Новый пантеон

«Очевидно, Владимир Семёныч не против, чтобы я отлучилась на пару секунд, раз оставил меня без присмотра, – подумала Лин; настроение было хорошим, неприятностей не предвиделось, и она была только рада повидать тех, кто остался в звёздных сферах. – Там, наверное, какая-нибудь формальность». Не переживая о том, что она не знакома с позвавшим её, девушка медлила. Она задумала напоследок послушать, что происходит вокруг. Неподалёку, над старым зданием МГУ она различила силуэт Пушкина. Поэт мгновенно откликнулся на мимолётное внимание к своей персоне: «...Мальчики кровавые в глазах. В вашем случае – девочки». Предостережение озадачило и всерьёз встревожило Лин. Пролепетав слова благодарности, она сосредоточилась на стёршейся резьбе по дереву, что украшала гроб писателя, и тотчас оказалась на месте, засыпав искрами великого виолончелиста. Ростропович добродушно улыбнулся и пожал девушке руку, но тут же оглянулся на Салтыкова-Щедрина – это его строгий голос призвал девушку. – Натворили вы бед! – произнёс Михаил Евграфович, словно пудовой плитой придавил. – Уродливые чудовища расползлись по сферам. Линия с обидой и непониманием посмотрела на Салтыкова-Щедрина. – А как ещё назвать плоды вашего совместного творчества? – продолжал тот. Из мерцающей звёздами темноты вышли Шостакович и Гоголь. – Одну остановили у входа во владения Елизаветы Петровны, – доложил Николай Васильевич, открыл крышку гроба и бросил внутрь разряженный револьвер. – Видите? – возмущение захлёстывало автора истории города Глупова. – Они идут по вашим следам и досаждают всем, кто имел несчастие повидаться с вами. – Пётр Ильич просил вас быть временно главным, а не главным обвинителем, – заступился Ростропович. – Девушка ошиблась, со всеми бывает. – Главное, что ведьмы не вооружены! – поддакнул Гоголь, перебирая арсенал в поисках более мощных стволов; остановив выбор на компактном огнемёте, он повернулся к Лин. – Вас ведь рисовали сразу, как вы прибыли? Та вскрикнула, закрыв рот обеими руками. Стало ясно как день: с тех пор, как она разрешила Врубелю нарисовать себя, он не ограничился одной копией. Неизвестно, сколько Линий-иллюзонов разошлось по небесным сферам. Но хуже всего было то, что потом она ещё и стреляла при художнике! – Иллюзоны в красном безоружны, – сказала она, стыдясь поднять глаза на кого-либо из отряда убийц. – Однако могут быть и другие. Я неосмотрительно доставала при нём вашу пушечку... и стреляла. Новая догадка поразила девушку: если иллюзоны идут по её пятам, то Раневская, Булгаков, Высоцкий, Вишневская... – Галину охраняет Чайковский, – успокоил Ростропович. – Сферу, в которой Булгаков, патрулирует Олег Даль. Внутрь околоземной сферы горгонам не пройти, так что Высоцкий и Раневская в безопасности. Лин выдохнула было, но тут перед её мысленным взглядом встала маленькая Лисичка, беззащитное созвездие, ожидавшее её на границе сфер. Салтыков-Щедрин не успел остановить девушку. Яркие искры осыпали гроб-арсенал. – Бесстрашная, – пожал плечами Гоголь. – Только что же она сделает? В пушке был всего один заряд. ___ Лин появилась неподалёку от места, где оставила пылиться Треугольник, сделала шаг и внезапно споткнулась о мысль, высказанную Гоголем. Как о камень на дороге. Распласталась по мягкой, шумящей поверхности белёсого киселя. А когда поднялась, её глазам открылась неприглядная картина. Три рисованых иллюзона хищно кружили над Лисичкой. Их скрюченные окровавленные пальцы тянулись к хвосту и к ушам зверька. Созвездие оборонялось, щёлкая зубами: глаза выпучены, в когтях – ошмётки иллюзорной плоти. Но истекающие кровью, бледные и остервеневшие горгоны не отступали. По сторонам они не смотрели, поэтому девушку не заметили. Трясущимися руками Лин зарядила пушку ядром, которое получилось из слезы. «Лишь бы сразу удалось прихлопнуть, а то набросятся и растерзают. Не хочу перерождаться с увечьями», – твердила она себе и волновалась всё больше. Наконец, ей удалось выстрелить. О УЖАС!!! Иллюзоны замерли, облитые с головы до ног водой. Ядра из слёз не убивали! Выстрел не причинил вреда трём горгонам, разве что немного боли от того, что солёная жидкость попала в открытые раны. Лисичка воспользовалась тем, что от неё отвлеклись. Пригнув голову, быстрыми шажками отступила в тёмный слой верхней сферы. На душе у девушки полегчало. Но что же теперь делать?! На раздумье времени не было, её иллюзоны (одна – бледная, в багряном платье и со свободно спадающими локонами, другая – розовощёкая, с высокой причёской, в розово-алой тунике и третья – с зеленоватой кожей, собранными в пучок змеями и в ядовито-красном наряде) могли того и гляди броситься на свой прототип. Разорвать в клочья жадными, покрытыми кровью руками. Впрочем, выбор был невелик: сбежать и спрятаться внутри обруча, надеясь, что Олег Даль сжалится и спасёт её или вернуться ко гробу, взять оружие и защищаться. «Линия, пожар!» – услышала она и встрепенулась. Горгоны бросились к ней, но поймали лишь искры. Сама Лин была уже далеко. ___ Москва. Марьино. Половина шестого. Над рекой – клубы чёрного дыма. Но это было не самым шокирующим из всего, что она увидела. Высоцкий не был похож на самого себя, он стал огромен, прозрачен и многорук. Сдерживая пламя, он фильтровал воздух, однако ядовитый дым всё равно ускользал, находя тут и там лазейки. Лин кинулась помогать пожарным и спасателям, но оказавшись рядом, засомневалась: разве её пение, делавшее мир теплее, усмирит пламя? Воспоминание о нарисованных иллюзонах со змеями-волосами было так свежо и ярко, что она всерьёз задумалась, а не обернуться ли гигантским удавом, захватить в кольца горящую поверхность и придушить пожар на земле и воде?.. Пять сорок восемь. Пламя задохнулось, паника улеглась. Лин с трудом вслушивалась в невнятные молитвы и причитания, но вскоре они растаяли в ватной тишине. Предметы перед глазами стали расплывчатыми, а люди превратились в красные пятна. Лин ощутила вялость, неприятную прохладу на коже, пусть никакой реальной кожи у неё и не было. Пока она силилась понять, отчего стала чувствительна к температуре, Владимир Семёнович появился рядом в обычном своём виде. Он по-прежнему присматривал за всем, что творилось вокруг, и к Лин обратился, не поворачивая головы. – Шутники петарды притащили, а на берегу – народ с шашлыками и средствами для розжига. Спасибо, что откликнулась. Как твои дела наверху? – Всё плохо, – сипло проговорила она. – Но ты зови, даже если по мелочи. Высоцкий мельком глянул на неё и замер. Потом достал сигарету, повертел в пальцах. – Сделай одолжение, отправляйся-ка обратно, – сказал он холодно. Прозвучало это настолько вымораживающе, что Лин не рискнула спорить. Она собиралась без промедления рвануть наверх, но вместо этого степенно, без искромётной скорости всплыла над сферой, в которой несли круглосуточную вахту незримые боги. Там, где она оставила кровожадных иллюзонов, было пусто. Подозревая неладное, она с тревогой огляделась. Из тёмных туч, скрывавших нежить среди развалин человеческой мысли, осторожно выглянула Лисичка. Так захотелось обнять пушистого зверька! Но едва богиня двинулась навстречу, созвездие шарахнулось обратно во тьму. «Это горгоны запугали бедняжку», – объяснила себе Лин и потянулась за табакеркой. Рука скользнула по бедру. Отчего-то не удалось нащупать клапан, в котором лежал подарок императрицы. Лин поцокала языком. Её вимана вновь высунула мордочку. Звёздная шерсть встала дыбом, зверёк звонко тявкнул и скрылся. «Неужели успела одичать?» – покачала головой девушка, надеясь увидеть упряжку и Треугольник. Ничего не вышло. Не давая воли раздражению, Лин постаралась представить лицо Булгакова. Странно, но и это не удалось! Что ж такое?! Быстрое перемещение невозможно, собственная вимана не признаёт, память изменяет. Пришлось карабкаться через слой тьмы, населённый враждебными тварями. Подъём осложнялся тем, что бесы приставали к ней настойчивее, чем когда-либо. Лин беспрестанно ощущала гадливость от прикосновения корявых, шерстистых лап. Впрочем, нечисти не удалось прицепиться к ней – когти соскальзывали. Но вот пытка кончилась. Линия выбралась в ту часть пространства, что продувалась метафизическим ветром. Вздохнув, она огляделась. Её радость быстро померкла: вокруг не было ни души. «Эх, вот тут ты пригодилась бы мне», – мысленно обратилась она к Лисичке и, напрягая волю, заставила себя вспомнить облик Михаила Афанасьевича. Полное фиаско. Девушка рассерженно зашипела и поплелась против ветра, надеясь встретить писателя по пути. Ветер дул, как прежде, ничуть не меняясь. Идти было трудно. Ею постепенно овладевала злость, волосы раздувались, как капюшон кобры, сильнейшее волнение ослепляло. Может, поэтому она не заметила маленькую группку душ, собравшихся возле обруча. Души были крайне удивлены тем, что экскурсовод молчал довольно-таки долго. Михаил Афанасьевич смотрел на Лин и отказывался узнавать её. Бледной молнией промелькнул и встал рядом с писателем убийца иллюзонов, Олег Даль. – Погодите, Олег Иваныч, это не то, что вы видите! – Булгаков ухватил его за локоть, заметив, что Даль собрался стрелять в Лин. Та весьма кстати остановилась и, не полагаясь на зрение, прислушивалась: откуда звук? Ещё одна вспышка, более яркая, почти синяя. Между Олегом и Линией встал Лермонтов. – Это не иллюзон. Это она сама, – Михаил Юрьевич явился в окончательно изорванном мундире, но выглядел он решительней обычного.