача в этот момент. Он готов был провалиться на месте. Ух, и повеселились же мы… — А дальше что было? — Дальше уже не так весело. Выяснить, кто подговорил большую часть местных психов на этот номер, большого труда не составило. Война перешла в горячую фазу. Нас перевели в эту палату и стали по всяческому притеснять. У главврача появилась идея фикс — добиться, чтобы мы сами признали себя здоровыми и от безысходности отправились отдавать долг родине. Пока, правда, держимся! Я вот даже с тех пор раз дня в два устраиваю ночные концерты. Ну да ты в курсе уже… Всё надеюсь, что всем это надоест и нас отпустят восвояси. Одного не могу понять, тебя то за что к нам? — Не знаю! — недоверчиво пропищал Моня. — Я ведь даже с врачом не успел побеседовать. Сразу сюда распределили. — А вот я догадываюсь, — откликнулся Иван, который всё это время внимательно слушал рассказ друга. — Думаю, из тебя хотели сделать стукача. Чтобы ты докладывал обо всём, что тут происходит и в случае чего, был свидетелем нашей вменяемости. Только боюсь, они совсем не ожидали, что ты так быстро вольёшься в наш дружный коллектив. — Я бы всё равно не стал таким заниматься! — с вызовом ответил Моня, внутренне содрогаясь от подобных предположений в свой адрес. — Это мерзко и бесчестно! — Никогда не говори, никогда, — глубокомысленно ответил Иван. — Хотя после вчерашнего, боюсь, тебя уже не простят. Как ты заправски укусил санитара! Блеск! А эту грымзу, медсестру, как паковал? Да теперь ты для неё враг номер один! За один день всех нас переплюнул. Хотя главврач на тебя вроде ещё зла не имеет — есть возможность спастись. — Т-с-с! — прервал словоизлияния друзей Олег, который уже некоторое время, маячил у открытого настежь окна и прислушивался к чему-то. — Тихо вы! Лучше идите сюда! Парни тут же подошли к окну и настороженно замерли. Откуда-то доносились приглушённые голоса. Причём объектом разговора выступали как раз они. — Кабинет главврача прямо над нами, — шёпотом пояснил Олег. — У него, наверное, тоже окно открыто. Слушайте! Друзья моментально притихли, максимально выставив головы в приоткрытое окно. — Исаак Самуилович, это не может так дольше продолжаться. Эти четверо ставят под сомнение весь ваш авторитет в диспансере, — послышался голос медсестры. — А самый неприятный из них — новенький. Настоящий псих! Он оскорбил меня — такое не прощается. Вы знаете, о чём я говорю! Нужно сделать из него показательную жертву, чтоб другим неповадно было. — Ну что вы, Вера, зачем такие крайности, — отозвался сам владелец кабинета. — Я уверен, что парень ни в чём не повинен. Просто по молодости и неопытности связался не с теми людьми. Это будет легко исправить. Меня больше беспокоит остальная тройка. У двоих из них очень влиятельные родители. До сих пор не понимаю, почему они просто не купили своим чадам эту отсрочку от армии. Мне уже звонили сверху и интересовались, почему их так долго удерживают здесь. — Маменькины сынки, тьфу. Исаак Самуилович, давайте обмен? Я добьюсь, чтобы эта тройка у вас в коленях ползала и прощения просила, а вы мне отдадите четвёртого. У меня на него собственные планы. — И как же вы этого добьётесь? — У меня свои методы! Так как? По рукам? Некоторое время продолжалось молчание, прерываемое лишь звуками шуршащей бумаги да невнятным бормотанием. — У Таньянова даже родственников в городе нет, — наконец нарушил тишину главврач. — Такой пропадёт, никто и не хватится. — Означает ли это ваше согласие? — Не понимаю о чём вы, Вера! Это было бы должностное преступление! Немыслимо! Хотя… в память о нашей долгой совместной работе, почему бы не сделать вам любезность. Когда пациент Таньянов вдруг исчезнет, я вполне могу подписать бумагу о его бегстве из диспансера в неизвестном направлении. Как вам известно, у нас периодически бывают такие случаи. Обычно правда это случается с теми нашими пациентами, у которых есть квартиры, но отсутствуют какие-либо родственники. Но почему бы не разбавить эту не очень хорошую статистику молодым парнем? Он ведь действительно может сбежать в любой момент… Но вначале меня волнуют трое других! — Хорошо, что мы поняли друг друга! — облегчённо заявила медсестра и заливисто рассмеялась. После подслушанного разговора, лица друзей омрачила вся гамма безрадостных переживаний. Они оказались заперты и лишены всех возможных средств коммуникаций с внешним миром. Оставалось, правда, окно… Но много ли внимания обратят прохожие на взывающих о помощи из здания психоневралгического диспансера? Ответ напрашивался сам собой. Моне было особенно грустно. И чем он только так разозлил старую медсестру? А ведь в голосе её было столько ненависти, что становилось ясно, так просто она парня в покое не оставит. Ещё и эти намёки на пропавших пациентов. Ой, не в бега они подались… Правда, несмотря ни на что, он нисколько не жалел, что вмешался в ночную битву. — С этого момента не расстаёмся ни на миг, — сказал Олег, как самый рассудительный из друзей. — Если они что-то предпримут, то либо сегодня ночью, либо завтра днём. Времени у наших врагов не так много. Скоро начнут волноваться родственники. Уж мои-то точно тут камня на камне не оставят, если что-то случится. — Мы-то ладно, я вот за Моню переживаю, — отозвался Андрей. — Только-только парня хорошего повстречал, перспективы наметились, и на тебе… — Не дрейфь раньше времени, — отозвался Иван. — Отобьёмся! В защите всегда легче, чем в нападении. — А вот в защите нам сидеть не стоит. Войны выигрывают только атаками, — отозвался Моня, сильно взволнованный смутными угрозами медсестры. — Он прав! Мы должны атаковать. Раз за разом, опять и опять, снова и снова… Так, чтобы наши противники постоянно ожидали очередного удара и у них не было времени на ответные действия, — присоединился к мнению нашего героя Олег. — Как тут атаковать? — спросил Андрей, скептически разводя руками. — Мы заперты в пустой палате без какой-либо связи с внешним миром или даже намёка на оружие. Тут даже стула ни одного нет, чтоб отмахиваться в случае чего. — Зато есть старая швабра, — отозвался Иван, который уже успел осмотреть всё содержимое как самой палаты, так и прилегающего санузла. — Одна на всех, да и то столь хлипкая, что сломается при первом сильном ударе, — не сдержал скепсиса Андрей. — Есть ещё постельное бельё. Если его связать получится длинная верёвка. До земли достанет, — выдвинул неожиданную идею Олег. — Перечитал ты приключенческих романов дружище, — нервно рассмеялся Андрей. — Про решётки на окнах забыл? А они тут на славу сделаны. Без инструмента не сломаешь. Или у тебя припасена пила по металлу? — Нет. Но что же тогда делать? Неужели всё напрасно? Моня, последние несколько минут, что-то напряжённо обдумывал, вертя в руках ту самую швабру. Внезапно он резко тряхнул головой и спросил: — Как думаете, главврач в курсе, что наше окно находится прямо под его кабинетом? — Вряд ли он обращает внимание на такие мелочи, — задумчиво ответил Олег. После чего добавил: — У тебя появилась какая-то идея? — Да! Только не уверен, что всё получится. К тому же очень многое зависит от поведения нашего врага, а точнее от того насколько он впечатлительный. Кстати, а кто его замещает во время отсутствия? — Борисов Виктор Петрович — мировой мужик, — тут же откликнулся Андрей. — Вот если бы он тут всем заведовал, мы бы давно с подписанными белыми билетами по домам валялись, а не местную баланду хлебали. — Так что именно ты придумал? — переспросил Олег. — В общем, слушайте… Парни сбились в кружок и Моня шёпотом принялся излагать им подробности своего плана под кодовым названием: «Доведи врага до ручки». Через полчаса план был обсуждён во всех деталях и одобрен всеми присутствующими. Для его реализации оставалось дождаться ночи. — Главное, чтобы медсестра не начала действовать до утра, — подвёл итог обсуждения Олег. — Я узнавал, она на смену заступает только завтра утром, — радостно заявил Андрей. — Так что эта ночь за нами. Покажем им, где раки зимуют? Была глубокая ночь. Лунный свет серебрил стены психдиспансера, усиливая ощущение безысходности и страдания, исходящее от этого здания. Окна казались тёмными провалами, ведущими прямо в бездну людского горя и мук. Психи уже давно спали по своим койкам, как и большая часть дежурного медперсонала. Лишь в одном кабинете на самом последнем этаже яркими огнями горел свет, дарящий слабую надежду, словно маяк для заблудившегося морехода в бурю. Это был кабинет главного врача этой юдоли скорби и печали. Шпитальник Исаак Самуилович засиделся за бумагами и даже не думал о том, чтобы отправиться в объятия Морфея. Сейчас, когда подчинённые не донимали расспросами и проблемами, появилось время всерьёз заняться срочными делами, требующими глубокой концентрации и полного сосредоточения сил. В первую очередь составлением черновика служебной записки для руководства о «бегстве» одного из пациентов. В том, что медсестра сделает своё дело и избавит его от неугомонной троицы, он нисколько не сомневался. Жизнь пациента Таньянова не такая большая плата, за столь серьёзную услугу. Не первый «беглец», да и не последний в истории данного медицинского заведения. Вполне возможно, что дело уже сделано и утром во время обхода он «случайно» обнаружит исчезновение парня, а оставшаяся троица будет жалостливо умолять о пощаде, стоя на коленях и проливая горючие слёзы. Это будет момент его триумфа! Как же он мечтал об этом, как грезил несбыточным. С того самого момента, как эти трое посмели столь жестоко посмеяться над ним, Исаак Самуилович не знал покоя. Мужчина как раз смаковал фразу «… пациент, понимая всю бесперспективность дальнейших попыток получить отсрочку от армии в вверенном мне учреждении, сбежал в неизвестном направлении», когда краем глаза заметил какое-то движение со стороны окна. Однако брошенный взгляд не различил ничего необычного. — Показалось, — мысленно решил он. Исаак Самуилович вновь погрузился в обдумывание своей записки, когда движение повторилось. В этот раз он готов был поклясться, что за окном пролетело что-то большое и белое. Мужчина нехотя поднялся и подошёл к окну. Он отдёрнул старый, ещё советских времён, тюль и посмотрел наружу. Картина была привычной: грязный двор, освещаемый тусклыми фонарями да огоньки далёких жилых домов. По дороге медленно ползли точки редких автомобилей, издававших далёкий, еле слышный рокот. — Чего только не померещится? — прошептал он, несколько раз закрывая и открывая глаза. — Нет, положительно, закончу с этим делом и напишу заявление на отпуск. Хватит! Отправлюсь в жаркие страны. Тёплое море, терпкое вино и доступные женщины… Что может быть лучше для уставшего организма? Он развернулся и двинулся к своему столу, намереваясь быстро закончить с бумагами и лечь спать. Мечты унесли его уже под яркие лучи южного солнца, где можно на время забыть обо всех проблемах и переживаниях. За спиной неожиданно раздался звон бьющегося стекла. В помещение ворвался прохладный ветерок, который подхватил бумаги со стола и расшвырял их по кабинету. Мужчина вновь рванул к окну, но на половине пути настороженно остановился, напряжённо разглядывая многочисленные трещины на оконном стекле, расходящиеся вокруг круглого, сантиметров пяти в диаметре, отверстия. Неужели, кто-то разбил окно камнем? Вроде не время для подобных шалостей. Да и час поздний — все дети давно спят. Надо было собрать бумаги, заткнуть чем-то отверстие и после этого вновь вернуться к докладу, но вместо этого какая-то непонятная сила толкнула Исаака Самуиловича к окну. Он ещё раз внимательно осмотрел внутренний двор и ближайшую улицу, но так и не смог разглядеть ни одной живой души. Однако на сердце почему-то было неспокойно, а руки подрагивали от напряжения. В этот момент ночную тишину разрезал громкий душераздирающий вой. Он отдалённо напоминал собачий, но мужчина почему-то твёрдо знал, что живое существо так выть не может. От этого звука немногочисленные волосы на голове встали дыбом, а тело невольно охватила нервная дрожь. — Бред, я просто устал, — тряся головой, повторял главврач, старательно убеждая себя, что это просто ему кажется. — Точно, пора в отпуск. Он с силой зажмурил глаза и ущипнул себя за кисть левой руки. А когда распахнул их, вновь успел увидеть белое бесформенное нечто проплывающее мимо окна. И это нечто как-то странно, надменно-печально улыбалось ему. Ноги невольно подогнулись, и мужчина опустился на пол. Сердце напряжённо стукнуло и замерло. Главврач безвольно хлопал ртом, пытаясь закричать от ужаса, но воздуха не хватало. А за окном вновь была всепоглощающая чернота ночи. Исаак Самуилович вглядывался в темноту и никак не мог решиться вновь подойти к разбитому окну. Что он там увидит? Моментально вспомнилось то, с какой лёгкостью он согласился подарить жизнь Мони этой страшной женщине. — Ведь не мог же это быть призрак? — чуть слышно прошептал он, тут же раз за разом осеняя себя крестным знамением и бормоча «Отче наш». Только после этого он вспомнил, что вроде как еврей, а не христианин, но было уже поздно, что-либо исправлять. — Убийца! — раздался тихий еле слышный шёпот в ответ. Казалось, что отвечает сама ночь, бездонная и бесконечная в своей черноте. — Я никого не убил! — выкрикнул мужчина в темноту. Сердце его отчаянно колотилось, руки тряслись, а попытка подняться с пола обернулась очередным падением. — Убил… убил… убил… — словно эхо, отозвался шёпот. В окне опять проплыла белая фигура с скорбными глазами-точками и всё той же странной, ни на что не похожей улыбкой. Не в силах совладать с нахлынувшим ужасом главврач на карачках выполз из кабинета, захлопнул снаружи дверь и безвольно привалился к ней спиной. — Не может быть, — чуть ли не плача повторял он, все ещё не в силах унять сердцебиение. Лишь через полчаса он нашёл в себе силы встать и нетвёрдой походкой двинуться в направлении лестницы. О возвращении в кабинет не могло быть и речи. Пытаясь унять предательскую дрожь, он спрятал руки в карманы халата. Правая рука ухватилась за что-то холодное. — Ключ… от их палаты, — заботливо напомнило подсознание. Это немного отрезвило мужчину. И хотя он уже почти спустился до первого этажа, решительно развернулся и поплёлся вновь наверх. Через минуту он уже открывал дверь палаты, где размещались парни. Включив свет и зайдя в комнату, Исаак Самуилович пристально огляделся. Картина, открывшаяся его взору, была вполне обыденной. Прямо на полу в ворохе простыней и одеял, переплетаясь конечностями, спали трое его врагов. От яркого света они моментально проснулись и теперь недоуменно щурились ещё не привыкшими к свету глазами. Лица их выражали полное непонимание происходящего, смешанное с раздражением от потревоженного сна. — Где пациент Таньянов? — дрожащим голосом спросил мужчина. — Так его медсестра ещё вечером увела на процедуры. Сказала по вашему распоряжению, — откликнулся Олег. И после паузы добавил: — Какие только процедуры могут быть ночью? Непонятно… Исаак Самуилович много раз попадал в щекотливые ситуации, но сейчас впервые почувствовал всю безысходность происходящего. Неужели медсестра решила его подставить? Да как она посмела избавиться от парня, до того, как выполнит обещанное. Или она надеялась, что всё это сойдёт ей с рук? Ну, уж нет, не дождётся! Мужчина уже готовился разразиться длинной речью, выразить своё непонимание и озабоченность, а самое главное — обозначить, что он никаких распоряжений не давал. В этот момент откуда-то из-за спины раздался тихий еле слышный шёпот: «Убийца…» — Вы слышали? Слышали? — нервно взвизгнул мужчина, вертясь на месте и выискивая источник звука. — Что слышали? На мужчину уставились три пары настороженных глаз. — Голос! — многозначительно заявил доктор, всё ещё озираясь по сторонам. — Ничего я не слышал. Да и вообще ночь на дворе, хотелось бы выспаться, — безапелляционно заявил Андрей, дополнив своё заявление протяжным зевком. «За что? Убил… За что? Приговорил… Я хотел жить… любить… Я верил… Я надеялся… Я страдал…» — послышался вслед всё тот же безликий шёпот. Исаак Самуилович ещё раз громко взвизгнул, заткнул уши указательными пальцами, чтобы только ничего не слышать и рванул на выход, даже не озаботившись тем, чтобы запереть дверь палаты. Он стремглав преодолел лестницу, выскочил на улицу и, петляя, побежал прочь от здания психоневрологического диспансера. При этом он то и дело шарахался из стороны в сторону, пугаясь каждой тени, и нервно вскрикивал. Изредка ночную тишину сотрясал взрыв истерического смеха, который тут же сменялся испуганными воплями. Все трое друзей сгрудившись у окна, смеясь, наблюдали за этим поспешным бегством своего главного врага. Победа была полной и безоговорочной! — У-у-у, я злой призрак, — раздался из-за их спин смешливый возглас Мони, который как раз вышел из санузла. В руках он держал старую швабру с натянутой на неё простынёй. На белоснежной поверхности были нарисованы две точки глаз и та самая странная, ни на что не похожая, кривоватая улыбка. Ну, а что поделать, если у Мони в самый ответственный момент рука дрогнула? А всё потому, что кто-то в этот ответственный момент решил погладить его по филейной части. Зато сам да Винчи бы обзавидовался… Через несколько часов, когда первые проблески восходящего солнца уже появились на горизонте, полицейская машина доставила в диспансер нового пациента, который к изумлению сопровождавших его сотрудников правоохранительных органов оказался местным главным врачом. Связанный мужчина нервно что-то бормотал себе под нос, обильно пускал слюни и дико вращал глазами, совершенно не реагируя на обращённые к нему вопросы. О том, где его задержали, полицейские предпочли не распространяться, объяснив всё тайной следствия. Однако отметили, что прежде чем впасть в такое состояние, мужчина успел рассказать очень многое, в том числе пролил свет на целый ряд висящих на отделе с незапамятных времён преступлений, а также пояснил несколько исчезновений, произошедших за последние несколько лет среди пациентов диспансера. Они тут же поинтересовались, где находится одна из медсестёр. Выяснив, что на смену она ещё не заступила и должна быть дома, полицейские спешно удалились. Стоит ли говорить, что вездесущая медсестра в диспансере больше так и не появилась, а исполняющим обязанности главного врача в тот же день был назначен столь высоко ценимый Андреем за свой профессионализм и добросердечие Борисов Виктор Петрович. Вечером того же дня он вызвал всех четверых парней к себе в кабинет и пряча улыбку в густых, рыжих усах завёл свою речь. — Я не знаю, как вы добились такого результата с Исааком Самуиловичем, да и не хочу знать. Пусть это останется на вашей совести. Меня же больше волнует ваше нахождение во вменённой мне больнице. — Так может, отпустите нас уже? — тут же встрял Андрей. — Подпишете наши бумаги, да и отправите по домам. Чего Вам стоит? — Я врач! — гордо ответил мужчина. — И никогда не буду подписывать заведомую ложь. Пусть вы тысячу раз геи, но никаких психических отклонений тут нет. Однако, понимая всю тяжесть Вашего положения, а также в качестве награды за заслуги, оказанные данному учреждению, я готов пойти на некоторые уступки. С этими словами врач достал из выдвижного ящика стола листок бумаги, весь исписанный текстом. Снизу красовалась широкая роспись предыдущего главврача и круглая больничная печать. — На этом документе в военкомат не проставлена фамилия. Вы можете вписать сюда любое из ваших имён, но только одно. Подпись тут Исаака Самуиловича, так что совесть моя будет чиста. А ему уже ничто не помешает, по крайней мере в ближайшие год-два. Диагноз самый что ни на есть обычный. Даже на учёт не поставят по нашему ведомству, но в армию не возьмут. На большее можете даже не рассчитывать. Парни растерялись, недоуменно переглядываясь меж собой. Вожделенный документ, добытый с таким трудом, манил, звал, будоражил фантазию. Но он был только один, а их четверо. Врач же недолго думая протянул лист к ближе всех сидящему к нему Олегу. — Это весьма много, для просто парня студента, но мало для сына одного из богатейших людей города, — начал свою речь Олег, как самый опытный и рассудительный из парней. — Я отказываюсь от Вашего предложения в пользу моих друзей. Думаю, обратившись к отцу я добьюсь того же гораздо легче. — Я вас понимаю, юноша, — охотно согласился врач, протягивая бумагу Ивану. — Вы знаете, я тут подумал, — искренне улыбнувшись, заявил Иван, — и решил, что армия не так и страшна. К тому же я решил связать свою будущую жизнь с профессией, в которой служба может оказаться полезна. После чего он бросил лукавый взгляд на сидящего рядом Олега и тихо спросил: — Ты ведь меня будешь ждать? — Куда я от тебя денусь, — тепло улыбнулся Олег в ответ. — Да и год не такой большой срок, у нас вся жизнь впереди. — Хорошо, — легко согласился врач и пристально посмотрел на двух оставшихся парней. — Ну, а вы, что скажете? — Знаете, в этой больнице, я встретил самого дорогого для меня человека, — заговорил Андрей. — К тому же именно он своими идеями заслужил эту бумагу более всех нас. Он помог в безвыходной ситуации и поступил честно, хотя мог бы отсидеться в стороне. Так что вписывайте смело туда фамилию Таньянова. Он самый достойный из нас. — А как же вы, молодой человек? — заинтересованно спросил врач. — Неужели тоже собрались отдать свой священный долг родине? — Ну, уж нет, — рассмеялся Андрей, подмигнув смущающемуся Моне. — У меня ещё по бумагам плоскостопие, астма и энурез. Где-нибудь да выгорит! На этом история о трёх сумасшедших заканчивается. Моня, получив вожделенную бумагу, через год восстановился в ВУЗе. Теперь у него был любимый парень и соблазны большого города уже не так мешали учёбе. Олег дождался Ивана из армии. Теперь они представляют из себя самую счастливую пару, бережно и трепетно сохраняя свои отношения от любых дрязг и ссор. Бывший главврач так и остался в больнице в качестве пациента. С тех пор он стал бояться темноты и заимел привычку ясными летними ночами выть на Луну. Медсестру долго таскали по судам за все старые грешки и махинации, которые удалось раскопать. Но в итоге она так и не дожила до приговора. Её убил один из пострадавших, чьего брата она в своё время погубила. А Андрей, найдя в Моне своё истинное счастье, искренне радовался, что в своё время друзья не взяли его в свою компанию третьим. Ведь любовь она всегда на двоих! Сказка была рассказана, дело сделано. Оглядев комнату, я понял, что хотя бы половины поставленной цели достиг. Илья протяжно зевал, потирая рукой слипающиеся глаза, а вот Гарик уже во всю дрых, по-детски свернувшись клубочком на нашей кровати и зачем-то засунув в рот большой палец правой руки. — Валим отсюда по тихому, — тихо прошептал я Илье и, стараясь не шуметь, сам двинулся на кухню. Оказавшись на месте и прикрыв кухонную дверь, я включи свет и шёпотом продолжил: — На сегодня отбой тревоги. Если твой протеже утром будет спрашивать, скажешь, что мы его будили, но он ни в какую не хотел просыпаться. Сам виноват, короче. Ещё можешь его обвинить, что из-за него мы сами остались без секса. Пусть чувствует себя виноватым. — Но ведь завтра он опять тогда захочет, это только отсрочка — с сомнением в голосе сказал Илья. — Ничего, на завтра у меня ещё сказка заготовлена! — А если не уснёт опять? — Ну я ж не просто сказки рассказываю, а со смыслом, вот тогда буду давить на чувства. Не бойся — прорвёмся. Враг будет повержен! — успокоил я любимого. — А спать мы где будем, господин великий стратег? — съехидничал Илья. — Наша кровать занята врагом. — Ты на диване, а я на полу. На войне, как на войне, — решительно ответил я, мысленно представляя, как утром будет болеть спина * * * Следующий день начался неплохо. Илья с раннего утра вылил на голову Гарика тонну упрёков за сорванный вечер. Сколько тот не отнекивался и не убеждал, что у него очень чуткий сон, мой любимый был не умолим. Довершил разгром противника он коронной фразой: — Если в следующий раз опять уснешь, буду считать условия спора выполненными. — Я постараюсь, — робко ответил чудик, опять пряча глаза в пол. — А когда он будет следующий раз? — Сегодня вечером! — вклинился в разговор я. — Отпрашивайся у мамочки на всю ночь! — И опять будет сказка? — спросил он, заикаясь. — Может лучше сразу… — Будет! Тебя ждёт сказка о навязчивом друге!21. Сказка о трёх сумасшедших
21 января 2018 г. в 13:22