Новый пантеон

– Но с вами сложно говорить, вы любые слова принимаете на веру. – Хм, а у вас был план солгать? Что-то сомневаюсь. Единственное, в чём я убедилась на все сто процентов: в мире духов невозможно врать. Была бы такая возможность, не пришлось бы сбегать и выворачиваться при неприятных вопросах, – говоря это, Лин чуть не расхохоталась. Нет, ну теперь всё понятно! Понятно, например, почему сюда был вынужден тащиться Короленко. Почему отставные убийцы стояли с закрытыми глазами. Почему все стараются друг с другом пореже пересекаться: когда вокруг целая вечность и впереди лишь замкнутая сфера, одиночество кажется единственно надёжной ширмой. Подобием личного пространства. – Как вариант, да, – снова согласился писатель. – А я поделюсь с вами другим наблюдением. Хоть здесь и не лгут, правдивые факты из уст одного звучат выдумкой для другого. Вот вам сказали, что одежду получают, охотясь на иллюзонов. Далее вспомните: этих иллюзонов добивают хлыстами – вдребезги. Подумайте, ну что останется от той одежды? Из опыта ясно, что... – Не вариант. – Однако и не ложь. Иными словами «правда у каждого своя, и она — именно их правда». Не всякий способен смириться с тем, что открывается ему в посмертии. Помните, мы с вами с этого начали? Так и появляются несогласные с мироустройством и желающие его изменить. Хотя бы для себя. Но если на земле мы можем много, то тут – некая закоснелость, если вы понимаете о чём я. И ангелы её всячески поддерживают. – А вы в курсе, что говорите речи революционные? – Лин не хотелось упоминать имён падших ангелов, но тема «падения» уже который виток делала вокруг неё, не желая сдаваться. – Более того, кроме меня их никто говорить не решается. Но я мало чего боялся при жизни, чего уж теперь. А вы сколь красивы, столь и умны. – Цветник занимается тем, что злит ангелов, нарушая порядок? – Скажем так, мы отрабатываем прижизненную славу посмертным существованием, хм, древние египтяне многое угадали в своих воззрениях. Но кому-то, хоть в лепёшку расшибись, хочется снова жить. Таким помогает Цветник. Возрождает к жизни. И тем досаждает ангелам. – Что могут сделать ангелы? Утащить в Рай? – Лин усилием воли подавила смешок и ехидный комментарий про тех, кто утаскивает грешников. – Не отвечу вам на этот вопрос, но можете сами выяснить. Адрес знаете, дорогу помните. Лин прокрутила в голове эпизод, как Булгаков прощался с Вересаевым. Слова благодарности неизвестным ни ему, ни Лин помощницам. Или благодетельницам? Или как он их там назвал? Судя по тому, что она узнала, – нарушительницам порядка. Сердечно пожав писателю руку, Лин запрягла Лисичку. Короленко поплёлся дальше. На ветку начали потихоньку налипать слабо мерцающие души. ___ Лисичка борзо прискакала к слоистому переливчатому туману, что висел под Зарайскими полями и столбами. На этот раз углубляться в нечёткий жемчужный свет не стали, нырнули ниже. Поверхность под туманом оказалась бугристой. Треугольник кидало из стороны в сторону, как кибитку на ухабах заснеженного тракта где-то в российской глубинке, где ни денег, ни сил на постройку хорошей дороги нет. Линия повела плечами – на них навязчиво оседало ощущение тоски и безнадёги. «Лишь бы не очередная пиявка», – буркнула она про себя, вспоминая прежние проколы. Утешала мысль, что горгоны-эскизы давно расстреляны, бояться нечего. «Но кто-то или что-то навевает же это вынимающее душу ощущение?» Короленко не зря хвалил её ум, Лин сопоставила место, где они катили, с историей про эвтаназию для мятежных душ. От понимания не стало легче, зато ушла тревога. Неровности начали преобразовываться в группы женских фигур, и Лин с облегчением подумала: не бегемоты, уже хорошо. Пространство вокруг выглядело странненько: тусклый свет как в комнате с низким потолком или несоразмерно мелкими окнами; под ногами твердь из полудрагоценного на вид камня, то ли раухтопаза, то ли оникса. «Интересный подвальчик у Зарайских кущ. Пол твёрдый, чтобы не сбежали вниз. Вверх не пропустит жемчужная изнанка Сада. Получается, деться некуда», – отчего-то решила Линия. – Смешная догадка, – услышала она и оглянулась. Лицо женщины было знакомо, но имени Лин не знала. Не не помнила, а именно не знала, и для женщины такое положение вещей не было секретом. В этом «подвале» все носили венки из цветов и держались за руки. Были улыбчивы и доброжелательны и все как одна имели струящиеся наряды нимф. Сравнение с кавалерственной дамой Лопухиной Лин предпочла не озвучивать и объявила всеобщий привет, стараясь звучать по-дружески. Внутри назревало дрянное предчувствие, что добром её появление не кончится, но Лин не дала ему ходу: «Если что, уеду, только меня и видели!» – У меня к вам несколько вопросов, которые я задам напрямую, – с места в карьер рванула она; общение с Суворовым повлияло, не иначе. – Спрашивай, – разрешили ей. – Что могут сделать ангелы тому, кто нарушит правила небесных сфер? – Взять под мышечки да и унести туда, откуда не возвращаются, – речь вела до боли знакомая девушка, где-то Лин её видела... – И вы держитесь друг за друга, потому что? – Потому что за поступок нескольких не наказывают всех. Верно угадала. – Ещё спрошу, почему «Цветник»? Понятно, что венки и flower power, но всё же? – Это в честь узоров на картине «Рождение Венеры». Самой её тут нет, натурщицы. Хотя по идее должна быть... Это фигура речи такая; естественно, никому ничего она не должна, – пожала плечами очень красивая, совсем незнакомая брюнетка. Лин старалась не оценивать никого по внешности, но блондинок, брюнеток, рыжих и пепельноволосых, ярких, словно раскрашенных, – таких нигде в посмертном мире не водилось. Только тут. Ясно, что девы эти не нарисованы, но откуда у них в лицах столько цвета? – Не ломай голову, сама не разгадаешь. Мы – память о памяти, мы должны были исчезнуть, внутри анонов покатиться к следующим жизням, но нас помнят те, кто помнит воспевавших нас творцов. Поэтому мы здесь и выглядим так. И мы счастливы, потому что небесполезны! – Ты хочешь спросить, – перебила другая дева, – что же мы делаем? – Хотела спросить, как? – поправила Лин. – О, нас так много, что секундное затмение людской памяти – – Не хуже получается, чем влияние иллюзонов – – Лучше, действеннее – – И краткого мига забвения хватит, чтобы душа потеряла вес и улетела к новому перерождению! – затараторили те, которые были ближе, остальные закивали. – Душу держит память тех, кто живёт, – успела ввернуть Лин, – а вы наваливаетесь и давите эту память, а потом на месте души образуется иллюзон? – Иллюзон образуется в любом случае, и обретается он там, внизу. Отсюда душа просто уходит. – И насколько это добровольно? – Лин не заметила, как в интонацию вплёлся металл, выдавая гнев и что-то ещё, чему она не нашла пока определение. – Каждый сам решает, хочет ли он остаться частью духовной формы мироздания или же вернуться в тварный мир и снова взаимодействовать со вселенной через физические объекты – – Мы помогаем – – Когда нас об этом просят – – Кто просит?! – перебила Лин. – Тот, кто хочет вернуться в тварный мир – – Тварный мир не просто сотворён, в нём можно творить – – Все души помнят о том, что они создали при жизни – – Выдающиеся личности, знаменитости не хотят это забыть и утратить, рождаясь вновь – – А некоторые боятся, что не достигнут тех вершин славы, что при прошлом рождении – – Вот и цепляются за то, что уже не отнять – – Они никогда не придут к нам – – Их держит страх – – Они же не знают, куда занесёт при следующем рождении, – возразила Линия, удивляясь, как же эти барышни умеют забалтывать, ведь слушаешь и почти что веришь! – Однако есть другие, кто страдает от того, что лишен радости творения – – На земле тело подвержено болезням, травмам и вообще смертно, зато не ограничено ни в фантазии, ни в возможностях – – Есть те, кто рвётся к жизни – – Они не трясутся за свою индивидуальность – – Как будто, родившись, личностями не станут – – Стоп, погодите, – Лин остановила поток речей, взмахнув руками. Лисичка звонко тявкнула, Треугольник эхом зазвенел. Вдалеке ещё некоторое время неразборчиво гудели голоса. Стоявшие рядом женщины смотрели Лин со спокойствием небожительниц. Со снисхождением. С едва уловимой насмешкой. – А вам не кажется, что если людям назначена некоторая работа, м-м, посмертно, то это – не просто так? Наверное, в этом есть для них польза. Не всё же творить направо-налево, надо и отвечать за результаты, – сказала и сама задумалась, как она-то ответит за свою внезапную популярность, о которой мечтала, но с которой не знала, что делать. – Мы помогаем по просьбе, но можем помочь и против воли, – вкрадчиво сказала одна из женщин. – Если нам начнут мешать. – Отправляйся наверх, убийца, тебя ждут – – Единственная женщина среди них, гордишься? – выкрикнули издалека, и тут началось. – Сразу два созвездия – – Платье в декадентском стиле, ещё и с жемчугами – – На чём ты носишь саблю? Или у тебя револьвер? – – Где твоё оружие? Чем ты нам собралась помешать? – – Мы разорвём тебя голыми руками, лучше убирайся поскорее – – Ну, – фыркнула Лин, и в этот миг Лисичка ткнулась ей в ноги, звеня зажатым в зубах Треугольником. – Для этого вам надо будет расцепиться. Шум превратился в гневный вой, из которого она расслышала только: – Задавим, не вырвешься – – Гоголь! – пискнула Лин и зажмурилась, хотя в этом, в общем-то, было немного смысла. Вместе с Лисичкой и Треугольником она в тот же миг оказалась у гроба, над которым в изумлении застыли Гоголь, Чайковский и Даль. – Они были как утопленницы, русалки, поэтому я о вас вспомнила, – попыталась оправдаться девушка и пошатнулась. Скажи ей кто при жизни, что она готова будет рухнуть от переизбытка эмоций в загробном мире, она сдала бы этого типа в сумасшедший дом. Но вот её душа шатается и чуть ли не падает после пережитого морального напряжения, а трое убийц иллюзонов таращатся так, словно призрака увидели. Забавно? Увы. Ни звание богини, ни цепляющаяся за щиколотку Лисичка не смогли удержать качающуюся на ветру девушку, когда она начала стремительно терять вес. Истончаться. Пропадать. Её свечение становилось всё ярче, а она сама всё прозрачнее. – Цветник, – шевельнул губами Чайковский, на глазах его показались слёзы. – Зачем вы туда ходили?! – крикнул отчаянно-гневно Гоголь. Даль сделал шаг назад. В этот момент Лин банально сдуло с места. ___ Какие-то законы, устроенные не нами, работают безукоризненно точно. Если душа летит к перерождению, другие души не в силах ни остановить, ни удержать, ни заставить ветер отпустить душу. Поэтому у Михаила Афанасьевича и Викентия Викентьевича было так мало времени проститься друг с другом. Ветер мгновенно проносил одиночек по необратимому пути. Трое убийц иллюзонов последними видели девушку, но так и не сообразили, что сказать на прощание. Сама Лин не успела ни о чём пожалеть. На лету её за запястье поймала чья-то рука. Рука была эбеново-чёрного цвета, красивая и гладкая. Она ласково сжимала запястье, и мягкая её сила внушала доверие. Лин перестала трепетать на ветру как тряпица, опустилась на ноги. Поправила волосы, как будто метафизический ветер мог их растрепать. – Почему чёрная? – спросила она непроглядную тьму. – Все ангелы такие, чёрный поглощает свет, это физика зримого. В поглощении света плохого нет. Не нравится чёрный? Ангел появился весь, белолицый и белорукий, в белой сорочке до пят, с гладкими длиннопёрыми крыльями, тоже белыми. В руке ангел держал пучок невзрачных цветов на тонких стебельках. Он протянул букетик Линии, и она поняла, что ей разрешено приносить вести, когда это потребуется. За какие заслуги ей такая честь? Линия не знала, но её наполнила радость, она словно налилась светом. Ангел разжал пальцы. Девушка ухнула вниз с невероятной скоростью, стремительно проваливаясь сквозь слои, как будто весила тысячи тонн. «Держись!» – услышала, но не успела осознать, кто это был. Она сосредоточилась на слове «держись». Полёт замедлился, но она оказалась слишком близко к водной поверхности: от неё кругами разошлись волны, увеличиваясь и грозя бедствием. «Стоять!» – Линия постаралась стянуть волны обратно, но не везде успела, ведь они разбежались одновременно, какую-то волну она упустила. И чего не ожидала, так это увидеть другую богиню. Та появилась быстро и примяла, уложила волну обратно в море. Лин с изумлением узнала принцессу Диану, которая лишь махнула рукой: – Доброго денёчка. Предвосхищая вопрос: укрощаю природные катаклизмы, где можно. Не ожидала встретить вестницу, тем более, посреди Тихого океана, тем более, европейку, – ураганом пронеслись реплики, обращённые к Лин, и она порадовалась, что при жизни нашла время хоть чуть-чуть изучить английский. Диана плавно погрузилась в воды и ушла глубоко-глубоко. Линия хотела бы так уметь, но солёная гладь не расступалась под ногами, не пропускала внутрь. – Вас опять повысили, – мягко рассмеялась Раневская, которая мгновениями раньше спасла Лин от размазывания эфемерной души по материальной воде. – Ну что за подопечная у меня, многогранная как модель вселенной. Фаина Георгиевна, богиня мудрых дев и бездомных щенят, остановилась перед Лин, ласково погладила по щеке, убрала прядь волос за ухо. И пусть ни щеки ни волос не существовало, Лин этот знак внимания был безмерно приятен. – Чему научились у бестий из Цветника? – Тому, что надо ценить то, что есть. И не терять это. А вот прямо сейчас мне остро хочется научиться погружению. И в перспективе я собираюсь к Суворову, у него самовар, а у меня – вопрос по поводу зарядов в Колибри; потом к Высоцкому, – перечислила Лин. – Он то ли кодируется, то ли зашивается, надо разобраться. Плюс ещё пара вопросов... – Всего пара? – с нескрываемым сарказмом переспросила Раневская. Лин знала, что вопросов много и они только копятся, но сильно, до раздражающего зуда в душе хотела разобраться во всём сама, начиная с того, как Цветник вообще пустили под Жемчужные Поля и заканчивая тем, почему пучок травы настолько тяжёлый. Но начала она не с этого. – У Дианы глаза цвета свежевыступившей сосновой смолы, – Я помню их синими, ну или серыми. Она их поменяла? Так можно было? – Глаза – это не она, это её внутренний ребёнок. А вообще – да, так можно. Важно помнить: не всё то правда, что говорят в Цветнике. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Ожидая, что девушка не утерпит и начнёт расспрашивать, великая актриса взяла её под локоть. Они медленным шагом направились в сторону материка.