Хроники Аврората

В одно мгновение все звуки и запахи ворвались в мой мир. У меня даже возникло ощущение, что раньше не было ничего на подобие этого. В этом ограниченном пространстве, в полной темноте, я старалась разобрать хоть что-то, что могло бы мне помочь найти дорогу к свету. Я чувствовала запах трав — мелиссы, мяты, шалфея. Я чувствовала терпкий запах пота, насыщенный запах кофе, мужского парфюма и свежего белья. Я слышала тихий шепот, больше похожий на ворчание, чем на разговор, скрип половиц, невесомые шаги и звон посуды. Темнота вокруг меня постепенно расступалась. Вместе с искоркой света ко мне пришли и мои воспоминания. Воспоминания и страх. Малфой все видел, он был там. Я сосредоточилась на том, чтобы лежать неподвижно и дышать как можно тише, чтобы не выдать неловким движением того факта, что я уже пришла в себя. Нужно придумать оправдание тому, что произошло. Немедленно. Паника давила на горло, но я старалась контролировать позывы моего сознания начать истерику. Какова вероятность того, что Малфой не вышвырнет меня за шкирку с работы, когда я проснусь? Честно говоря, я не была уверена, что можно рассчитывать в этом случае на «понять и забыть». Только не с Малфоем. Да и с Гарри мне бы не стоило на это рассчитывать. Они начнут твердить, что приступы опасны и я могу причинить себе вред. Лучше бы я человека убила, чем со мной случилось подобное. Тут меня хотя бы оправдали. А еще, наверняка, посоветуют обратиться к врачу. Приступы, панические атаки — это не шутки. Но ведь от этого нельзя умереть! Я не хочу к мозгоправу! Я не хочу, чтобы кто-то копался в моей черепушке! Только никому этого не объяснишь. Тем не менее, мне было ужасно стыдно, неловко и… Не знаю, я ощущала, будто проиграла Малфою. Он выставит меня. Вот только основания у него будут железные. Даже Поттер разведет руками, мол, он прав и все такое. Но если бы дело не было связано с войной, то ничего бы не случилось! Я могу вести дела, я дееспособна! Неужели никто не сможет меня понять… Скрип половиц стих. Я больше не слышала тихого шепота, шороха или стука склянок. Решившись, я открыла глаза. Как я и предполагала, я находилась в той самой комнате, куда Малфой отправил меня наводить марафет. В помещении царил полумрак, который нарушали лишь свечи, горящие по периметру комнаты. Я поднялась на локтях и огляделась. Никого. В комнате была только я. Голова, на удивление, совсем не болела. Я ощупала себя, чтобы убедиться в полной своей сохранности. Кто знает, быть может я упала с лестницы, подвернула ногу, сломала нос или еще как-то причинила себе вред? Но нет, все конечности были на месте. А если что-то и было, то Малфой, скорее всего, давно исцелил это своими зельями. Он всегда был в этом деле мастером. Стараясь не упасть, я выбралась из вороха одеял. На мне было лишь нижнее белье. Кто бы меня не раздевал, молю, пусть это будет не Малфой! Я бы не перенесла такого удара судьбы. В поисках своей одежды я обшарила всю комнату, но, видимо, ее хорошо спрятали, дабы я не убежала из мэнора. Не скрылась от разговоров по душам. Поэтому, не долго думая, я надела один из халатов, который видела в ванной комнате. Посмотрев в зеркало, я убедилась, что со мной, по крайней мере внешне, все в порядке. Значит, Малфой действительно применил зелья. — Теперь осталось объяснить все мистеру черствое сердечко, — прошептала я, злясь на весь мир за то, что приступ случился прямо под носом у Малфоя, а не рядом… да с кем угодно. Я могла бы уломать молчать кого угодно. Но не Малфоя. Мне пришла в голову мысль, что Малфой мог не дожидаться пока я проснусь, а сообщить Гарри о моем состоянии. Или вызвать врача из Мунго, например, самого Рона. Коварный слизеринец! Малфоя искать долго не пришлось. Хотя, стоит сделать скидку на то, что он сидел в главном зале, а к нему вела всего одна дорога, и та прямая. Увидев его, мне сразу стало страшно. Будто я стою под суровым взглядом Снейпа и отчитываюсь за все проколы нашего Золотого Трио. А Снейп всегда ненавидел нас. Нас и все наши шалости. У меня задрожали коленки. Мышцы живота сокращались от ужаса и предвкушения. Тут другая ситуация. Малфой прекрасно поладил с Поттером и даже с Уизли, который Малфоя на дух не переносил. Но почему-то Малфой негативно относился лишь ко мне. Он поладил со всей нашей компанией, но не со мной. Он по-прежнему оставался моим врагом. И я не могла понять, в чем же дело? Ответ высвечивался явно — в моей крови. Тут и на Прорицание не ходи. Чистокровный ублюдок. — Ты уже проснулась? Пришла в себя? — раздалось совсем рядом со мной. Малфой сидел на кушетке рядом с камином, вытянув ноги. Он не смотрел на меня, но тем не менее, я всем своим естеством ощущала его давление. Даже сидя, он возвышался надо мной, словно он был королем, на бал которого я влезла без приглашения и в банном халате. Я потупила взгляд. — Прекрати, Грейнджер, — он нарочно растягивал гласные в моем имени. И это неимоверно меня бесило, — Сядь. Он похлопал рядом с собой, призывая занять место рядом с ним. Этот жест заставил меня закатить глаза. Руки сжались сами собой в кулаки от приступа гнева. «Господи, словно собаку зовет!» Тем не менее, я приняла приглашение. Рядом с ним, стоит это признать, было комфортней, чем напротив него, прямо под обстрелом его холодных серых глаз. Какое-то время мы молчали. Малфой потягивал виски, а я тихо сидела под боком, боясь пошевелится или лишний раз вздохнуть. Это ужасно. Ужасно во всем постоянно себя контролировать. Ужасно вести себя как будто ты не живой человек. Я рада, что не родилась чистокровной. В первый раз в своей жизни я рада. Потому что вечно отвечать за свои взгляды, поступки, черт возьми, даже за свое дыхание в чью-либо сторону — это настоящий кошмар, а не жизнь. Аристократы скованы по рукам и ногам чужим мнением. Нельзя любить, нельзя ненавидеть, нельзя выражать эмоции. Одни нельзя, запреты и правила. Куда же деваются настоящие люди? Можно ли увидеть их за всеми рамками, которые они нагородили? — Почему ты молчишь? — спросила я у мужчины, не выдержав томительного молчания. Тишина давила со всех сторон. Гриффиндорцы не должны трястись от страха что-то сделать или спросить. Они храбрецы. Когда-то храбрости мне было не занимать. Так почему же сейчас у меня трясутся коленки от одного взгляда или слова Малфоя?! Не потому ли, что моя слабость стала ему известна? — А что я должен, по-твоему, сказать? — Не знаю. Он усмехнулся, покачивая бокал в руке. — Не говори Гарри или Рону. Этого больше не повторится. Малфой промолчал. Он поднялся с кушетки и направился к камину. Впервые я обратила внимание на то, что Малфой намного выше Гарри или Рональда. Его фигура была довольно массивной, плечи широки. На его фоне я была совсем худой и маленькой, словно эльф рядом с великаном. Хотя сравнение чудаковатое. — Ты же понимаешь, что я не могу позволить тебе работать в своем отделе? Я вздрогнула от его голоса. Он был глубоким, бархатистым, но при этом наполнен небывалой твердостью. Этот голос подчинял и требовал. Не оставлял никаких путей. Это был приговор, который нельзя обжаловать. Но мое гриффиндорское упрямство упорно толкало меня вперед. — Почему?! Малфой обернулся. Мне показалось, что в его взгляде мелькнула растерянность и даже злость. — Почему? Ты еще спрашиваешь? Я гонялся за тобой по дому, пока ты вопила как безумная, а потом мне и вовсе пришлось откачивать тебя, когда ты навернулась с лестницы. И ты еще спрашиваешь почему? «Все же навернулась!» Малфой кричал. Он был в ярости. Его глаза светились от гнева. Я вжалась в кушетку, боясь оторвать взгляда от лица мужчины и вообще как-то пошевелиться. — Что ты предлагаешь? — он сказал это шепотом. И этот контраст с предыдущим монологом напугал меня еще сильней. — Просто позволь мне остаться… — Нет, — рявкнул на меня мужчина. — Даже если Гарри мне разрешит? — рявкнула уже я. — Поттер еще в своем уме, чтобы не допустить подобного. А если нет, то я мигом вразумлю его. Ты считаешь, что это все шутки? Тебе нужно в Мунго, Грейнджер! Малфой подошел ко мне и схватил за плечи, чуть встряхнув, он взял меня за подбородок, заставив посмотреть прямо в его глаза. Глубокие, серые, совершенно бездонные глаза, наполненные смесью холода, злости и какой-то искорки, которую можно принять за заботу.  — Какое тебе дело?! Не лезь в мою жизнь! — я вырвалась из его захвата и отошла ближе к двери, чтобы иметь возможность немедленно покинуть поле боя. Он победит. Я умная девочка и могу просчитать вероятность того, что все мои друзья проголосуют за мою госпитализацию и отстранение от деятельности в Аврорате. Поттер будет первым, кто вызовет Патронус, чтобы мне в Мунго приготовили самую лучшую палату. Как же я это все ненавижу. — Ты не права. Ты в моем отделе. В моей группе! Это, черт тебя возьми, мое дело!!! Малфой снова порывался схватить меня, но я выскользнула из его рук. — Грейнджер! Прекрати этот спектакль! — А ты прекрати на меня кричать! — повысила я голос. Какое он имел право кричать на меня?! Я не его сварливая женушка. И даже не подружка! — Да послушай же ты! Ты понимаешь, что панические атаки нельзя контролировать?! Вдруг подобная херня случится на задержании или в другом опасном месте?! А если ты будешь там одна? Ты будешь абсолютно беспомощна! Он наконец поймал меня. Теперь он говорил спокойно, будто объяснял что-то ребенку или душевно больной. Но я была здорова! — Гермиона, — он взял меня за подбородок подушечками пальцев, — Посмотри на меня. Я подняла глаза. Взгляд мужчины наполнился какой-то теплотой и нежностью. Это были все те же серые глаза. В них еще не перегорела вся злость. Но теперь я могла с уверенностью сказать, что Малфой не желал мне зла. На секунду, его глаза опустились к моим губам и мне показалось, что он сейчас меня поцелует. Но это была абсолютная глупость. Отчасти потому, что в данную минуту мне этого безумно хотелось. — Пойми, я не могу нести за тебя ответственность. Если что-то случится на задании, тебе кинутся помогать. Лучшее из того, что может произойти — это если преступник просто уйдет. Худшее — кто-то пострадает. По твоей вине. Или ты сама пострадаешь. Ты же этого не хочешь? — Нет, не хочу. Мне показалось, что я готова разреветься на месте. От обиды, от того, что мужчина передо мной был прав. Малфой прижал меня к себе, и мой нос уперся ему в грудь. Одна из его рук обнимала меня за талию, а другая скользила по волосам, поглаживая и успокаивая меня. Казалось, что он пытается укачать меня, как маленького ребенка, который находится на грани между истерикой и сном. — Позволь мне закончить это дело. И я уйду. Обещаю. Я скажу Гарри, что сама хочу уйти. — Я вовсе не хочу, чтобы ты ушла из Аврората. Ты можешь работать в архиве. Я попыталась выбраться из объятий мужчины, но он только крепче прижал меня к себе. — Архив, — я фыркнула, — если вы с Поттером думаете, что моя мечта зарыться в документацию с головой, то вы совершенно не правы! Я не буду работать в архиве! Нет, ни за что на свете! Малфой рассмеялся. Своей щекой и телом я прижималась к нему, слушая, как под грудной клеткой трепещет его сердце. Его стук успокаивал меня. Мне показалось, что Малфой потерся своей щекой, покрытой щетиной, о мои волосы. Хотя, скорее всего, мне показалось. Я прикрыла глаза, слушая как хихикает себе под нос мужчина, которого я не могла терпеть в школе. Я не осознавала, что прижималась к мужчине, которого в школе мы с друзьями называли хорьком, слизеринской змеей, чистокровным ублюдком. Его мы подозревали во всех смертных грехах. Этот мужчина был пожирателем. Метка до сих пор горит на его руке. Его тетка пытала меня. Он ненавидел нас всех. И тем не менее, сейчас он был одним из нас. — Позволь мне закончить это дело. Я буквально умоляла его. Благо, что не стояла на коленях. Малфой помолчал. — Если ты пообещаешь мне сходить на консультацию в Мунго. Я закатила глаза. Начинается. — Мне дать тебе Непреложный обет? — Можно сказать «обещаю» на словах. Поверю и так. — Тогда я обещаю, — проговорила я, мысленно скрестив пальцы. Надеюсь, у меня вышло. Я не собиралась бежать к мозгоправу ни после окончания этого дела, ни через год, ни когда-либо. Но Малфою знать об этом не следует. — Ты только никому не говори, хорошо? — Почему? — Малфой удивленно поднял бровь и выпустил из объятий, посмотрев на меня слегка неодобрительно. Как бы говоря «Другие так заботятся о тебе, они должны знать!». — Потому что мое состояние не даст им покоя. Зачем волновать друзей? — Но они хотят волноваться за тебя. — Я разберусь сама. Малфой закатил глаза. Но я поняла, что на этом разговор будет исчерпан. У меня было это дело. Последнее. А потом я снова окажусь за бортом. Быть может, мне стоило вновь вернуться во Францию? Шармбатон приглашал меня занять пост профессора Нумерологии. Хотя, в Хогвартсе я тоже могу попытать счастья. Макгонагалл не откажет своей любимой и лучшей ученице в месте за столом для преподавателей. Впрочем, поживем — увидим. *** — Знаете, я все думаю, неужели наш маньяк дал деру из страны? Но что-то заставляет думать, что все не так просто. Он выжидает. Забини потянулся в своем кресле и выпрямился. Под утренним светом его волосы отдавали медными оттенками, а кожа становилась цвета молочного шоколада. — Выжидает чего? — Спросил Нотт, закидывая ногу на ногу. Тео сидел в своем любимом кресле в углу у самого окна и почитывал свежий выпуск «Пророка», на обложке которого красовался вот уже несколько дней интригующий заголовок «Самые завидные женихи этого года!». — Ну не знаю, может он ждет, когда все газеты начнут писать о загадочных убийствах? Забини посмотрел на Пророк, лежавший у него на столе, а затем на меня. — Тебе тоже надоели все эти статейки про женихов? — спросила его я и улыбнулась. Забини уже несколько дней фыркал на редакцию «Пророка» за то, что его не поместили в этот номер. Нотт и Малфой были там, правда не на первых местах. Но Малфой умудрился попасть в первую десятку, что, несомненно, вызвало ажиотаж у всех незамужних сотрудниц Аврората. Кроме меня. Сам Малфой только злобно сверкал глазами, стоило кому-то заговорить про злополучную статью. — Его возмущает отсутствие его персоны в этих статейках, — подал голос Нотт и рассмеялся. У Нотта был повод позубоскалить. Не все же Забини издеваться над ним. Не удивлюсь, если Тео дал кое-кому взятку, чтобы одного наглого типа не поместили в номер. — Я считаю, что «Пророк» стал желтой газетенкой! — начал возмущаться Забини. — Он всегда ей был, — перебил его Нотт. — Не могу с тобой не согласиться, — влезла я. Мы какое-то время молчали. Забини качался в своем кресле и, время от времени, фыркал. Он тоже углубился в газету, комментируя себе под нос факты о «завидных женихах». Иногда он говорил что-то слишком громко, вызывая смешки у меня и Нотта. Нотт все больше молчал и поглядывал в окно. Статья про «завидных женихов» его явно больше не интересовала. Мне тоже было довольно скучно. Отчеты о последних двух убийствах я выучила наизусть. Ничего нового нам найти не удалось ни в доме Малфоя, ни на местах преступления. Свидетели, друзья жертв, их коллеги по работе тоже не давали нам ни единой зацепки. Все было разрозненно. Пазл не хотел складываться в единую картину. Уже пять дней убийца молчал. Это спокойствие, хоть мы и рады тому, что сегодня все были дома и живы, было довольно тяжелым для нас. Скорее всего, девушка или девушки сейчас в плену у маньяка. Он пытает их, насилует, издевается. А потом вывесит свое очередное «произведение» на оценку публике. Ему не нужны статьи или репортажи. Слава или позор. Он просто делает свое дело. У него нет цели. Он просто плывет по течению. Мы все понимали, что означает молчание. Но говорить об этом вслух не решался никто. Сейчас Поттер и Малфой держали удар перед министром за то, что до сих пор нет никаких реальных зацепок по делу, которое мы окрестили всего одним словом: «Ритуал». — Теодор, повтори еще раз результаты вскрытия жертв, — попросила я парня, который явно увлекся пейзажем за окном. Забини, почуяв что-то интересное, оторвался от газеты и, закинув ноги на стол, уставился на Нотта. — Ну, — Нотт запнулся, вспоминая все детали, — на теле нет явных следов избиения. Хотя есть гематомы. Что свидетельствует о том, что он держит их какое-то время у себя. — Это странно, никто не говорил, что девушки не выходили на связь долгое время, — встрял Забини. — Твоя правда. — Может, это одна из сексуальных практик? Девушки могли любить причинять себе боль во время секса, — высказала я свою мысль. — Возможно… Тогда понятно, как он их находил и почему они. — Но мы не знаем этого наверняка. — Я продолжу? — Нотт сложил руки на груди и окинул нас с Забини недовольным взглядом, — У жертв отсутствуют глаза и сердце. — А травмы посмертные? Нотт уставился на Забини, как будто тот был не большого ума. — Я имел ввиду глаза. Он удалил глаза уже после смерти? — Да. — Слава Богу, — выдохнула я. — Ага, — вздохнул Забини. — Кроме всего, у жертв есть явные признаки удушения. — Это причина смерти? Удушение? — Я не уверен. Мы с Забини обратили взгляды на Нотта. — Как ты можешь быть не уверен в этом? — спросил его Забини. — Он душил их чем-то гладким, скорее всего шелковой лентой. Они умирали долго, но я не думаю, что они умерли именно так. Я решил провести анализы на вещества в их крови. Что-то не дает мне покоя. — Ладно, что еще? — Все жертвы найдены обнаженными. Со странными декорациями. В разных местах: одна в заброшенном доме, другая на оживленной улице. — А еще они все блондинки, довольно одинокие, лет 20-25, не замужние, чистокровные. Как утверждаешь ты, Гермиона, со склонностью к мазохизму. — А еще у них был странный любовник, — подхватила я и откинулась на кресле. В задумчивости я уставилась в потолок. На его белой поверхности не было ничего, что могло бы мне помешать немного пораскинуть мозгами. Но тем не менее, даже эта гладкая поверхность отвлекала. Блики от солнца прыгали по потолку, не давая погрузится во все те факты, что мы так старательно разложили перед собой. — Пентаграммы, удушье, мазохизм, любовник — что нам все это дает? — спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Да ничего, — ответил Забини и снова погрузился в газету. — Ничего, — повторила я. Мы вернулись к тому, с чего начали. Нотт смотрел в окно, Забини — в газету, изредка хихикая. Я снова смотрела в потолок, пытаясь сопоставить факты. Мозговая атака не проходила. Черт. — Ладно. Убийца, какой он? Я встала и подошла к окну. Люди на улице куда-то спешили, бежали, быстро шли, несли в руках кофе, бумаги, сумки. Они были по-разному одеты и причесаны. Каждый был по-своему индивидуален. — Он жесток, умен, достаточно смел, чтобы выбрать местом преступления людный магловский район, — сказал Нотт, провожая меня взглядом. — Маглы. Почему именно в тех районах он оставляет жертв? — Может он там живет, — Забини рассуждал, не отрываясь от чтения. — Чистокровный волшебник не станет жить с маглами. Да и не сможет, — Забини и Нотт переглянулись, — Значит он полукровка или маглорожденный. — Он связан с Пожирателями. Я повернулась к Забини. — Почему? — Предчувствие? Жертвы как-то связаны с Псами. Значит и он тоже. — Получается, что все мы связаны с ними. Кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то сам Пожиратель. — Это да. — Убийца расчетлив. Он убивает заранее, чтобы потом просто создать картинку. Декорации он тоже, думаю, готовит за какое-то время. И место выбирает, — протянул Нотт задумчиво. — Он убивал раньше, — сделала вывод я. — Возможно он участник войны, — Нотт посмотрел на меня, и я кивнула. — Все возможно. — О нем мы знаем еще меньше, чем о жертвах, — вздохнул Забини и снова уставился в «Пророк».