Но мы же не дуалы!

На следующий же день, в том же коридоре, Достоевская, полная решимости, подошла к своему возлюбленному. - Нам нужно поговорить. – она старалась говорить твёрже, но у неё это, видимо, плохо получалось. - Неужели уже поняла всю тщетность своего положения? – как бы усмехаясь, ответил Дюма. Он был зол. Не слишком, чтобы выслушать её, но слишком, чтобы сразу простить. Это была даже не злость, а какая-то обида, причём не столько за себя, сколько за Достоевскую. Но обида эта была сильна, сильна настолько, что несчастной девушке казалось, что это не тот Дюма, которого она знала. Более того, она вообще сомневалась, что перед ней – живой человек, который умеет любить, сострадать, сопереживать, который способен на положительные эмоции. В глазах его читался лишь гнев, а усмешка была слишком злой. Ноги девушки невольно подкосились, но она продолжила: - Я подумала… Наверное, я правда слишком глупа. Я решила, что дуальность действительно не главное… Тем более, что ты мне тоже нравишься, правда. Достоевская говорила не уверенно, но искренне. Это признание стоило ей многого, особенно после того, что произошло днём ранее. Но самое сложное было признаться в этом себе. Она искренне верила, что если она правда не безразлична Дюме, то он простит её, поэтому признаться ему было уже легче, но она всё равно боялась его реакции. Дюма, как ни странно, почти сразу согнал с себя тот устрашающий вид, что так напугал Достоевскую. Более того – он улыбнулся ей. Так же тепло, как раньше. Но молодой человек почти сразу же сжал губы, спохватился, что нельзя быть таким отходчивым и верить этой девушке на слово. - Я рад, если это действительно так. – полушутливо нахмурив лоб, произнёс он. – Тебе самой пойдёт это на пользу, вот увидишь. Но поверить я тебе пока не могу. Давай повременим. Я должен убедиться, что всё сказанное тобой – правда. Пойми, мне будет очень неприятно, если, когда я в следующий раз решусь попробовать завязать с тобой отношения более чем дружеские, ты начнёшь истерить по поводу нашей «недуальности» и убежишь. После повтора таких событий мне просто надоест и тогда я не дам тебе даже извиниться, как сейчас. Я уж лучше тогда совсем с тобой не буду общаться, чем буду находиться в вечной френдзоне лишь из-за того, что не рационал, не логик и не экстраверт. - Ты мне не веришь? – девушка была настолько расстроена, что просто пропустила половину того, что сказал Дюма, мимо ушей. - Я хочу верить. Но мне это теперь сложно. Поэтому давай повременим, хорошо? - Когда ты скажешь точно, будем мы вместе или нет? – для Достоевской было бы идеальным вариантом, если бы он сказал ей это прямо сейчас, но, если уж это невозможно, то она рассчитывала хотя бы знать точные сроки. - Не могу сказать точно. – Дюм задумался и поскрёб пальцем подбородок. – Давай поступим так – как только ты покажешь мне, что на самом деле теперь не относишься к этой своей соционике с фанатизмом. Только тогда можно подумать о дальнейшем развитии отношений. - Хорошо. – Достоевская покорно склонила голову и уже хотела было отвернуться, когда Дюма произнёс: - Я верю в тебя. – с улыбкой сказал парень и тоже побрёл по своим делам.