Вьется дорога в облака

— Я пришел, — ответил Алексей и покачал головой. Он оступился. Нет, он свернул, и назад дороги не будет. Ни для него, ни для Яшки. Если у Бога он сможет вымолить прощение за убийство, то человеческие законы его не простят. Что теперь? Куда им идти, как забыть о том, что случилось? Его мучило предстоящее будущее. Но он не сожалел об убитых. Они получили по заслугам, и теперь будут отвечать за свои грехи перед высшим судом. Яша бесцельно бродил вокруг трупов, его лицо казалось спокойным, и только во взгляде виделось кромешное безумие. — Нам надо уходить, — наконец произнес Алексей. — Приедет полиция, — кивнул Яков. — Если только сержант Сальников не ебет дядьку Гришку, — его рот расплылся в беззубой улыбке, и он рассмеялся. — Тогда они не скоро явятся. Алексей поднял голову, чувствуя неприятный холод от его слов. Яков говорил и выражался, как и его отчим – а ведь раньше он был умным, вежливым и обходительным юношей. — Не говори так, — попросил он. — Как? — в глазах Якова показалось раздражение. Он взмахнул руками, и сейчас Алексей четко увидел на них ярко-красную кровь. — Как мне не говорить, мой ангел-хранитель? — Я не ангел. — Именно! Ты дьявол, что явился, чтобы покарать этих ублюдков. — Яша, — губы расстроено дрогнули, он не хотел, чтобы омега так о нем думал. — Если нет... Если нет! — внезапно закричал Яков, бросился к окну и мгновенно взобрался на подоконник. Врезавшись в грязное стекло, он оставил на нем окровавленные отпечатки ладоней и замер. — Если ты ангел, расправь свои крылья сейчас же и унеси меня отсюда. Пожалуйста, сделай это скорей. Он дыхнул на стекло и на запотевшем следе написал «выход». Но двери не раскрылись, не впустили его в небесный рай, за его спиной все так же лежали четыре трупа. Яков стукнулся лбом о стекло и медленно развернувшись, осел на подоконник. На окне остались длинные красные следы от его пальцев, стершие надпись. Столько боли было в его взгляде, боли, отчаянья и надежды, что что-то действительно можно исправить. Но прошлое невозможно изменить. Алексей с трудом отвел от него взгляд. В комнате омерзительно пахло смертью и страхом. Яшкиным страхом, и теперь Алексей отчетливо понимал, что ехал сюда, чтобы не спасать своего омегу, а отомстить. И то, что он сделал с этими альфами – это лишь малая часть того, что ему хотелось с ними сделать. А Яшу… Яшу нужно будет лечить и восстанавливать еще очень долго. Вытягивать из кошмаров, смывать отпечатки чужих рук и стирать воспоминания. Стирать их из измученного разума омеги... И из своего. Потому что Алексей до конца своих дней будет помнить то, что случилось с его парой, и то, что он не смог помочь ему, когда он в этом действительно нуждался. Сердце снова зашлось в бешеном стуке, язык пересох, и Алексей вытащил из рюкзака коробку с инсулином, вспоминая про свой диабет. Сахар подскочил еще пару часов назад, но он забегался, не обращая на это внимание. Хорошо, что не ел, это спасло его от обморока. — Что мы будем делать теперь? — спросил Яков в пустоту, следя как точными движениями, Алексей делает себе инъекцию. — А можно и мне укольчик? — Это инсулин. — Жаль, — вздохнул парень, и Алексей удивленно взглянул на него, с отвращением понимая, что Саша мог усмирять пасынка не только побоями. — Поедем в Москву, там мой брат, он нам непременно поможет! — Он тоже будет меня насиловать? — Нет! — Алексей сказал это слишком громко и немного испуганно. Яков все так же улыбался, гуляя глазами по оставленным на полу телам. Смогут ли они добраться до Москвы и встретиться с братом? Представить было трудно. Сейчас, когда на совести священника висели убийства, он понимал, что больше никогда не сможет вернуться в церковь, не сможет врать самому себе. Вера пошатнулась, и причиной тому были не только безнаказанные издевательства отчима над Яковом, но и собственные проступки Алексея. Он ошибался и не раз, оступался, будучи подростком, грешил, состоя на службе, а теперь совершил убийство. Но небеса не разверзлись, не уничтожили его на месте. Он все так же ждал кары, но от бога нельзя дождаться ни милости, ни наказания. А вот люди наказывать умеют. За окном раздался короткий писк сирены, и Яков встрепенулся. — Собери документы и теплые вещи, — велел Алексей, пытаясь подняться. Тело все еще было тяжелым, и раны на спине и руке жгли огнем. — Я попробую найти немного еды. Сборы заняли не более минуты, но когда Алексей открыл входную дверь, на лестнице слышались тихие пугливые шаги. Полиция не спешила в заброшенный дом, где звучали выстрелы. Никому не хотелось быть убитым. Быстро втолкнув Якова назад в квартиру, он повел его в спальню к окну. Руки действовали, словно во сне, альфа видел, как они шевелиться, но не понимал зачем. Окно раскрылось, и Алексей подтолкнул Якова к пожарной лестнице, придерживая за руку. Парень довольно ловко спустился, спрыгнул на грязную почву и чуть пошатываясь, отошел к стене. Следом стал спускаться Алексей, но когда приземлялся, подвернул ногу и неловко присел в грязь, пачкая и без того замаранную одежду. — Тише, тише, — зашептал он сам себе, принимая протянутую руку омеги. — Эй, там! — раздалось из-за угла. Один из полицейских обходил дом и, заметив парочку, стал кричать, указывать на них фонариком и подзывать остальных. Раздался выстрел, и Алексей интуитивно втянул голову в плечи и попытался прикрыть собой Якова. Но полицейский давал предупредительный выстрел в воздух и привлекал внимание других. Алексей рванул к междугороднему шоссе, но Яков потянул за собой в сторону реки. Побег в абсолютной темноте, по незнакомому району сбил с толку. Алексей заблудился, полностью доверившись своему омеге. Тот сначала твердо указывал дорогу, но быстро запыхался, пытался где-то присесть, а когда они добрались до железнодорожных путей, за которым густой стеной стоял лес и вовсе предложил прилечь. Но за спиной не отставая, маячила полиция. — Не сейчас, милый, — Алексей подхватил его на руки, невольно вскрикнув от отразившейся в плече боли и побежал в лес. В темноте, неизвестности, чувствуя спиной приближения преследователя, Алексей бежал, не разбирая дороги. Лес казался мрачной громадиной, поглотившей их навсегда. Дороги назад больше не существовало, и Алексей знал, что вернуться домой или к нормальной жизни они уже не смогут. В квартире с четырьмя трупами найдут его отпечатки, свяжут их со старыми преступлениями, и купить билеты на поезд он не сможет. И тем более не сможет уехать за границу. Оставалось лишь надеяться, что не слишком оперативные российские правоохранители позволят им выехать из города, прежде чем личность Алексея установят. Что будет дальше? Уже не имело значения. Главное он забрал Яшку, отомстил его насильникам и как-нибудь справиться с остальным. Яков тяжелой ношей давил на шею, после комы и побоев руки отказывались подчиняться, но отпустить его было нельзя – омега с трудом дышал и вряд ли смог бы продолжить бежать. Полиция за ними в лес не последовала, Алексей видел, что они остановились за железнодорожным полотном, словно в ожидании. А потом туда подъехало еще три машины. Если Алексея сочтут достаточно опасным, вызовут кинологов с собаками, и тогда им точно конец. Если же решат, что он – один из местных наркоманов, продолжат преследование утром. За три года бродяжничества Алексей их стратегии выучил. Хоть и прошло десять лет – мало чего изменилось. — Отсюда километра три, четыре и будет мост через Кубань, — тихо произнес Яков. — Но мы до него не доберемся, там овраги такие, что и днем ходить тяжело. Зато если к городу ближе пойдем, там будет дачный поселок на берегу реки. Домов на пять. Зимой в нем никто не живет. Алексей кивнул и, остановившись, прислонился к дереву. Ноги уже не держали, а рук он и вовсе не чувствовал. Накатила усталость и обида – пришел спаситель хренов, втянул омегу из одной неприятности в другую. А ведь должен был помочь Яшке, дать ему шанс на новую жизнь... — Ничего, ничего, — сказал он больше для себя, — я все исправлю, все наладиться... — Спасибо, — Яков прижался к нему, болезненно облокачиваясь на ноющее плечо, — спасибо, что забрал меня оттуда, спасибо что пришел и сейчас рядом. — Не благодари пока... — Нет, сейчас самое время, Лешенька, не вини себя ни в чем, — Яков, словно его мысли слышал, вытаскивал его страхи и находил слова, чтобы избавить от гложущей вины. Алексей тяжело вздохнул и осел на ледяную землю. От слов Якова стало еще тяжелее. Словно омега не понимал, в какую пропасть затянул он их обоих. Но не было стыда за убийства, была злость на себя, от того, что вышло все слишком спонтанно и не продуманно. — То, что сейчас – в тысячи раз лучше, поверь, — омега поцеловал его в уголок губ, и сердце завыло от болезненной нежности. — Я все исправлю! — с отчаяньем пообещал он. — Как эти ублюдки могли поступить так с тобой, как они могли... — спрятав лицо рядом с шеей Якова, Алексей рвано вдохнул приятный аромат молочного шоколада и попытался справиться с накатившими воспоминаниями и сопровождающим их гневом. Слишком легко они все умерли, слишком легко отделались. Если бы Алексей все продумал, дал себе время на подготовку, он бы мучил уродов... — Не думай об этом, — Яков мягко огладил его по голове, помогая успокоиться. Только в глазах омеги не было покоя. Из омеги на Алексея смотрела поглощающая пустота. С трудом поднявшись, они продолжил путь. До домиков добрались после двух ночи. Маленькое селение располагалась метрах в ста от реки. Алексей не видел Кубань за высокими елями, но слышал рев ледяного зимнего потока и чувствовал освежающий запах воды. Все домики были заперты, на воротах весели амбарные замки, но постройки были старые, советского типа и за одним из заборов Алексей углядел летнюю кухню. Они быстро перелезли через ограждение, Алексей разбил окошко и помог Якову забраться внутрь, а потом омега открыл раненному альфе двери. Тело от холода и усталости задеревенело, хотелось свалиться на постель и забыть обо всем. Рана на плече жгла огнем, проще было руку оторвать, чем терпеть стучащую боль, но обыскав домик, Алексей не нашел даже зеленки. Летнюю кухню, похоже, редко использовали, помещение было пыльным и маленьким. Зато в нем была газовая плита и полупустой газовый баллон. Большую часть стены занимал видавший виды диван с продавленными пружинами и поеденной молью обивкой. Под окнами толпились ящики, комоды и тумбы набитые старьем и ненужным барахлом. Заброшенное на зиму жилище было холодным и влажным. Алексей включил газ и поджёг конфорку, собираясь хоть немного обогреть их. Рядом с плитой стоял помятый чайник с желто-коричневыми боками, но воды в кухоньке не было. Яков отыскал в одном из ящиков ворох постельного белья. То, что лежало сверху было грязным, покрытым годовой плесенью, внизу нашлось более менее сухое и не воняющее старостью и затхлостью. Одеяла не было, зато в одном из комодов нашлась старая огромная шуба с облезлыми рукавами. Яков затолкал ее в пододеяльник, расправив полы. Вышло вполне сносное и очень теплое покрывало. В наволочку он запихнул свою куртку. Постель была готова, и выглядела очень привлекательно. Вся эта возня отвлекла от проблем, Яшка стал улыбаться, суетливо бегая по свободному квадратному метру, Алексей немного отогрелся, и усталость навалилась двойным грузом. Часы показывали три часа ночи, когда в кухоньке стало достаточно тепло и изо рта больше не шел пар. Яков разделся, полностью обнажился, так что в отблеске синеватых огоньков его тело казалось мертвецки бледным, и забрался под импровизированное одеяло. — Лучше одетым, — заметил Алексей. — Нет, одежда мокрая и холодная, так быстрее согреемся. Иди ко мне. Алексей попытался снять свитер, но рука не слушалась, Яков подскочил помочь. Вид его обнаженного хрупкого тела резал глаза. Было сложно отвести взгляд, хотелось смотреть на него, впитывать, запоминать, и хотелось как-то помочь. Слишком много чужих следов сохранила светлая кожа: всюду мелкие ссадины и гематомы, зажившие шрамы и неестественные припухлости. — У тебя кровь... Ты ранен? — Яков с ужасом заметил дырку на плече и, поняв, что рана осталась от его выстрела, стал хлопотать, ища хоть какие-то медикаменты. — Найди изоленту, просто заклею, а завтра решим, что делать. Строительная лента была старой и плохо клеилась, но обмотав всю руку, Алексей почувствовал себя лучше. Яков помог снять вещи, стащил штаны, но когда стал стягивать трусы, Алексей его остановил. — Надо хоть немного поспать... — Я не хочу спать. Я хочу, чтобы ты повязал меня, хочу сделать тебе приятно... — Мне приятно уже от того, что ты просто рядом, — Алексей попытался его остановить, но руки омеги забрались под ткань и схватились за обмякший член. Даже если к омеге и тянуло, Алексей сейчас не был ни на что способен. — Ты не хочешь меня, — с разочарованием заметил Яша. — Я тебе противен? Меня перетрахало куча альф, и ты больше не желаешь ко мне прикасаться... — Нет, все не так... — Алексей хотел начать убеждать его, что все, случившееся в прошлом, для него не имеет значения, что как бы с ним раньше не поступали, для Алексея он всегда будет прекрасным, идеальным и чистым. Но Яков стал заливаться слезами, свалился на пол, впадая в истерику. Как маленький ребенок, начал стучать острыми локтями и кулаками, извиваясь тощей змейкой на ледяном полу. Алексей пытался его успокоить, переложил на постель, но омега снова свалился, продолжая визжать, и истерично рыдать. В его криках и движениях было слишком много безумия, нездорового, вытянутого из черноты отчаянья, и Алексей, не зная, что еще сделать, лег на него, обхватил его руками и ногами, пытаясь удержать на кровати. Яшка постепенно успокоился, прекратил визжать, но стал дергаться, шарить руками по спине, жадно искать губами его соски. — Трахни меня, трахни, — шептал он, как заведенный, — выеби меня, засунь в меня свой член. — Успокойся, пожалуйста. Парень его не слышал. Вился ужом, раздвинув ноги, терся о пах и, срываясь на крик, требовал трахнуть. Алексей приспустил трусы, член был вялым, но от нетерпеливых движений Яши стал быстро подниматься. Нужно было хоть немного смазать себя, но Яшка сильно дергался, пытаясь насадиться, раздвигал руками ягодицы и тянул Алексея за пенис. Было больно за Якова, но несмотря на страхи и переживания Алексей чувствовал, как возбуждение от близости пары нарастает. После очередного требовательного крика он вошел в Яшу одним быстрым движением, замер, зажмурившись от накатившей слабости и желания, а потом стал плавно двигаться. Яков перестал кричать, обнял, прижимая к себе, и дергано целовал в больное плечо. От его тепла и запаха сбивалось дыхание, на задний план отступили и боль и тревоги. Яков наконец-то был с ним, был его и теперь так будет всегда. Так хотелось верить, что так будет всегда. Оргазм был ярким и пришел слишком быстро. Несмотря на холод, сейчас под одеялом было очень жарко, и Алексей откинул его. Яков больше не кричал и не бился, расслабил руки и разжал ноги, только его лицо осталось напряженным. Сжатые зубы, широко распахнутые глаза, из которых безостановочно текли слезы, снова напугали Алексея. — Яшенька, любимый, драгоценный, посмотри на меня, ответь... — Я думал... мечтал, — сквозь сжатые губы тихо произнес он, — что ты разрушишь старый мир, займешься со мной любовью... И как в сказке мы отправимся в новый... в прекрасный мир, где будем только мы с тобой вдвоем и ничего от прошлого не останется. — Я подарю тебе новый... — Не смогу жить с этим, — прервал он его, снова начиная рыдать. Тощие ладони закрыли лицо, и Яков стал всхлипывать. — Эта грязь никогда не смоется, не уйдет. И ты не существуешь, просто приснился мне, а когда я проснусь, то надо мной будет Сашка. И внутри будет его мерзкий член. Это моя реальность. А твоя – выдумка! — Яшенька, Сашки больше нет. Я убил его, их всех, чтобы они никогда больше к тебе не притронулись. — Убей и меня! — выкрикнул он. — Вытащи отсюда, вытащи из этого мира, ты ведь можешь, я знаю! — Не надо, умоляю... Алексей поднялся, а Яша отвернулся от него, закрутившись в одеяло. — Я буду рядом, буду любить... — Не будешь! Никто не будет. И ничего не будет. Потому что будущего нет! Омега уснул очень быстро, просто отключился и во сне выглядел юным и несчастным с криво остриженными волосами, впалыми щеками и разбитой душой. Алексей смотрел на него, чувствуя неизгладимую вину и стыд. Яшка не дождался его. Не выжил в аду, в котором оказался. Не сохранил в себе свет. И разум тоже потерял. Одурманивающий запах приятно грел сердце, но вызывал тошноту. Желудок крутило от понимания потери, невозможности склеить сломанную жизнь, и своих собственных давящих чувств слепой любви и обожания к истинному. Они напоминали ему детскую любовь к старому лохматому псу. Собака умирала, мучилась от какой-то своей собачей болезни, смотрела на него преданно и с надеждой, но Алексей ничего не мог сделать. Тогда, ребенком, он плакал на папином плече, и просил, чтобы пса не усыпляли. Яков тоже умирал. Разваливался изнутри и, как и пес, верил, что Леша его спасет. Алексей погладил светлую кожу омеги, борясь с подступающей к горлу истерикой, а потом, выбежав во двор и сев на ледяные ступеньки в одних трусах, спрятал лицо в ладонях. Слез не было. Лишь сухие рыдания.