Ангел для героя

      Солнце заваливалось за горы по-летнему неторопливо, и от этого зарево, разраставшееся на севере, казалось крадущимся в сумерках. Оно не было огромным, в полнеба. Но и того, что показывало свой край из-за горизонта, было вполне достаточно. Потому что днём оно выглядело приглушенным, дымным, розовато-фиолетовым, а сейчас неумолимо наливалось тревожным пульсирующим румянцем. Близко. Теперь совсем уже близко. Горка. Потом распадок. Ещё горка и ещё распадок. На западе изгиб дороги, на которую строители когда-то вывалили кучу бетона. Папа сказал, что пламя там не прорвётся. Потому что деревья в том месте отступают от бетонного пятна довольно далеко, а низовой пожар можно сбить.       Гораздо опаснее на востоке. Там плотной стеной стоял сосновый бор, прячущий в своей тени две туристические базы. И этот бор покрывал весь лесистый мыс. До самого водохранилища. До самой дощатой панорамы, с которой Ирка смотрела на пожар. Панорама была построена на сваях, под ней плескалась вода вперемежку с хвоёй и мусором. Но большая часть веранды располагалась на суше, и колючие лапы сосен колыхались всего в нескольких метрах от лестницы.       Если пламя прорвётся… Если тонкая цепь взрослых людей с зелёными ветками в руках его не удержит… если ветер чуть изменит направление, и пожар обойдёт их справа… Вот тогда огонь ринется прямо на мыс. Прямо на базу. На панораму, где остались семеро детей. Где стоит она, Ирка.       Отец велел ждать на панораме. Здесь безопаснее, чем где бы то ни было на мысу. Но тогда, четыре часа назад, ещё не дул этот ветер. И была надежда, что заслон остановит пожар прежде, чем тот доберётся до дороги.       Теперь уже горело за дорогой, Ирка была в этом уверена. Значит, взрослым пришлось отступить. Или… об этом «или» даже не думалось, потому что сразу всё немело внутри. Но если пожар прорвётся… Что делать на этот случай, она придумала сама. И даже подготовила всё, пока остальные смотрели на веранде кино «Никто не хотел умирать». Чёрно-белая картинка часто прыгала и подёргивалась, тогда маленький чернявый Димка подскакивал к телевизору и деловито стучал кулаком по крышке. Все на базе знали, как заставить работать старенький «Рубин».       Ребята забылись и с увлечением «болели» за братьев Медведей. А у Ирки в голове прочно засело название, оно крутилось там, как заезженная пластинка: «Никто не хотел умирать… никто не хотел умирать…» Никто и в самом деле не хотел умирать. Потому, когда пришло известие о пожаре, взрослые повели себя очень по-разному. Те, кто жил в «нижних» домиках – поближе к пляжу – стали волноваться за детей. «Нижние» домики всегда давали тем, кто ехал с малышами. Но иногда там оказывались и такие семьи, где детей не было вообще. Ирка знала, что они там «по блату». Один из этих, которые «по блату», громче всех кричал, что надо немедленно вывозить людей на катере. Но комендант сказал, что места на катере не хватит всем. А тот, что «по блату», кричал, что всё равно. - Ну, что будем делать, Петрович? - спросил комендант Иркиного отца. - Пусть Женька вывозит, кого успеет… - сказал папа, досадливо морщась. Женькой звали моториста. - А базы как же? – задала вопрос Мадина. – В «Лазурной» людей ещё больше, а катера нет!       И все посмотрели на отца. Хоть не все знали, что в молодости он был военным топографом и служил в тайге. А потом, в семьдесят четвёртом ездил тушить пожары в Горной Ульбинке. Комендант это знал, а другие папу просто уважали. - Просеки рубить нечем, - предупредил комендант. – Топора два всего. - А лопаты? - спросил инженер Лоскутов. - А сковородкой? - поддел кто-то, и вокруг сдержанно засмеялись.       Все знали про подвиг инженера Лоскутова. В самом начале сезона какие-то пьяные вздумали ночью лезть в окно домика, стоявшего ближе всех к дороге. В этом домике жили три весёлых девчонки пятнадцати лет. А ещё там жил Лоскутов, привёзший отдыхать свою дочь и двух её подружек. И когда хулиганы полезли, он просто взял сковороду и ударил самого первого по лбу. Тот вывалился наружу. А через три дня сам обратился к врачу с характерной травмой головы. Об этом вспоминали всё лето. - Лопат штуки три есть, - ответил комендант. – Но тут не покопаешь. Скалы кругом. - Веток надо нарубить, - сказал отец. – Зелёных веток. Встать на открытом месте цепью и сбивать низовой пожар. В горле мыса, там, где уже всего. - А удержим? - засомневался кто-то. - Надо удержать, - просто сказал папа.       Ирка не видела пожары семьдесят четвёртого года. Она тогда была маленькая совсем. Помнила только, что папы долго не было, а потом он вернулся, и от штормовки пахло горелым. Ирка тогда спросила, как они потушили пожар. И папа устало ответил, что не потушили, а просто пошли дожди, и всё само погасло. В самые первые летние каникулы Иркин класс возили с экскурсией в Горную Ульбинку. Над дорогой в чёрном ущёлье стояли чёрные скелеты сгоревших елей, и где-то внутри щекоталось робкое любопытство: а как всё было «тогда»? Страшно, поди? Теперь вот была возможность увидеть, но почему-то совсем не хотелось. Потому что это не игра. Всё по-настоящему.       Ирка заставила себя повернуться в сторону моря. По вечерам оно казалось розовато-молочным. Но это когда спокойно. Сегодня дуло с берега, потому вода была тревожно-синей. Ветер от берега – это значит, будет легче грести… в случае чего. Только тогда трудно не промахнуться мимо Великана. Потому что понесёт прямо на тот берег, а столько ей никогда не выгрести. Она бы и в тихую погоду не решилась. Да ещё когда в лодке семь человек.       Кино, видимо, закончилось, потому что на лестнице послышалось шлёпанье сандалий и деловитое сопение. Это Димка, Вождь Бледнопузых Отдыхающих. У Димки гайморит, он всегда дышит громко. Что не мешает ему быть вождём. Димка – парень стоящий! Жаль только, ему всего девять лет. - Смотришь? – Вождь Бледнопузых был уже рядом. - Ага. - Близко уже? Ирка неохотно ответила: - Близко. Признавать это вслух не хотелось, но Димка всё видел сам. И сказал то, что должен был сказать настоящий вождь: - Что мы делать будем?       На самом деле Димку никто вождём не выбирал. Его назначила Мадина, студентка педагогического института, отдыхавшая с друзьями в седьмом домике. Друзья пили пиво и катались на катамаранах, а Мадина собрала из базовских ребят команду, назвала Племенем Бледнопузых Отдыхающих и отрядила Димку командовать. И все понимали, что она права, и что вождя лучше не найдёшь. А отдыхать стало в сто раз веселее. Хотя Мадина теперь не играла, потому что к ней приехал жених Кайрат, и она всё время была с ним.       А Димка командовал справедливо, и каждый день выдумывал что-то новое. Однажды они рисовали карту своих владений, и Валя Маслякова обиделась на Ирку. Вале показалось, что Ирка нарочно рисует её домик не таким красивым, как свой. Ирка обиделась тоже. Хотя где-то внутри, самую капельку, Валя была права. Ирке хотелось, чтобы её домик на карте был красивее остальных. В общем, не тот поступок, о котором хотелось рассказать Атосу.       Все крепко разругались и разошлись в слезах, но вечером Димка дал сигнал собраться. Племя всегда собиралось «у Льва» - побитого гипсового изваяния, выкрашенного жёлтой краской. Лев лежал на гранитной плите, и вокруг было ровно столько места, чтобы усесться пятерым. И когда все пришли, Вождь сказал, что карту надо перерисовать, чтобы все домики были совершенно одинаковые, только разного цвета. А ссориться они не будут, потому что завтра в поход – на бледнопузых с соседней базы. А как можно идти в разведку с теми, кому не веришь?       И все с ним согласились. И завтра было очень здорово, когда они прошли по всей «Лазурной», нарядившись в перья и потрясая томагавками. В «Лазурной» почему-то почти не было детей. Но те, что попадались, смотрели на них с нескрываемой завистью.       Ирка тоже с удовольствием играла теперь в индейцев. Почему-то играть в мушкетёров стало неловко. Нельзя же играть в живых людей, правда? Свою тайну она не могла доверить никому, разве что Мирке. Но Мирки не было рядом. Потому первые дни на базе её неудержимо тянуло убежать куда-нибудь, чтобы побыть наедине со своей тайной.       Ирка начала меняться внутренне и внешне. Словно заполняла собой наконец найденную форму. И поняла это совершенно неожиданно – надевая штаны, чтобы снова лезть в гору. Штаны стали короткими и широкими. Не падали пока, но болтались. Она здорово выросла за какой-то месяц. И вдруг сделалась очень подвижной, ей всё время хотелось скакать по камням, взбираться на скалы, плыть, бежать, вдыхать пряный сосновый дух. Её словно распирало изнутри ощущение лёгкости и силы. И ещё что-то, чего она не могла определить. Непривычное тело вначале жаловалось. А Ирка радовалась, взобравшись на очередную скалу и созерцая мир с высоты. Смотреть со скал – совсем не то, что с панорамы. И рядом никого. А на панораме всегда слышно, как внизу бормочет телевизор, как катают шары в бильярдной. И обязательно кто-то наверх лезет. Разве там уединишься?       Однажды вечером, сидя на тёплом граните и любуясь разом на две бухты, Ирка сочинила стих. Почти сочинила. До этого она уже придумала один в первом классе – про октябрьский дождик и то, как дети идут в школу. Но такого настроения, чтобы стихи придумывались сами, с Иркой ещё не было. Она пока не знала, какой будет стих, но четыре строчки запомнила: Не слово, не мелодия, не эхо, Но вслушиваюсь робко, чуть дыша. Как сложно всё! А может просто это Взросление приходит, не спеша?       По Атосу она скучала, конечно. Но это было тоже радостное чувство. Потому что она вернётся и снова увидит его. И ей будет, что ему рассказать. Кажется, ему приятно, когда она рассказывает. В последний раз они виделись накануне Иркиного отъезда. Ну, не могла же она уехать, не убедившись, что его отпустили? Всё ли с ним в порядке?       Гримо встретил её улыбкой. У него это не очень получалось, но когда человек улыбается искренне, это всегда видно.       Атос тоже улыбнулся. Он выглядел уставшим, так что Ирка хотела сразу убежать. Но он ей не дал. Хотел удостовериться, что она здорова. Ирка заверила, что всё в порядке, и даже голос стал уже не такой писклявый. А в доказательство принялась рассказывать какую-то ерунду о том, как минувшей зимой они с Миркой играли в Иркиной квартире, будто сидят в пещере, и вокруг воют волки. Пещерой был стол, придвинутый к стене. А за волков пришлось выть самим. Пока играли, совсем стемнело, и стало страшно. И тут в двери что-то заскрипело. И они вылетели из-под стола с криками ужаса. А это папа с работы пришёл.       В общем, глупость полнейшая! Ирка даже не помнила, с чего она про это рассказывать начала. А потом поняла, почему её так понесло. Атос сидел у стола, подперев руками щёку, и улыбался – очень спокойной и мягкой улыбкой. Такой она у него ещё не видела. - Глупо, правда? – спросила тогда Ирка. - Нет, просто забавно, - ответил он. Но улыбаться не перестал. - Вам нравится, когда я всякое такое говорю, да? Или вы просто терпите? - Нравится, - сказал он. - А почему? Он пожал плечами. - Ну, просто потому, что это вполне невинные вещи. Я в вашем возрасте вытворял и похуже. - А расскажите? – попросила Ирка, почти не надеясь. Атос хмыкнул и пожал плечами, продолжая, однако, улыбаться: - О, я был неисправимый фантазёр! И что самое скверное, всегда пытался воплотить свои фантазии в жизнь. Хотите - расскажу, как я боролся с великаном? - Конечно!       Он никогда ещё не рассказывал Ирке о себе. И что-то говорило ей, что эту историю и друзья его не знают. - Мне было семь лет, и я бредил подвигами рыцарей Круглого Стола. Разумеется, сам я был королём Артуром – никак не меньше! Меч из камня к тому времени я уже извлёк – отодрал от стены фамильную шпагу работы Челлини. Мне досталось, конечно, но это не охладило мою жажду подвигов. Злобной Феи Морганы встретить мне не пришлось, Акколона Галльского тоже. Оставалось часами стоять на берегу, ожидая, пока Дева Озера подарит мне Экскалибур. Шпагу-то отобрали! А на Троицу мы всей семьёй поехали в Бурж, и там мне подвернулся Генуэзский великан. Помните эту историю?       Он даже не спросил, читала ли Ирка про рыцарей Круглого Стола. Словно это само собой разумеется. А она читала. У брата Юры была такая толстенная книга со страшным названием «Смерть Артура». Но на самом деле больше там было про жизнь и приключения благородного короля. Так что Ирка только кивнула.       Атос усмехнулся и продолжил: - Самое забавное, что он действительно был итальянец. Иначе мне бы в голову не пришло. Домашний учитель старательно набивал меня языками, так что итальянскую речь я узнал. Только смысла не понял. Но сразу, разумеется, понял, что происходит. Дело было у гостиницы, мы только приехали, и я неожиданно оказался предоставлен сам себе. Вокруг никого. Только этот громадный детина, который громко кричит на благородную даму и хватает её за руку. В легендах Генуэзский великан был простолюдином, а мой оказался знатным. Но ведь благородный человек не может так вести себя с дамой! Разумеется, он хотел похитить несчастную Бретонскую герцогиню и… Ну, как я мог допустить это, ведь бедняжку ждала страшная смерть? - И что вы сделали? – спросила Ирка, будто речь на самом деле шла о подвиге короля Артура. Атос смущённо хмыкнул и потёр нос: - А что сделал Артур на моём месте? Отсёк злодею… гм… срамные органы. А потом щитом снёс ему полчерепа. У меня не было ни щита, ни меча. Была только книга, но сам король едва ли стал бы возражать против такого её использования. Так мне казалось, во всяком случае. Я подошел и ударил великана в пах. А когда он согнулся, изо всей силы хлопнул его книгой по голове.       В углу тихо хихикнули. Атос покосился на Гримо, но не отругал его, а весело закончил. - Так я почти победил великана. - Почему почти? - Ну, чего вы хотите? Я был маленький мальчик, а в нём росту не меньше, чем у Портоса. И со мной не было ни Кея, ни Бедивера, чтобы отрубить ему голову. В конце концов, я был пленён, схвачен за ухо и неминуемо оказался бы битым, но тут пришёл мой отец и спас меня. Очень вовремя. Мне и без того потом долго казалось, что левое ухо у меня существенно больше правого и подозрительно болтается. - А что сделал ваш папа? - Выдрал меня, разумеется. - И вы не объяснили ему, что отстаивали благородное дело? – ахнула Ирка. - Объяснил. По моим представлениям стыдиться тут было нечего. - Но за что тогда? - За то, что путаю фантазии и реальность. Отец сказал, что я достаточно взрослый, чтобы разбирать, где игра, а где не игра. Беда в том, что это меня всё равно ничему не научило, - печально улыбнулся Атос.       Ирка поняла, что говорит он о миледи. - Детей нельзя бить! – убеждённо сказала она. Эта мысль Атоса, кажется, удивила. - Почему? - Вообще нельзя бить, а ни за что – особенно! – ещё убеждённее провозгласила Ирка. – Ну, вот представьте себе, что это ваш сын защищает даму от великана. Ну, пусть не великана, но всё равно ведь её обижали. - Это был её муж, - заметил Атос. - Ну и что? Тогда можно, да? – она требовательно уставилась на него. – Вот вы стали бы за это сына наказывать?       Мушкетёр задумался, потом пожал плечами и хмыкнул: - Я, наверное, не стал бы. Но мне далеко до моего отца. Во всех отношениях. - Ничего не далеко! Вот вас побили ни за что, но вы же не раскаялись. Потому что были правы. Гораздо страшнее, когда не прав и не побили, а просто стыдно.       И тут она осеклась. Не хотелось говорить ему о том, что она, бывает, делает такое... Потому что если сказать, лучше сквозь землю провалиться. Но Атос пристально взглянул ей в глаза: - А вы откуда знаете? И стало ясно, что рассказывать надо. И впредь поступать только так, чтобы можно было смотреть в эти глаза. - Меня никогда не бьют, - начала Ирка. – Ни папа, ни мама. Юра – иногда даст по затылку, но он не со зла, а только если я ему мешаю. А если они хотят наказать, то мама просто отругает и не станет разговаривать, а папа объяснит, как это недостойно.       Мушкетёр кивнул, одобряя. Ирка опустила голову, понимая, что он не станет особо сердиться и даже плохо думать о ней. История была старая и закончилась ничем, но это же не значит, что её приятно вспоминать! - Я тогда ещё в детский сад ходила. Мы с Миркой играли во дворе, а там сушилось чьё-то бельё. И мы его нечаянно запачкали. Совсем немного, с краешку. Но потом мы стали оттирать его снегом, а оно, вместо того, чтобы оттереться, запачкалось совсем… Мы испугались, что хозяева увидят, и убежали домой. Но играть дальше не получалось, потому что мы всё ждали, что придут те, чьё бельё мы испортили. Мирка ушла, а я не знала, куда деться. Даже под кровать залезла, кажется. Так было страшно и нехорошо. Но знаете, что было потом? - Никто не пришёл? – сразу догадался Атос. - Не пришёл. Наверное, они не видели, кто испортил бельё. - А что сделали вы? - Я назавтра всё рассказала маме. - Она ругалась? - Нет. - Но от этого вам не стало легче?       Вместо ответа Ирка молча покачала головой. Атос стал совсем серьёзным. Он подошёл, привлёк её к себе и поцеловал в лоб, щекотнув усами. - Вы хорошая девочка. Поступайте впредь так, чтобы не испытывать стыда! Это очень мучительное чувство. - Я знаю, - сказала Ирка. И крепко обняла его, уткнувшись в тёплое полотно рубашки. Как хорошо, когда есть вот такой почти родной человек! С которым можно обо всём, обо всём!..       - Так что мы будем делать? – напомнил Димка. – Если пожар сюда дойдёт.       Он был хороший вождь, но Ирка старше. На целых три года. Она вообще старше всех в племени. Только Валя ещё – тоже четвёртый класс закончила. Но Валя не решительная совсем. - Сядем на лодку и поплывём к Великану. Там камни, они гореть не будут.       Великаном называли высокий чёрный утёс, выступавший из воды у края бухты. Кто-то когда-то разглядел на этом утёсе человеческое лицо с толстыми губами. А ещё этот кто-то не поленился залезть на страшную высоту и выкрасить великану глаза и рот. Глаза белой и синей краской, а рот ярко красной. С тех пор лицо на скале видели все, и оно было словно живое. Потому что краска не облуплялась уже много лет. И Великан смотрел в море своими бело-синими глазами. И возле него было даже немного жутковато.       В первый раз Ирку повёз на Великана папа. Ирка и мама сидели в лодке пассажирами. Но на обратном пути папа решил научить их грести. У Ирки получилось даже лучше. А вот мама никак не могла разобрать, когда отец командовал грести правым, а когда левым веслом. Она всё время путалась, и папа рассказал историю о том, как учили солдат при Петре: «Сено, солома!» А потом они с Иркой дразнили маму и кричали вместе: - Сено! Солома! А мама грозилась: - Вот наварю я вам вкусненького! Вот допроситесь вы у меня – тряпкой по задницам!       Сейчас мама вместе с папой была там, где пожар. И молодые Димкины родители тоже. И Валины. И Мадина с Кайратом. И Лоскутов со своими девчонками. На базе остались четверо «индейцев», а с ними ещё шестилетний Маратка, которого вообще-то в игру не брали. И двое совсем малышей, в средней группе детсада, наверное. С ними возилась Валя. Хорошо, что Валя любит с малышами. - А Ромик уехал, - сказала Ирка. – С первым катером. - Говно он, твой Ромик, - сплюнул вождь. – И родители его тоже. Трусы!       Уже почти смерклось, и пожар мерцал, кажется, за соседним распадком. - Ветер меняется, - вдруг сказал Димка. – С моря задуло. Он деловито послюнил палец, хотя и без пальца всё было предельно ясно.       Ирка и не заметила сразу, но теперь поняла, что он прав. Причём, дуло так сильно, что в лицо понесло водяные брызги. - Ёлки-палки! Как же мы выгребаться будем? – вырвалось у неё. Димка глянул ей в лицо внизу вверх: - Может, не затевать ничего? - Может, - тихо сказала Ирка. – Пока огонь сюда не доберётся. - А если доберётся, может, лучше уж сразу… Таких слов она от Димки не ожидала. Он всегда смелый такой. - Ты за папу с мамой боишься? – спросил Димка. - Боюсь. Но я об этом не думаю. Иначе ничего не смогу сделать, если придётся. - А ты сможешь?       И вдруг стало ясно, что никакой Димка не вождь краснокожих, а просто испуганный третьеклассник. А она старше. И он ждёт решения от неё. - Надо смочь, – сказала Ирка. Как папа тогда, днём.       Честно говоря, шторм её напугал не меньше, чем пожар. По тихой воде они бы точно добрались. А через встречную волну у неё просто сил не хватит. В какой-то момент у неё мелькнула мысль позвать мушкетёров. Вот у них-то сил точно хватит на всё. Но лодка была одна. И на неё семь человек. Ирка подготовила пластиковую «пеллу», хотя лучше было бы лёгкую фанерную «кефаль». Но у «пеллы» четыре банки, чтобы можно был установить вторую пару весел. Второй пары не было. Да и никто из «индейцев» не умел грести. Кроме неё.       Лодки на базе не привязывали. Они просто стояли на песке у пляжа. А вот вёсла и спасательные круги выдавали вместе с ключами от домика. Свои вёсла Ирка притащила. А никто из взрослых не сообразил, что могут понадобиться ещё.       Так что звать мушкетёров было нельзя. Семь ребятишек в лодке поместятся, а четверо взрослых останутся на берегу. Вместе с теми, кто и так уже жизнью рисковал. Нет. Нельзя – и всё! Надо справляться самим!       Будто подслушав её, Димка устало сказал: - Будем справляться сами. Ты «пеллу» взяла? - Ага. - Жалко. Она широкая, трудно с ней. Может, я на второе весло сяду? Он не очень решительно предлагал. Потому что понимал, что сам грести не умеет. Да и силёнок у него…       Хороший он всё-таки, Димка! - Знаешь, на кого ты похож? – вдруг осенило Ирку. - На кого? - На д’Артаньяна. Он в точности такой же. Только взрослый. - Не-а, - сказал Димка с сожалением. – У д’Артаньяна глаза голубые, а у меня – сама видишь. - Ну и дурак! – Ирка почти рассмеялась. – Это у Боярского глаза голубые. И у Атоса. А у настоящего д’Артаньяна карие, почти чёрные. И весь он такой же, как ты. Худой, быстрый, смелый, вредный и прикапистый.       И Димка засмеялся тоже. Потом серьёзно сказал: - А ты тоже ничего. Свой парень. И протянул ей руку: - Ну что? Один за всех? - И все за одного! – воскликнула Ирка. – Пошли поглядим, что там Валя с мелкими делает? Почему-то теперь им было почти не страшно.       Этот шторм, разгулявшийся после заката, сделал бегство на лодке невозможным и ненужным. Ветер перестал гнать огонь на мыс, и оцепление сумело с ним справиться. А потом, уже под утро, хлынул проливной дождь. И под звуки этого дождя «краснокожие» наконец уснули каменным сном. И не слышали даже, когда родители вернулись. - Страшно было, Маленькая? – спросил утром папа.       Ирка молча кивнула. Но папа не знал, что страшно ей этим летом было уже не раз. И она уже знала, что самый страшный страх – это не за себя. Это «когда твой друг в крови». Но говорить об этом вслух почему-то было нельзя. Просто неловко. Просто – «будь рядом до конца». И всё.       Но в общем, Атосу об этом рассказать будет можно.