Хроники Аврората

Он до сих пор не помирился с Гермионой. Малфой двигался по Аврорату в поисках Поттера, и на сердце у него было тяжело. Тяжелее, чем когда он послал то ужасное письмо Грейнджер. Он знал, что это он виноват в гибели Астории. И в сумасшествии Панси тоже он был отчасти виновен. Ведь если они смогли бы по-хорошему поговорить, если он не был таким эгоистом, то всего этого можно было избежать. Ему так хотелось в это верить. Ведь поняла же его Астория, когда он расторгал помолвку. Ведь простила же его Грейнджер. Теперь Малфою казалось, что женщины обречены страдать рядом с ним: и Панси, и Астория, и мать. И даже Гермиона — никто не был счастлив рядом с ним. И все они были, каждая по-своему, дороги Драко. Поэтому потеря еще одной дорогой его сердцу женщины так сильно ударила по его сердцу. Задела что-то неуловимое в его груди и разуме. И теперь он просто не мог не думать об этом каждую свободную секунду. О своей вине перед Панси. О своей ответственности, о том, что она могла бы быть его женой. Как бы все тогда обернулось? Как бы все было, если бы он не был трусом и смог в ту роковую минуту убить Дамблдора? Ждал бы его почет в кругу Пожирателей и уважение семьи? Ждал бы его Азкабан или поцелуй дементора? А возможно, именно его поступок помог Гарри Поттеру одержать победу. Потому что он был трусом. Трусом, который до сих пор избегает всех темных углов, который трясется от взгляда на метку. Трусом, который избегает сложностей, откровенных разговоров. Которым пренебрегают в обществе. Трусом, которому сложно поверить, что кто-то сможет его полюбить. Или уже смог. Глупое сердце продолжало надеяться, что у них с Гермионой все может получиться, ведь он действительно этого хотел и знал, что ей это тоже было необходимо. Но разум твердил, что ей это ничего хорошего не принесет, что рано или поздно она пострадает по его вине. Она уже пострадала. Разве мог он допустить повторения? Но разве он мог бы ее отпустить? Его сердце не смогло устоять, не смогло подчиниться доводам рассудка. Оно выбрало ее как своего верного спутника. Уже на втором курсе, впервые назвав ее грязнокровкой, он понимал, что в тот миг его сердце впервые ускорило свой ритм, впервые ощутило неповторимое чувство, которое он не мог объяснить сам себе, и не знал, что может испытывать подобное в отношении существа столь несовершенного для чистокровного аристократа. Маглорожденная. Несколько лет назад он бы и подумать не мог, чтобы связать свою судьбу с кем-то, кто не обладал бы чистокровной родословной и огромным счетом в банке. Теперь же он готов был променять все состояние Малфоев, все достоинство рода, ради безопасности и счастья одного человека. Столько мыслей крутилось в его голове одновременно: и отчаянье от потери, и беспокойство по поводу собственного несовершенства, и ожидание новой боли. Он так боялся, что, разочаровавшись в нем, поняв, что он вовсе не сказочный принц, а обыкновенный опустошенный человек, сломленный потерями и войной, как и она, Гермиона уйдет, хлопнет дверью прямо у него перед носом, оборвав все связи. Что она растопчет его сердце, как когда-то он растоптал ее достоинство перед всей командой Слизерина по квиддичу. И тогда он навсегда будет обречен на жалкое существование. В одиночестве, в изоляции, в пустоте, которая осталась от его прошлой жизни. Иногда жизнь воистину разыгрывает потрясающую карту. Один поступок разрывает все предыдущие на части. Один шаг отделяет нас от награды или наказания, но мы не знаем, куда нужно ступить, чтобы получить желаемое. Отступить или шагнуть вперед? Иногда мы просто существуем, пока не приходит час и в игру не вступает то, что маглы называют Богом, а волшебники — магией. Пока нас не позовут ответы. И мы не пойдем за ними, словно скот на скотобойню, обреченно уверяя себя, что в самый последний момент мальчик со шрамом все успеет разрулить. Но Гарри Поттер не вечен и не всесилен. Иногда, стоит нам услышать обрывок разговора, мы меняем историю настолько, что в конечном итоге лишаемся всякой надежды на существование. Стоит всего лишь одному сказать, а другому услышать. *** Тем не менее не только Драко Малфой переживал потерю бывшего друга и несостоявшейся жены. Был еще один человек, для которого Панси Паркинсон была не менее дорога, чем Астория Гринграсс. Для которого вся прошлая заварушка с Криви обернулась самой настоящей неозвученной трагедией. Блейз Забини никогда не раскрывал своих истинных эмоций. Он был слизеринцем с рождения: хитрым, изворотливым, талантливым на притворства. Многие могли бы позавидовать его навыкам. В самом деле, он бы никогда не пропал. В любой ситуации он был способен найти выход из положения. Но за все годы своей жизни он ни разу не сталкивался с подобным ударом судьбы, хотя ему и казалось, что жизнь его подготовила к любому удару как нельзя лучше. Конечно, в этом постаралась его мать и все семь отчимов, которые считали своим нравственным и моральным долгом влиять на молодого человека. Его не могли не научить всему хорошему и всему плохому — всему, что только знали сами. Но всех отчимов переплюнула мать, которая походила больше на самку-паучиху, нежели на любящую жену. Именно она навсегда и бесповоротно показала ему, что женщины — это далеко не беззащитные создания, что они как никто способны на настоящую подлость и безжалостность. Разбить сердце? Убить мужа ради денег и нового любовника? О чем речь, нет проблем. Само коварство и изобретательность. Единственное, чему научился у своей матери Блейз — всегда бей первым. И никогда не открывай сердце, ведь оно слишком хрупкое, чтобы ты мог доверить его кому-то чужому, даже если по собственной глупости и наивности считаешь человека рядом с тобой родным. Забини был не из тех, кто пренебрегал первоклассными советами. Богатство, вседозволенность и хитрость делали его в глазах окружающих самовлюбленным, избалованным и весьма ненадежным. И только один из них видел его насквозь. Вот только увидев, он ни капли не заинтересовался. Окружавшая Блейза пучина порока была намного интересней его сущности, которую он пытался тщательно прятать, которую он забил и забросил. Запер так глубоко в себе, что сам позабыл о ее существовании. И кто бы мог подумать, что горе способно его полностью перевоплотить. Кто бы мог подумать, что мать, которую он, казалось, презирает всем сердцем, умрет, оставив в его сердце такую глубокую борозду. Шрам за шрамом — и вот сердце уже нет причин прятать. Если каждый может так легко дотянуться до самого уязвимого места, нет причин делать мишень интереснее. Но Блейз никогда не был прост. Он не какая-нибудь наивная пуффендуйка. Он защищал себя раз за разом улыбкой, смехом, искрометным юмором, не оставляя у окружающих и сомнения, что какой бы удар ни последовал, его он задеть не в состоянии. И вновь нашелся тот, кто его понял. Понял и принял новый уклад Забини. Ничего не требуя, Тео оставался рядом. И когда приходила пора проливать слезы, он всегда был готов подставить плечо. Проницательный и верный друг. Преданный соратник. Умный и до зубного скрежета правильный. Окружающие с трудом могли поверить, что этот порядочный молодой человек был воспитан Пожирателем Смерти. А вот Забини верил. Как верил в это и Малфой. Каждый из них знал, на что Нотт способен, стоит кому-то обидеть его друзей. И каждый из них по-своему гордился такой дружбой. Сейчас Нотт подставил оба плеча двум отчаявшимся товарищам, корившим себя за неосмотрительность. Теперь, когда Паркинсон не стало, когда Забини вдруг осознал весь ужас ситуации, он просто не мог сдерживать собственного отчаянья. Астория умерла в мученьях, Панси — в агонии, варясь в собственном безумии. Ему было жаль своих прекрасных нимф до одури. Как он жалел каждую из них, как корил себя за то, что был настолько увлечен собой и собственными потребностями, что не поинтересовался вовремя происходящим прямо под его носом. Ведь он поддерживал контакт с обеими в послевоенное время. Так почему же он не углядел? Он не знал, что сказать самому себе. Но больше не собирался допускать подобное. Забини поклялся самому себе, что и к Дафне, и к Тео, и к Драко, особенно к нему, и к своим новым друзьям, он станет более внимательным. Даже если придется выбивать из них информацию силой или посредством магического вмешательства. Хитростью, лестью, лаской — он будет проявлять заботу о каждом друге, в память о тех, которых он не смог спасти. *** Мысль наведаться в бар созрела у Поттера чуть ли не сразу, как только он выпустил тоненькую ручку Гермионы. Но он сдержался, здраво рассудив, что в столь прискорбный час нет ничего лучше, чем провести время с семьей. Обнять жену, поцеловать сыновей, лечь в постель и полночи провести в раздумьях об отпуске. Однако на следующее утро, едва разлепив глаза, он ощутил непреодолимое желание налить себе стаканчик виски и выпить его залпом. Вчерашнее происшествие немного выбило его из привычной колеи, запустив очередную цепочку кошмаров из прошлого. Вот почему он однажды согласился на должность Главы Аврората, хотя прекрасно осознавал, что будет постоянно носиться с какими-то бумажками вместо работы в поле, по которой он сейчас так скучал. Сейчас только Гермиона да разве что Малфой могли его понять. Остальные уже давно позабыли то время, когда собирали себя по кусочкам. А он, казалось, все еще пытался это сделать. Или, быть может, дело в том, что он никогда и не был цельным? Весь день скрываясь от Малфоя и компании, переходя из кабинета в кабинет и ловя внимательные взгляды сплетников из отдела кадров, Поттер все раздумывал над тем, что привело его в это место? Неужели ему доставляло удовольствие вершить правосудие? Видеть трупы невинных жертв? Заполнять кучу бумаг, порой даже не вчитываясь в содержание лежащего перед ним документа? Откуда он взял, что цель его жизни — это стать хорошим аврором, принести максимальную пользу обществу? Быть может, стоило уйти? Как Рон с Гермионой, подальше от всей этой шумихи, от постоянного ощущения опасности, будто ты до сих пор на войне. От Пожирателей и темных меток. От убийств, убийц и жертв. Он ведь никому ничего не должен. Он никому ничего не обещал. Так почему он еще здесь? Ведь всегда есть возможность уйти. Но ему не хотелось бежать от себя самого. Он каждый день пересиливал самого себя, перебарывал собственные страхи. Гарри до сих пор стремился обрести мир. Но сейчас он осознал, что мир недостижим. Всегда будут жертвы, всегда будут охотники. Но уйти он был не готов. — Поттер! — голос разнесся по всему коридору. Тот, кого так старательно избегал Гарри, все же смог отыскать его. У Малфоя был нюх на тех, кто не хотел его видеть. Своеобразный дар. — Да, Малфой? Я тут занят… вроде, — Гарри нервно улыбнулся другу. — Я вижу, чем ты занят. Хождение по Министерству с задумчивым видом — это, без сомнения, важно. Но твой секретарь мне уже конкретно на уши присел с вопросами о том, когда ты покажешься в собственном кабинете. Тебя там стопка бумаг разыскивала. Незаполненных. — Так почему он тебе их не отдал? Малфой сложил руки на груди. — Может, потому, что я не Главный Аврор? Поттер отвернулся. — Порой мне кажется, что я зря им стал. Меньше волокиты, министров, больше бы времени проводил с семьей, ходил бы чаще в гости, общался с друзьями. А так, — Поттер махнул рукой, — торчишь целый день в офисе… Может, займешь мое место? — Ага, так все и обрадуются тому, что во главе Аврората встанет бывший Пожиратель Смерти. Поттер, во всем есть положительный момент. Сейчас ты собой не рискуешь. А раньше каждый день под Авадами ходил. Для Джинни, думаю, это важнее, чем видеться чаще. Твоя жизнь ей важнее. — Я не об этом. Хочу все бросить. Уйти от политики, от вечных погонь. Да все не могу. Не могу себя понять. Малфой хлопнул Гарри по плечу: — Пойдем ко мне сегодня вечером. Забини совсем расклеился. Они ведь с Паркинсон когда-то дружили. В школьные годы он был тем еще… Эх. Не было девчонки, которая не нашла бы в нем любовника или друга. — А Гермиона? Драко нахмурился. — Так! Теперь буду тщательней следить за Забини. И за Ноттом тоже. — А Нотт что сделал? — Больно уж они с ним дружны. Письма, разговоры — меня это напрягает. — Да брось… — Не нужно сравнивать его с тобой и Уизли. Вы с ней с детства носитесь. И вы с Уизли женаты. А он одинок и… — И это не повод его подозревать, — перебил друга Поттер, — Гермиона ведь дала тебе понять, что ты ей не безразличен. Если бы ее интересовал Нотт, то она бы не стала и говорить тебе о своих чувствах. — Она и не говорила. Малфой отвернулся от друга. — Вы же целовались… — Возвращайся к своим делам, Поттер. Драко стремительно покинул компанию Главного Аврора, оставив его один на один с собственным недоумением. Единственное, что не нравилось Гарри в Драко до сих пор — это его чрезмерная загадочность, которая порой не просто раздражала, а здорово злила. Гарри был уверен, что как только Малфой вольет в себя достаточное количество алкоголя, то Поттер немедля расспросит его обо всем, что происходит. А еще Гарри понимал, что стоит намекнуть одним кадрам на недавний их разговор с Малфоем, и последний будет приперт к стене окончательно и бесповоротно. Осталось лишь уведомить Забини и Нотта о предстоящей экзекуции, а Джинни о предстоящей попойке. Поэтому он взял в руки и себя, и перо и набросал жене огромное и полное любви и извинений письмо. *** Квартира Малфоя отвечала всем стандартам холостяцкой берлоги: минимализм, простота и легкий слой пыли, который уже на утро уберут домовики. Темные фактурные обои, шторы, которые не пропускают лишний свет и постоянно закрывают окна, простая и лаконичная мебель — только самая необходимая. Никаких лишних деталей — ни горшков с цветами, ни статуэток и сувениров, ни журналов и книг в цветных обложках, разбросанных по всему дому — только самая необходимая литература из Малфой-мэнора. Не было у Малфоя и многообразия продуктов, ведь сам он готовил плохо, предпочитая есть в ресторанах или на работе. Иногда ему готовили домовики, когда выходить из дома не было сил. В основном на кухне у него стоял запас алкоголя, пополняемый с завидной регулярностью, да остатки от прошлой трапезы, которую Малфой наспех засунул в холодильник и позабыл. В квартире, которая больше напоминала общежитие в Хогвартсе, только более просторное, нежели его покои в мэноре, Драко было намного комфортнее. Отчасти он был рад тому, что жил один, без домовиков, портретов надоедливых родственников, без друзей или женщин. Он так привык к одиночеству, что любой контакт теперь наводил на него ступор и желание немедленно устранить источник зудящего дискомфорта. Например, орущего Забини, который втаскивал в его дом ящик огневиски. Или Поттера, который уже в третий раз перемещался через камин к Джинни за порцией закусок. Не хотелось ему устранить лишь тихо сидящего на кресле Нотта, и то только потому, что он практически не подавал признаков жизни. Малфой присел рядом с ним. — Он так пытается скрыть свое беспокойство, — сказал ему Нотт, кивая в сторону Блейза, — Чем больше у него волнений, тем громче он веселится. Иногда он бывает просто невыносим. — Это раздражает. — Защитная реакция организма на стресс. — Вы в последнее время хорошо ладите. А вот в школе вы практически не общались, — Малфой повернулся к другу. Нотт пожал плечами. — Ты нас сблизил. Мы начали хорошо общаться только после войны. Раньше он постоянно таскался за каждой юбкой без разбора. Меня это до зубного скрипа бесило. И до сих пор бесит, если честно. — А ты в школе был холодным, как мраморная доска. Да и сейчас не теплее. Забини кинул в него полотенцем. Нотт словил его на лету и, аккуратно сложив, повесил на спинку кресла. — Педант, — шепнул себе под нос Забини. — Мне казалось, что вы с ним всегда хорошо ладили, — сказал Поттер Забини, раскладывая по тарелкам стряпню Джинни. — Нет, с детства терпеть друг друга не могли. Потом была война, стали лучше понимать друг друга. Но мы совершенно разные, как и наши семьи. Он привык к тому, что рядом с ним только домовые эльфы, которые поставлены в строгие рамки контроля главы семейства. Да и отец у Тео жуткий. Я же рос в семье, где мне было все дозволено. Мать убить за меня готова. У нее была куча любовников и мужей. И каждый должен был меня на руках носить, иначе тут же оказывалось, что он поражен страшнейшим проклятьем. Я тоже хорош, всегда всех доводил до ручки. Но она как не замечала. Впрочем, меня она и не замечала особо. Я сам по себе, она сама по себе. Эгоистка и воспитала эгоиста. Единственный ребенок в семье, наследник. У меня было все, что бы я ни пожелал: любые игрушки, метлы, любые развлечения. Все дети с детства меня не переваривали. И Нотт в том числе. Малфой еще ладно, мы были в чем-то похожи. А Тео отец воспитывал в строгости. Не давал ему воли. — А ты откуда знаешь? — Шутишь? Мы же все вместе росли, постоянно ходили к друг другу в гости. Мы ведь плохо ладили, но это не значит, что я был слеп. — Тогда почему сейчас вы так дружны? — Да я и сам не знаю. Просто мы с ним не такие, как все. Оба такие одинокие. Раньше и Малфой таким был, а сейчас вижу, что вроде и он начал обретать смысл жизни. Может скоро он с Гермионой заведут маленьких наследников, — Забини рассмеялся, — Будем с Тео тогда совсем одни. — Ты же постоянно крутишься вокруг девчонок… — Да ерунда все это, — Блейз махнул рукой, — Тео! — позвал он друга, — Что тебе налить? — Я думал, что ты принес только огневиски… — Это я для взрослых принес, малыш. А тебе я сок взял, — Забини рассмеялся, тряся бутылкой с соком. — Сам как ребенок, — нахмурился Тео, сдерживая смех, — Себе и налей. — Почему как? Он и есть ребенок, — Драко протянул руку к бутылке огневиски. — Эй, — Блейз состроил грустную мордашку, — Мы тут собрались не меня обсуждать, а предстоящую свадьбу! Все повернулись к нему. — Ты женишься? — с иронией сказал Нотт, глядя на друга. — Ну если только на тебе, — сострил Забини, подмигнув Тео. Гарри рассмеялся. — Ты, наверное, не так меня понял. Я просто хотел расспросить тебя, — он повернулся к Малфою, — о твоих отношениях с Гермионой. Мне показалось, что вы теперь вместе, но на деле оказывается, что… — Давайте не будем, — перебил его Драко. — Нет-нет-нет! Забини загородил дорогу Малфою. — Забини, — рыкнул на него последний, но Блейз не шевельнулся. — Я все пропустил. Ты же знаешь, что у меня может быть информационная ломка, если я не узнаю подробностей! — Нечего рассказывать. Малфой увернулся от рук Блейза и вернулся на свое место рядом с Теодором. Они разлили всем в бокалы огневиски, а Поттер принес с кухни закуски. — Так нечестно, — проныл Забини, глотнув из своего стакана обжигающий горло напиток, — Все все знают, кроме меня. — Они поцеловались, — прошептал ему Поттер, — Сам видел. Малфой со злостью посмотрел на Поттера. — Ну, спасибо тебе. — А я что? Это факт. — Мог бы и промолчать, теперь ведь не отстанут. — Да я и так в курсе, — Нотт закинул ногу на ногу. — Тебе Гермиона рассказала? — спросил у него Забини. Нотт на него шикнул. — Вовсе нет. Поттер. — Я? — удивился Гарри. — Ну, помнишь, я тебе отчет отнес, когда Сандерса поймали? Тогда и рассказал. — А, да, точно. — А почему ты мне не рассказал? — Не до того было, — пожал плечами Нотт. — Для этого всегда найдется время. — Так, всё! Хватит! — перебил их Малфой, со стуком ставя стакан с огневиски на стол, — моя личная жизнь обойдется без сплетен и посредников. Мы вдвоем сами разберемся. — Значит, вы все-таки вдвоем? — хмыкнул Забини. — Замолкни, — прорычал Малфой. Какое-то время все пили молча. Изредка Нотт вставлял какую-то пространную фразу про качество огневиски, за которую тут же цеплялся любящий поговорить Забини. Они с Ноттом долго переругивались, пока их не прерывал Поттер. В конце концов Нотт с Забини удалились на кухню, где долго хихикали и пытались разыскать ящик с выпивкой, который стоял под столом в гостиной. — Вам уже не наливаем, — проворчал Малфой, протягивая свой стакан Поттеру. — Иногда можно и напиться, — протянул он, наливая другу огневиски. — Уважительный повод. Помянуть ее нужно… — Забини хлюпнул носом и уткнулся в шею Нотту. — Мне щекотно, — прошептал тот, но с места не сдвинулся. — А мне нет. Почему тебе вдруг щекотно? — Если собираетесь спать, дуйте в спальню. Потом будете ворчать, что уснули в кресле и разогнуться не можете. — В спальню! — взвыл Забини, пытаясь стиснуть Нотта в объятьях. — Отстань, — воспротивился Тео, пытаясь отлепить от себя друга. Получалось у него плохо. Малфой помог им добраться до кровати и через несколько минут оба спали, как сурки. Забини изредка протягивал к Нотту руки, которые тот немедля сбрасывал со своего тела. — Быстро они… — прошептал Поттер. — Не закусывали, а пили много. Вот и развезло, — пожал плечами Малфой. С Поттером молчание было более комфортным. Каждый думал о своем, о сокровенном, медленно потягивая алкоголь. — О чем ты думаешь? — Поттер сделал глоток и тут же закашлялся. Жидкость огненным потоком разошлась по горлу. — О смерти. О жизни. Я с каждым днем все ближе подбираюсь к своему концу. Пора заводить семью… Меня не радует то, как я провел свою жизнь. — У тебя еще есть время все исправить. Тебе даже тридцати нет, а уже о смерти задумался. Хотя с нашей работой… Малфой покачал головой. — Нельзя исправить прошлое. — Зато можно сделать достойным свое будущее. Нужно жить так, будто скоро умрешь. Все мы там когда-нибудь будем. Смерть подкрадывается внезапно, забирает мгновенно. Поэтому нельзя терять ни минуты. Только помедлишь… — Тогда медлить нельзя. — Нельзя. — И ты не медлил? — А когда я медлил? Никогда. Всегда спешил. И в свои 27 все успел. Хорошая работа, дом, семья, сыновья растут. Есть неудовлетворение, но… Куда ты? — Ты сам сказал, что нельзя медлить. Я сейчас в Хогсмид, а оттуда до Хогвартса рукой подать. — А зачем тебе? А… Ты сейчас к Гермионе пойдешь? Ночь на дворе, она сейчас спит. И не факт, что в Хогвартсе. — Ты прав, может она в своей квартире. Значит, сначала туда. — И что ты ей скажешь? Осторожно! — Гарри подхватил падающего друга и скатился с ним в кресло. — Что люблю ее. Что мы… — Да, то-то она обрадуется пьяному тебе. На ногах стоишь, как Нотт и Забини, а все туда же. — Сам не лучше. Мужчины рассмеялись. Ночь медленно вступала в свои права. Шесть бутылок огневиски было поделено на четверых, а седьмая так и осталась нетронутой. Каждый в эту ночь что-то успел сказать другому и что-то понять для себя. Забини и Нотт в очередной раз убедились, что они не зря из мальчишек, которые терпеть друг друга не могли, превратились в надежных друзей. Поттер понял, что его идеальный мир не такой уж и идеальный. А Малфой осознал, что жизнь слишком коротка для промедления. Но понять — это меньшее из зол. Намного тяжелее решиться что-то сделать. *** Мне до сих пор снились реки крови, берущие свое начала из раны Панси Паркинсон. Сломанные ногти все в крови. Кое-где клочками свисает ободранная кожа. Красные борозды на шее, руках и грудной клетке, словно следы от лезвий, хаотично разбросаны по телу. Ее глаза — две стеклянных сферы, замерших без движения. Все кончено. Пульса нет. Некогда красивая, теперь она лишь тень самой себя. Сильно искусанные губы, разодранные до крови зубами. Сбитые костяшки пальцев, синяки на лице, словно девушка старалась приглушить одну боль другой. Глаза с лопнувшими капиллярами, раскрытые в немом крике, умоляющие прекратить агонию. Теперь она не будет страдать. Тело безжизненно. Ранено. Панси как брошенная кем-то кукла. Нет ни следа человеческого в ее позе. Нет ни следа осколков души в ее взгляде. Однако ее рука по-прежнему тянется ко мне. — Подойди ко мне… Ноги сами несут меня. Я падаю перед кукольным телом на колени, тянусь ухом к ее губам. Беззащитна перед любой атакой. Я вымаливаю любую крупицу информации у собственного сознания. Рука Панси оказывается в моих волосах, но я не чувствую перед ней страха. Где-то в глубине сознания все кричит мне о том, что она лишь еще одна жертва, не более. Что я не должна бояться. Но что-то во мне все равно отвергает это. Страх хватает меня за щиколотки и тянет в пустоту. Панси кричит что есть сил — Помни о Венди, помни о подвале! Это не зря! Пожиратели рядом с тобой. Где-то вдалеке смеется тот устрашающий мужчина своим хриплым, ржавым смехом. Грань сна и реальности расходится под моими ногами, и я падаю в пропасть. *** Вторую ночь мои сны мешают мне отдохнуть. Я подскакиваю с кровати и иду обследовать комнату дюйм за дюймом, пока не удостоверюсь, что она чиста, что в ней пусто. Успокоившись, я долго лежу без сна, боясь продолжения своих кошмаров. Но я понимаю, что каждый из них ценен. Так мое подсознание пытается докричаться до разума. И когда-нибудь я сложу всю мозаику полностью. И в одну из таких ночей я вдруг, наконец-то, получила тот кусочек, который дал мне повод начать действовать. Я понимала, что могу этим навредить себе больше, чем когда-либо, но не могла устоять перед хорошей загадкой. Риск — это то, к чему привязываешься раз и навсегда. Гриффиндор научил меня быть смелой, но не объяснил, как этой смелостью пользоваться. И теперь я на собственном опыте выводила эту теорему. Однако мой факультет наделил меня мужеством. Я думаю, что мужество — это способность решиться на что-то. Даже если это «что-то» настоящая глупость. Подсказка Панси из сна — Венди Брендан. Паркинсон перед смертью тоже вспоминала ее. Значит, девушка оказалась в числе жертв не случайно. Старые коробки с делами, которые мне удалось умыкнуть со старого места работы, по-прежнему покоились в квартире. Впервые я была рада тому, что осталась в ней ночевать, даже несмотря на то, что кошмары меня мучили в ней намного чаще, чем в стенах Хогвартса. Через несколько минут материалы по Криви лежали прямо передо мной. Как и во времена работы над этим делом, я уселась на кухне. Папка была увесистой, но я быстро отыскала в ней все, что касалось Венди. Она была успешным адвокатом, но почему-то незадолго до собственной смерти уволилась из конторы. Без семьи и детей, чистокровна и одинока. Неудивительно, что Криви заманил ее в свои сети. Но случайно ли? Если Паркинсон натравила Криви на Асторию, то что мешало натравить его и на остальных жертв? Но что ей сделала адвокат? А две другие жертвы? И делала ли она это раньше? Тут же вспомнилась статья в Пророке о Панси и ее махинациях по выпуску из Мунго преступников и пожирателей. Неужели кто-то еще замешан в этом деле? Я вспомнила мужчину из сна. В душе разлилась уверенность в том, что он тот, кто сбежал с помощью Паркинсон из Мунго. Вот только как можно узнать о тех, кто оттуда сбежал? Паркинсон больше нет, у нее не спросишь. Поттер не даст материалы дела, будет до посинения раскапывать, зачем мне это нужно, и в итоге я ничего не получу. В Мунго с этим не придешь, я ведь уже не аврор. Я посмотрела на занавески. Лаванда… Точно! Как же я могла… Уизли! Рон работает в Мунго, Рон как раз был осведомителем Гарри в этом деле! У него все документы должны быть на руках. Уж он точно выдаст мне все, что я захочу. Нужно только придумать убедительную версию того, для чего мне нужны эти документы. А насчет Венди… Кажется, поход в адвокатскую контору будет самым подходящим началом собственного расследования. *** Ничем не примечательная среда — середина недели — может принести множество хороших и не очень новостей. Кого-то повысили, кого-то уволили. Кто-то готовился к приему гостей, а кто-то уходил из давно мертвых отношений. В институте, где работал когда-то ныне покойный профессор Лайтвуд, все никак не могли отойти от серьезных потерь. Сначала Рик Сандерс устроил скандал с рукоприкладством, потом убили доктора Лайтвуда, потом Сандерс был задержан по подозрению в убийстве. А теперь ассистентка одного из профессоров не досчиталась одного из самых взрывоопасных зелий в университете. Оно было уникальной разработкой. Своеобразным ответом ядерному оружию маглов, только в несколько раз эффективнее и вреда для природы никакого. Волшебники гордились своим новшеством и собирались продемонстрировать его на открывшейся выставке достижений магического научного содружества Англии. Но, кажется, выставка лишилась сразу двух экспонатов. Скрижаль, которая по-прежнему лежала в министерских закромах, никак не могла поспеть в срок на открывшуюся на пару дней выставку. Но маленькая ампула с оружием массового поражения не должна была никуда исчезнуть! Однако ее в хранилище не наблюдалось. Не стоит описывать, как сотрудники немедленно подняли панику. Тревожные кнопки, отряд авроров, камеры и бесконечная череда вопросов останутся где-то далеко позади. Достаточно лишь сказать, что в этом странном деле был замечен всего один нарушитель спокойствия — доктор Лайтвуд. *** На ее стук в дверь немедленно раздался смех и через несколько минут улыбающийся Рон пригласил ее в дом. — Ты пришла так рано! Я даже не успел переодеться, — он указал на свой халат и тапочки. — Нужно успеть до начала занятий. Так что, надеюсь, завтраком накормите, — я улыбнулась ему и сняла свое пальто. — Несомненно, Лаванда как раз готовит блинчики с творогом и клубникой. — И с медом! — прокричала Лаванда из кухни. — Вот видишь, -сказала я Рону, который пристраивал мое пальто на вешалку, — Если бы мы остались вместе, то никаких бы блинчиков по утрам не было. — И то верно, — Рон улыбнулся, — Только жаль, что тогда расстались не по-человечески. — Да. Но столько лет прошло, что пора бы и забыть. — Ну, вы там где?! — Лаванда выглянула из кухни, — Две порции уже вас ждут. — По две каждому? — В тебя столько не влезет, — рассмеялась Лаванда, — подмигивая мужу. — Влезет, еще как. Я специально тренирую желудок ради этих блинчиков. — Шарлатан, — девушка обернулась к Гермионе, — Надеюсь, ты не против кофе? У нас совсем не осталось в доме чая. Нужно сходить в магазин, а я все никак не соберусь. В последние несколько дней взялась перебрать комнаты на наличие лишнего мусора. Видишь, — она указала на коробки в прихожей, — это все нужно предать ритуальному огню. Она рассмеялась, весело размахивая вилкой. — Ты к нам в гости? С Лав-Лав поболтать? — Нет, скорее к тебе. Лаванда и Рон повернулись ко мне. — Что-то случилось? — спросил он. — Нет и да. — Это требует вашего уединения? — чуть ревниво спросила миссис Уизли, переворачивая блинчик. — Нет-нет. Я насчет недавнего дела. Насчет Панси. — Да, я слышал. Она скончалась в Азкабане прямо на ваших глазах. — Да вы что! — Лаванда бросила вилку на сковороду и повернулась к нам, — Впрочем, так ей и надо, гадине. — Да, она скончалась. Но я не об этом. Помнишь, она выпустила из Мунго Криви и еще каких-то преступников? Рон кивнул. — Во всех газетах освещали. Только тебе это зачем? Я нахмурилась. Придумать оправдание было не просто. И тут на ум мне пришло воспоминание о инициалах, которые Пасни выскребла на стене своей темницы. — Я подумала, что это мог быть кто-нибудь из сбежавших, — поделилась я с Роном и Лавандой информацией. — Хочешь помочь Гарри? — спросила она, ставя передо мной тарелку с дымящимися блинами. — Да, только он этого не хочет. Они зациклились на том случае… В общем, я хочу доказать, что они не такие внимательные… — Как ты, я понял. Но они и до тебя раскрывали дела, причем успешно. — Незаменимых нет, я это знаю. Но мне обидно, что меня выкидывают из группы только потому, что я кому-то не нравлюсь. Вам не кажется это несправедливым? Я посмотрела на друзей. Лаванда кивнула. — Это действительно очень грубо со стороны Малфоя. Ты не виновата, что все так вышло. Будто у них не бывает промахов. Но я уверена, что у него нет к тебе неприязни. Это точно. Рон внимательно посмотрел на меня. — Я дам тебе те документы, но ты пообещаешь, что не полезешь на рожон. Если будет что-то важное, то ты расскажешь об этом Гарри, а не побежишь задерживать преступников сама. Пообещай, что будешь предельно аккуратна! — Надеюсь, мне не нужно произносить Непреложный обет? Поверишь мне на слово? — Несомненно, да. Ты ведь не враг самой себе. — Она определенно не враг, Рон. Вы, мальчишки, слишком уж волнуетесь. Гермиона вас всегда выручала. А сколько она всего знает?! Самый сознательный человек из всех, кого я знаю, — Лаванда подмигнула мне. — Спасибо вам за поддержку. — Мы же друзья, — пожал плечами Рон, — А друзья помогают друг другу. Как там в Хогвартсе? — Ничего не изменилось. — Гриффиндор ведет по очкам? — Нет, первенство за Когтевраном. В этом году на факультет пришли очень талантливые ребята. Гриффиндор в этом году совсем расшалились, баллы и головы летят. Однако команда по квиддичу у них талантливая. — А вот у нас команда была… Помню, утерли слизеринцев на шестом курсе! — А я вот по Хогвартсу не скучаю, — протянула Лаванда. — И я, разве только по еде и квиддичу. Обеды были особенно хороши. — Рон! — крикнула Лаванда, — Разве я плохо готовлю? — Ты готовишь восхитительно, — Рон поцеловал ее в щечку. — Да, очень вкусно, Лаванда, — вставила я, пока разговор не ушел в другую степь. — Спасибо! Дать тебе рецепт? Мне дала его миссис Уизли, когда мы в прошлую субботу у нее ужинали. Кстати, почему ты к ней не заходишь? Она о тебе спрашивала. — Я же не умею так готовить. Так что… — Это не так сложно. Тем более как кормить Малфоя? Я почувствовала, как краска приливает к лицу. — Малфоя? Хм. Не знаю даже. Зачем мне ему готовить? — Я все же дам тебе рецепт, — Лаванда поднялась с места и открыла шкаф, чтобы вытащить стопку рецептов, — Хочешь еще какой-нибудь? У меня есть хороший рецепт утки. И картофель в мундире. А сколько рецептов салатов! — Конечно, я с радостью возьму их у тебя, — в голове я уже планировала свой сокрушительный позор. — Вот, — Лаванда положила передо мной цветные карточки, — Надеюсь, пригласишь на дегустацию. — Непременно, — я улыбнулась ей, однако не была уверена, что действительно смогу похвастаться собственной готовкой. Вскоре мы с Роном вышли из семейного гнездышка Уизли. — Я надеюсь, ты пришлешь мне бумаги как можно скорее. — Разумеется, Гермиона, — кивнул Рон, — только… — Я помню, я буду осторожна. Обещаю. — Конечно. Я тебе верю, — Рон обнял меня, — Я никогда в тебе не сомневался. — А я никогда не сомневалась в тебе. *** Когда новости о пропавшей колбе дошли до Аврората, в голове у Гарри тут же всплыли подозрения Гермионы. Дело Сандерса теперь казалось не таким уж и прочным. Достаточно лишь сопоставить все улики и дело рассыпалось на глазах. — Может, у него был сообщник? — предположил Драко. — Похоже на то, — протянул Нотт, — Но почему этот сообщник не оставил никаких следов? — А как еще объяснить то, что пропуском воспользовались после задержания Сандерса? Только тем, что у него есть сообщник. — Или же мы ошиблись, а Гермиона была права, — вздохнул Поттер. — Невозможно, — возразил Драко, — Все улики… — Значит, не все улики против него, — Поттер ударил кулаком по столу, — Меня это раздражает не меньше вас. Если она права, то, значит, мы ошиблись. Задержали невиновного. — Он не совсем невинен. Он признался, что разделал жертву и обставил все как дело рук маньяка, — возразил ему Забини, — Так что и без этого есть что предъявить. — Ладно, — Поттер вздохнул, — Нужно с этим разобраться. Нотт, Забини — поезжайте в институт, допросите свидетелей еще раз. Нужно проверить окружение Сандерса. Может, кто-то из них помог ему. — Сделаем, — кивнул Нотт и выскользнул за дверь вслед за Забини. — А я, пожалуй, допрошу Сандерса еще раз, — Малфой так же направился к двери. — А вдруг Гермиона была права? — остановил его Гарри. Малфой замер. — Тогда я настоящий тиран, который не может примириться с тем, что подверг опасности свою женщину. Поттер улыбнулся. — Как самокритично. Малфой хмыкнул и удалился, оставив Поттера в одиночестве. Откинувшись в кресле, Гарри сразу же подумал о доме, о своих детях и жене, которые ожидали его к ужину. Поттер понял, что сегодня в очередной раз не сможет прийти вовремя. — Как же меня это достало, — прошептал он.