Свадьба - это звучит грозно

      — Давно, говорю, сидишь? — попытался Зевс ещё раз.       Дионис грустно икнул и попытался вырастить из стены зала виноградную лозу. Камни торжественно породили четыре опёнка и ехидную сыроежку. Предыдущие попытки — щавель, капуста и свёкла — слаженно колосились у ног бога виноделия. Похоже было, что Дионис плюнул на своё происхождение и возжелал борщеца.        — Вечность, — простонал Дионис, прислонил трезвую голову к жестоким камням и загрустил.        Громовержец орлиным взором обозрел пространство. Пространство представляло из себя немаленький зал, освещённый нудно чадящими факелами. Для накала античной готики недоставало печально стенающих отовсюду призраков.        Правда, в помещении присутствовали печально стенающие отовсюду олимпийцы.        И пускающий пузыри Посейдон. В огромной и с виду неподъемной бронзовой ванне.       Ситуация проясняться упорно не желала.        Последним, что помнил Зевс, была симпатичная нимфочка, которая этак призывно сделала ему бедром. И нарастающую песнь любви… в царственной груди, да. Потом, вроде бы, он кинулся за прелестницей, а потом был нарастающий свист и звонкий треск в черепушке.        «И рука-то, вроде бы, знакомая, — припомнил Громовержец удалую молодость. — Гера, нет, не Гера, Посейдон не может, он в ванне, Деметра бы точно била бы не по голове — она коварна… Аид!»        — Ну, братик, я тебе ещё… — хмуро начал Зевс, стискивая пальцы в призыве молнии. Свадьба свадьбой, но отстаивать свое право на нормальное веселье царь всея Олимпа собирался до победного.        Молния не явилась. Лабрисса тоже куда-то запропала. Геру Зевс решил не звать до последнего, здраво рассудив, что может только всё ухудшить.        Нужно было принимать царственный вид и заниматься привычным — ломать зловещие планы, вдохновлять родню, выходить из положения.        — Мы обязаны выбраться, — пафосно сказал Зевс, подходя к тихо булькающему в ванне Посейдону. — Подземному миру не сломить нас! Мы ещё покажем им, что могут настоящие олимпийцы!       Над колышущейся поверхностью воды всплыл нос царя морей. Нос немного подвигался, внимая речи Зевса.        — У-у-убрать… перископ, — булькнуло из недр ванной, и нос погрузился обратно.        — Кажется, он все еще немного прозревает будущее, — донеслось от Аполлона безутешно. Через секунду Златострунный опять оплакивал в хитон сестры «свое гениальное творение, которое мне не дали даже дорепетировать». Артемида со страдальческой миной гладила братца по плечам, бормоча что-то о сволочных подземных мужиках.        Ну, подумал Зевс с долей оптимизма, — конечно, семейство деморализовано, но хоть Геры тут нет. Хотя кто там знает — вон от той стеночки летят комья земли, мало ли кто там копает.        На дне солидной ямы обнаружился Арес. Арес залихватски покрякивал, мерно перекидывая землю взмахами лопаты.        — А ты что это делаешь? — слегка опешил Зевс, подкравшийся к яме на цыпочках.        Бог войны выразительно посмотрел на лопату у себя в руке. Потом крякнул особенно громко и спешно вернулся к работе.        Из ямы лихо летела земля вместе с бормотанием о том, что раз уж ему сказали, что тут нет Макарии… И всучили лопату… словом, окопаться никогда не помешает.        — Внезапная любовь к стратегии, — ядовито донеслось из самого темного угла. Зевс встрепенулся, узнав голос любимой дочери, и радостно в угол устремился.       Радость прошла мгновенно, трепет остался. Афина вроде бы присутствовала в нормальном виде, даже со шлемом и щитом, она не стенала, не булькала, не страдала от похмелья и не копала окопов.        Но за богиней мудрости на свет факелов явилось что-то шарообразное, пушистое и радикально-синего цвета.         — Аэээээ, — сказал Зевс и поморгал.        Синепушистый шар разразился стенаниями и всхлипываниями.        — Афродита это, — безжалостно сказала Афина. — Гере попалась под горячую руку. А у той как раз фантазия что-то разыгралась…        — У-у-уё-ё! — донеслось со стороны окопа, и земля наверх полетела с вдвое большей интенсивностью.        — Сто-о-оп, так это не опята? — послышалось со стороны Диониса.        И даже от ванны смутно долетело издевательское бульканье про «гибрид колобка и смурфика» (под заинтереснованное «Он опять прозрел будущее, наверное, это новые порождения Тифона и Ехидны!» от Аполлона).        Но Зевс все-таки неслучайно угодил на свой олимпийский престол. Потому принялся восстанавливать ресурсы и давить уныние в зародыше.         — О, этот цвет Урана в летний день! — прочувственно воскликнул он. — Как он подходит к твоим глазам! И как нежна эта шерсть — легче руна овец Нефелы…        Всхлипы умолкли. Афродита взмахнула ресницами, явственно намекая, что ежели вдруг кому-то нужно немного пушистости…        Зевс собрался жестким усилием воли.        — Сын мой! Ты должен воспеть наше заточение! Опиши наши страдания и коварство подземных Владык!        Этим в боевое настроение «уже почти пою» оказался переведен Аполлон. Артемида наконец-то смогла тихо выжать хитон и подойти.        — …а нам нужно выяснить, где мы находимся, — тихо и уже без всякого пафоса договорил Громовержец. — Моя сила тут не действует. И сила Диониса…        — А никто не знает — из гороха можно делать бражку?!         — …тоже.         — Можно предположить, — зачастила Афина, принимая несколько маниакальный вид, — что речь идёт об особом помещении, изолированном при помощи сил Владыки Мира. Моя теория — возможно, это древняя темница во дворце Эреба или же зловещее строение на Полях Мук, ограничивающее на время силу божеств. И с учётом мощи данного помещения — его цель, очевидно, должна быть крайне серьезна, как-то: ловушка для титанов и богов, место содержания опасных преступников, место для божественных поединков…        — Я извиняюсь, — раздался чуть надтреснутый голос Аполлона. Златострунный прекратил оплакивать лук и стрелы и попытался разобрать надписи по стенам. — Как это понимать — «Вытрезвитель»?! * * *        — Нам нужен план, — заявила Афина.        — Нам нужен виноград, — не согласился Дионис. Из-под его пальцев коварно лезла фасоль.        — Нам нужен воск, — пробормотала Артемида, со знанием оглядываясь на брата. Тот сидел в меланхолической задумчивости и впитывал эстетику заключения. Дело шло к неизбежному взрыву вдохновения.        — Нам нужен Гермес, — чётко и сумрачно выдал Зевс. — Потому что он может украсть молнии. У того, кто их… э-э… украл в этот раз.         — Гермес не может, — глубокомысленно выдала Афина. Она понаблюдала, как Арес с радостным «И-ээээх!» зарывается всё глубже. После чего в сжатой форме очертила, что Гермес вроде как занят, обретая себя в отцовстве тройняшек. Поэтому ничего не может, ничего не хочет, иногда отрывается от детей и ложится в позу эмбриона, мучаясь вопросом — не лучше ли было жениться на Макарии.        — Тогда Гефест, — не сдавался Зевс, — чтобы разбил молотом двери.       Совоокая помотала головой и уточнила, что, во-первых, молот у Гефеста Гермес все-таки украл пару дней назад. Во-вторых — Гефест в секте.        «В-третьих» Афина сопроводила наглядным пособием, прикатив Гефеста из второго темного угла.        — Отец мой Один, — выдал пьяненький кузнец, мутно щурясь на Зевса. — П-пач-чиму у тебя в-второй глаз?        — Отрос, — без колебаний заявил Громовержец. Гефест успокоенно икнул, нашел глазами жену, пробормотал: «О, пушистая Хель», изрыгнул длинный язык пламени изо рта и задремал, прислонившись к стеночке.        — Нет, никто не знает, что с ним такое, — предупредила вопрос отца Афина. — До того, как ты очнулся, он говорил, что решил утолить жажду как истинный ас… в общем, он выпил из Флегетона.        В наступившем молчании раздался мелодичный и чистый звук кифары.        Внемли, темница, которую вечно Борей овевает!        Шествие узников наше несчетно увидело бедствий…        — Значит, — сказал Зевс с сумрачным спокойствием, — время обратиться к необузданной мощи.         — Призвать Гекатонхейров? — поинтересовалась Афродита. Она как раз старалась определить — где у нее теперь нос, чтобы можно его было пудрить.        — Вообще-то, — вполголоса заметила Афина, — Макария в таком случае не то чтобы огорчится… если, конечно, она вообще не это спланировала.       В ответ Зевс хмыкнул и от души хлопнул по спине Гефеста. Гефест глухо изрыгнул сначала «В-в… славу… Одина…» — а потом длинный язык флегетоновского пламени. Пламя без колебаний лизнуло и подожгло воду в ванне, где тихо полоскался Посейдон.        — М-м, тёпленькая пошла, — оценил царь подводный.        Водичка с языками пламени начала закипать и побулькивать. По мрачному залу поплыл многообещающий запах супца.        Дионис обреченно вздохнул и вырастил на только что появившейся лозе морковку.        Арес крякнул, обозвал всех идиотами и молодецки нырнул в окоп.        — Тр, — успела сказать Афина, которая как раз собралась высказать брату за недостаток смелости.        «Ус» оказался поглощён могучим, на грани слышимости, рёвом.        Зевс мгновенно пристроил на голову дочки шлем, забрал у неё вечный щит и прикрылся им наподобие строительной каски.        — Н-напоминает Рагнарёк, — неуверенно заметил Гефест, приподнимая голову.        Остальные молча поймали флэшбеки о Титаномахии.        Нечто огромное, разъяренное, смешанного оттенка вареных раков и замороженных моллюсков, чувствительно шарахнуло сперва в дверь, потом рикошетом в стену, потом во вторую стену, потом в потолок — и уже оттуда со смаком рухнуло вниз.        Из окопа, который как раз оказался внизу, послышался многообещающий хруст костей Ареса.        — Сволочи! — грянуло потом оттуда глухо голосом Посейдона. — Опять люки не закрывают!        — Он опять прозревает будущее! — восхитился Аполлон, которого как раз не задело.        Как выяснилось, Посейдон прозревал и настоящее немножко тоже. Потому что наружу вылез уже полностью красный и незамедлительно начал орать.        Орал Посейдон на брата. Долго и виртуозно, с обещанием изобретательного применения трезубца и полностью понятными выражениями типа «твое место у папаши!»        — Мда, — сказал Зевс задумчиво. — Не прокатило. Аполлон! Ты можешь сокрушить эти камни поэзией? * * *        …концерт был долгим. Концерт был разнообразным. Концерт радовал своим репертуаром в духе «Чалил срок я с Сизифом», «Закатали в Аид по беспределу», «Этапом к Харону нас кодлою гнали», «Ой, из Леты я глотну без закуси». К концу концерта все прониклись духом новых в античности форм и жанров и даже местами прослезились.        Посейдон перестал орать через пятнадцать минут после того, как Аполлон начал брать на нежной кифаре блатно-античные аккорды. Еще через десять минут все кинулись искать, чем можно заткнуть уши. Афина предлагала заткнуть Аполлона — но увы, к творцу прекрасного и вечного (который как раз напевает про «Наказанный Тантал, век некормленный») опасались приближаться. Как к источнику звука.       Метательные попытки остановить Аполлона успеха не принесли. Даже любящая Артемида призналась, что «от такого у меня трясутся руки, и вообще, вы что, я же попытаюсь его совсем убить». Решено было — терпеть и надеяться, что окрестным стенам тоже будет плохо («По моим расчетам, — шепнула Афина, — дольше часа даже камни не способны это вынести»).        Стены темницы остались глухи к веяниям моды. Зато из окопа послышались глухие всхлипывания и шепот Ареса: «Прям до печенок пробрало, братуха, хоть раз что-то нормальное спел».        — Может, попробовать разбежаться? — жалобно выдохнула частично полинявшая от напора искусства Афродита. — И… и в дверь?        — Разумнее сперва узнать, что нам могли приготовить, — отвергла Афина. — Если уж дядюшка считает, что мы возмущали покой его царства — за дверью нас может ждать нечто…       Совоокая не была сильна в поэзии, и метафоры тут же кончились.        — Страшнее Макарии? — уточнил голос Ареса из окопа.        Все невольно зябко передернули плечами.        — Так будем же готовы! — провозгласил Зевс и занялся расстановкой войск.        Ударную и пробивную силу обеспечивали сам Громовержец и Посейдон. Аполлон и Афродита шли по флангам в психологическую атаку. Гефест отвечал за огнедыхание, Афина — за стратегическое планирование.        Арес в окопе отвечал за крепкий тыл.        Дионису груза ответственности не досталось, потому два голоса из-за двери первым услышал он.       Два сулящих что-то страшное голоса.         — Аид, а может, не надо? — спрашивал в сомнении женский.         — Надо, Гера. Надо! — сурово отвечал мужской.         — Аид, ну, а вдруг они не выдержат… — сомневался женский. — Все-таки ее ничто не берет… в таких-то ситуациях — мы уже и пробовали…        — Кого? — тут же находчиво спросила Афина.        Зевс пожал плечами и пробормотал, что уж чего они только с Герой не пробовали, он даже и не все помнит. Афина глубокомысленно кивнула. Афродита, пытающаяся распушиться посильнее, тихо заскулила.        Остальные встали в боевой порядок, намереваясь дорого продавать олимпийские жизни.         — Впускайте! — зловеще распорядился снаружи царь подземный.       Дверь скрипнула медленно и зловеще. За дверью пришёл глас Судьбы.        — Вы что же, — спросил глас со знакомыми истероидными нотками, — решили испортить моей внученьке свадьбу?! * * *         — Как ты вообще всё это провернул? — вполголоса удивилась Гера.        Царь подземный пожал плечами. Длительная пробежка по подземному миру с отловом празднующих олимпийцев никак на Аиде не сказалась. Фоновая мрачность мины, борода с проседью и шлем оставались на положенных местах.        — Зелья, веревки, ударная сила. Одна лопата. Шлем. Афина вообще сама туда пошла, когда я перечислил — какая там будет компания. Потому что хотела это видеть. Самое трудное сделали вы с Персефоной.        Владыка, конечно, был суров. Но вряд ли мог заявиться к Деметре Плодоносной в слезах и нажаловаться, что «эти распутники того и гляди сорвут свадьбу».         — Аид, — уже довольно робко пробормотала Гера, прислушиваясь к воплям из-за двери, — а тебе их… не жалко?        Черный Лавагет пренебрежительно дернул головой.        — Меня вообще-то называют Безжалостным, — и подтвердил суровой миной, что Черный Лавагет, который решил устроить дочери нормальную свадьбу — безжалостен вдвойне.        Гера покосилась на дверь, откуда доносились сверлящие трели голоса Деметры. И попыталась быть оптимисткой.        — Ну, если сестра их вразумит — у нас же будут шансы на чинную, пристойную церемонию завтра…       Потом посмотрела на лицо подземного братца, вспомнила, кто выходит замуж, и безнадежно добавила:        — А, ну да.