`”*°•✿ ✿•°*”` Часть 5. Бег этой жизни бесконечной… Глава 1. И как бы тяжело все это ни было, двигаться дальше все равно приходится. `”*°•✿ ✿•°*”`
- Ничего не изменилось. Я умерла, а город остался прежним. - И хотя мир знает, что тебя в нем больше нет, он продолжает вращаться. (с) «Белый воротничок».
- Что анализируешь? - Да так... Пообещай мне кое-что, Шерлок. - Ну? - Если я помру раньше тебя, что с нашим образом жизни меня не особо удивит, твоя поминальная речь по мне будет состоять больше чем из трех слов: «Мне очень жаль».***
За окном льет проливной дождь, громыхают раскаты грома, а над городом висят нахмурившиеся и потемневшие тяжелые тучи, словно бы застывшие в вышине, и потоками хлещут холодные струи воды. Они бьют и колотят по всему своими кулаками, ударяются об асфальт, о машины, о дома, о шляпки зонтов прохожих, стекают ручьями по прозрачному стеклу, за которым виднеется зеленый сад, чьи растения наслаждаются свежей порцией влаги. А вот в кабинете с изумрудными обоями царит молчание. Этот сеанс не по расписанию, он не был предусмотрен. «А что вообще было? Никто не мог знать, что произойдет и как. Кроме него, разумеется. Вечно бежал… бежит впереди всей планеты, как будто у него шило в одном месте». Джоан – теперь уже больше не Грей, а официально Уотсон, – сидит неподвижно в старом, знакомом, мягком кресле, стискивая подлокотник настолько сильно, что костяшки пальцев правой руки побелели. Левой она мерно метает йо-йо, а выражение лица у нее спокойное, каменное, отрешенное. Такое же как в октябре. Безэмоциональное. Снова. Поза Элизабет Вуд, застывшей напротив, выражает искреннее неподдельное сочувствие. Она никогда не привязывалась к своим пациентам, но эта девушка стала исключением, редкостным исключением из общепринятых правил. - Джоан? – Элизабет первой нарушает тишину, но реакции на это действие нет. Джоан будто бы и не слышит, что ей сказали, не шевелится. – Джоан? - Все нормально, – ее голос звучит глухо и удручающе. – Все в полном порядке. Я всегда знала, что это за человек. Я всегда знала, какой он внутри, и этот его поступок нисколько меня не удивляет. Я всегда знала, что от него этого вполне можно было ожидать. Джоан делает несколько вдохов через нос, слишком быстрых, слишком рваных для того, чтобы подтвердить ее напускное равнодушие. Глаза сухие, даже не покрасневшие, она не плакала и вряд ли сделает это. Маска снова была надета, мосты за спиной взорваны и сожжены, больше она не хочет возвращаться к своей «светлой» натуре. «Она не добавила «был», не говорит о нем в прошедшем времени. Горе от потери? В очередной раз… За что ей это?» – Элизабет едва не произносит это вслух, но тут же прикусывает язык, понимая, что этим только спровоцирует ненависть по отношению к себе. Джоан однажды сказала, что сочувствие ей не нужно, и она не изменит своей точки зрения. Не сейчас. - Я всегда знала, и нет никаких причин, чтобы отрицать это. Я знала, просто знала, – Джоан дергает уголками губы в несчастной попытке подавить горе. Это выглядит довольно жалко. – Это было ясно с первой же минуты. - Тогда… – Вуд делает паузу, тщательно подбирая слова, просчитывая дальнейшие шаги, словно ступая по тонкой корке льда, – тогда зачем ты ему доверилась? Она обращается к ней как к своей подруге, но этой разницы ее собеседница не замечает, пропуская вопрос мимо ушей, и несколько минут будто бы прикидывает, как лучше ответить, а затем поднимает пустой и безразличный взгляд. Внутри нее был механизм, изначально, с самого рождения. Его поломали, когда ее похитили, оторвали от настоящей семьи; его покорежили, когда убили ее приемных родителей; его раздробили, когда новый отец вдруг оказался монстром и чудовищем; его бросили на многие годы как никому ненужную вещь, оставили в хламе и пыли. Но его начали понемногу чинить, когда появился Он, первый настоящий друг; его склеивали по крупицам, каждый момент, что они были вместе, каждую секунду, что она позволяла себе быть чуточку искренней; его отполировали и покрасили, когда она, наконец, снова нашла потерянное сокровище – свою настоящую семью; а затем… затем его швырнули с огромной высоты вниз, где он разлетелся на мелкие осколки, растаявшие как туман на солнце. Пути назад не было, слишком сильно все изменилось, она изменилась… и безвозвратно. - Зачем доверилась? – раздельно и четко тянет Джоан, после чего кисло сообщает: – Чтобы узнать, каково это - не быть больше одинокой. Хотите знать, почему я тут? Да причина-то, собственно, глупая, неважная… Просто мой лучший друг всего-навсего покончил с собой. И сейчас ее улыбка получается какой-то зловещей, дьявольской, а лед под ногами трещит и проваливается. Но никто не кричит, никто не зовет на помощь, потому что актеры – это два человека, чьи немигающие взгляды устремлены друг на друга; потому что сцена – это разбитая и испепеленная юная душа; потому что фанфары – это шум дождя и грома; и потому что контекст – это холодная смерть. Для Джоан Хариты Уотсон часть мира отныне не существует, а в памяти выжжен огнем один единственный день – 1 июня 2011 года, 14:47. Это день, когда ее время остановилось.***
- Как же мне хочется, чтобы сегодня в Лондоне хоть кого-нибудь убили! - А тебе не кажется, что это твое хотение как-то плоховато пахнет с точки зрения этики?***
Сижу одна.… Скучаю вновь Под грустный ритм песен… Мечтаю я, и стынет кровь, А говорят, что мир наш тесен! Не знаю я, как описать Все, что на сердце накопилось. А на лице от слез печать, Не знаю, как так получилось… Сижу одна, скучаю вновь. Не слышно стуков в мои двери: Не жду, наверное, любовь. Ищу я дружбы старой веру. Все потускнело как-то вмиг, В былое время было ярче. И огонек друзей поник… Ну, и навряд ли станет жарче… [1] Джоан стояла возле высокого вертикального зеркала в небольшой комнате позади физкультурного зала, где как раз шумели и переговаривались, рассаживаясь, выпускники и их родители, и молча смотрела на свое отражение, коим была девушка с распрямленными черными волосами и серыми глазами, в которых пристальный взгляд заметил бы возродившееся неверие и саркастичность. Она была одета в золотую мантию с черной каймой – цвета ее учебного заведения – а на голове пристроилась пшеничная академическая шапочка. В руках Уотсон сжимала листки бумаги, исписанные ее собственным аккуратным круглым подчерком. Джоан вспоминала, как этим утром суетилась и бегала туда-сюда ее тетя Диана, как тщательно и аккуратно накладывала своей племяннице макияж, как маленькая Гарри, едва завидев «старшую сестренку», как она ее теперь называла, захлопала в ладошки и воскликнула: «Ты как принцесса!». И на этот детский восторг у Джоан получилось по-настоящему улыбнуться, невзирая на произошедшее. Джоан поправила приколотую на грудь брошь в виде цветка со множеством лепестков, принадлежавшую ее матери, и выдохнула. В дверь постучала миссис Уинтер. - Эй, красавица, – позвала она, – тебе пора. Твой выход!***
- У тебя Майкрофт на быстром наборе? С каких пор? - С бассейна, Шерлок. Он дал мне свой номер и сказал, если что, пользоваться им.***
Джоан очень хорошо помнила 2006 год, когда все классы наводнились новостями и разговорами о немецкой рок-группе Tokio Hotel. Это было нечто неописуемое, словно все девчонки разом одновременно сошли с ума и потеряли голову. Одну на всех. Все перемены, все перерывы, да любые возможности открыть рот использовались только для того, чтобы непременно выдать пару слов об этих парнях. На мобильники закачивались рингтоны и песни, на экраны ставились заставки, особы женского пола во время обеда таскали за собой плакаты с изображениями участников группы, и не дай Бог хоть один из них падал на пол: на него тут же набрасывалась целая стая, даже клочков бумаги не оставалось. Девушки искали в учебниках слова, в которых встречались имена певцов, и, если таковые находились, радостно повизгивали и начинали расцеловывать страницы. Как-то раз одна из них на урок принесла очередную партию глянцевых плакатов, которые хотела обменять на другие, поскольку эти ей больше не были нужны. Разбор прошел за считанные минуты. Одна из одноклассниц Джоан по своей внешности чисто случайно поразительно напоминала Билла Каулитца и лицом, и прической, и взглядом. Она быстро стала популярной, и за ней постоянно таскалась ее верная стайка-свора единомышленниц. Шерлок эти воспоминания перебил без особого труда. После того как книги Джоан взлетели на большие высоты, и их стали читать не только в Англии, но далеко и за ее пределами, отбою от так называемых Шерлокоманок не было: они были повсюду, куда только не взгляни. Некоторые доходили до того, что решались клеить никотиновые пластыри (и не по одной штуке за раз) или одеваться точь-в-точь как детектив. С Джоан история была немного та же, хоть и не в таком масштабе, впрочем, сильно она по этому поводу не горевала. Молодые девчата пытались носить то же, что и она, закупались в магазинах йо-йо и шапками бини и в срочном порядке начинали всех и вся игнорировать. На все это у Джоан был только один комментарий из трех слов, последнее из которых она так полностью никогда и не произнесла, запинаясь в последний момент и исправляясь. Так что «WTF?» от нее не слышали, а разве что «WTH?», и это в лучшем случае.***
- У меня нет друзей… - Конечно! Откуда же им взяться при твоем-то совершенно отвратительном поведении? - …кроме одного. Тебя.***
Гостиничный номер, в котором они поселились, был обставлен со всеми удобствами, просто настоящий шик. На второй день, когда Шерлок вернулся от подозреваемых, он застал Джоан за просмотром телевизионного сериала. - Что-нибудь новое случилось? – небрежным жестом скидывая шарф и пальто на стул, поинтересовался детектив. - Нет. Только сломался видик, и приходил ремонтник. Шерлок при этих словах прищурился, пару минут стоял неподвижно, обдумывая что-то, потом схватил со стола бумажку и, размашисто написав слово «жучок», приложил палец к губам и принялся осматривать проигрыватель. Через некоторое время он продемонстрировал маленькое электронное устройство, которому там явно было не место. Джоан в ответ на это взяла еще один листок и нацарапала: «И что теперь?». - Теперь? – вслух переспросил детектив. – А теперь… я точно от вас не отстану! – рявкнул он и разбил подслушивающее устройство каблуком ботинка.***
- Вы уходите? А как же… - У меня появилось срочное дело. Это ненадолго, а пока меня не будет, с вами останется Джоан, так сказать, поступает в ваше распоряжение. Не лезет в карман за лишним словом, смелая, достаточно умная… - Не взбалтывать при употреблении!***
- Судьба всех нас сталкивает с тем, что мы отчаянно хотим оставить позади. - Достоевский? - Нет. Я. Во время меланхолии. «Белый воротничок».
В помещении царила шумиха, все о чем-то говорили, перебрасывались фразами, скрипели ножками сидений и размахивали дипломами. Учителя рассаживались на стулья, выстроенные в одну шеренгу и расположенные на кафедре, украшенной плакатом, с красовавшейся на нем надписью «Выпуск 2011 года». Но весь гомон и гвалт исчез мгновенно, как только Джоан поднялась по ступенькам и, замерев возле пюпитра [2], позаимствованного для такого события у музыкального кружка, положила на подставку листы, еще теплые от ее пальцев, и посмотрела вперед. Перед ней рядами сидели девушки и юноши, облаченные в такие же золотистые мантии, как и она сама. Взглядом Уотсон нашла Алисию, у ног которой примостился Джей (собаку директриса разрешила провести), приобнимавшего Алисию Мартина, инспектора Лестрейда и Мелиссу Кеннет, миссис Хадсон, прижимавшую к уголкам глаз платок, и Диану, на коленях которой удивительно спокойно пристроилась Гарри, обеими ручонками державшая своего жирафа и кролика. Глубоко вздохнув и кое-как уняв заколотившееся от волнения сердце, Джоан снова опустила ладони на бумагу. В полной тишине ее голос звучал громко и отчетливо, и ни единый лишний звук не нарушал ее. - Наша жизнь состоит из многих этапов. Заканчивается один, начинается другой, и мы перешагиваем на новую ступень. Момента, чтобы сделать это, мы очень долго ждали, но наступил он как-то неожиданно быстро. Если бы пару лет назад кто-нибудь сказал бы мне, что я буду полностью готова к тому, чтобы пойти в университет, а помимо этого еще и буду толкать речь на выпускном, я бы этому человеку ответила: «Знатно же вы обдолбались!» – по залу прокатился смех. – А причиной было бы то, что тогда я и представить себе не могла, как все в итоге обернется. Все меняются, и я - не исключение. В последних классах школы я научилась многому: оставлять свое прошлое, каким бы оно ни было, в прошлом и жить дальше; заново понимать и принимать окружающих, несмотря на то, что раньше я их всех терпеть не могла, и, думаю, многие из присутствующих здесь без труда это бы подтвердили. Я… я получила семью, то, чего мне всегда так сильно не хватало, – на глаза на секунду навернулись слезы, голос еле заметно дрогнул, но Джоан скрыла это, упрямо вздернув подбородок. – И что еще лучше: я получила друзей, верных, преданных, невероятных друзей, которые оказали на меня огромное влияние, подарив ощущение того, что я на самом деле кому-то нужна, и я благодарна им. Этот долг я не смогу вернуть никогда. Конечно, не все всегда было радужным и прекрасным как в волшебной сказке, но сегодня не тот день, чтобы вспоминать о грустном. Сегодня перед нами открывается дорога в новый мир, очередная дверь, переступив порог которой мы окажемся лицом к лицу со своим будущим, но каким оно будет, зависит только от нас… – она сделала паузу и продолжила: – А теперь выпуск 2011 года повернет свои кисточки, и пусть через пару секунд наши шляпы полетят так же высоко, как и наши мечты, – Джоан широко улыбнулась и громко крикнула: – Мы - выпускники! – и подбросила вверх шляпу.***
- Он мне не нравится. - Тебе никто не нравится. - Неправда, сегодня мне нравится Андерсон. - Потому что он должен тебе деньги.***
Время обнимашек закончилось. После того как Джоан позаключали в объятия все, кому было не лень, девушку ненадолго предоставили самой себе, тем более что с Дианой и Алисией хотели поговорить некоторые преподаватели. Уотсон, выйдя в коридор, спустилась по лестнице в кабинет химии и огляделась. Старая добрая родная обстановка, тут все осталось по-прежнему.***
- Вы слишком любите совать нос в чужие дела! Шерлок дернул краешками губ, улыбаясь. - Вы проныра! Шерлок улыбнулся еще шире. - Чертова полицейская ищейка! Шерлок расхохотался во весь голос. - Какой приятный разговор! Когда будете уходить, не споткнитесь о порог. После того как доктор Гримсби Ройлот, широкоплечий великан с нахлобученной на голову шляпой, коротко рявкнув что-то нелицеприятное, выскочил из гостиной, детектив усмехнулся. - Какая наглость, а! Примешал меня к этим ярдовским бобикам! - Хуже не придумаешь, да? – фыркнула Джоан. – Для тебя же это ведь оскорбление высшей степени. Что? – она поймала чуть недоуменный взгляд. – Я тебя хорошо знаю! [3]***
Проведя ладонью по гладкой поверхности черной парты, Джоан запрыгнула на нее и заметила на учительском столе чью-то забытую чашку с недопитым xftv. В памяти сам собой всплыл один из недавних эпизодов, связанный с… Джоан стиснула зубы, не желая даже мысленно произносить это имя. «Тоже мне герой нашелся! «Я действовал ради блага…» Чьего блага, а? Козел ты, а не брат! Так подставить! И этот хорош! Как же мне хочется всем вам носы переломать!»***
- Знаете, я бы к вам прицепила бы табличку следующего содержания: «Пей чай - думай об Англии». И вообще что это еще за логика? Вы говорите ребенку, которому только-только стукнуло восемнадцать, что он должен охранять человека, которому уже за тридцать, от профессиональных киллеров? Это что за система такая? Я всегда думала, что все должно быть наоборот!***
Чашки Петри, микроскопы, макеты строения атома и элементов химической таблицы, плакаты с разными темами, пинцеты, горелки… Все так знакомо. Мистер Морт любил временами смешивать домашний уют со школьными принадлежностями: вот, например, на стене над раковинами был прикреплен муляж бейсбольной биты, что было понятно – он являлся ярым любителем этого вида спорта.***
- Ну и зачем ты ее выбросила? - С битой против дробовика? Хорошенькие же у меня шансы! - Так, ладно. Мы вбежали сюда почти сразу после него, значит, много времени на то, чтобы найти хорошее укрытие у него не было. Ищем первое попавшееся место, в котором можно спрятаться, ненадежное, но не бросающееся в глаза. В конце концов, он же не полный идиот. - Точно. Не полный идиот и с дробовиком.***
Джоан тяжело выдохнула и, достав из задних карманов джинсов кожаные темно-серые перчатки, долго смотрела на них, потом рвано втянула носом воздух и, зажмурилась, прикрыв рукой глаза. Шестое чувство ее никогда не обманывало, и она почти ненавидела себя за то, что позволила всему произойти.***
Шерлок сидел в гостиной за ноутбуком, а девушка неподвижно застыла возле окна, нервно покусывая нижнюю губу. - Помнишь мои предчувствия? – наконец тихо проговорила Уотсон, поворачиваясь к сыщику. - Ну? – тот поднял на нее голову. - Сейчас тоже самое… – слова застряли в горле, дыхание спирало от наступавшей на горло тревоги. – С недавних пор я каждый раз боюсь… когда мы с тобой выходим из этого дома, что мы можем… можем уже больше не вернуться сюда вдвоем. Это было в тот вечер, когда Салли Донован убедила Лестрейда арестовать Шерлока, буквально за несколько часов до финальной фазы представления.***
Почти ненавидела… Почему «почти»? Да потому что все это неправильно, и эта дурацкая ситуация, и Мориарти, избежавший наказания, и его игра, подорвавшая общественное доверие к Шерлоку, и последний выход на сцену гениального детектива – его прыжок с крыши Бартса. В тот день все полетело к чертям собачьим, и, вернувшись домой, в свою квартиру, Джоан вытолкала Джея в ванную, заперев его там, и с абсолютно ничего не выражавшим лицом швыряла все попадавшиеся ей предметы по сторонам, наплевав на все – и на поздний час, и на тревожные стуки соседей за дверью, и на жалобно скулящего и лающего колли.***
- Считай этот звонок моей запиской, – силуэт на самом краю, полы пальто развеваются под ветром, рука вытянута по направлению к ней. – Люди ведь так поступают. Оставляют записку. - Какую записку? – а голос отказывается служить, предательски заикаясь, и сердце сводит от ужаса осознания. - Прощай, Джоан… Он еще недолго смотрит на нее, затем отбрасывает телефон, делает шаг вперед – первый и в то же время последний – и фигура человека стремительно летит вниз, прямо на асфальт.***
Когда чья-то жизнь обрывается, неважно чья и неважно когда, кто-то всегда замечает. Это могут быть родственники, жена, муж, невеста, жених, друзья, знакомые, приятели, коллеги по работе, случайные прохожие, которые больше не видят этого человека по утрам по пути в метро, соседи, домашние питомцы, а иногда даже сам дом… Для кого-то это исчезновение будет ударом, независимо от того, как сильно этого хочется избежать. Это будет страшная потеря, невосполнимая утрата, боль от которой не заглушит даже самый крепкий алкоголь и самое долгое существование на этой земле. Осадок в душе останется навсегда, как бы отчаянно кто бы то ни было не желал, чтобы это было не так. Когда чья-то жизнь обрывается, кто-то другой тоже умирает вместе с ним…***
- У парня впереди светлое будущее. - Правда что ли? - Конечно. Ему светит от трех до пяти с конфискацией.***
Джоан снова оказалась в Хитроу – там все так же шумели и галдели люди, спешившие по своим делам, – только на сей раз провожала не она – провожали ее. У миссис Хадсон расшалилось сердце, поэтому с миловидной старушкой девушка распрощалась на Бейкер-стрит, насилу заставив себя переступить порог этой чертовой квартиры. Домовладелица не скрывала слез, обнимая Уотсон и гладя ее по выпрямленным отросшим за долгие месяцы волосам. Джоан, прижимая пожилую женщину к себе в ответ, тихо обещала, что будет звонить и писать, что она еще приедет… Но в последнем она сама сильно сомневалась, так что скорее это были простые слова утешения. С Лестрейдом и Кеннет выпускница раскланялась в Скотланд-Ярде и, уходя, бросила на Донован и Андерсона взгляды, полные такого презрения, что те еще долго не могли этого забыть. Алисия, как не увещевала начальство, не смогла приехать в аэропорт: заключалась новая сделка в Париже, и она обязана была там присутствовать, в противном случае ее бы уволили, так что с опекуншей они расстались вчера вечером, когда она садилась в поезд до Дувра. Оставались только Диана и Гарриет, ну, и еще Джей, конечно же.***
Буквально сразу после экзаменов между Джоан и ее тетей зашел разговор о дальнейшем обучении. И вот тогда-то миссис Уотсон и упомянула о блестящей перспективе в Америке, заявив, что там есть такая возможность. - Ты серьезно? – удивилась Джоан. - Ты же мечтала об этом! Прекрасный университет, хорошая программа, позволяющая получить блестящее медицинское образование, да и учителя там великолепные. А ты же так хотела, поправь меня, если я ошибаюсь, стать хирургом. Один мой знакомый состоит в совете, я с ним недавно переговаривалась, и они уже рассматривают тебя как потенциальную ученицу. - То есть я туда по блату попадаю? - Нет, ну что ты! Меня только один друг знает, да и то со школьный времен, а остальные с моим именем и не сталкивались, но вот о тебе они наслышаны. Конечно, твоя личность тут тоже играет кое-какую роль, но у них на первом месте стоят результаты твоих экзаменов и отчеты по периоду последних трех классов, за который ты не получила ни одной плохой оценки, а так же твои внеклассные занятия. У них имеются твои эссе, и они это оценили. Мне звонили недавно, и по их голосам - я знаю, что люди врут, и знаю, когда они врут, меня не обманешь, - я поняла, что они под впечатлением. Этот шанс не каждому выпадает, не стоит его упускать.***
И Джоан согласилась. В конце концов, это то, о чем она мечтала и к чему стремилась. Диана вместе с дочкой должны были прибыть через неделю, когда женщина разберется с оставшимися делами, и привезти с собой колли. А пока Уотсон отправлялась одна, по прибытии в Нью-Йорк ее встречал Колин Эддингтон, преданный дворецкий вдовы, служивший у нее уже Бог знает сколько лет.***
- И это значит, что преступник никоим образом не мог быть на месте преступления в то время, когда там совершалось то самое преступление и… На чем я остановился? - Прямо на моей ноге, которую пару часов назад ты мне чуть не сломал. И тавтология - это пережиток прошлого.***
Возле автомата с газировкой копался ремонтник, гремя своими причиндалами и разбираясь в хитром строении деталей. Джоан не обращала на него внимания, сунув руки в карманы джинсов и отведя назад плечи, и, вытянув шею, смотрела в окно, на небо, где между облаками скользило летнее радостное солнце, безразличное к проблемам тех, кого оно освещало. - Эй, Несси! – прозвучавший над самым ухом голос заставил девушку вздрогнуть и повернуться. Рядом с ней стоял печально улыбающийся Саймон О’Брайан. - Несси? – переспросила Джоан, изгибая левую бровь. – Что еще за Несси? - Ну, раз ты мне дала кличку Джеймс Бонд, то я тебя буду называть именем Лох-несского чудовища, – усмехнулся парень. - Что, я настолько страшная? - Да нет же, глупая! Это потому что тебя все видели, но никто не знает, кто ты на самом деле. В тебе есть загадка, тайна, и это здорово, – Саймон помолчал и погрустнел. – Значит, все же улетаешь, да? Покидаешь туманные и сырые берега Темзы, меняя их на Эмпайр-стейт-билдинг и Статую Свободы? Джоан пожала плечами. - Аттестаты получены, школа окончена, этот период жизни тоже. Прошлое в прошлом. Мне пора двигаться дальше. - А ты… – Саймон запнулся и взъерошил и без того растрепанные лохмы, – ты еще вернешься сюда? - Я не знаю, – Джоан поправила сползшую с плеча лямку футболки. – Понимаешь, я сейчас не в том состоянии, чтобы дать точный ответ, в котором я была бы стопроцентно уверена. - Ясно, – О’Брайан растянул шипящую согласную и, порывшись в кармане, достал оттуда металлический прямоугольник. – Вот, возьми от меня этот маленький презент на прощание, – он вложил его в ладони бывшей одноклассницы. – Когда станешь известным хирургом, может, вспомнишь о своем старом приятеле. Это армейский жетон моего отца. - Что? Но… я не могу его взять! Это же личное… – заикнулась было Джоан, но Саймон решительно перебил ее. - Можешь. И возьмешь, потому что это мой подарок тебе, и я его не отниму и не приму обратно. Я хочу, чтобы он был у тебя. Он помог мне справиться с моими проблемами, придал мне сил. И я думаю, что он и тебе поможет. Но если ты все еще смущаешься - смущаешься, не перебивай меня, я не слепой, - тогда давай договоримся так: ты, если захочешь, сможешь отдать его, когда появишься снова в Лондоне и сходишь со мной пообедать, – и блондин наклонил голову подруги, надевая ей на шее холодную цепочку. Это помешало ему услышать, как Джоан беззвучно прошептала одними губами: «Если появлюсь…».Эпилог.
Джоан наотрез отказалась лететь частным рейсом, хоть ее тетя и настаивала на этом, и все же Диана не угомонилась, и поэтому в Америку ее племянница отправлялась бизнес-классом со всеми удобствами. Попытка возразить ник чему не привели, к тому же миллионерша, очевидно, подговорила свою дочку, и та, как только Джоан пробовал вставить хоть словечко, ударялась в истерику. Из этой схватки Джоан победительницей не вышла. В салоне было еще мало пассажиров: она вошла в числе первых и, заняв свое место, молча положила ладони на шею и нахмурилась, уставившись прямо перед собой. Сзади доносился слабый шум – там потихоньку появлялись люди. В кресло с правой стороны опустился седовласый мужчина в возрасте, облаченный в черный костюм-тройку, с маленькой бородкой, галстуком-бабочкой и в очках. Он расположился на сидении и, разложив рядом вещи, которые было разрешено брать с собой, открыл книгу на заложенной странице. В тот момент Джоан внезапно будто оглохла. Нет, с незнакомцем это связано не было, просто плотина, которая столько долго и упорно сдерживала все, что накопилось, навязло, собралось в душе, больше не могла существовать. Эмоциональный барьер трещал по швам, сквозь образовывавшиеся дыры вырывались чувства, и Джоан ощутила, как в глаза у нее предательски защипало, как в горле застрял комок, из-за которого вмиг стало сложно глотать, и как из плотно сжатых губ начали пробиваться прерывистые хрипы. - Мисс, с вами все в порядке? Вам плохо? – стюардесса, направлявшаяся в кабину пилота, остановилась и обеспокоенно склонилась к девушке. Та, с трудом собрав волю в кулак, кивнула и неровно улыбнулась. - Нет, ничего страшного. Я просто ногу ударила, – и для пущей убедительности потерла лодыжку. «Черт, и почему эти дамочки всегда такие вежливые? А хотя куда они денутся с борта самолета?..» – Все нормально, сейчас пройдет, не о чем беспокоиться. - Вы ведь не ушиблись, да? – «галстук-бабочка» повернулся к ней, когда стюардесса удалилась. Уотсон замотала головой, жмурясь. Слезы текли по щекам, прозрачные капельки срывались вниз, слышались прерывистые всхлипы. – Не хотите уезжать? - Хочу… – простонала Джоан. – Хочу, чертовски хочу! Но дело не в этом. - А в чем? Она покосилась на неизвестного. Ему за шестьдесят, неженат, хорошо одет. Потом взгляд зацепился за томик на столике – сборник рассказов самой Джоан, последнее издание, на обороте которого есть ее фотография, уже слегка затертый, со вшитой закладкой, очевидно, что ее перечитывали не по одному разу. Елки-палки, даже сейчас из нее прет этот детектив! Но человек все равно обращался к ней так, будто он не знал, кто она. А ведь он знал. Хорошо знал. Почему бы не подыграть? - Так в чем же? – он повторил свой вопрос. - В том, что… – судорожный вздох, смешанный с проглоченным стоном, – в том, что я… больше не доверяю. Опять. - Кому? - Всем, – Джоан выплюнула ответ и, вцепившись в волосы, уткнулась носом в колени, окончательно разрыдавшись и упустив момент, когда ее обхватили и прижали к себе заботливые руки, спрятала лицо на груди незнакомца. – Мой друг… самый лучший друг… самый близкий... Он… он покончил с собой. - Мне жаль… - Нет, вы не поняли! – вскинулась Джоан. – Для самоубийства он был чересчур самолюбив! Социопатичный идиот, до умопомрачения влюбленный в себя и в свою работу! Это все знали, все вокруг него, все, кто с ним сталкивался, но почему-то они этого не видят, не видят того, что он просто не мог так поступить! Только я смотрю, наблюдаю и понимаю это, делаю правильный вывод! Девушка буквально выкрикивала это и под конец со всего размаху несколько раз стукнула кулаком по подлокотнику, после чего притихла и молча размазывала рукавами соленые дорожки. - Выплакались? – ее утешитель ободряюще улыбнулся. «По ходу он мозгоправ. Вот везет же мне на них!» – Стало легче? - Немного… Черт, а я ведь за всю свою жизнь ни разу не плакала… даже когда нашла свою семью. Как же он меня испортил-то, а!.. Чтоб тебе провалиться, Шерлок-мать-твою-Холмс! Когда ты «воскреснешь», Богом клянусь, я тебе точно по морде заеду! – она высморкалась и шмыгнула носом. - И куда вы теперь? – поинтересовался психолог. - В будущее, – коротко бросила Джоан. – По крайней мере, я надеюсь, что туда. Знаете, а я ведь ужасно хочу стать врачом. Сначала планировала пойти в диагностику, теперь вот подумываю о хирургии.***
Шасси оторвались от взлетной полосы, и большая железная птица взмыла в небо. Джоан, пристегнутая ремнем безопасности, откинулась на спинку кресла и посмотрела в окно, приложив пальцы к стеклу. Было 16 июня 2011 года. Ее ждала следующая часть истории. Эта глава была навсегда закрыта. А там, на земле, в шумном здании аэропорта, у сломанного автомата выпрямился рабочий, и серо-зеленые глаза еще долго провожали удалявшийся самолет. Из-под нахлобученной кепки чуть-чуть выбивались черные кудри. Взгляд был несколько грустным, а в голове все еще вертелось слово «если», прочитанное им по губам. И Шерлоку Холмсу, обычно такому холодному и беспристрастному, отчего-то нестерпимо хотелось, чтобы это самое «если» так не прозвучало. Говорят, что разлука лечит, Что любую боль сотрет. А душа, что б ей стало легче, Быстро новую себе найдет. Это глупо! Это нелепо! Это просто внушительный бред! Понимаешь, как это скверно, Когда друга рядом нет. [4] [1] Стихотворение изначально было взято с сайта yapoet.ru. [2] Подставка для нот (вмонтированная в музыкальный инструмент или напольная), а также настольная подставка для книг или тетрадей: https://elcoda.com/images/super/music-stand-11707.jpg [3] Перефразированный диалог из АКД «Пестрая лента». [4] Стихотворение взято отсюда и немного перефразировано: https://stihi-russkih-poetov.ru/poems/olga-vysockaya-razluka