Обретая себя

      После нашего полуночного разговора с Борисом прошло почти две недели, а на следующий после него день я пришла к окончательному пониманию, что не смогу здесь оставаться, если не проясню все с семьей и Эффи, на что Дракула только пожал плечами и отдал мне свой телефон. Код, к счастью, я помнила, так как еще по приезду Корнелия объясняла нам, каким образом мы можем дозвониться домой в Мехелен или до нее самой. Разговор произошел не самый приятный, мне пришлось выслушать много нотаций, отчасти, безусловно, и заслуженных. В какой-то момент трубку у меня перехватил сам Борис, учтиво и вежливо извинившись, что только сегодня прознал про выходку его младшей сестры, моей якобы подруги, которая несколько лет назад отдыхала в Мехелене, где мы и познакомились.       Он так убедительно живописал, что все случившееся простое недоразумение, что девочка только пошутить хотела, а вышел такой вот казус, что он очень извиняется за сестру, которая сейчас подойти к телефону не может, так как на учебе, его голос звучал настолько искренне, что даже я была уже готова поверить в его раскаяние. После Борис благочестиво испросил разрешения остаться мне у них погостить, в знак его глубочайшего сожаления о выходке сестры, и даже оставил какие-то свои координаты и данные, к коим я и прислушиваться не стала, подозревая, что все они поддельные. Отключившись, он протянул мне телефон, бесхитростно улыбаясь и самодовольно заявив, что, видишь ли, как все легко, однако с него содрали обещание, что я должна буду отзваниваться каждые три дня.       С Эф все оказалось намного проще: та только похихикала, что я все выдумываю, а сама просто сбежала с горячим румынским любовником; разубеждать ее я не стала – дело это бессмысленное и глупое. Дориан же на мои звонки упорно не отвечал, а после написал сообщение, что он меня больше не любит, и пусть я качусь в погоню за ветром. Борис на это хмыкнул, а мне только и осталось, что устало выдохнуть: подобные номера были в духе моего наставника. О чем он хотел этим сказать? Да ему одному только и известно. Но что он все это несерьезно, я была уверена.       Когда же после сего представления, я обратила внимание на крайнюю абсурдность произошедшего в последний месяц и конкретно моего здесь пребывания, Дракула только усмехнулся, заявив, что видел вещи куда страннее этого, а после заставил идти переодеваться и готовиться к очередной тренировке, которые у нас неизменно проходили каждый день и занимали в среднем от одного часа до четырех. Тело мое болело после них нещадно, из чего я сделала выводы, что Дориан ох как щадил меня во время наших с ним занятий. Борис же не давал даже малейших поблажек, так что мои руки и ноги сплошь теперь покрывали синяки, от уже заживающих, до только распустившихся бардовым цветом. Гадко. Но могло быть и хуже.       Так же Дракула постоянно рассказывал что-то о предназначении холодного режущего оружия, истории создания разных его видов и способов использования в древности и наши дни. Здесь вся его молчаливость слетала на раз, так что излюбленная тема мужчины сразу стала ясна. Поддержать разговор я особо не могла, зато старалась внимательно слушать, отчасти просто, чтобы потешить самолюбие Дракулы, а отчасти, потому что действительно было интересно. У Бориса приятный голос, пусть немного и хриплый, но все равно мелодичный и по-своему успокаивающий.       Мне нравилось его слушать.       Теперь, когда вопрос с семьей и Эффи был улажен, я почувствовала себя намного спокойнее и легче, точно с души свалился вязкий, неподъемный груз, и я даже стала воспринимать свое пребывание в доме Бориса, как нечто нормальное, словно бы и в самом деле приехала к нему в гости. Когда на мою жизнь здесь было получено фактически официальное разрешение семьи, чьего осуждения я так с детства боялась, тяжесть вины отпустила меня, хоть осталось легкое сожаление, что все мои вещи теперь в Мехелене. На это Борис заметил, что достанет мне необходимое, если скажу. Я не удержалась, чтобы не поддеть его по поводу личных вещей женщин интимного характера, после чего мужчина посмотрел на меня, как на идиотку, бросив, что он давно не ребенок, чтобы его подобное смущало или заставило сконфузиться.       Признав его правоту, я только пожала плечами. Борис перестал вызывать у меня то сковывающее напряжение, так что проводить время в его обществе мне стало даже приятно и без сомнения интересно. Он иногда рассказывал что-нибудь занимательное, если на него нисходило настроение, но особенно меня зачаровывала его работа в мастерской, где этим утром мы и расположились. Борис занял свое привычное место за столом, а я села с другой его стороны, дабы не мешаться, но при этом иметь возможность видеть каждое слаженное и гармоничное движение мужчины.       Вчера он принес небольшое, настольное бюро из выцветшего дерева с бледным витиеватым орнаментом и бронзовыми фигурками, украшающими его навершье, так что уже с раннего утра он корпел над этим антиквариатом, изучая и записывая все в свою тетрадь. Мимоходом Борис заметил, что эта вещь принадлежит одному писателю, известному в их краях и досталась ему еще от прапрадеда. Вещь достаточно элегантная, а многие творческие личности, вроде него, любят создавать в своих рабочих кабинетах атмосферу старины и изысканности, однако это бюро требует чистки и ремонта.       Мне нравится смотреть, как Борис работает. Он словно бы отстраняется от всего мира, погружаясь в какую-то иную, свою реальность. Его взгляд становится другим, мягче, теплее, подобно спокойному озеру в погожий весенний день. Он полностью сосредотачивается на предмете, которому должен вновь вернуть дыхание жизни и постепенно растворяется в нем. Кто знает, может быть, в эти мгновения он и в самом деле соприкасается с воспоминаниями старинных предметов мебели и статуэток, приоткрывая им свое сердце. Дориан как-то говорил, что духи могут вселяться в полюбившуюся им вещь, делая ту своим домом и местом отдыха в этом мире.       Глядя на то, как Борис касается этого бюро, я начинаю верить наставнику.       Я отвлеклась от своих мыслей, заметив, что Дракула как-то странно нахмурился, просовывая руку глубже в утробу бюро. Брезгливо поморщившись, он извлек наружу и положил на стол рассыпающуюся прахом засохшую ветвь люпинов, почти ржавого цвета лист бумаги и потемневшую цепочку с миниатюрным кулоном в форме лебедя. Отряхнув руки, он поднялся и вытащил из тумбы прозрачный мешочек, куда и сложил извлеченные предметы, проворчав, что вот и муза для нового романа хозяина бюро.       – Им, наверное, больше пятидесяти лет, – предположила я.       – Думаю, значительно больше этого. Самому бюро почти три сотни. Занятная вещица, – Борис задумчиво поскреб пальцами подбородок, – но секретер хиленький какой-то. Да и сама работа, откровенно говоря, убогая с практической точки зрения, хоть и довольно привлекательная внешне.       – Как и многие люди, – отстраненно пробормотала я, глядя на бюро.       – Да, как и многие люди, – он бросил на меня заинтересованный взгляд и усмехнулся, вновь возвращаясь работе. – И какие люди привлекают тебя?       – Оу, – я замялась, не ожидая подобного вопроса. – Разные. От много зависит. Внешность ты имеешь в виду или характер. К тому же одни люди могут нравиться, их я могу просто боготворить, однако полюбить не буду способна. Так что затрудняюсь ответить что-то конкретное. Ну а ты? Какие тебе нравятся люди?       – Они мне вообще не нравятся.       – Иного я и не ожидала, – с тяжелым вздохом, буркнула я, устроив голову на сложенных поверх стола руках. – Лебедь, интересный символ. Противоречивый. В разных частях мира он означает и смерть, и преображение, и романтизм, и меланхолию. В Древней Греции лебедь считался атрибутом Аполлона, бога поэзии и музыки. Не удивлюсь, если на клочке бумаги какое-нибудь стихотворение написано.       – Что означают люпины? – не отрываясь от работы, спросил Борис.       – Печаль, – шепотом ответила я, после короткого молчания.       – Хм, и какой же цветок ассоциируется у тебя со мной?       – Изначально ты мне казался похожим на цветки олеандра, одним из значений которого является сигнал «остерегайся». А так же преподнося его, человек может подразумевать, что у того, кому он предназначен, преобладает внешний блеск, потому что природа вместо теплого, чувствительного сердца дала ему одну только внешнюю красоту.       – А сейчас?       – Сейчас… Мимоза, – отведя взгляд к окну, я быстро выпалила, несмотря на свое старание сделать голос более непринужденным и естественным. – Широкая душа, что вмещается в тебе, подкреплена твоей благородной гордостью. А мне Эф, часто говорила, я напоминаю ей мак, – и, поморщившись, добавила, передразнивая ее интонации и голос: – твой сонливо-флегматичный темперамент не дает проявиться каким-либо значимым проявлениям твоей души. Что ж, не согласиться с ней тяжело, но и слушать это было не особо приятно.       – Принеси мне малый шпатель, – бросил Дракула.       Уже привыкнув к его манере вести диалоги, я молча сделала, что он сказал, и вернулась на свое место, еще с несколько минут молча понаблюдав, как мужчина смешивает в чаше раствор для чистки бронзовых элементов бюро. За все время, проведенное здесь, я еще ни разу не осмелилась поинтересоваться, в чьей все-таки комнате меня поселил Борис, что сейчас я и решила сделать. Мужчина на мгновение замер, склонившись над бюро, а потом произнес, возвращаясь к работе:       – Это помещение было будуаром моей матери, в нем она проводила много времени, правда, на месте кровати там раньше стоял диван, но он сгнил, пока меня не было. Пришлось заменить. Так же в комнате когда-то было много цветов, отчего воздух приятно пах чем-то сладким, но ненавязчивым. Все гостевые комнаты уже давно не предназначены для жизни. Так что выбора особо у тебя бы и не было: половик у входа разве что.       – Или твоя комната, – съязвила я, но тут же осеклась.       Борис ожег меня внимательным взглядом и хищно осклабился:       – Да, или моя комната.       Мурашки прошли у меня по коже, и, не выдержав взгляда мужчины, я отвернулась, с преувеличенной заинтересованностью изучая стоявший в углу комод. Только сейчас мое внимание привлекло то, что здесь господствовала поразительная чистота, несмотря на запыленность и небрежность остальных помещений дома. Вероятно, для Бориса эта мастерская и в самом деле много значит. Я уже почти успешно отвлекла себя этими мыслями от последнего замечания Дракулы, как он, сняв перчатки, наклонился ко мне, приподнимая подбородок, и приблизился, почти касаясь губами. Я испуганно замерла, боясь выдохнуть, а Борис, выждав с полминуты, отстранился, возвращаясь за стол и вновь надевая перчатки. В странном глухом звуке, что он при этом издавал, я с задержкой распознала тщательно сдерживаемый смех и залилась краской, почти физически ощущая, как пятна расползаются по щекам и шее.       – Что б тебя, – проворчала я, злобно засопев.       Дракула, все еще злорадно посмеиваясь, вновь вернулся к чистке и полировке незамысловатых фигурок. В отместку я решила перевести разговор о его детстве, сославшись на найденный в комнате портрет, о чем, впрочем, сразу же пожалела: лицо Бориса осталось прежним, но глаза мгновенно посветлели, что, как я уже успела заметить, свидетельствовало о его крайнем раздражении, близком к откровенному гневу. Однако мужчина все-таки ответил, несколько нервно смахивая крошки раствора со стола:       – Родился я в другом месте, однако мне еще не исполнилось и двух, кода переехали сюда. Прежний дом пришлось оставить, так как там нам жизни не давали люди, подстрекаемые старыми предрассудками. Связи с родственниками у нас особой не было, одно время какая-то тетушка приезжала, но потом пропала и она, – отряхнув руки, Борис опустился за стол, прожигая меня взглядом, что я уже десятки раз успела себя проклясть за прикосновение к этой теме. – Отец мой был человеком молчаливым по натуре своей, проводил много времени в этой же мастерской, занимаясь вырезанием фигурок из дерева. Большинство из них не сохранились, несколько до сих пор стоят в моей комнате. Так же он любил постановочные сражения, чем часто развлекался с дворецким, который был практически частью нашей семьи, однако, к сожалению, уже много лет, как он умер. Я смутно помню его лицо.       Борис достал из кармана немного мятую пачку и, вытащив сигарету, закурил.       – Мама была человеком спокойным и добрым, – продолжил мужчина, выдохнув клубок белесого дыма, терпким запахом коснувшегося моего лица. – И одиноким. Здесь не было рядом домов, владельцы которых оказались бы рады видеть супругу Дэвида Дракулы, потомка некогда известного своей демонической жестокостью господаря Валахии. Ее имя – Дана, что означает «подарок бога». Отец часто говорил ей эти слова, как и многие другие, наблюдая за ними, я всегда считал, что они по-настоящему счастливы. Их ненавидели многие, но друг для друга они стали настоящей поддержкой. Однако я так и не узнал, почему же мама вышла замуж за отца, был это брак из политических соображений, финансовых или же из любви.       Готовый уже сорваться вопрос застрял у меня в горле.       – Слуги не очень нас любили, меня по ряду некоторых причин в особенности, но отец никогда не злился ни на них, ни на жителей этих краев, неизменно бросающих на нас косые взгляды, разнящиеся от полных суеверного ужаса до раскаленной ненависти. Признаюсь, я долго не понимал причины такого к нам предвзятого отношения, ведь отец и мать всегда были добры как к людям из знатных родов, так и к простолюдинам, – затушив бычок в пепельницу на комоде, Борис вернулся к работе, острым ножом вычищая грязь из щелей между бронзовыми узорами. – Помню, мама хорьков очень любила. Отец ей даже достал двоих, но в конечном итоге, их задрала приблудившаяся собака.       – А ты чем любил заниматься в детстве?       Ответить на мой несмелый вопрос Борис так и не успел: нож соскользнул в его руках, оставляя ровный порез на широкой ладони мужчины. Чертыхнувшись, когда алая кровь капнула на стол, Дракула схватил со спинки стула полотенце и пережал им рану, стараясь остановить кровотечение. Кажется, я даже почувствовала, как моя кожа посерела, но взяв себя в руки, едва ли ни шепотом спросила, где у Бориса аптечка. Мужчина раздраженно отмахнулся, сказав, что и так пройдет, чего я стерпеть уже не могла. Такие порезы бывают крайне опасны, если туда попадет одно из веществ, с которыми здесь работает Борис или какая-нибудь другая инфекция.       О чем я ему и сказала.       Дракула вкрадчиво ухмыльнулся и ответил, что аптечка в его комнате. Не обратив внимания на его недвусмысленную отсылку к предыдущей издевке, я потребовала, чтобы он сейчас же пошел туда и показал мне содержимое аптечки. Медик из меня в целом никудышный, но подобные раны и ссадины обрабатывать мне доводилось частенько: то сестра поранится, то у Дориана в группе кто ушибется. Вида крови я не боюсь, хотя и радости от ее наблюдения не испытываю. В комнате Борис достал из шкафа увесистую светло-бежевую шкатулку и водрузил ту на стол; к моему удивлению, внутри оказалось много разных вещей, которые были аккуратно разложены. Бориса я попросила промыть руку, пока я ищу антисептик и бинты. Противиться он не стал, хотя мне показалось, его вся это ситуация забавляет, хоть так и не смогла понять, что смешного может быть в заботе.       Когда мужчина вернулся, я продезинфицировала и перевязала оказавшийся сравнительно неглубоким порез, стараясь при этом не смотреть на самого Бориса, сейчас коварно ухмыляющегося, глядя на мои чуть дрожащие руки. Здесь в отличие от мастерской было мрачно и царил сумрак, отчего процесс лечения сильно осложнился. Не выдержав, я поинтересовалась, почему в доме нет электричества, после чего Дракула смерил меня долгим, тяжелым взглядом, что кожа покрылась мурашками и в затылок как будто кто-то холодом дохнул. Мужчина тем временем поднялся с кресла, на котором сидел до этого, и подошел к двери, где за гобеленом что-то нажал, и лампа под потолком вспыхнула ярким матовым светом.       – Есть здесь электричество, – хмыкнул он. – Ну, ты даешь, не ожидал от тебя.       Как же мне в этот момент стыдно стало… но Борис полностью мне в досаду погрузиться не дал, добавив, что просто предпочитает естественный свет огня электрическому. Полюбовавшись моим сконфуженным лицом еще пару минут, мужчина все-таки не сдержал смешка и удивленно покачал головой.       – Да ладно, – попыталась рассмеяться я, – с кем не бывает?       – Ни с кем, – припечатал Дракула и указал на ряд деревянных фигурок.       Постаравшись отмахнуться от мыслей о своей глупости и забыть о конфузе с электричеством, я приблизилась к мужчине, попытавшись обратить все внимание на искусно выполненные изделия, оказавшиеся намного занимательнее, нежели ожидала я. Здесь были в основном дикие животные, горностаи и рыси, волк, разбавлял их небольшой домик и величественный сокол. Среди фигурок я заметила иную поделку: небольшую плетеную куколку, украшенную красными лентами. Заметив мой интерес, Борис пояснил, что такие куклы любила плести из пряжи и лыка его мама.       Интересное увлечение. Подобные игрушки, как и любые вещи, сделанные своими руками, безусловно, несут в себе частичку любви создавшего их человека, поэтому неудивительно, что их раньше многие хранили всю свою жизнь, считая не просто забавными вещицами, а оберегами и даже друзьями. Всегда любила тех, кто умеет что-то мастерить, мне такие люди представляются кем-то вроде волшебников.       Борис, мельком глянув на часы, сообщил, что ему нужно будет уйти до вечера, и сказал провести одиночную тренировку, если захочу, а он сам дает мне право отдыха сегодня. Не воспользоваться таким соблазнительным предложением оказалось бы верхом глупости, так что, едва Борис скрылся за парадными дверьми, предварительно на скорую руку приведя мастерскую в порядок, я заварила чай и направилась в ванную, которая стала, пожалуй, моим любимым местом в доме. Включив набираться воду, я, наконец, нашла выключатель и здесь; в узких выемках под потолком, лениво дрогнув, зажегся тусклый свет. Удовлетворенно кивнув, я вновь нажала на клавишу.       Оставив створки двери, ведущей на балкон приоткрытыми, я немного посидела у выхода, пока кружка не опустела. Ванна к тому времени уже набралась, и, перекрыв краны, я погрузилась с головой в приятно обжигающую воду, вынырнув на поверхность через несколько секунд. Я люблю воду и, пожалуй, могла бы провести в ней всю свою жизнь, наверное, мне стоило родиться рыбой. Пытаясь расслабиться и абстрагироваться от одолевающих меня мыслей, я провела в ванной, пока вода не стала отвратительно холодной. Дрожа, я выбралась на каменный пол, показавшийся мне просто ледяным, и с наслаждением завернулась в большое полотенце, мгновенно впитавшее капли воды с моей кожи. Обтерев волосы, я вернулась в комнату, где переоделась в легкое простое платье, одно из тех, что нашла в сундуке служанки.       Окончательно решив воспользоваться более чем щедрым предложением Бориса, я полностью отбросила возникшую было идею все-таки тренировку провести и устремилась в библиотеку. Дверь отворилась с тихим шелестом по ковру, шторы сегодня оказались не задернуты, отчего помещение заливал хрустальный свет клонящегося к закату дня. Отбросив за спину влажные волосы, я уже собралась зайти за стеллажи и углубиться в поиски какой-нибудь интересной книги, за чтением которой можно было бы дождаться возвращения Бориса, как заметила на столике несколько разбросанный старых томов и свитков.       Любопытство пересилило меня, и, приблизившись, я склонилась над ними, вскользь глянув на названия, которые, в общем-то, ни о чем мне не сказали. Развернув ближайший ко мне свиток, пробежала по нему взглядом, рассматривая чертежи и схемы, описания неких приемов с использованием особого вида энергии. Часто упоминалось понятие «шаман», но в голову мне пришло только воспоминание о людях, скачущих вокруг костра в причудливых одеяниях да беспрестанно стучащих в бубен, однако я все же думаю, тут не об этом речь. Я не слишком увлекалась обычаями и верованиями даже своего народа, не то что других, поэтому мало знаю о такого рода традициях. Интересно, зачем это Борису?       Выдвинуть предположения я не успела: с первого этажа донесся шум и звук шагов по лестнице, отчетливо слышимых в недвижимой тишине. Положив свиток на место, я вышла в коридор, где почти столкнулась с Борисом. Бросив, что собирается раньше поужинать и вернуться к работе, он скрылся в комнате; я не став его дожидаться, спустилась вниз, чтобы нагреть плиту и поставить чайник. Дракула появился на кухне спустя где-то четверть часа, держа в руках странного вида тряпичный сверток-шар; бережно поставив его на стол, он развернул ворсистое полотно, и я восхищенно выдохнула, наклоняясь, чтобы лучше ощутить медовый аромат крошечных изящных цветочков, приятного нежно-сиреневого цвета. Кажется, это кампанула, но мне привычней называть ее колокольчиком.       – Знаешь, в одной книге я однажды прочитала, что где-то затерянная в лесах есть волшебная поляна, укрытая колышущимися волнами аметистовых колокольчиков. И только луна поднимается над миром, проливая на него серебряный свет, множество крошечных фей пробуждаются ото сна. Всю ночь они качаются на нежных цветах, а их мелодичный смех осыпается, колдовской пылью оседая на колокольчиках. Порою, они срывают один из наполненных магией их душ цветок и дарят его понравившемуся человеку.       – Его подарили Петше в знак признательности за работу, а он благополучно перевалил уход за ним на меня, – Борис небрежно свернул плед, после бросив тот на комод. – Передаю эстафету. Можешь поставить его в комнату, у него приятный запах.       – Нет, – подвинула кашпо к стене, – пусть стоит здесь.       Я посмотрела на Бориса и открыто улыбнулась ему.