Хроники Аврората

Он дрожал. Мелко-мелко, каждым сантиметром тела чувствуя напряжение и тягучую неослабевающую боль, расползавшуюся по мышцам все быстрее и быстрее. Конвульсии. Страх. Звериный, почти первобытный. А еще гнев. Гнев, что затмевал разум. Ему хотелось сжать зубы до предела, ему хотелось бить искореженной рукой стену, пока та не рассыплется под его культей, или пока его обрубок вновь не превратится в ничего не значащее мясо. Влага скопилась в уголках глаз и раздражала. Но голоса за дверью раздражали больше. Острее. Так сильно раздражали, что все свои усилия, всю боль он прилагал для того, чтобы не ворваться внутрь и не вывалить на них всю свою звериную ярость. Все свое бешенство. Он был зол. Он был несчастен. Сердце делало кульбит за кульбитом. И каждое слово, ядовитое или пропитанное жалостью, резало на куски. Безжалостно и точно. Болезненно. Все внутри разрывалось. Голова, переполненная мыслями и эмоциями, гудела, будто разворошенный улей. И он понимал, что все было логично. Все вопросы подходили под этот ответ — Блейз Забини — это именно тот предатель, которого искало Министерство. Все улики, все детали вели к нему. Он был в Азкабане с Панси за день до ее убийства, и у него был доступ к ней в любое время. Он снимал крупные суммы со счета в банке с того самого момента, как объявилась «Организация». Блейз работал в Аврорате, у него был доступ к делу, поэтому они успешно могли заметать следы, а если бы и не смогли, то Блейз бы мог все подчистить. Кто наложил Империо на охранника? Заложил бомбу под Министерство? Помогал выпускать Пожирателей? Теодор был уверен, что Блейз не был Пожирателем. Он всегда играл за другую сторону. Но даже он не мог найти верных слов, чтобы противопоставить что-то этим аргументам. Он просто мог сказать, что любит. Он только мог сказать, что не верит, что человек, которого он знал, которому он бы безоговорочно доверил свою жизнь, мог так поступить с ним. Тео посмотрел на свою руку, вернее на культю, что от нее осталась. Блейз Забини, которого он знал, сделал бы все ради него. Он бы никогда не причинил ему вреда. И поэтому Нотт продолжал верить в него. Даже пусть он будет тем единственным, кто останется на стороне Блейза. Даже пусть он совершил какое-либо злодеяние и присоединился к группе террористов, Тео решил для себя, что он все равно останется верен ему, если сможет понять. Если сможет простить. Если… Какая разница, любят ли тебя? Куда важнее, любишь ли ты. Собрание подходило к концу. Тео на него не позвали. Быть может потому, что не хотели расстраивать темой этого сборища, а быть может, считали, что ему нельзя доверять столь важную информацию. Нотт не обижался на товарищей. Он бы и сам себе сейчас не доверился. Он бы никому тут не доверился бы. Травма, нанесенная ему, проникла в самое сердце, полностью отвернув его от окружающих. Он уже не знал, может ли он кому-либо доверять и что ему делать дальше. Куда идти? Стоит ли участвовать во всем этом? Или может убраться куда подальше, как в свое время сделали некоторые магические семьи, решившие, что в Англии они не найдут покоя. Быть может, они были правы? Англия до сих пор кишит теми, кто борется против грязнокровок и тех, кто им противостоит. Сейчас Нотт хотел покоя. Тишины, которая бы звенела у него в ушах. Он хотел бы отвернуться от всего мира, забиться в уголок и слушать пустоту. Хотел бы отвернуться даже от Гермионы, которая теперь, кажется, старалась держаться от него подальше. Но он не переживал. Он и сам мог свершить свое правосудие. С равнодушием пришла усталость. Он еле-еле доплелся до своей комнаты, таща за собой перевязанную культю. Боль, казалось бы, отступила куда-то на задний план, растворившись в думах и апатии. *** Гермиона долго мялась у двери, прежде чем постучать в нее. Прошло несколько дней с их последнего разговора. У нее не было времени, чтобы проведать его, а в общих комнатах она почти не бывала. Не сказать, что она избегала Тео, но понимая, что будет единственной, с кем он может поговорить о своих планах, она старалась не встречаться с ним. Гермиона не хотела давать своему другу ложную надежду, что он может надеяться на осуществление своего плана с ее помощью. Она не хотела обсуждать с ним его безумные идеи и, если честно, ожидала, что он забудет к тому времени, как поправится, о том, что когда-то приходило в его голову. Но в то же время понимала, что шансы на это не велики. Забини прочно поселился в сердце Нотта, и он не отпустит его так просто. Она бы сама не отпустила. Теодор был слаб и глух к рекомендациям врачей. Да и в связи с последними событиями, он был весьма далек от здравого смысла. Ему не терпелось действовать, и с одной стороны Гермиона его прекрасно понимала, а с другой не могла позволить другу так рисковать собой. Было в его стремлениях что-то нездоровое, но Гермиона ведь и сама была в такой ситуации. Тебе никто не верит, никто не верит, что ты сможешь себя защитить, себя вытащить. Всем кажется, что они знают все лучше тебя. Но так ли это? Она знала точно: Тео был бомбой замедленного действия. Он не верил в смерть или вину Блейза. Он надеялся на самый маловероятный вариант, цепляясь за интуицию и чувства. Однако, если бы дело касалось Драко, Гарри или Рона, она, в каком бы состоянии ни была, сделала бы все, чтобы выяснить, что с ними и в опасности ли они. Или почему ее предали. Ей было бы это важно. Грейнджер не знала, стоит ли рисковать и поднимать тему Блейза вновь, но она должна была оповестить Нотта, что его тела так и не нашли под обломками Министерства Магии, и что на этот счет думает командный состав. Она боялась, что Тео опять начнет уговаривать ее отправиться в дом Блейза. Боялась, потому что понимала, что она близка к тому, чтобы признать эту идею рациональной. Вот только признают ли ее таковой Драко и Гарри… Гермиона вздохнула и постучала в дверь. Через несколько секунд она услышала, что в комнате что-то завозилось, а после послышался голос, скрипучий и хриплый. Она вошла, тихонько прикрыв дверь. В комнате пахло спертым воздухом, лекарствами и потом. Тео лежал на кровати, уложив свой обрубок на подушку так, чтобы ему не было больно сидеть. Перед ним лежала книга, которую он перелистывал одной рукой. Его ноги были полностью закутаны в одеяло, так, будто бы ему было холодно, но отсутствие рубашки давало понять, что это совсем не так. — Здравствуй, — его голос, чуть грубый от долгого молчания, звучал приветливо. — Мы давно не встречались. Он посмотрел на нее и задал вопрос, который смутил девушку: — Избегала меня? — Вовсе нет, — Гермиона присела на стул, напротив кровати, и нахмурилась, сложив руки на груди. — Я работала вместе с другими над розыском подозреваемых. И… — она замялась, — мы заканчивали раскопки Министерства. Нотт еле заметно дрогнул. — Как.? В его глазах мелькнул страх. Гермиона не стала тянуть. — Его там нет. Нотт громко втянул воздух. — Я знал это, чувствовал, что его там нет. Гермиона, — он потянулся к ней здоровой рукой. — Мы должны что-то предпринять. Мы должны пойти к нему и попытаться узнать хоть что-нибудь. Прочесть его корреспонденцию. Может быть, ответ будет там. Ну, хоть что-то мы же должны делать? Гермиона кивнула. — Да, должны. Но не сейчас. Пока ты в таком состоянии. — В каком «таком»? — передразнил ее Нотт. — И когда, если не сейчас? Чего вы ждете? Я уже никогда не буду в «каком надо» состоянии! — Не говори так! — вскрикнула девушка. — Рон ведь сказал, что боли скоро прекратятся, а рука… Можно протезировать. Все будет в лучшем виде, вот увидишь. Тео нахмурился и отвернулся, избегая смотреть на нее или свою руку. Гермиона вздохнула и прикрыла глаза. Ей было тяжело, от вопросов и недовольства Тео кружилась голова. Она понимала, что спрятано между его строк. Чего они ждут? Смерти Блейза? Его тело на своем пороге? Она кивнула в сторону обрубка. — Твоя рука еще не зажила полностью. Возможно заражение. И тебе нужно соблюдать постельный режим. Не относись так халатно к своему здоровью. Он раздраженно выдохнул. Губы Тео искривились в презрительной усмешке, глаза зло блеснули. — Не указывай! Гермиона вздрогнула. Она никогда не видела друга таким сердитым. Опасным. — Или ты поможешь мне, или я уйду сам. Найду выход и спасу Блейза без какой-либо помощи. Без тебя. Без кого-либо. Прости, Гермиона, но я больше не намерен ждать. Он выглядел озлобленным, но Гермиона понимала, как ее друг напуган. Как он несчастен. И вместо злости на него, она испытывала горечь и сожаление. — Тео… — Гермиона хотела что-то возразить, отругать, привести аргументы, или утешить, забрать его боль, но он прервал ее. — Или ты мой друг, или мой враг. И если ты выбираешь последнее, то тогда я перешагну через тебя. Третьего не дано. Ничего личного, но… Но он мой… — Нотт сглотнул. — Он мой лучший друг. «Больше, чем друг». Гермиона встала, возвышаясь над Тео темной сердитой фигурой. — А я не твой друг? Он промолчал, утыкаясь в книгу и делая вид, что он вновь остался один. — А я не твой друг? — чуть громче спросила Гермиона. — Ты шантажируешь меня, угрожаешь переступить через меня, но разве я не твой друг, Тео? Гермиона фыркнула и поспешила к выходу. Ее злило поведение Нотта. Как он может? Как он может так просто… Так просто топтать то, что они успели создать. Внезапно жалость уступило место другим чувствам. Злость, даже ярость, клокотали в ней. Ей было ужасно обидно от слов человека, которого она считала другом. Которому так много рассказывала о своей жизни, о своих переживаниях. А он… — Подумай над моими словами, — раздалось ей вслед. От гнева, захватившего ее, она хлопнула дверью так, что ей под ноги упал кусочек известки, но она не обратила на это никакого внимания. Раскрошив его ногой в пыль, она отправилась в место, где всегда чувствовала себя спокойно и уютно — в библиотеку. Она и не заметила, что у их разговора был любопытный слушатель, который уже давно ждал своего часа — протянуть кому-то руку помощи. Лаванда Браун всегда жила как у Христа за пазухой. Да она никогда и не думала о приключениях, риске и опасностях, пока однажды не увидела Рона Уизли верхом на метле, отбивающего квоффл за квоффлом. Да даже тогда она об этом не думала. Ее мысли всегда были заняты другим. Чем-то, что дарило радость, счастье и безумные восторги. Она могла испечь потрясающие блинчики, пирог с патокой или рыбную запеканку. Ничем не хуже, чем у миссис Уизли. Могла за пару часов превратить убогое строение в роскошный дворец. Или преобразить заучку, да так, что на нее западет один очень одинокий и придирчивый холостяк. Но вот все эти походы в Тайные комнаты… Это было не ее, уж простите. Ей чудом удалось пережить войну и битву за Хогвартс. Тогда она была ребенком, и ей было совсем не стыдно прятаться за чьей-то спиной, трястись от страха и убегать. Но сейчас… Лаванда была женой и хотела стать матерью. А еще она была Уизли, она была женой Героя Войны и другом Мальчика–который–уже–много–раз–выжил. Могла ли она теперь себе позволить прятаться за чьей-то спиной? Раз за разом она смотрела на Гермиону или Джинни и сравнивала их с собой. Обе были героинями, словно выплыли из какой-то фантастической истории. Сильные, смелые, безбашенные. Они врывались на поле боя и оставляли его только тогда, когда все их враги были повержены. Они добивались цели, не оставляя другим и шанса, чтобы победить. И на войне, и в мирной жизни, их ничто не могло сломать. Всегда с поднятой головой всегда с расправленными плечами. Рядом с ними она чувствовала себя еще более ничтожной. Ведь в отличие от них, Лаванда Браун была совершенно другой. Она боялась. Боялась смерти, боялась войны, боялась сказать собственному мужу, что не может иметь детей, боялась больше никогда не увидеть Рона. Боялась, что он уйдет и не вернется. Но слушая разговор Нотта и Гермионы, Лаванда вдруг ощутила себя не такой уж беспомощной. Она могла помочь кому-то, что уже делало ее хоть чуточку сильнее. Она могла поговорить, выслушать, найти решение. Она даже хотела этого! Хотела взять на себя хоть немного ответственности. Хотела сказать Рону, смотри, я не такая уж простая, я могу стоять в одном ряду с вами, героями. И ей безумно этого хотелось. Поэтому, недолго думая, она приоткрыла дверь в комнату Нотта и скользнула в нее, плотно прикрыв дверь. *** — Это плохой план, — нахмурилась Гермиона. Теперь, когда Нотт обрел такого союзника как Лаванда, ей стало в два раза тяжелее убедить его отказаться от этой идеи — проникнуть в дом Забини. Два слепо убежденных в своей идее безумца — что это, если не всемирный заговор? Но и отпустить их одних было чистым безумием. Рон ей этого никогда бы не простил. Да и вряд ли он простит ей, если его жена пострадает в ходе этой миссии. Гермионе стоило бы рассказать обо всем друзьям или Драко, но что-то останавливало ее. Она не до конца верила в виновность Забини, но понимала, что охота на него — дело решенное. Драко, да и Гарри тоже, обязаны будут рассказать, что Нотт знает, как проникнуть в дом Забини, и Министерство этим воспользуется. И тогда уже им не удастся самим во всем разобраться. Если Забини невиновен, то он может быть в опасности. И теперь она исходит не только со стороны Пожирателей, но и со стороны Аврората. Он оказался в ловушке, и желание Нотта помочь ему — естественно. И все же… Гарри и Рон ее друзья, которым она всегда безоговорочно доверяла. А Драко… Драко тоже для нее… особый человек. Она могла рассказать им все. Но только не чужую тайну. Нотт ее возненавидит. Он доверился ей, потому что знал, что такое быть в меньшинстве, быть в одиночестве, когда тебе никто не верит, никто не воспринимает всерьез. Когда ты — это слабое звено, которое только и может, что действовать за спинами других, раз за разом доказывая свою правоту, но все равно натыкаясь на стену недоверия. Она прошла через это в Аврорате, с Малфоем. И теперь через это проходит и Тео. Разве могла Гермиона после всего этого не попробовать протянуть ему руку помощи? — Мы можем рассказать о плане хотя бы Рону… — А Рон скажет Гарри, — возразила Лаванда. — Он ему все-все рассказывает, — она окинула Гермиону и Тео взглядом, полным решимости, — уж поверьте мне. Она закинула ногу на ногу, уютней устроившись в кресле. На удивление, Уизли хорошо себя чувствовала в этой компании бунтарей. Ей даже будто дышать стало немножко легче. Она была занята настоящим делом, расследованием. В животе уже вовсю буйствовали бабочки, предвкушая что-то опасное и необыкновенное, что-то новое в ее жизни. — Если все дойдет до Поттера и Малфоя, то им придется доложить на меня Министерству. Или отправиться туда самим. Дальше это уже будет официальным расследованием, а я не могу этого допустить, — покачал головой Нотт. — Но кому-то рассказать все же придется. Нам нужна страховка. Джин? — Может лучше Луна или Невилл? — А почему мы не можем отправиться туда втроем? — спросила Лаванда. — Мне кажется, что нам вполне по силам… — С нами может случиться что угодно. Нас элементарно могут схватить Пожиратели, — на этих словах Гермионы Нотт скорчился, но она продолжила, будто не заметив. — Нужен кто-то, кто сможет рассказать в случае чего, где мы. Привести помощь. — Ты могла бы остаться… — начал было Тео, но Лаванда прервала его. — Ну уж нет. Впервые решилась на какую-то вылазку, а вы отправляете меня сторожить ваши секреты? Я хочу участвовать! Гермиона бросила на нее злой взгляд. — Ты хоть понимаешь, что говоришь? Это тебе не развлечение! Это может быть опасно… — Гермиона, — Лаванда подорвалась с места, — я это прекрасно понимаю. И меня, так же, как и тебя, задевает, когда тебя не учитывают и считают слабым звеном. Это не так. Я волшебница и могу за себя постоять. Она оглянулась на Нотта. — Я смогу, правда. Доверьтесь мне. Грейнджер и Нотт переглянулись. — Хорошо, — согласился он. — Но нам все равно нужен тут свой человек. Идеи есть? — Думаю, что Джин нас поддержит, — Гермиона посмотрела на Лаванду и та кивнула, соглашаясь. — Она умеет хранить секреты от Гарри. — Хорошо, — Нотт глубоко вздохнул. — Тогда завтра. Гермиона остолбенела. — Завтра? Ты еще… — Прекрати, — вновь разозлился Тео, дав понять, что дальше читать себе нотации он не позволит. — И почему все постоянно недооценивают друг друга и пытаются все за них решать? — сказала Лаванда, сложив руки на груди. Гермиона промолчала, хотя ей очень хотелось ответить. Она любила своих друзей, она волновалась за них, даже больше, чем за себя. Не вмешиваться было выше ее сил. — Значит, завтра? — переспросила она и посмотрела на Тео. — Да. Возникла пауза. Каждый из сообщников молчал, обдумывая свои дальнейшие слова и действия. Кто-то предвкушал приключения и был рад стать частью команды. Кто-то испытывал горечь и сожаление, что не может уберечь от боли и потерь. А кто-то просто ждал. — Мы проникнем в его дом и перероем каждый его сантиметр. Я знаю Забини, как свои пять пальцев. Я смогу найти, что он скрывает, — Нотт уставился в стену. Казалось, что вмиг он стал холодным и нелюдимым, словно восковая кукла. В его глазах застыло что-то такое, что ни Гермиона, ни Лаванда не смогли разгадать. — А что… — Лаванда запнулась, нервно сглотнула и кинула взгляд на Гермиону, не зная, стоит ли ей озвучить свои мысли. Но этого и не требовалось. Теодор знал их. Они звучали и в его голове. С каждым часом становясь все громче и громче. — Тогда я лично найду его, чтобы заглянуть ему в глаза. Гермиону передернуло от того, с каким холодом и равнодушием это было сказано. На миг она усомнилась в том, что Нотт по-прежнему верит в тот факт, что Забини не виновен. Поэтому она добавила от себя: — А если он в беде, то мы спасем его. Чего бы нам этого ни стоило.