Обретая себя

      Солнечный свет нещадно резал глаза даже через плотно сжатые веки. Кожа рук и лица казалась сухой и стянутой, точно чужая оболочка, небрежно накинутая на меня. Поморщившись, я отвернулась на другой бок и приоткрыла глаза, тут же болезненно защипавшие. Передо мной оказался привычный вид моей комнаты. Пакостного ощущения и привкуса во рту я почти не ощущаю, однако на душе гадко в стократ сильнее. Мне стыдно за свое вчерашнее поведение. И не только за поведение, но и за то, что я ничего не помню. Просто провал. Пустота. Будто из картинки вырезали фрагмент. Значительный такой, потому что после того как… я поцеловала Бориса, больше ничего не помню. Абсолютно. Даже как оказалась в своей комнате, не то что нечто большее. Остается только надеяться, что я ничего не наговорила, а главное не сделала, что могло бы выглядеть… совсем уж погано и непотребно.       Не хочется вставать. Хочется убежать и в шкаф спрятаться, авось посижу там дня три-четыре и тут само все как-нибудь образуется. Да вот моим желаниям сбыться было не дано. В коридоре раздались шаги, и дверь, абсолютно без хотя бы короткого предупредительного стука, распахнулась и на пороге возник Борис. От неожиданности и его беспардонности я растерялась, что не сообразила вовремя притвориться спящей. Хотя как-то мне сомнительно, что Дракулу бы это остановило. Вот и сейчас он, окинув меня насмешливо-изучающим взглядом, без каких-либо душевных терзаний завалился рядом на кровать, отчего я испуганно ойкнула, вызвав у мужчины только большую усмешку и лукавые искорки в светлых глазах.       – Что, все совсем печально, да? – промурлыкал он, чуть прищурившись.       Вот же гаденыш!       – Нет, почему же? – голос, как ни старалась, получился чуть хриплым и дрожащим, однако так просто сдаваться не собиралась и закончила: – Все хорошо.       – Угу, – Борис прищелкнул языком, – я вижу.       И вот что же ему у себя не сидится?! Или в какой другой комнате али вообще в мастерской! Он же оттуда днями не выползает, так не, именно сейчас прицепился. Я готова сама себя клясть за вчерашний вечер, уж лучше бы не велась на его подначку выпить с ним, да и вообще оставаться! Шла бы сразу к себе, и не надо было бы сейчас задаваться вопросами, копаться в памяти и мучиться пылающим стыдом. Я ломано выдохнула, когда Борис, вдруг поддавшись вперед, перехватил мои запястья, опрокидывая меня на подушку и прижимая те к кровати по бокам от моей головы. Нависнув надо мной, он склонился почти к самому моему лицу и, обольстительно улыбнувшись, негромко прошептал, выдыхая почти в самые мои губы:       – Неужели ты совсем ничего не помнишь? – печально протянул он.       – В-все я помню, – задохнулась от смущения я.       – Да? – вкрадчиво переспросил Дракула, склоняясь еще ближе, проводя кончиком носа по моей щеке, отчего я ощутила, как по коже прошла волна дрожи. Слегка прикусив кожу на моей шее, скользнув языком по мочке уха, он иронически выдохнул, вновь отстраняясь и глядя мне в глаза, поблескивающим огоньками взглядом. – Значит, ты будешь не против повторить? Ты вчера это обещала, – его рука, отпустив одно запястье, вожделенно скользнула вниз по моему плечу, боку, непринужденно проскальзывая под невесомую ткань халата и касаясь кожи. И прикосновение его показалось мне раскаленным. Я оцепенела, не сводя испуганного взгляда с оскалившегося в усмешке мужчины.       – Б-борис, – заикнувшись от волнения, придушенно выдохнула я.       – Амели… – Дракула почти неощутимо коснулся чуть искусанными губами моих губ, в следующее мгновение перекатившись на бок и примостив голову на согнутой в локте руке, посмотрел на меня снисходительно и плутовато. – Ты так и собираешься весь день валяться? Неужели полагаешь, что если напилась вчера в дымиище, я тебе какие-то послабления дам? Помимо того, что тащил тебя до самой комнаты, после бережно в одеялко укутав, так еще и выслушивал твое бормотание, как ты меня любишь и хочешь потрогать мои сосочки, – невозмутимо хмыкнул он.       – Не может такого быть! – в праведном возмущении воскликнула я, физически ощущая, как краска приливает к лицу.       – Да что ты говоришь, – ласково пропел Борис. – А ты помнишь, как все было?       – Ну… – я замялась, отведя взгляд. – Не то чтобы не помню… Эх, да, не помню.       – Значит, я могу сказать, что угодно, – сахарно произнес Борис, кончиками пальцев поглаживая мою щеку, очерчивая контур губ. – Вот что значит пить с малознакомым мужчиной, моя хорошая, ты должна молиться на меня, что я такое само воплощение чести и благородства, споил тебя, но слабостью твоей не воспользовался. Я сокровище, каких еще поискать надо. Разрешаю тебе воздвигнуть мне алтарь.       – И приносить жертвоприношения в виде лягушачьих тушек?       – Нет, в виде невинных дев, вроде тебя, – парировал Дракула, заставив меня покраснеть еще пуще. Ну, вот что же он за человек… Томно выдохнув, он склонился ближе, а я уже подумывала, а не сдвинуться ли мне чуток, правда, тогда я однозначно грохнусь на пол, но, может статься, не такая это уж и плохая участь. Однако Борис, словно бы разгадав мои намерения, скользнул рукой по моему боку; широкая ладонь замерла на пояснице, через тонкую ткань я остро чувствовала тепло его кожи. – И? Спрашиваю, так лежать и будешь? Я сказал, у нас тренировки с сегодняшнего дня возобновляются, так что давай, вперед и с песней. Переодевайся и спускайся вниз, я буду тебя ждать. А может, – его глаза полыхнули озорством, – ты хочешь, чтобы я помог тебе переодеться? Пожалуй, я не против, – его пальцы легли на пояс халата.       – Не нужно, я сама! – я судорожно выдохнула, поспешно отпихивая его руку.       – Скучная ты, как я уже и говорил, – наигранно трагично выдохнул Борис и спустился на пол, направляясь из комнаты и оставляя меня в одиночестве.       Ох, боже, он с самого начала был таким или только сейчас из него этот поддевщик лезет? Думала, у меня сердце остановится, и ведь не поймешь, врет он или же серьезен. Ну что же это, таким ведь людям только покажи свою бурную реакцию и потом не отвяжутся, так и будет поддевать по любому поводу. Чувствую, весело мне придется. Однако… Я задумчиво перевела взгляд на закрытую дверь. Можно ли считать такое его поведение небольшим шагом ко мне, тем, что он немного приоткрывается и начинает больше доверять мне? Или же напротив подобным поведением он лишь подчеркивает, что я для него не больше, чем предмет мебели?       С удовольствием бы снова рухнула на подушку и заснула. А может, и к черту его все? Ну, поворчит Борис, но не потащит же он и в самом деле меня переодевать насильно? Вот только что-то мне настойчиво подсказывало, что как раз-таки Борис легко поступит именно так, как и пообещал. А потому, удрученно вздохнув, я все же поднялась с кровати и, переодевшись, спустилась в ванную. Прохладная вода смыла остатки дремы, хотя желания заниматься не прибавила. Все-таки и вправду, так важна систематичность. Дориан часто это повторял. Теперь я понимаю, насколько он был прав. Выбившись из системы ежедневных тренировок даже на такой маленький срок, мною уже так значительно завладела лень. Не хочу никуда идти.       Выдохнув, расчесала волосы и вышла в коридор, направляясь к парадной зале. Борис устроился на ступеньках, поглаживая лезвие тренировочного меча. И вот сдалось ему все это, а? Хотя если подумать, его жизнь здесь наверняка текла до тошноты однообразно. Не мне об этом, конечно, говорить, но все же. Так что сейчас подобные развлечения, думаю, ему только в радость. Да и если у него совсем нет друзей… а хотя, карты ведь показывали, что у него довольно большой круг знакомств. Однако это, безусловно, не значит, что их связывают какие-то тесные, дружеские отношения. Черт возьми, ну да ладно. Собрав волосы под резинку, я приблизилась.       Борис прищурился, глядя на меня.       Он точно намеревался отвесить какую-нибудь колкость, однако смолчал, только усмехнувшись и чуть насмешливо выдохнув. Каждое движение давалось мне с трудом. Будто к ногам и рукам прицепили по пудовой гире. Отвратительное ощущение, так что все мои движения во время разминки были вялыми, что явно не радовало Бориса. Да и черт с ним. В конечном итоге, это все его затея, а не моя, вот пусть сам и развлекается. И все же… было так непривычно, однако приятно видеть, что он теперь ведет себя не так замкнуто, хотя, наверное, и я стала обращаться к нему иначе, куда более доверительно.       Странно наблюдать за собой подобные чувства и реакции. Немного чувствую себя глупо, однако меня радует, что я встретила человека, в чьем обществе чувствую себя расслабленно и комфортно. Пусть даже и встретились мы при таких… мягко говоря, нетипичных обстоятельствах. Может быть, я себя и обманываю, но даже если и так мне хочется перестать слушать свой занудный внутренний голос, который так упорно пытается доказать мне, что стоит бежать отсюда как можно скорее. Во многом я сама боюсь признать какие-либо чувства, признать, что за эти недели привязалась к Борису. Иллюзия или нет, но я вижу в нем нечто глубже, нежели он выставляет на обозрение. Возможна ли между двумя людьми связь, установившаяся за несколько дней? Или же это лишь иллюзия? Самообман одинокого сердца, желающего ощутить чужое тепло. Быть одному плохо. В этом, вероятно, схожи и женщины, и мужчины. Как бы многие ни отрицали, что им грустно в одиночестве, любому хочется быть нужным, хочется, чтобы его любили и где-то ждали.       Хочется смотреть на кого-то сияющим взглядом.       А ведь еще немного времени и будет два месяца, как я оказалась в доме Бориса. Два месяца. С одной стороны, это так мало, будто одно мгновение, а с другой – немыслимо долго. Время – понятие растяжимое. Один и тот же срок может пролететь словно вдох, или же тянуться, мучительно терзая своей медлительностью душу. Для меня время, проведенное в этом доме, прошло удивительно быстро. И… как-то естественно, как если бы я, наконец, после долгого пути пришла туда, где мне следует находиться. Забавно, что желая пленить меня здесь, Борис рассчитывал помочь себе, однако своим решением и поступком он невольно оказал помощь мне.       Из мыслей меня выдернул звучный подзатыльник.       – Ты в каких облаках летаешь? – возмутился Дракула, сердито глядя на меня.       – Ай, – отмахнулась я, потирая затылок, – не хочу я ничего делать.       Борис сокрушенно выдохнул, отставляя палаш в сторону, и покачал головой, явно одаряя меня мысленно «ласковыми» эпитетами. Занятно, что клинки он использует настоящие. Он настолько убежден, что его мастерство не даст ему ранить меня или ему попросту плевать на подобную неприятность? И ладно он, но как можно быть так уверенным, что я его не раню, осознанно или же ненамеренно? Мысленно фыркнув, я рванулась вперед, удобнее перехватывая клинок, отмечая, что кисточка на его навершии только раздражает и отвлекает внимание. Я рассчитывала застать Дракулу врасплох и резко остановить лезвие возле его шеи, однако явно не учла, что застать этого человека врасплох практически невозможно.       Он не стал хвататься за палаш, он даже и не шелохнулся те доли секунд, пока я не оказалась в достаточной близости, после едва уловимо шагнув в бок и внезапно резко развернувшись, поддался мне навстречу, перехватывая руку с просвистевшим мимо клинком. Другой рукой обхватив меня за поясницу, он склонился к моему лицу, снисходительно смотря мне в глаза, и в его взгляде так и читалась насмешка моей нелепой попыткой подловить его. Да я, в общем-то, и не надеялась на успех.       – Твоя наивность и глупость совсем пределов не знают, да?       Я вспыхнула и отвернулась от него. Что же он за невыносимый человек. И все же теперь я не испытываю рядом с ним тех неприятных, покалывающих холодом чувств, что сковывали меня в первое время. Борис мягко высвободил клинок из моего захвата, отбрасывая тот на пол, и от прокатившегося гулкого звона я сконфуженно поморщилась. Ладонь мужчины по-прежнему лежала на моей пояснице, и пусть касание ее было легко, я понимала, что не смогу отстраниться, даже если попытаюсь. Борис внимательно смотрел на меня, отчего невольно сковывала неловкость.       Кашлянув, я спросила:       – Борис, ты говорил, что родился шаманом. Что это значит?       Мужчина смерил меня слегка разочарованным взглядом, будто ожидал совсем иной реакции или слов, а потом отстранился, отпуская меня, и пожал плечами, садясь на ступени лестницы.       – Шаманы, – он задумчиво погладил пальцами подбородок, – это древняя каста людей, способных видеть и взаимодействовать с духами. Особый дар, с которым ты рождаешься, однако он может так всю жизнь и проспать внутри тебя, оставшись не пробужденным. В отличие от обычных людей, шаманы обладают дополнительной особого рода энергией, которая называется фуреку, и именно она позволяет объединяться с духами. Каждый шаман обладает своим пределом энергии, которого он может достичь через тренировки или же поглощение чужого фуреку.       Я чуть удивленно приподняла брови, слушая его, а Борис продолжал.       – Многие шаманы в погоне за мощью прибегают к запретным обрядам или отправляются в места, наполненные огромной концентрацией энергии, что зачастую приводит к их гибели. Как-то я видел шамана, которого буквально разорвало на ошметки, будто внутри него подорвали динамит. От фуреку зависят все умения шамана и степень его силы, – флегматично продолжил Дракула, поглаживая пальцами гладковыбритый подбородок. – Чем сложнее приемы, тем больше они требуют вложения энергии. Мой уровень позволяет мне одновременно контролировать двоих духов, а так же использовать слияние духа и предмета. И здесь, как мне часто повторял один человек, необходимо грамотное распределение фуреку, чтобы одержать победу.       Оглушенная его словами, я нахмурилась, осмысливая их.       Мне не приходилось раньше сталкиваться с чем-то мистическим и насколько откровенно не вплетающимся в полотно повседневной реальности. Я не видела призраков, не встречала явления, которые было бы сложно рационально объяснить. Нет, я верила Борису, но это не исключало того, что подобное не укладывалось в моей голове. В какой-то степени я сама отвергала всегда подобные события, как и собственные сны, порою мучавшие меня ночами, не желая угнетать себя верой в них, ведь это бы только усложнило жизнь.       Меня охватило тоскливое чувство. Семью Бориса убили, потому что мальчик обладал иной силой, нежели большинство людей. Потому что отличался от них. До этого я не задумывалась, занятая своими мыслями и приездом Камелии, над тем, через что пришлось пройти Борису, когда его жизнь разрушили люди. Люди, больше напоминающие чудовищ, точно вышедших из преисподней. Чудовищ, убежденных в своей правоте, убежденных, что творят благо. Чудовищ, которые способны на самые жуткие деяния, прикрытые благими намерениями и громкими словами. И такие люди всегда пугали меня больше остальных, ведь они истинно верят, что творят добро, что на их стороне небеса, боги, само мироздание. Они хуже простых сумасшедших, которым нравится причинять боль. Эти осознают, что увечат и заставляют страдать, поборники справедливости же свято уверены, что не делают больно, а очищают от скверны.       Смотря на Бориса, я не могла перестать думать, как вообще возможно посчитать обычного ребенка вампиром или отпрыском дьявола. Мне не верилось, что Борис в детстве являл собой образец исчадия ада. Он и сейчас неплохой человек, пусть и загнанный, раздавленным произошедшим с ним в детстве и отношением людей. Людей, для которых, по большому счету, монстром является любой, кого они не понимают, кто отличается от них, даже если тот тоже человек. Они клеймят «монстром» все, что кажется им неизвестным, что пугает их. И вместо того, чтобы понять они уничтожают. Ведь убить всегда проще, нежели понять, а поняв – принять.       – Но что дает такое объединение с духом?       – Зависит от предрасположенности шамана, – пожал плечами Борис. – Кому-то просто силу, кому-то дар целителя, другим возможность быть медиумом или же лозоходцем иначе даузером. Кто-то получает силу гипноза или же управления марионетками, куда вселяет своего духа-слугу. Некоторые становятся некромантами, а иные получают дар провидца. Зачастую простые люди не знают, что общаются с шаманом, потому что последние скрывают свои способности.       – И чем эта сила наделила тебя?       Борис молча взял в руки палаш и провел лезвием по ладони, разрезая плоть, будто податливое желе, срывая с моих губ удивленно-испуганный выдох. Сталь окрасилась его кровью, набухшей в пятно и неровной ниточкой потекшей по ладони. Однако я не успела сказать и слова, как глубокий порез зашипел, а края раны стянулись, будто и вовсе ее не было. Борис усмехнулся, вытирая руку платком.       – Я умею исцелять раны, регенерировать свое тело. Правда, распространяется это только на меня. Хотя, в общем-то, лечить кого-то другого я и не пробовал. Мои способности связаны с управлением кровью. Я могу подчинить себе любого человека, – его глаза сверкнули, а улыбка обнажила чуть заостренные клыки. – Всели в него своего слугу. И человек этот станет моей послушной марионеткой.       – Даже если у него нет дара?       – Даже если у него нет дара.       – Та летучая мышь в лесу была твоим слугой? Благодаря ей ты нашел меня, да? И тогда в сторожке. К ней тебя так же привела летучая мышь? – теперь это казалось таким естественным, а неясные фрагменты находили объяснение. От невольных воспоминаний о той ночи меня передернуло, но я постаралась отмахнуться от навязчиво полезших в голову образов. Борис. Хотелось сделать что-то, чтобы успокоить его, а может, он уже давно и свыкся с прошлым, свыкся со своим даром? Казалось, он говорит обо всем спокойно, будто пересказывает сюжет некогда прочитанной книги, но никак не делится чем-то сокровенным. Однако отнюдь не значит, что внутри он так же безразличен, как пытается выглядеть снаружи.       – Да, эти летучие мыши – одно из воплощений моих способностей.       Наверное, это ужасно, жить с человеком, которым видит то, что твоему взгляду недоступно. Ужасно тем, что ты не можешь ни полностью его понять, ни защитить, а только волноваться, что в любой момент нечто незримое может ранить дорогого тебе человека или даже убить. Мне страшно сказать что-то, что еще сильнее может огорчить и, как следствие, разозлить Бориса, а мне отнюдь не хочется еще больше тормошить его тоску, вынуждая страдать сильнее. Мне страшно, что однажды ему может потребоваться моя помощь, а толку от меня абсолютно не будет. Люди, даже схожие, казалось бы, абсолютно во всем, зачастую не могут понять друг друга, тогда что же говорить о людях, что фактически обитают в разных мирах.       – Хочешь увидеть? – раздался голос Бориса.       – Что? – я растерянно моргнула, не совсем понимая, о чем он. – Увидеть?       – Моего слугу, например, – пальцы мужчины, коснулись моей щеки. – В тебе чувствуется предрасположенность. Думаю, если дать тебе некий толчок, катализатор, то ты сможешь увидеть. Было бы занятно, пробудись в тебе сила шамана. Ну так что? Хочешь увидеть или это слишком для тебя? – насмешливо прищурился Борис.       – Раз ты говоришь, то я попробую. И… что для этого нужно сделать?       – Что сделать? – вкрадчиво прошептал мужчина, ближе наклоняясь ко мне. – Закрой глаза и представляй, что можешь увидеть, когда откроешь их вновь.       Нахмурившись, я сделала, как он сказал, но секунды шли, а Дракула ничего не делал, хотя я слышала его дыхание рядом, шелест рубашки, когда он шевельнулся, а в следующее мгновение я ощутила прикосновение его немного потрескавшихся губ к моим неторопливым, дразнящим поцелуем. Он едва ощутимо прикусил мою нижнюю губу, проведя языком по ней, проскользнула им внутрь, коснувшись неба. Я ощутила мешавшееся с неловкостью тепло, неуверенно отвечая на поцелуй. Кровь стучала в голове, сливаясь с шумом сбивчивого дыхания, и я прикрыла глаза, позволяя чувствам завладеть собой, жаром проникая под кожу и воспламеняя ее.       Я ощутила, как Борис провел пальцами по моей щеке и прикосновение его казалось непривычно бережным, каким сложно представить касание этого человека, просто смотря на него, встречаясь с его вечно холодным взглядом. Я придвинулась ближе – так, что между телами не осталось и свободного просвета. Рука легла на его шею, зарываясь в густые светлые волосы. Поцелуй мужчины опьянял, дурманил мысли, путал чувства. В теле появилась тяжесть наподобие той, какая возникает после выпивки, но эта тяжесть все-таки была иной, более лёгкой и невыразимо приятной. По телу прошла сладкая судорога. И этот ворох чувств, вызванный мягкими и горячими губами, его языком и дыханием, накрыл меня с головой, посылая мелкие электрические разряды по всем клеткам тела. Мои руки теперь не только ласкали кожу головы Бориса, но постепенно перейдя на плечи, сжимали пальцами рубашку.       Пальцы Дракулы касаются моей шеи, щекочуще проходя по коже и задевая волосы. Я отстранилась, касаясь лбом плеча мужчины и глубоко дыша, даже не пытаясь осознать охватывающих меня эмоций, чувств и желаний, одним мысленным рявком заткнув ту часть сознания, которая начала нашептывать неприятные вещи и пытаться подавить поток переживаний. Взгляд еще был сконцентрирован где-то внутри себя, на собственных ощущениях, нежели на том, что вокруг. Борис что смеялся, говоря о необходимости думать и концентрироваться на возможности увидеть? Вот же проклятый обольститель. Как с ним вообще возможно рядом на чем-то ином концентрироваться, когда он своим взглядом способен выбить почву из-под ног, не то что поступками и действиями? Его присутствие само по себе волнующе.       – Ну, что скажешь?       Я открыла глаза, услышав голос Бориса, но когда мой взгляд скользнул за его спину, я, казалось, физически ощутила, как бледнею. Это… существо и есть слуга Бориса? Выглядящий сравнительно как человек, и все же кожа его мертвенно-серая, а под впалыми абсолютно белыми глазами, будто затянутыми толстой молочной пленкой, залегли темные пятна. Длинные золотистые волосы волнами локонов стекали на практически ничем не прикрытое тело. Меня немного замутило, когда я заметила столь явственную схожесть с той тенью, что я видела во сне.       – Но как?.. – оторопело выдохнула я. – И почему на нем такая… одежда?       Борис перевел взгляд на духа.       – Браумро всего лишь дух. Не мужчина, не человек, не живое существо, поэтому его внешний вид абсолютно безразличен.       Браумро… меня мгновенно прошиб озноб, будто нечто потусторонне-жуткое дохнуло льдом в затылок, заставляя волосы шевелиться от охватившего ужаса. Это ведь имя того охотника, что убил семью Бориса, так значит…       – Да, – будто прочитав мои мысли, – я убил его, когда мы снова встретились. Браумро сам решил стать моим слугой, он понес свое наказание, – в глубине глаз мужчины полыхнул недобрый огонь. – Ну а что касается «но как?», то я отвечу: способности шамана, проклятие видеть духов – духовная энергия, которую можно как отобрать, так и передать другому. Я ощущал в тебе необходимую силу, так что та энергия, что я передал тебе, попросту пошатнула ее, раскрывая. Возможно, пройдет немного времени и ты перестанешь видеть его, а может, если в тебе действительно есть способности шамана, зрение останется с тобой. Интересно, способна ли ты видеть духов в общем, но здесь никого, кроме Браумро нет. Их пугает это место.       – Можешь гордиться, что даже духи тебя боятся, – сорвалось с моих губ.       Борис лишь усмехнулся моим словам.       Мысли путались в голове, а глаза немного саднило. Происходящее казалось чем-то вроде сна, украдкой пробравшегося в реальность. И Борису фактически всю жизнь приходилось быть с этим один на один. Когда никто не может ни понять, ни поддержать. Были ли у него знакомые, такие знакомые, кто всецело бы принимал его, принимал его дар? Наверное, это страшно обладать тем, что для остальных просто легенда, сказка, вымысел и по большому счету – попросту лепет и ерунда. Для меня поразительно, что Борис, несмотря на все произошедшее с ним, сохранил себя, пусть его разум и запятнан случившимся, а душа искалечена. Несмотря на это, он все равно не утратил чего-то очень ценного внутри, в глубине своей личности. Я подняла на него взгляд, встречаясь с привычно холодным взглядом бирюзовых глаз.       – Ты очень сильный, Борис, – неловко прошептала я.