Ангел для героя

      - Атос, мне двадцать лет. Странно думать, будто я никогда не изменюсь!       Разговор состоялся на другой день после визита ангела. Д’Артаньян забежал на улицу Феру всего на минутку. Он был очень деятелен и очень скрытен в последние дни. Новая любовь, которая норовит затмить старую? Ничего, женщина подождёт.       Чем больше Атос думал над словами барышни, тем меньше ему нравилась ситуация. Девочка не смогла сформулировать суть своей тревоги, но он её прекрасно понял. Это было на том глубинном уровне, где у каждого спрятано настоящее – самый большой секрет, самое уязвимое место. У девочки, верящей книжкам, эта тайна пока на поверхности. А вот у мальчика, тоже верившего в сказки, это уже зарыто так глубоко, что и не сыскать. Ещё пару лет назад он всерьёз полагал, будто от неё ничего не осталось. Ошибался, к счастью.       Теперь речь шла о д’Артаньяне. О пареньке, заставившем его снова жить. Спору нет, Арамис и Портос тоже сделали многое, чтобы привязать его к жизни. Но они слишком уважали его уединение. Арамис - как залог того, что в ответ будут уважать его автономию. Портос наивно считал, будто в этом есть что-то величественное и аристократичное. А для д’Артаньяна права на одиночество не существовало. Он сам решил, что Атос ему нужен, он мог вломиться в его дом в любое время дня и ночи. И что греха таить – мушкетёр начал этого ждать. И даже тревожился, когда гасконца не было подолгу: не означает ли это, что в нём больше не нуждаются? Его дни наполнились новыми переживаниями, связанными с мальчишкой-авантюристом, которого можно было назвать безрассудным, не будь он так умён. Танец на лезвии, скольжение по краю – это был стиль гасконца. И он оказался заразительным, чёрт возьми!       Д’Артаньян был полон любви, молодости, жизни. Его взгляд горел, он летел куда-то вперёд, к немыслимо высокой цели, которую сам толком не осознавал. Сам Атос никогда не был к этому способен, он не мог не любоваться им.       И вот, ему суждено погаснуть. Она так сказала.       Его надо предостеречь.       Странно было бы, если бы он понял. В его возрасте бытие кажется вечностью. Понимание приходит с первой потерей, и у него солёный вкус изодранных губ. Д’Артаньяну суждена потеря. Не Атос, не Арамис.       Кто? Неужели Портос? - И вы готовы рискнуть? - Всегда готов, вы же знаете!       Для него это всё ещё шутка. - Даже если рискуете кем-то? Погибнет тот, кто вам дорог. А вы потеряете вкус к жизни.       Гасконец в досаде грыз ноготь. - Знаешь, Атос, я это как-то слабо себе представляю. Никто из вас не погибнет. Ты мудр, Арамис изворотлив. Что до Портоса, то он попросту вечен. Как скала. Мы всегда будем вместе. Чего мне бояться? - Всегда. Очень ненадёжное слово. Слово для молодых, которые не подозревают, как изменчив мир. - Атос, право, меня ждут! Мне некогда философствовать. - д’Артаньян, я очень хочу, чтобы вы меня поняли. Я даже готов… - К чему? - Вы слишком нетерпеливы.       Атос поморщился. В самом деле, готов? Даже к этому?       Он поднялся со своего места и удержал гасконца за плечи. Парень прямо-таки выплясывал у самой двери. - Когда-то я сам подобно вам верил, что бог любит меня, а мир создан исключительно для моего удовольствия. - И что же? - Именно то, о чём я рассказал вам в Амьене. Улыбка мира оказалась маской, скрывающей гниющую язву. С тех пор я боюсь масок. - Милый Атос, я не понимаю аллегории. Это Арамису интересно. - Хорошо, я постараюсь быть предельно конкретным. Так вышло, что я на собственном опыте знаю, что чувствуешь, когда рушится твой мир, твоя вера, ты сам. Только что думал, что живёшь совершенно правильно, но в следующий миг оказывается, что баюкал себя обманом, а твой выбор, которым ты так гордился – величайшая гнусность! Поймите, д’Артаньян! То, о чём толковала эта девочка – оно существует. Это жгучая боль, которая не притупляется, это разъедающая жалость к самому себе. Это невозможность быть прежним, даже вспоминать об этом вы не сможете без отчаянья. Это, наконец, непереносимый стыд за свою слабость. Это то, чего вы себе никогда не сможете простить, даже если другие не будут знать об этом. И со всем этим придётся иметь дело до конца ваших дней! Я не хочу этого для вас, мой друг!       Д’Артаньян прикусил губу, делаясь серьёзным. Кажется, он оценил откровенность признания. - Хорошо, я понял вашу заботу. Но что мне делать? Мы ведь даже не знаем, который из моих шагов вызовет такие последствия. И… простите, Атос, что я так говорю… может быть, я не столь совестлив? Может, мои муки окажутся не столь острыми?       Атос покачал головой.       Не понял. Досадно. Но предсказуемо, чёрт возьми! - Я уже говорил вам, как следует поступить. Я пойду к нашему ангелу и прочту эту книгу. А покуда – будьте предельно осторожны. Просчитайте все последствия того, чем занимаетесь. Вы умны и сумеете это сделать. Где-то есть трагический поворот, вы должны его миновать. Думайте же, чёрт возьми! - Хорошо, - произнёс д’Артаньян после паузы. – Я подумаю. Раз это так важно для вас. Но только завтра, хорошо? А сейчас меня очень ждут!       И вздёрнул голову с выражением мальчишки, предвкушающего праздник. Очередной праздник, на них пока ещё так щедра его жизнь.       Ну, что с ним ещё делать? Не лезть же насильственно в его тайны. - Ступайте, - со вздохом сказал Атос. ***       Он появился в ту же ночь. В первый миг Атос едва не расхохотался при виде гвардейских усов в обрамлении чепчика служанки. Этот смех застрял у него в горле, стоило заглянуть гасконцу в глаза. - Вы были правы, мой друг! Это случилось, - были первые его слова. – И я очень боюсь, что опасность грозит именно вам.       Атос укутал друга халатом. - Мне? Исключено. Если верить ангелу, у меня есть будущее. Почему вы так решили?       Теперь уже д’Артаньян взял его за плечи и стиснул, как это делал минувшим днём он сам, силясь донести до юноши реальность угрозы. - Леди Винтер клеймена цветком лилии, - сказал он, понизив голос.       Атос содрогнулся. Он ждал любой пакости от судьбы и считал, что ко всему готов. Но это всё равно оказалось неожиданностью.       Он отошёл к столу, на котором с вечера так и осталась непочатая бутылка. В последнее время рука всё реже тянулась к стакану. Теперь же Атос налил до краёв и протянул вино другу. Д’Артаньян выпил залпом, словно воду. Он был в том состоянии, когда не пьянеют. - Милый Атос, я уверен, что навлёк опасность ужасной мести на нас обоих. Эта женщина - сущий демон! - Вы даже не представляете, насколько правы, мой друг. Что вы натворили?       Д’Артаньян прикусил ус: - Много непростительного. Я читал её письма. Она шпионка кардинала, я уверен. Я проник к ней под видом графа де Варда и провёл там ночь.       Атос поморщился. Гасконец его понял, но не стал спорить. Это был момент истины. - Вы правы, это было гнусно. Потом я обманом вынудил считать, будто де Вард её бросил, и тогда она прибегла к моей помощи. Она призвала меня, подарила ночь любви и это кольцо.       Кольцо Атос узнал сразу. Один из свадебных подарков отца. В цвет матушкиных глаз. Она его очень любила.       Д’Артаньян заметил его взгляд. - Вам оно знакомо? - Да, это одна из фамильных драгоценностей. Я подарил её, как подарили вам – в ночь любви. - Это ваша жена, я уверен. - Знаете, я почему-то тоже в этом уверен. Прежде сомневался бы. Но нам было предупреждение.       Теперь гасконец прикусил уже не ус, а палец. - Вы были правы, предостерегая меня, а я вёл себя, как последний глупец. Но я не думал, что эта женщина способна на убийство. А она способна, Атос. Это тигрица, пантера! - Я знаю. - Вам приходилось столкнуться с её гневом? - Нет. Мне приходилось видеть её жертвы. Она не знает жалости.       Д’Артаньян схватил его за руку. - Кому грозит опасность, Атос? Я ничего не соображаю! - Вы слишком взволнованы. Выпейте. И давайте думать.       Гасконец последовал его совету, и вино снова не оказало на него никакого действия. - Итак, шпионка кардинала, сказали вы? Что ей известно?       Юноша задумался. - Я не говорил ей ни о ком из вас. - Это ничего не значит. Она станет наводить о вас справки. Если ещё не сделала этого. И тогда тайное станет явным. - Она узнает вас? - При встрече – несомненно. А вот я не уверен, что узнал бы её. Тогда она была совсем юной. Сколько ей лет? - Кажется, двадцать четыре. - Моя жена была моложе. - Это было давно, Атос? - Четыре года назад. - Итак, она узнает вас.       Внезапно Атоса осенило. - Она не станет мстить мне, д’Артаньян. Она даже не поймёт, окажись я рядом. Вы жестоко оскорбили её, и она рассчитается именно с вами. Через… - Госпожу Бонасье, - закончил молодой человек, дрогнувшим голосом.       Атос почувствовал, что ноги его плохо держат. Он нащупал стул и опустился на него, не глядя. - Ну, вот мы и нашли…       Несколько минут они сидели молча, потрясённые этим открытием. Потом гасконец заговорил, и голос звучал нетвёрдо. - Констанция в руках кардинала. А мы даже не знаем, где она и как ей помочь. Что делать, Атос?       Его глаза молили о совете. О, если бы Атос мог его дать! - Не знаю. Боюсь, что при данных обстоятельствах – ничего. Послезавтра мы отбываем под Ла-Рошель. Хорошо бы, если б она последовала за нами. Я отправлюсь к ней, поговорю для начала.       Д’Артаньян стиснул его ладонь. - Нет, Атос! Вы так уверены, что Провидение будет на вашей стороне, что бы вы не предприняли? Я тоже так думал до сегодняшнего дня. Не делайте этого, умоляю вас! Я не хочу вас оплакивать!       Мушкетёр улыбнулся, глядя другу в глаза: - Не буду, обещаю вам.       Но не следить за миледи он юноше не обещал. А там будет видно. ***       Последующее осталось в памяти, как время не проходящей тревоги. Атос сопровождал д’Артаньяна к ростовщику, и к торговцам, и в казармы, и до самого дома. Он не оставлял юношу одного, он вынужден был узнать даже то, о чём молодой гвардеец предпочёл умолчать. О служанке миледи. Бедная девушка так любила, что рискнула жизнью, чтобы его спасти. Тоже не самый красивый поступок д’Артаньяна. Впрочем, он и сам уже начал понимать, это читалось по глазам.       Всех четверых встревожило приглашение кардинала, но ещё больше – загадочное письмо без подписи. Д’Артаньян готов был поклясться, что в карете была госпожа Бонасье, но кто её перевозил? Куда? Не было ли это ловушкой?       И что сулил разговор с кардиналом?       Провожая юношу, Атос шепнул ему: - Будьте честны и мужественны. Будьте собой, мой друг!       И да, д’Артаньян был собой. Он отказался от предложения, сказав при этом, что не является противником начинаний кардинала, но покуда его высокопреосвященство преследует ту, кого он любит, он обязан её защищать. И добавил, что не сможет покинуть друзей, хотя был бы рад, если бы разом исчезла вражда между полками. Атос поклялся бы, что это должно было понравиться кардиналу куда больше слепой покорности. Но так ли это? Покажет время.       Настоящая тревога началась, когда внезапно заболел король. Армия выступила под Ла-Рошель, но телохранители его величества остались в Париже. Атос провожал взглядом д’Артаньяна, покуда войска не выехали за ворота. А потом отправился на Королевскую площадь. Следовало наведаться туда ещё вчера, но тогда были дела поважнее. Визит к кардиналу мог таить в себе не меньшую опасность.       Особняк леди Винтер встретил его тёмными окнами. Лишь в каморке привратника теплился свет. Итак, она покинула Париж. Куда она направляется? Где их пути пересекутся? Что скажет, что сделает он тогда? ***       И вот они встретились. Позже Д’Артаньян задал закономерный вопрос: - Почему ты отпустил её?       В самом деле, почему?       Он вернулся в гостиницу с твёрдым намерением остановить её навсегда. И был вполне готов к этому. Но когда пистолет был заряжен, когда он приставил его к бледному лбу, ему пришлось заглянуть Анне в глаза.       И он увидел страх.       Атос остановил движение. - Скажите, мадам, в вас осталось что-то человеческое?       Теперь в глазах была бессильная ярость. - Вам захотелось ещё раз унизить меня, граф? - Разве я когда-то унижал вас? Я был влюблённым безумцем, и вы получили от меня всё, чего желали. В чём же вы усматриваете унижение?       Она не ответила. Лишь тяжело дышала, с ненавистью глядя на него.       Атос спокойно произнёс: - Сударыня, вы немедленно отдадите мне бумагу, которую выпросили у кардинала. Иначе, клянусь памятью моего отца, я убью вас. - Я понимаю, - усмехнулась она. – Это самое естественное, что вы можете сделать. - Разве? – он становился спокойнее с каждым мгновением. – Есть вещи куда более естественные. Жаль, что вам этого не понять. - Чего я не могу понять, граф?       Теперь уже он усмехнулся, не отвечая. - Чего же? - Сударыня, отдайте бумагу. И я оставлю вам жизнь. - Я вам не верю, - выдохнула Анна. - Верите.       И протянул руку, убирая пистолет.       Поняла ли она, что проиграла? Тонкая рука рванула пергамент из-за корсажа. - Берите и будьте прокляты!       Атос равнодушно сказал: - Я давно уже проклят, сударыня. Что вы можете добавить к этому? Я был проклят в тот день, когда повстречался с вами. Ваш брат - или кто он там? – был прав. Вы всегда требуете жертвы, заставляя людей изменять тому, чем они были прежде. Вы и меня изменили. Но не до конца. О, нет, не до конца! Я оставляю вам жизнь, чтобы у вас было время поразмыслить, ведь мёртвым это не свойственно. Подумайте, сударыня. Вы стали служительницей ада, но вы всё ещё человек. Вам больно, вам страшно, как любому другому. А значит, вы тоже способны меняться. Даю вам добрый совет – попробуйте! - Иначе? – выкрикнула она ему в спину.       Он только пожал плечами: - Люди с божьей помощью побеждают любых демонов.       А вот теперь д’Артаньян требовал ответа. Итак, почему же он её отпустил? - Видите ли, мой друг, вы и я – тоже не ангелы во всей этой истории. Вы жестоко оскорбили её. Я… - Вы, Атос? Вы дали ей своё имя и свою любовь! - Всё это так, но… Ладно, пусть будет так. Я пытался убить её в припадке бессильного гнева. Я изменил своим обязанностям, которые требовали судить её на глазах всей провинции, дозволить ей апеллировать суду парламента, и лишь затем казнить, как она того заслуживала. Это было выше моих сил, и я пошёл по лёгкому пути… Как показало время, он стал вовсе не лёгким для меня. Прежде я полагал, что нет разницы между «легко» и «правильно». Теперь эта разница возникла, а я оказался не способен поступить так, как того требовал долг. Я струсил, д’Артаньян! Именно поэтому больше не осмеливаюсь носить своё родовое имя.       Д’Артаньян в который раз прикусил свой ус. - Я вызвал бы на дуэль любого, кто осмелится сказать, будто Атос трусит! Особенно после вчерашнего.       Обед на бастионе Сен-Жерве стал главным событием недели. По этой причине его героям дозволялись маленькие поблажки, вроде той, которой они пользовались сейчас – бродить после сигнала. Но поговорить требовалось, а в палатке громоподобно храпел Портос и тихо молился Арамис. Планше и Базен уехали, оставалось только ждать. И решать мучащие вопросы.       Мушкетёр грустно улыбнулся: - А если я сам это говорю? Есть мужество в бою, его мне не занимать. Но есть мужество иного порядка – способность принимать посылаемые Богом испытания. И выносить их достойно. Тогда, четыре года назад, я оказался неспособен пережить свой позор на глазах у всего света. Поверьте, это очень тяжело – презирать себя!..       Гасконец на лету поймал его невысказанную мысль. - А теперь что-то изменилось?       Атос снова задумался. Темнота помогала заглянуть в себя, не опасаясь проницательных глаз. - Мне кажется, да. Я оказался способен отпустить её. Пристрелить – это было легко. Я собирался это сделать, даже пистолет приставил ко лбу. Но, понимаете, в чём дело? Легко - да, но правильно ли это? Ведь она пока ещё не сотворила ничего такого, за что её следовало бы убивать. Это ведь только мы с вами предполагаем, что она покусится на вашу любовь. Это наши домыслы. Только за это? Тогда это опять убийство из трусости. - Не сделала? А Бризмон? – напомнил д’Артаньян. - О! Да, признаюсь, я об этом не думал. А думал вот о чём. Если господь помиловал её, позволив выбраться живой из петли, если Он отменил мой приговор, то что-то ведь он имел в виду? Быть может, он хотел дать ей шанс раскаяться? Как и мне. Подумайте, д’Артаньян, зло порождается злом и само в свою очередь рождает зло. Анна обманом проникла в мой дом, готовила убийство, она даже совершила его – и не одно. Она растлила душу отца де Бейля, осквернила мою. И что же? Я пытался убить её! А если существует способ прервать это коловращение зла? Что для этого надо сделать? Быть может, явить милосердие? Ну, я, по крайней мере, попытался это сделать.       Голос юноши дрогнул, когда он высказывал свою мысль: - А если именно это было ошибкой?       Атос вздрогнул. Кто сказал, будто он ни в чём не сомневается? Но когда-то же надо принять свою ответственность за совершаемый выбор! - Время покажет. ***       В Бетюне звонили к вечерне. В окошко кельи проникал прощальный луч, золотил убогие стены, касался распятия на стене. Слышно было, как возятся и хлопают крыльями голуби на крыше.       Д’Артаньян внёс госпожу Бонасье на руках, не переставая целовать прелестное личико. Он не выпускал её с первого мига встречи, когда она испуганной птицей спорхнула к нему в галерее. Откуда она летела так, что покрывало послушницы развевалось крыльями за спиной? - О, д’Артаньян, мой д’Артаньян! Я знала, знала, что ты приедешь! - Конечно, приеду! – отвечал юноша, смеясь. – Как ты могла подумать?.. Бедняжка моя!       И снова принимался целовать ей руки.       Атос глядел в окно. Наверное, следовало вовсе уйти и оставить влюблённых наедине, но что-то было тревожное в этой умиротворяющей картине. Не только граф Рошфор, ускакавший в направлении Парижа, не только записка знакомым почерком. Была ещё карета, которая поспешила удрать при их появлении. д’Артаньян пальнул по ней. Портос спросил его, зачем он это сделал. Молодой человек посмотрел на него с изумлением. Но видимых причин не существовало. Было только напряжение, разлитое в воздухе. Напряжение, которое чувствовали все.       Деликатный Арамис исчез. Он пробормотал, что надо поглядеть, что сталось с беглой каретой. Едва ли она уехала далеко, кажется, они ранили форейтора.       Портос топтался у самой двери, не зная, куда деть своё огромное тело. Бедняга чувствовал себя лишним. Он не умел, подобно Атосу, превращаться в безмолвную статую. Шумно вздохнул, звякнул шпорами, неловко повернулся и задел стул. Потом утвердился на нём у стола, накрытого на две персоны. Атос не оборачивался. Эволюции приятеля были очевидны по издаваемым им звукам.       Звякнул какой-то прибор. А потом голосок госпожи Бонасье произнёс: - Господин Портос, я не уверена, что это стоит пить. Девочка сказала, что в бокале яд.       Атос вздрогнул и повернулся: - Какая девочка?       Госпожа Бонасье выглядела смущённой его вниманием. - Право, я не знаю. Возможно, это какие-то глупости, или мне привиделось. Это было что-то странное… и ужасное…       Д’Артаньян и Атос обменялись быстрыми взглядами. - Говорите же, любовь моя! - Мы обедали, я взяла бокал с вином и уже коснулась его губами, когда в дверях появилась девочка. В ней было что-то чуждое… одежда, манеры. Но речь была понятна. Она сказала мне, что вино отравлено, и обвинила графиню Винтер.       Теперь уже содрогнулся всем телом д’Артаньян. - Вот так чёрт! - Портос торопливо поставил бокал, не глядя, так что отколол ему ножку. Вино полилось по столу, пятная белую скатерть. Все четверо, как завороженные, смотрели на расплывающееся багровое пятно. - Она была здесь? – спросил Атос, быстрее всех овладевший собой.       Молодая женщина только кивнула, ещё больше смущаясь под его пристальным взглядом. - И вы обедали вместе? - Она была очень добра. Сочувствовала моим злоключениям. Предложила даже уехать с ней, чтобы дождаться вашего появления в безопасном месте. Она показалась мне доброй женщиной, которая, как и я, пострадала от злобы кардинала. - И вы поехали бы? – спросил юноша, стискивая ладони возлюбленной. - Она знала о нашем приезде? – спросил Атос почти одновременно.       Госпожа Бонасье предпочла ответить на второй вопрос. Он показался ей более простым. - Я сама показала ей письмо герцогини.       Атос кивнул. Д’Артаньян озвучил вслух его мысли: - Слава богу, она вездесуща, но не всезнающа! - Кто это был, д’Артаньян? – с тревогой спросила молодая женщина. И прибавила дрогнувшим голосом. – Что это было?       Юноша уставился на своего старшего друга. - Итак, Атос, это произошло. Это должно было случиться сегодня, здесь… - …но слетел ангел, - прошептал Атос, почти не веря тому, что произносит.       Его поразило какое-то суеверное чувство. Даже не так. Никогда ещё он не испытывал такого облегчения и такой благодарности Небесам. Ангел слетел и отвратил неизбежное. Неважно, в каком обличье он был и откуда явился. Господь являет своё милосердие через обычных людей, надо лишь уповать, ни о чём не моля, ибо Он и так всё ведает! - Это дитя было ангелом? – тихо спросила госпожа Бонасье. - А кем же ещё? – с облегчением воскликнул Портос.       Кажется, за эти краткие минуты он овладел-таки искусством обращаться в статую. Точнее, в соляной столб. Гигант облегчённо выдохнул, а потом поднял со стола графин с вином и с размаху грохнул его об пол. - На всякий случай! - Что здесь творится?       На пороге возник Арамис с подсвечником. В келье становилось темно, молодой мушкетёр успел об этом подумать и позаботился об освещении. - Чудеса всякие, - радостно ответил Портос. – Ангелы летают. Я чуть не отравился.       Его лицо сияло широчайшей улыбкой, какая даже у него появлялась нечасто. Обычно Портос напускал на себя важный вид, считая, что это придаёт его персоне аристократизма. - Отравился? В монастыре?       Арамис бросил беглый взгляд на стол, избегая смотреть на двух влюблённых, замерших на кровати в позе испуганных детей, взявшихся за руки.       Среди яств не обнаружилось ничего противоестественного. Хлеб, сыр, куриная грудка, шпинат. Скромная трапеза. И багровая лужа посреди льняной скатерти. И такая же лужа с осколками стекла на полу. - Портос, это вы безобразничали? – спросил Арамис у друга, ближе всех находившегося к столу. - Я не безобразничал, я травился, - важно повторил Портос. - О чём это вы толкуете?       Молодой мушкетёр вопросительно глянул на Атоса. На влюблённых он всё ещё избегал смотреть. Облик же старшего друга поразил его. Всегда сдержанный Атос словно находился во власти духовного экстаза, преобразившего его суровое лицо. Он сделал шаг в глубину комнаты. - Друзья мои! Вы понимаете, что нам даровано чудо? – проникновенно сказал Атос. – Нам, простым солдатам – забулдыгам и грешникам! – он почти смеялся. – Мы ничем его не заслужили, но вот оно! Ангел вмешался, предначертанное изменилось. Мы с вами вступаем в какую-то новую жизнь, которая нигде не записана – ни на каких скрижалях. Нас освободили от былой судьбы, чем бы она ни была: благодатью ли, проклятием? Отныне мы сами можем её творить – каждым своим шагом, каждым деянием. Она принадлежит только нам.       Арамис вздрогнул и перевёл взгляд на разбитый бокал. Всё увиденное на глазах обретало новый смысл.       Д’Артаньян поднялся на ноги и произнёс нетвёрдым голосом: - Господа… я знаю, что больше всех виноват в том, как сложились обстоятельства, приведшие к этому дню… - Не только вы, - возразил Атос. - Я знаю. Но теперь не в этом дело. Нас простили. Нам дали шанс. Так поклянёмся использовать его! Как вы говорили, Атос? Легко – не всегда означает правильно. И я клянусь – душой, любовью, честью, жизнью, вашими жизнями – я клянусь отныне жить с неомрачённой совестью. Не искать лёгких путей, которые сулят удовольствие, но манят в трясину…       Молодой человек запнулся и замолчал, задыхаясь от полноты чувств. Атос сжал его руку, ободряя, и продолжил голосом, в котором слышалось глубокое волнение: - Клянусь быть достойным того, что посылает Господь, будь то милость или испытание!       Арамис стиснул пальцами крест, который всегда носил на шее. На его лице мелькнуло непонятное выражение, словно он вёл какую-то внутреннюю борьбу. Это выражение было мимолётным, оно тут же исчезло, уступив место решимости. Он побледнел, но произнёс твёрдым голосом. - Клянусь… сохранять верность всему, что для меня свято!       Портос тоже ощущал, что он должен в чём-то поклясться. Но он никогда не умел говорить так красиво. - А я… клянусь … всегда любить вас, друзья мои! Даже когда уйду из полка. Эх!       И гигант сгрёб в объятия всех троих разом. Атос простонал: - Осторожно, не задавите Арамиса!       Сам Арамис ничего не сказал, у него почти отнялось дыхание. Д’Артаньян рассмеялся: - Как же мы счастливы, господа!       Госпожа Бонасье улыбалась и утирала слёзы.       В разгар этой сцены на пороге появился человек. Он был в запылённой дорожной одежде, и пятна конского пота говорили о том, что человек этот страшно спешил. Лицо его всем четверым показалось смутно знакомым. - О! – сказал этот человек с непередаваемой интонацией уроженца Британских островов. – Извините, я, кажется, не к месту. Д’Артаньян первым узнал его: - Здравствуйте, милорд! Вы во Франции? - Приветствую вас, господа! Да, я здесь. Вы предупредили меня, но я, увы, не сумел воспользоваться предупреждением, чтобы предотвратить беду. Эта женщина бежала. - Кто это? – шёпотом спросил Портос у Арамиса. - Лорд Винтер, - также тихо ответил тот. - Мы знаем, - ответил Атос за всех. – Она была здесь.       Англичанин окинул быстрым взглядом разгром в комнате и взволнованные лица присутствующих. - Была здесь – и никто не погиб? - Господь сотворил для нас чудо, - кротко сказал Арамис.       Д’Артаньян, впрочем, уловил то, на что остальные не обратили внимание. - Вы сказали, что не сумели предотвратить беду, милорд? Что произошло? - Герцог Бэкингем погиб.       Все вскрикнули. Возглас гасконца прозвучал громче остальных. - Как? - Я арестовал её прямо в гавани и приставил охранять её честного и верного человека. Она совратила его, вложила в руку кинжал и убедила совершить это преступление. В настоящее время бедняга Фельтон уже поплатился за её грехи. Эта женщина – настоящий дьявол, господа. - Мы знаем это, - важно сказал Портос.       Галантерейщица, совсем потерявшаяся в обществе знатных господ, ведущих возвышенные речи, робко потянула Атоса за край плаща. - А как же ангел?       Атос обернулся к ней. - А что с ангелом? - Но ведь она увела его с собой! ***       Восторг Атоса сменился глубочайшим отчаяньем. Весть о том, что беззащитное дитя оказалось во власти преступной женщины, которая не ведает жалости, повергла его в какое-то внутреннее оцепенение. Наружно он сохранял способность говорить, отдавать приказы, действовать. Вызвал слуг и послал Гримо за картой местности. Внимательно выслушал Арамиса. Внутри же…       Молодой мушкетёр тоже не терял времени даром. Он проследил путь кареты с раненым форейтором до того места, где карета останавливалась посреди леса. Земля в том месте была истоптана и изрыта копытами лошадей. Имелось даже кровавое пятно – видимо, раненый упал, не удержавшись на запятках. На песке Арамис увидел лёгкие женские следы. Кто-то вышел из леса и сел в карету. Теперь он понимал, кто именно. Какое счастье, что он осмотрел дорогу ещё засветло!       Внутри у Атоса было холодно. Милосердие оказалось ошибкой. Он отпустил миледи, в результате должна была погибнуть госпожа Бонасье. А теперь под угрозой жизнь ребёнка из будущего. Его маленького ангела. И он был далёк от мысли, что Господь защитит девочку без их помощи. В таких делах лучше полагаться на себя. Что они могут? - д’Артаньян, та бумажка, которая выпала из шляпы Рошфора, всё ещё при вас?       Гасконец, встревоженный не меньше, чем он сам, молча кивнул и подал ему листок. - Армантьер, - прочёл Портос через головы друзей, склонившихся над запиской. - Армантьер – где это? – рассудительно поинтересовался Арамис. - Сейчас узнаем, - пробормотал Атос, делая знак Гримо, чтобы приблизился. Парень отыскал карту за четверть часа. - Окрестности Лилля, - сказал д’Артаньян, обладавший острыми глазами и соображавший быстрее всех. – Неподалеку от Лиса. Четыре дороги ведут туда из Бетюна. - Удачно, что нас четверо, - воскликнул Портос. - Нас пятеро, господа, - поправил флегматичный англичанин. – Если необходимо что-то предпринять против миледи, то это моё дело. Она моя невестка. - И моё, - сказал Атос мрачно. – Она – моя жена.       Портос и Арамис в недоумении уставились на него. Лорд Винтер тоже глядел непонимающе. Д’Артаньян улыбнулся. Он понял, что друг оставил позади свои сомнения, если решился сказать об этом вслух. - Твоя жена? – повторил Портос. - Подробности после, - Атос вновь склонился над картой, спеша спрятать лицо, которое залила предательская краска. - Разделимся? – спросил его д’Артаньян. - Не вижу смысла, - пробормотал Атос. – Я вообще не вижу смысла вести слежку самим. Пошлём слуг. Планше, как самый смышлёный, последует за каретой. Когда они определят её местоположение, трое останутся её стеречь, а один вернётся за нами. Мы будем иметь дело с этой женщиной, так что нельзя разделяться. И дай бог, чтобы нас хватило всех пятерых. - Со слугами, - напомнил д’Артаньян. - Со слугами, - согласился Атос. - А что же нам делать теперь? – расстроено пробасил Портос.       Атос подавил тяжкий вздох: - Ждать. - Господа, - напомнил Арамис. – Мы в женском монастыре – пятеро мужчин. Кармелитки были добры, но может быть хватит испытывать их терпение? Переместимся в гостиницу. - Это разумно, - согласился лорд Винтер.       И друзья отправились в гостиницу, которая находилась совсем близко; они вели коней в поводу. У хозяина нашлось ровно пять свободных комнат. Госпожа Бонасье осталась в монастыре, хотя д’Артаньян не мог скрыть, что встревожен этим обстоятельством. - А если она вернётся? - Она не вернётся. - Ты отвечаешь за неё, Атос?       Мушкетёр не мог понять, откуда взялась эта уверенность. Быть может, оттого, что миледи тоже получила неожиданный подарок судьбы. Она увезла девочку с собой, без сомнения, чтобы узнать о своём будущем. А это значит, что до тех пор, пока барышня ей всё не расскажет, ей ничто не грозит. Но догадается ли она молчать? А если догадается, то на что пойдёт эта страшная женщина, чтобы заставить её говорить?       В любом случае, ей сейчас не до галантерейщицы.       Спал ли кто-то из них в эту ночь? Атос так и не смог заставить себя лечь в постель. Он то стоял у окна, вперив глаза в непроглядную темень, то сидел у стола, уронив тяжёлую голову на руки. Сон не шёл. Видит бог, он был готов на многое, чтобы не погас задорный свет в глазах д’Артаньяна. Но приносить такую жертву он был не готов! Почему невинное дитя? Почему не он сам, на котором вполне достаточно грехов, требующих искупления?       Ответ пришёл сам собой. Потому что девочка это выбрала. Быть может, по детскому недомыслию, быть может, потому, что в её возрасте ещё не верится в собственную смерть… Неважно. Суть была в другом. Чтобы свет не погас, кто-то должен беречь его в темноте. Но почему всегда рядом дети?.. С него хватило бы и одного д’Артаньяна.       Планше появился около двух часов пополудни. Ночная темнота затруднила поиски, слуги потеряли след и нашли его только под утро. Знакомая карета обнаружилась возле уединённо стоявшего дома на окраине Армантьера. Планше оставил приятелей караулить, а сам отправился в Бетюн, но подвернул ногу в предутренних сумерках, что существенно замедлило его передвижение. Он с трудом доковылял до Фестюбера, а там ему удалось сговориться с возчиком, направлявшимся в монастырь. Таким образом, он всё же оказался в Бетюне раньше, чем мог бы, но сколько времени уже было потеряно?       Атос скрипнул зубами.       Из Бетюна выехали около трёх. Д’Артаньян порывался пустить коня вскачь, но Атос его удерживал. Путь был неблизкий, силы коней приходилось беречь.       Ехали в полном молчании. К вечеру погода испортилась, по небу понеслись клочковатые тучи, обещая ночью грозу. Ветер рвал плащи с плеч всадников, развевал их волосы и перья на шляпах.       Проехали Фестюбер, где остался раненый слуга, обогнули Ришбургский лес. Планше, который не мог идти пешком, указывал путь, сидя верхом на лошади, и всё равно временами морщился от боли. Мушкетёры по-прежнему сдерживали шаг коней.       Когда миновали Фромель, начало смеркаться. До города оставалось всего три лье, и лишь тогда Атос позволил себе пришпорить коня. Вскачь миновали Госкаль, поравнялись с почтовой станцией, когда какой-то человек выскочил прямо на дорогу, отчаянно размахивая руками. Атос узнал Гримо. - Она покинула Армантьер? – спросил д’Артаньян, осаживая коня.       Слуга сделал утвердительный знак. - А девочка? Она жива? – поспешил спросить Атос.       Гримо кивнул вторично. - Слава богу! – выдохнул сквозь сжатые зубы мушкетёр.       Арамис перекрестился. - Так что же мы стоим? – воскликнул Портос. – Вперёд, вскачь, господа! Веди нас, Гримо. - Гримо не может вскачь, у него нет лошади, - напомнил гасконец. - Если ваши милости позволят, - раздался задыхающийся голос Планше. – Я бы уступил ему свою.       По выражению лица было ясно, что повреждённая нога доставляет бедному парню сильную боль, в которой он, впрочем, никогда не признается.       Атос молча кивнул. Планше спешился и заковылял в сторону станции. - Жди нас здесь! – крикнул д’Артаньян.       Гримо сел на освободившуюся лошадь и сделал знак следовать за ним. - Где она? – спросил Атос.       Гримо махнул рукой в сторону реки Лис. - Далеко?       Гримо показал своему господину согнутый палец. - Пол-лье. Поспешим, господа! Мы почти у цели.       Гримо пришпорил и поскакал через поля. Всадники следовали за ним. Становилось всё темнее, в небе пока ещё безмолвно замерцали далёкие зарницы. При свете одной из них они увидели маленький домик, уединённо стоящий в ста шагах от парома. Окно светилось. Они были у цели.       Из канавы выскочил, отряхиваясь, Мушкетон. - Они в доме. Я сторожил окно, а Базен дверь. Всё тихо. Никто не кричал.       Атос приложил палец к губам и знаком предложил разделиться, окружая дом. Вокруг домика была живая изгородь. Атос перепрыгнул её и подошёл к окну. Ставни не были закрыты, позволяя видеть, что происходит в доме. Мушкетёр встал на каменный выступ и с замиранием сердца заглянул в окно. Ему пришлось приложить усилие, чтобы заставить не дрожать пальцы, которыми он держался за края рамы.       Они обе были внутри. Девочка очень прямо сидела на стуле, прижимая к груди связанные руки. Глаза её были широко раскрыты, на лице следы крови.       Миледи стояла к нему спиной и, кажется, что-то говорила. Шум грозы мешал ему расслышать. Потом она вынула из складок платья стилет, стянула с него ножны и направилась прямиком к пленнице.       Атос рукой и коленом толкнул окно. Рама подалась, стёкла разлетелись вдребезги, и мушкетёр ввалился в комнату, раздирая одежду и раня руки осколками.       Выхватить шпагу он не успевал. Он успел лишь схватить обернувшуюся на шум миледи за руку, державшую стилет, и с силой дёрнул на себя. Женщина обернулась, упёрлась рукой ему в грудь. Несколько мгновений безмолвной борьбы, сопровождаемой только тяжёлым дыханием обоих. Внезапно дверь отворилась, и на пороге показался д’Артаньян – бледный, с расширенными глазами, похожий на призрак отмщения.       Атос отвлёкся всего на миг. Этого мига хватило, чтобы тонкое запястье миледи выскользнуло из его руки, а стилет вонзился ему в плечо. Мушкетёр пошатнулся. Женщина оттолкнула его с дороги и одним прыжком преодолела расстояние до выбитого окна.       Гасконец рванул из-за пояса пистолет, но выстрел запоздал. Силуэт ведьмы с растрепавшимися волосами мелькнул в оконном проёме, освещённый блеском молнии, и пропал в ночи. Тишину потряс раскат грома.       Д’Артаньян кинулся к другу, стоящему на коленях, сжимая плечо. Стилет всё ещё оставался в ране, и мушкетёр пытался сообразить, можно ли его трогать.       В комнату ввалились Портос и Арамис. За их спинами показался лорд Винтер, удивительно спокойный посреди всего этого разгрома. - Где она? – были первые его слова. - Сбежала, - сквозь зубы выдохнул гасконец, осторожно поднимая друга на ноги.       Англичанин коротко чертыхнулся и бросил: - Я за ней.       Портос посторонился, давая дорогу. - Помогите ему, - коротко сказал Арамис. – Один он может не справиться.       Гигант кивнул и исчез – неожиданно гибко и бесшумно для своей комплекции. Молодой мушкетёр уже распутывал верёвку на руках девочки. Потом кинжалом обрезал ленту, притягивавшую косу к спинке стула.       Д’Артаньян подвёл Атоса к освободившемуся стулу, стараясь не потревожить лезвие в ране. Мушкетёр сел, медленно выдыхая сквозь зубы.       Девочка смотрела на раненого круглыми от ужаса глазами. - Этого не должно было случиться, - виновато сказала она. - А чего же вы хотели? - почти зло произнёс гасконец. – После вашего вмешательства всё пошло по-другому.       Только бы не были задеты крупные сосуды. Насколько длинное лезвие у этого стилета, как глубоко оно проникло? Раненый оставался в сознании, пока только это внушало надежду.       Атос поднял голову и встретился с другом глазами. - Всё равно придётся его извлекать, - очень тихо сказал он. - Арамис, - позвал молодой человек. – Давайте вы. У вас рука лёгкая.       Мушкетёр склонился над раненым другом, осматривая рукоятку стилета. - Режьте камзол вместе с рубашкой, - приказал Атос. – Иначе вам не увидеть, близко ли артерия.       Арамис кивнул и с огромной осторожностью принялся срезать пропитанную кровью ткань, освобождая плечо. Атос стиснул зубы, но не издал ни звука. - Больше света! – потребовал Арамис.       Гасконец чертыхнулся, метнулся к столу, подхватил подсвечник и приблизился к раненому. - Всего три свечи. С какой стороны светить? - Так хорошо, - пробормотал Арамис, внимательно вглядываясь в обнажившееся тело.       Все трое замерли, словно старались даже не дышать. Только девочка-ангел сопела за их спинами разбитым носом.       Потом Арамис облегчённо выдохнул. - Кажется, нам повезло. Лезвие не повредило артерию. - Вынимайте, - поморщился Атос.       Молодой человек медленно потянул за рукоятку. Раненый зашипел от боли. Наконец, клинок вышел из тела. Выступила кровь, но её было немного. - Это плохо, - сказал Арамис. – Вся кровь остаётся в мышце. Скоро всё плечо зальёт опухоль, вы потеряете способность двигать левой рукой. - Напихайте туда побольше корпии, - посоветовал раненый. – Пусть кровь вытекает наружу.       Арамис кивнул. Д’Артаньян уже щипал корпию из льняной простыни. - Не уверен, что она чистая. - Пропитайте вином, - сказал Атос. - А если оно отравлено? - Что ж, тогда я раньше отмучусь, - усмехнулся мушкетёр.       Девочка подала голос: - Оно не отравлено. Миледи пила его сама.       Это восклицание напомнило Атосу о причине, по которой они оказались здесь. - Подойдите-ка сюда. Вы ранены?       Девочка шмыгнула, вытирая слёзы. - Я нет. Вы приехали намного раньше, чем должны были. Она мне только нос разбила. А вот вас… - Пустяки, - пробормотал Атос, глядя на Арамиса, который приближался к нему с комочком корпии. Сейчас будет больно.       Когда перевязка была закончена, и побледневший Атос расслабился на своём стуле, в дом ввалились Портос и Винтер. Оба были мокрыми с головы до ног. За окном бушевала гроза. Капли дождя задувало в разбитое окно. - Упустили мерзавку! – досадливо пробасил Портос.       Д’Артаньян гневно вскинул голову: - Как вам это удалось? Она опережала вас на полсотни шагов – не более. - Понятия не имею, - досадливо пробурчал гигант. – Может, это происки Сатаны? - Не выдумывайте, милый друг, - отмахнулся Арамис. – У этой служительницы ада есть руки и ноги, но нет крыльев. - Можете поглядеть сами, - обиделся Портос. – У самой переправы следы на песке просто исчезли. Не испарилась же она! - Я подтверждаю это, - кивнул лорд Винтер.       Гасконец взвился с места: - Надо искать, пока следы совсем не смыло! Она не могла уйти далеко. - Пусть её, д’Артаньян…- промолвил Атос. - Как? – юноша изумлённо обернулся. – Ты хочешь её отпустить? - Теперь бесполезно преследовать. Слышите, что творится? Пусть бежит, гонимая страхом – своим вечным спутником. И дай бог, чтобы на земле нашлось место, где она сможет остановиться, чтобы начать иную жизнь.       Девочка насупила брови и сказала: - Этого тоже не должно было быть. - А что должно было? – вкрадчиво спросил Арамис. - После смерти госпожи Бонасье вы настигли бы её в этом доме сегодня ночью, судили и казнили на берегу Лиса, - тут она удивлённо огляделась. – А где человек в красном плаще?       Мужчины переглянулись в недоумении. - Какой человек в красном плаще? - Лилльский палач. Тот самый, что клеймил её. Вы не привезли его?       Мушкетёры снова обменялись непонимающими взглядами. - Ладно. Тогда это тоже неважно, - сказала девочка. – Важно, чтобы у вас всех теперь было всё хорошо.       Атос тяжело вздохнул. - Пусть так, - наконец произнёс он. – Мы все живы. И она тоже жива. И у нас начинается жизнь, о которой не знаете даже вы. Это так?       Девочка кивнула, глядя на мушкетёра с нежностью.       Он опустил голову. Оставалось сделать только одно, чтобы с готовностью встретить это неизвестное будущее. Чтобы свет не погас… - Подойдите! – строго велел он девочке.       Она приблизилась, и мушкетёр вдруг заметил, как она вытянулась и повзрослела за время их знакомства. Миледи знает об ангеле. И она осталась жива. А у девчонки невероятная способность впутываться в неприятности. Когда дети не ведают, что творят, решение должны брать на себя взрослые. Даже если это очень тяжёлое решение. - Сейчас вы дадите мне слово, - медленно и чётко произнёс он. – Что никогда и ни при каких обстоятельствах не придёте сюда вновь.       Ему очень хотелось оставить для себя лазейку, оставить надежду, что когда-нибудь ангел снова шагнёт к нему на порог. Всего лишь добавить к этой клятве одно условие, не лишавшее его чуда: «Пока не сможете себя защитить». Но этого делать было нельзя. - Никогда? – спросила девочка, всё ещё не желая поверить.       Чтобы свет не погас… - Никогда, - твёрдо ответил мушкетёр.       Когда она ушла, друзья несколько минут сидели в молчании. Винтер пробормотал, что продолжит поиски невестки, и покинул их. Гроза заканчивалась. Ливень сменился тихим дождём, стало слышно, как журчит вода, сбегая по водостоку.       Потом д’Артаньян обратился к Атосу: - Ты думаешь, что это было необходимо?       Мушкетёр покачал головой. - Не хочу рисковать. Анну мы упустили, она знает о девочке. А если в следующий раз мы не успеем? Нет уж, так будет надёжнее. - Значит, мы остались без ангела? – расстроено пробасил Портос. - Похоже, что так.       Все вновь замолчали.       Потом Арамис прервал молчание. - Портос, - сказал он вполне обычным голосом. – Кажется, вчера вы сказали, что намерены покинуть полк?       Гигант засмущался, но всё же ответил: - Перед самым отбытием из лагеря я узнал, что муж… - он помедлил, и после паузы твёрдо произнёс. - …что муж госпожи Кокнар скончался. Она теперь свободна, и я женюсь на ней. - Это хорошее известие, - слабо улыбнулся Атос. – Мы поздравляем вас, мой друг! - И что теперь? – внезапно спросил д’Артаньян, вскидывая голову. – Как теперь? Что мы будем делать? - Жить, - просто сказал Атос. – Так, как вы сами вчера и сказали. Нам дан шанс, мы им воспользуемся. Кажется, вы собирались отвезти свою милую в Лотарингию или Бельгию?