Хроники Аврората

Гермиона стояла у двери, боясь выйти в коридор и столкнуться с обитателями Гриммо. Больше всего на свете ей не хотелось слышать слова сочувствия, смотреть в глаза друзьям и видеть жалость, сожаление, вину. Ей не хотелось объятий, поддержки. Не хотелось, чтобы кто-то, даже в мыслях, затрагивал тему ее родителей. Иначе она не выдержит. Она будет рыдать, кричать. Она будет царапать и ломать стены в попытке сбежать, в попытке избавиться от этой поглощающей все боли. Ей так хотелось побыть сейчас в одиночестве… Но нельзя. Тео был прав. Она не может, не смеет отдаться на милость хандре, всепоглощающему чувству вины и депрессии. Она не может сейчас вернуться в то время, которое она пережила во Франции и в первое время в Англии, пока ее не затянуло это расследование. Это ее дело, она должна довести его до конца. Слишком много было вложено и потеряно, чтобы просто так отпустить, чтобы простить им это. Ее родители заслуживают правосудия. И она им его достанет. Даже если придется самой умереть. Она приоткрыла дверь и прислушалась. В доме стояла тишина. Гермиона высунула голову и огляделась. Никого вокруг не было. — Не трусь, — шепнула Гермиона себе под нос и вышла, аккуратно притворив дверь за собой. В комнате было жарко и душно, а коридор встретил Героиню прохладой. По полу гулял легкий ветерок. Гермиона вспомнила, как они с мальчиками впервые гуляли по этому дому, пыльному и захламленному. Впрочем, он никогда не сиял чистотой. А из-за того, что Гарри, Джинни и их мальчики жили в другом доме, тут все было заброшено. Только Кричер изредка проходился по первому этажу с уборкой, чтобы изредка заглядывавшим гостям было комфортно, но в основном он хозяйничал в новом доме Поттеров. Сейчас же его было не узнать. Чистый и уютный, явно чувствовалась рука хозяйственной Лаванды. Ей постоянно требовалось себя чем-то занимать, пока остальные бегали по заданиям. Гермиона спустилась в столовую. На столе стояли грязные кружки и тарелки. Она осмотрела этот бардак и заглянула на кухню. Там, закрыв лицо руками, тихо всхлипывала Лаванда. Рядом с ней лежали какие-то бумаги. Гермиона чуть заметно вздохнула. Это была удобная возможность ускользнуть, зацепив со стола несколько крекеров, но она не смогла. — Плохие новости? — голос Гермионы был хриплый, но тем не менее достаточно громкий, чтобы Лаванда услышала ее. — Что? — девушка встрепенулась, вскочила со стула, быстро смахивая слезы и сминая в руках бумагу, — Это ничего, так, пустяк, — Лаванда постаралась улыбнуться ей, но вышло у девушки не очень, и она тут же развернулась и принялась натирать стол салфеткой, чтобы избежать неловких переглядываний. — Не стоит притворяться, если тебе плохо. Лаванда сникла. — Я не хочу доставлять забот, только не сейчас, — Лаванда утерла мокрые от слез щеки, — Это все так не вовремя. — Всегда будет не подходящее время для разговора. Гермиона прошла на кухню, заглянула в верхний ящик, где раньше, по ее памяти, лежал растворимый кофе. — Ты, наверное, голодная, — Лаванда подбежала к плите и начала хозяйничать. Не найдя того, чего она искала, Гермиона спросила: — А где кофе? — Тут, — Лаванда открыла соседний шкафчик, и Гермиона увидела заветную банку. Заварив себе кофе и искоса поглядывая на суетящуюся подругу, Гермиона вздохнула. — Расскажешь, что случилось? — сказала Грейнджер, звеня ложкой. — Да правда, ничего серьезного, — Лаванда поставила на стол тарелку с горячими бутербродами и неуверенно улыбнулась, — у тебя сейчас и без … Гермиона посмотрела на нее и покачала головой. Лаванда тут же замолкла и продолжила наводить порядок и в без того прибранной кухне, до боли напоминая миссис Уизли. — Что-то не сходится. Если у меня хватает забот, но при этом новость не серьезная… Значит, она и не принесет мне новых забот? Или, если она принесет мне заботы, значит, новость все-таки серьезная? И ты не хочешь говорить, потому что это не мое дело или потому что ты мне не доверяешь? — Или потому, что я не хочу тебя беспокоить? Гермиона отхлебнула кофе и принялась за бутерброды, сотворенные на скорую руку подругой. Прошло не больше десяти минут, как она вернулась к теме разговора: — Значит, новость все-таки серьезная? — Не для всех. Скорее только для меня, — Лаванда вздохнула, — И для Рона. Гермиона сглотнула. — Что-то не так с Роном? Он болен? — Нет. — Значит, больна ты? Лаванда промолчала. — Значит, больна ты, — более уверено произнесла Гермиона, откидываясь на спинку стула, — Я могу что-то сделать? — Ничего, — Лаванда ласково ей улыбнулась, и Гермиона почувствовала себя вновь школьницей, которая плохо разбирается в отношениях и ничего не может посоветовать. — Это неизлечимо? — Оказалось, что нет. Гермиона положила руку на руку подруге. — Мне так жаль. — Мне тоже, — Лаванда посмотрела на нее глазами полными слез и, будто догадавшись, что собирается сказать жена Рона, Гермиона прикрыла глаза, борясь с потоком слез: — Давай без этого, правда. Я все знаю. Лаванда кивнула. — И без «я знаю, каково это». Тео уже закатил мне целый монолог в трех частях, каково это — потеря родителей. — Но мои родители живы, — произнесла девушка, — Так что… Гермиона посмотрела на нее. — Зато я, — Лаванда сглотнула, — чуть не умерла. Но это война. Все, кто оказываются в ее радиусе должны быть готовы к потерям. — Мои родители не были в этом радиусе. Я сделала все, чтобы уберечь их, — Гермиона покрутила в руках горячую чашку с кофе и отставила ее прочь, — Но я все равно их потеряла. Лаванда промолчала. Она опустила глаза на юбку, перебирая складку на платье пальцами. — То ранение, — Лаванда вздрогнула, — оно как-то повлияло? Девушка кивнула. — Когда он, ну тот Пожиратель, вспорол мне живот, то задел… — Лаванда посмотрела на Гермиону, — мои репродуктивные органы. Врачи сначала делали благоприятные прогнозы. И мне хотелось им верить, — Лаванда грустно усмехнулась, — Но время шло, Рон хотел ребенка, и я хотела, но у нас никак не получалось. Я ходила по врачам, оббивала пороги, но только и слышала, что нужно подождать. Время все вылечит, — Лаванда посмотрела на Гермиону, и та кивнула, и без слов понимая, что время буквально ничего не способно вылечить, — Я всем говорила, что не хочу пока иметь детей, что нужно подождать, пожить для себя. А сама сидела и ждала, пока врачи скажут, что все закончилось, что я могу начать… Что мы можем попытаться завести ребенка. Но врачи молчали. И вот, — Лаванда вытащила скомканный лист из кармана и положила его перед Гермионой, — Больше не будет ожиданий. — Они сказали, что ничего нельзя сделать? Лаванда покачала головой. Ее голос дрожал. — Ничего, совсем ничего. Девушка смахнула слезы в уголках глаз. — Как же мне теперь сказать об этом Рону? — Лаванда опустила глаза, разглядывая плитку на полу, — Он же так хотел детей. А теперь их не будет. Гермиона поджала губы. — Тебе стоит сказать ему правду. Думаю, Рон достаточно любит тебя, чтобы поддержать, подобрать правильные слова. И он колдомедик, думаю, что выход найдет. — Этого я и боюсь, — Лаванда вздохнула, — Он будет искать, искать. И вся его жизнь будет поиском выхода. И рано или поздно он разочаруется, потому что выхода не будет. И тогда он меня бросит. — Есть магловские выходы. Суррогатное материнство. Нужны лишь ваши биологические материалы, а другая сможет выносить твоего ребенка. — Но не я. Мы не сможем пережить беременность и роды. Лаванда подошла к раковине и произнесла заклинание. Грязная посуда поплыла к ней из гостиной и начала самоочищаться. — А мне бы хотелось почувствовать, каково это, — сказала девушка тихо, — Я смотрела на Джинни и думала, как это прекрасно. Тогда я еще надеялась… Девушки смотрели, как скользит губка по тарелкам и обливает их водой, поднимая брызги над раковиной. Их молчание прервал стук в дверь. — Это швея, — на лице девушки расползлась улыбка, хотя Гермиона видела, с каким трудом это перевоплощение дается Лаванде. Из ее глаз все еще не ушла печаль, — иди в библиотеку, мы подойдем туда. Гермиона сделала последний глоток кофе и встала. Невовремя она вспомнила о бежевых лодочках, и грудь пронзила боль от свежих воспоминаний. Ей захотелось тут же вернуться в свою кровать и предаться страданиям и скорби. Она сжала руки в кулаки и почувствовала, как ногти сминают плоть. Эта боль отрезвила ее. Перебарывая себя, она дошла до кабинета и скукожилась в кресле, стараясь не думать о том, что будет происходить в комнате ближайшие несколько часов. Постепенно помещение обросло вешалками и чехлами, в которых чинно покоились роскошные наряды. — Кое-что из этого выбрал мистер Малфой, — мадам Малкин искоса глянула на Гермиону. В ее взгляде читалось сочувствие, и Гермиона снова почувствовала ком в горле, — мы могли бы начать с этих туалетов. — Пожалуй, — протянула она, нехотя вставая и поднимаясь на пьедестал перед установленным Кричером зеркалом, — Давайте сделаем это побыстрей. — Я опоздала? Гермиона бросила взгляд на дверь. Джинни протиснулась внутрь комнаты. На ней была пижама, заляпанная детской смесью, а волосы около лба слиплись от пота. — Милая, — Лаванда подошла к Джинни и приобняла ее, — Может, ты лучше отдохнешь? Примешь душ и поспишь? — Я выгляжу настолько не важно? — Джинни вздохнула и уселась в кресло, из которого только что поднялась Гермиона, — Альбус совсем не спит в последнее время. А Джеймс постоянно кричит и доводит меня своими истериками из-за ревности к малышу. Я действительно устала, — Джинни зевнула, — А Гарри постоянно где-то в убежище Аврората. — Джинни снова зевнула, — Но я не хочу пропустить примерку. В конце концов, видеть прекрасное — это тоже часть отдыха, — она подмигнула Гермионе, — Так что если я засну, Лав, ты толкни меня посильнее. — Я бы вместо этого лучше поспала, — прошептала Гермиона. Лаванда притворно стукнула ее по плечу. — Отоспимся, когда победим. Она оглянулась на Джинни, которая давала указание Кричеру по поводу большого стакана кофе. — А сейчас, давайте постараемся, — Лаванда хлопнула в ладоши и кивнула швее. — Конечно, — женщина подскочила к Гермионе, — Давайте начнем с этого наряда. Платье было красивым, но Гермиона сразу же отвергла его. — Ты же даже его не надела, — Лаванда провела рукой по тонкому кружеву и расстроенно посмотрела на подругу. — Тео сказал, что я должна быть похожа на аристократку, чтобы взбесить Пожирателей как можно сильнее. А в этом я буду похожа на Золушку, которой меня и хотят видеть газеты. Это не то, что нужно. Я этого не хочу. — Это же не настоящая свадьба, — Джинни поднялась со своего места и подошла к вешалкам, бросая острый взгляд на Гермиону, — Все мы знаем, что ты бы выбрала для себя что-то простое, но эта свадьба — чистой воды фарс. Гермиона кивнула. — Знаю. Но это не значит, что я надену что-то подобное, — она указала на огромное платье, занимавшее половину комнаты, — Это же просто ужасно. — Или прекрасно, — прошептала Лаванда. — Я не смогу в этой штуке двигаться. Не забывайте, что на эту свадьбу приглашены наши враги, — Гермиона оглядела еще раз вешалки, — А что мне выбрал Драко? — она обернулась к швее. Та подошла к вешалкам и выдвинула вперед несколько платьев. — Ему понравились данные модели, — женщина обернулась к Гермионе и убедившись, что она внимательно их рассматривает, подчеркнула, — Мистер Малфой старался выбрать несколько фасонов, чтобы что-то все же вам подошло. Гермиона кивнула. — Хорошо. Давайте примерим это. Она кивнула на шелковое платье с длинными рукавами. Спина была полностью открыта с помощью элегантного треугольного выреза до самой талии, которую венчал пояс с массивным бантом, ленточки от которого струились по всей длине и терялись в пышном длинном шлейфе. Лаванда и мадам Малкин помогли Гермионе облачиться в наряд. — Оно выглядит не так эффектно, — сказала швея, расправляя шлейф — теперь платье выглядело действительно очень длинным и объемным, не таким, к каким привыкла Гермиона в повседневной жизни, — Но заметьте, как здорово оно подчеркивает вашу фигуру, — Мадам Малкин провела рукой по ее талии, поправляя пояс и завязывая на спине бант. Гермиона посмотрела на Джинни, чинно попивающую кофе в кресле. — Если оно тебе нравится, то под него нужно будет определенно собрать волосы, — она кинула взгляд на Лаванду. — Сейчас, — девушка кинулась к столу и через несколько секунд вернулась с резинкой, — Забери волосы в пучок, — посоветовала она. Гермиона быстро завязала волосы в небрежный жгут и закрутила их в пучок, выпустив несколько прядей, чтобы подчеркнуть лицо. — Ничего, — кивнула Лаванда, — потом сделаем тебе что-нибудь поизысканнее. — Под это платье вполне может подойти данная фата, — мадам Малкин протянула к Гермионе объемное длинное облако тончайшей сетки и закрепила под пучком. Чуть поморщившись от дискомфорта, Гермиона окинула взглядом отражение в зеркале. — Думаю, оно неплохое. — Мы можем посмотреть что-то более роскошное… Например… — Мадам Малкин потянулась к вешалкам, но не успела сделать и шага к ним, как в комнату вошел Малфой. Он огляделся. Гермиона видела в отражении его застывший взгляд на ее фигуре в свадебном платье и сглотнула. После той ссоры она едва перекинулась с ним и парой фраз, и каждая из них едва ли была пропитана хоть каким-то теплом. И сейчас, едва он ее увидел, как тут же отвернулся, уставившись на фолианты. — Прошу простить, — сказал он. Его голос звучал твердо и равнодушно. — Ты как раз вовремя, — Лаванда вынырнула из-под ее юбок и направилась к Драко, — Как тебе образ? Подойдет? — Не думаю, что могу судить, — он протянул ей коробку с обувью, — Я принес туфли, — он запнулся и бросил осторожный взгляд на Гермиону. — Почему же не можешь, — Гермиона кинула взгляд через плечо на своего будущего ненастоящего супруга и повернулась обратно к зеркалу, старясь смотреть только на складки, образовавшиеся у подола, — Ты же у нас представитель высшего общества. Вот и скажи нам, достаточно ли это подходящий наряд для подобного события. Плечи Малфоя напряглись. Он медленно обернулся к ней и сделал шаг вперед, поравнявшись с Лавандой. — Дама из высшего общества не стала бы стоять сгорбившись и уставившись в пол. Не завязала бы небрежно волосы и умылась бы перед встречей с портным. И, разумеется, не надела бы кроссовки под подвенечный наряд. Но для подобного события платье несомненно подходит. Он перехватил руку Лаванды, которая усердно пихала его локтем в бок и выдохнул. — Прекрати, — прошипел он, уставившись на девушку. — Это тебе стоит прекратить, — она схватилась за свою руку и начала растирать ее, — Что с тобой? — Да, — Гермиона развернулась к нему, немного запутываясь в шлейфе, — В этом суть дам высшего общества. Надеюсь, ты найдешь себе такую жену. Малфой сжал челюсть и сделал еще один шаг вперед. — Она мне не нужна, — сказал он, пристально смотря на Грейнджер. Гермиона видела, как он зол, но ей этого было мало. Ей хотелось, чтобы ему было также больно, как и ей. Так же одиноко. Но не успела она что-то еще вымолвить, как Малфой развернулся к швее и сказал: — Платье замечательное. Отличная работа, — Малфой кивнул мадам Малкин и вылетел из комнаты. — Я сейчас, — пробормотала Лаванда на ходу и вылетела вслед за ним. Гермиона глубоко вздохнула, поднимая глаза к потолку, и бросила взгляд на Джинни. — Да, платье замечательное. Тебе очень идет, — та подняла чашку кофе, словно бокал с вином, и отпила. Гермиона кивнула. — Вы можете сделать отстегивающуюся юбку? — Зачем? — Джинни и мадам Малкин недоуменно переглянулась. Гермиона нахмурилась. — Не хочу запутаться в длинной юбке, убегая от Пожирателей. Да и сражаться в нем будет не удобно. Чем меньше по итогу будет ткани, тем лучше. — О, — мадам Малкин вздрогнула и коснулась шелковой ткани юбки, — Тогда вы правы, это будет весьма кстати. Сделаем под ней брюки, юбку или шорты? Гермиона покрутилась у зеркала и сказала: — Лучше брюки. Не хочу быть слишком открытой перед ними. Мне должно быть удобно. Джинни подошла к коробке с туфлями. — Кажется, это не балетки. Она показала Гермионе содержимое коробки. В ней красовались небольшие шелковые лодочки на маленьком каблучке. — На таком ты, конечно выстоишь. — Не сражаться… — Можно их будет трансфигурировать, — мадам Малкин повертела в руках туфлю и убрала ее обратно, — в целом, они подойдут к вашему образу. — Скорее просто скину. Сражаться можно и босиком. Портниха кивнула. — Также могу предложить вам вплести в волосы украшения или цветы. Тогда образ будет более сложным и нарядным. Ожерелье на шее с таким платьем будет излишним. — Согласна, — кивнула Джинни, — Может, у вас есть примеры образов? — Да, — мадам Малкин потянулась к одному из своих чемоданчиков. Гермиона вздохнула. Силы, казалось, вот-вот покинут ее. — Может, обсудим это, когда я сниму это платье? — она кинула умоляющий взгляд на швею. — Но я еще не сняла мерки, чтобы подогнать платье под вас, — женщина всплеснула руками. Гермиона посмотрела на себя в зеркало. — Но оно же… — Милая, вы ничего не понимаете. Женщина призвала домового эльфа, который стал раскладывать перед Джинни различные украшения, а сама взялась за огромную игольницу. — Выбор платья — это только начало. Гермиона зажмурилась и сглотнула, поднимая взгляд к потолку. Кажется, ее будут мучить целую вечность. *** Лаванда вылетела из комнаты вслед за Малфоем и устремилась за ним по коридору. — Постой, — вскрикнула она. Но он не остановился. — Ты же не будешь убегать от девушки? У меня живот болит от быстрой ходьбы. Девушка остановилась и облокотилась о стену, держась за бок. Малфой тоже остановился и бросил на нее обеспокоенный взгляд. — Ты в норме? — Нет. Он подошел ближе. — Прости я не… — Лучше бы ты с этого начал диалог с Гермионой. Лаванда нахмурилась и выпрямилась. — Ты притворялась? — Малфой нахмурился и сделал шаг в сторону лестницы, как Лаванда перехватила его под руку и притянула к себе. — Мне действительно плохо, но это больше про душу, а не про тело. Хотя бег мне противопоказан после ранения, — она кинула на Малфоя обвинительный взгляд и продолжила, — Давай лучше поговорим про тебя и Гермиону. — Не о чем говорить, — Малфой выдернул свою руку из хватки Лаванды и стал подниматься по лестнице в свою комнату. — Ну если бы было не о чем говорить, то вы оба были бы счастливы. Однако вы оба несчастны. — Я не несчастлив. — Как и всегда. Лаванда склонила голову набок и поравнялась с Драко. — Слушай, давай будем честными, ты переживаешь за нее. И не можешь не вмешиваться в ее дела. Ты делаешь все, чтобы ее защитить. Это говорит о том, что ты ее любишь. — Я этого не отрицал. — Но ты ее бросил. — Она сама в этом виновата. Лаванда вздохнула. — Гермиона никогда не будет удобной. Тебе должно было быть это понятно еще с первого курса. Никто из них не обладает инстинктом самосохранения, здравым смыслом и не заботится об общественном мнении. Они «Герои», — Лаванда провела рукой по воздуху, словно перелистывала книгу, — У них есть долг перед всеми, только не перед семьей. И это нужно либо принять и научиться жить с этой активной гражданской позицией, либо никогда больше не застревать в этом болоте. Гарри и Рон точно такие же. — Поттер — это Поттер. — А Гермиона — самая умная и талантливая волшебница нашего времени. Не удивительно, что у нее довольно высокие амбиции. — Ее амбиции разрушили наши отношения. — Не только она виновата в этом. Ты тоже. Малфой остановился и посмотрел на нее. — Ты тоже виноват, — Продолжила Лаванда, — Ты только подумай. Что, если бы вместо того, чтобы отталкивать ее от опасности, ты встал рядом. Ты мог стать ей союзником, но решил занять роль занозы, оттаскивая и мешая. Она бы не стала делать что-то тайком от тебя, если бы ты по-настоящему был ее напарником, как Гарри или Рон. Почему ты не носишься с Поттером? Не говоришь, что ему надо поберечься? Он ведь «надежда волшебного мира». Герой, победивший зло, терроризирующее нас. Уж кому как не ему нужно сидеть в кабинете и перебирать бумаги под непробиваемым щитом. А еще у него двое детей и жена дома. Но его ты не останавливаешь, когда он бежит влезать в передрягу. — Я его не люблю. — Нет, но он твой друг. Тебе он не безразличен. Да и будем честны, ты с самого начала был против Гермионы в Аврорате, даже когда еще не был в нее влюблен. Он кинул злой взгляд на Лаванду и вновь начал подниматься наверх, пытаясь как можно скорее достигнуть своей комнаты и прекратить этот бессмысленный диалог. — А может это ты не можешь забыть о ваших различиях? О том, что ты Пожиратель, а она Героиня? Малфой снова остановился. Лаванда вздохнула, как перед прыжком. — Не только для нее война не закончилась, но и для тебя, не так ли? Просто теперь у людей куда больше клише. Ты Пожиратель, а она Героиня — для одних. Ты чистокровка, а она маглорожденная — для других. Все как и было. — Мне все равно на ее кровь. — Давно ли? — Довольно. Война достаточно показала мне. Лаванда поднялась на уровень его глаз и произнесла: — Вот как я это вижу. Вы не откровенны. Каждый из вас оброс кучей «а вдруг он еще думает, что я грязнокровка?», «а вдруг ей мешает то, что я Пожиратель?». Вы оба боитесь, что вас оттолкнут и поэтому боитесь доверять друг другу. И вы не хотите это исправить. Ты нападаешь за то, что она хочет всем помочь, эгоистично пытаясь присвоить все ее внимание себе. Она начинает скрываться от тебя и закрываться, что причиняет тебе боль. Вы не союзники. Вы пытаетесь перекричать друг друга, передушить. И каждый делает это в силу своих причин, не пытаясь при этом пойти друг другу на встречу. Вы хотите исправить друг друга, не пытаясь исправить себя. А это единственное, чем каждый из вас должен заняться. Лаванда выдохнула. — Это все? Малфой шагнул на другую ступеньку, но Лаванда остановила его. — Гермиона не твоя мать и никогда ей не станет. Не будет послушной женой, домоседкой, воспитывающей ребенка и устраивающей балы. Она карьеристка, амбициозная и талантливая. Ей не все равно на окружающих и никогда не будет. Этого ты в ней не исправишь. Поэтому лучшее, что ты можешь сделать, это принять в ней эти черты и попытаться стать ее опорой и поддержкой. Если бы Гарри и Рон постоянно отталкивали ее от передовой, то мы бы сейчас жили в другом мире. Она спасла их, спасла всех нас. — Но какой ценой? — в голове мужчины всплыли сцены недавнего прошлого. Панические атаки, нервные срывы. У Гермионы была травма, которую она только-только начала залечивать. Лаванда покачала головой. — Неправильный вопрос. Мы все заплатили свою цену за мир. И снова ее заплатим. Он усмехнулся. Но Лаванда знала, что все это лишь самозащита. Ему было страшно. Поэтому она положила руку ему на плечо и сказала: — Она невероятно сильная. Она выдержит любой удар, даже этот, — Лаванда наклонила голову, словно намекая на то, что Гермиона переживает сейчас, — Тебе достаточно быть рядом, поддержать, если она упадет, или встать спиной к ее спине. В этом любовь, Драко. Не в повальной защите. Не в опеке. Любовь не в клетке из золота. Она в свободе. Она в поддержке любого решения, даже проигрышного, даже неудобного. Даже если вы останетесь одни против всего мира. Любовь — она не про страх, она про силу. — Тогда почему мне так страшно? — сказал Драко. — Потому что боишься потерять. Но если ты ее задушишь в своих объятиях, то тоже потеряешь. Просто... постарайся отпустить. Девушка похлопала Малфоя по плечу и стала спускаться. — Подумай вот о чем, — сказала она ему напоследок, — Иногда довериться кому-то — это самое тяжелое на свете испытание. И тебе, и ей хочется все контролировать, но это невозможно. Иногда нужно отпустить, поверить, что другой справится сам. Нельзя все тащить на себе, иногда нужно работать в союзе. Я знаю, что она это умеет. А ты? И Лаванда ушла, оставив сладкий запах духов и раздумья. *** Гермиона не знала, сколько она вот так просидела в одной позе, но ей до ужаса не хотелось вставать с насиженного места. Изредка она кидала взгляд на свое платье, висевшее в воздухе с помощью заклинания левитации, чтобы не помялся подол. Мадам Малкин подогнала его идеально, и фигура Гермионы смотрелась до ужаса изящной. Почти во всей магической прессе обсуждалась предстоящая свадьба. Люди обсуждали ее, Малфоя, их странный союз. Но она была к этому готова. Это и была их цель. Но Гермионе было не понять другого. Обсуждать ее наряд? Сливать сметы их праздника? (Впрочем, Гермиона была уверена, что они фальшивые, ведь не мог Малфой в здравом уме потратить столько денег на липовое торжество?). Люди на полном серьезе обсуждали, какое у нее будет платье, и строили теории по кусочку той ткани, что была опубликована на днях в «Ведьмополитене». Гермиону никогда не интересовали сплетни, мода и журналы, кроме «Пророка», и то его деловой составляющей. Однако Джинни и Лаванда обсуждали это событие как одно из самых успешных за всю их пропаганду свадьбы. — Это взбесит кого угодно, — протянула как-то за завтраком Джинни, хихикая и пытаясь накормить Альбуса кашей. Тот всеми силами пытался увернуться и капризничал. — Мы еще посмотрим, что соберет больше откликов аудитории, нападение на какое-то Министерство или твой подвенечный наряд, — Лаванда улыбнулась и поставила перед надувшимся Джеймсом его завтрак, — Ну, Джейми, не будь таким, тетя Лаванда всю душу вложила в твой омлет. И действительно, новости про ее свадьбу затмили все, что только возможно было затмить. Ощущение было такое, что если спросить прохожих, о чем они знают больше, о разрушении Министерства Магии или о стоимости туфелек под свадебный наряд, то они ответят, что про Министерство они и знать не знают, но цену назовут. И, признаться, такое внимание к этой свадьбе бесило даже ее. В то же время все в Ордене были спокойны и собраны. Каждый день был расписан по минутам. Молли, Артур, Чарли, Билл, Флер и Джордж создавали декорации у мэнора. Члены Ордена приняли решение, что это будет лучшим местом для возможного сражения. — Там большая территория для маневра, при этом дом достаточно защищен, и в случае чего мы сможем укрыться в нем, — сказал Драко на собрании, — Кроме того, его будет не жаль, если вдруг разрушим. Гермиона не могла с ним согласиться. Ей ужасно хотелось поговорить с ним, утешить, сказать, что она знает, как тяжело ему пришлось. Но она не могла. Не хватило сил. Тем более у нее были и свои поводы для беспокойства. Пока одни готовились к свадьбе, а другие — к битве, Гермиона, Макгонагалл и преподаватели во всю укрепляли защиту замка, если вдруг Пожиратели решат атаковать еще один объект магического значения. Гермиону не покидало беспокойство за школу и ее воспитанников. Как преподаватель она была ответственна за каждого ученика в школе и, соответственно, хотела предпринять все возможные средства для защиты школы и детей в ней. Все они старались. В штабе никогда не было спокойно в последние дни. Лаванда, Джинни и миссис Уизли, казалось, стараются больше всех, причем, все их старания касались исключительно предсвадебных хлопот: цветы, ленты, блюда и шампанское. Гермиона как-то спросила у миссис Уизли зачем им столько блюд и закусок, если фуршет скорее всего так и не состоится, на что женщина кинула на нее такой выразительный взгляд, что Гермионе стало как-то неловко, будто бы это не бутафорская свадьба, а вполне настоящая. Единственный, кто, казалось, вообще не принимал участия в этой суматохе, был Блейз. Он практически не выходил из своей комнаты. И Гермиона понятия не имела, чем он в ней занимается. Изредка к нему заходил Рон, чтобы проверить его самочувствие, Драко или Тео. Хотя последний приходил реже других. После того, как он выяснил, что Блейз, в которого он был влюблен — это не настоящий Блейз Забини, он старался избегать его. Гермиона же виделась с ним всего пару раз и тоже не знала, как себя с ним вести. Он был не такой, каким она привыкла его видеть. И дело было не только в бесконечных шутках, оптимизме или обаянии. Гермиона была уверена, что этот Блейз тоже весьма обаятелен, оптимистичен и шутлив. Был. Теперь Блейз был раздавлен, опустошен и потерян. Он не понимал, для чего он тут, что ему делать, как помочь. Он не знал ничего о тех, кто был рядом с ним, слишком уж его друзья изменились за время его заточения. А девушка, которую он любил, была мертва. И Гермиона понимала, что он мог чувствовать в связи с этим: боль, отчаяние, вину. Тоже чувствовала и она сама. И понимала, что самое лучшее, что можно сделать для него, это не мешать скорбеть, не душить жалостью и сочувствием. Но еще терзало другое: ненависть, злость, ярость. Ей хотелось растерзать мерзких Пожирателей, уничтожить. Только их голова на пике придавала ей сил, хотя Гермиона всегда была сторонницей правосудия без примеси мести. Но сейчас что-то в ней сломалось. Сгнило, подобно ветке под потоком воды. Она не понимала, что с ней происходит. Будто это была не она, будто потеряв важных для нее людей, она окончательно утратила себя. Война так сильно изменила ее. Ей так хотелось быть той девочкой-заучкой, которая была частью Золотого Трио. Но это уже было невозможно. Она не заучка, а Золотое Трио уже вряд ли можно так назвать. Оно разрослось, стало целой командой — Орденом. Драко, Тео, Джинни, Лаванда — они тоже часть этого Золотого Трио. Важная, ценная. Гермиона вновь посмотрела на свое свадебное платье и боль пронзила ее. Мама и папа никогда не увидят свою дочь ни в нем, ни в каком другом платье. Интересно, вспомнили ли они ее перед смертью или они так и не поняли, за что их подвергли таким мукам. Девушка понимала, что в словах Нотта была правда. Она попрощалась с родителями давным давно. Она свыклась с мыслью, что больше их не увидит, что не будет совместных праздников, мама не пойдет с ней в свадебный салон, не будет утирать слезы перед важным событием, а папа не наставит ее. Внуки никогда не увидят их, как и родители внуков. Это все было предрешено, когда она занесла над головами родителей палочку. Она должна была смириться. Но не смогла. Ей казалось, что надежда еще есть, что наступит день, и кто-то найдет выход. Но не вышло. Она похоронила их на обычном кладбище в магловском районе, чтобы никто не узнал. Никто не должен был знать, как ей сейчас больно. Они не должны знать, что ранили ее. Ведь в этом их цель. Но она не покажет им свою слабость. Гермиона нахмурилась и встала. Ее переполняла решимость. Собрание должно было уже начаться, и первоначальный план был проигнорировать его, но теперь она собиралась пойти. Ей нужно было узнать, когда она сможет посмотреть в глаза ублюдкам, убившим ее родителей, растоптавших их жизни. Гермиона знала, что Гарри и Рон не одобрят ее вендетту. Но она и не собиралась их уговаривать покончить с Пожирателями раз и навсегда. Она просто сделает это сама. Девушка вышла из комнаты и двинулась в направлении столовой, где всегда проходили собрания Ордена, еще со времен Сириуса и Римуса. Пройдя несколько лестничных пролетов она увидела Джорджа и Блейза. Они стояли на лестничной площадке, на которой, Гермиона отчетливо помнила, ребята как-то подслушали заседание Ордена Феникса. — Добрый вечер, — Джордж кивнул Гермионе. Она кивнула ему в ответ. — Джордж, Блейз, — произнесла она, остановившись рядом, — тут что-то интересное? — Да вот, — Джордж махнул рукой в сторону деревянной двери, — думаем, спускаться или прогулять. Без нас, кажись, справятся. Или нет? — Я хочу выслушать их план, — протянула Гермиона, вставая на лестницу. — Они все равно их не убьют, — тихо сказал Блейз, хмурясь, — это все бесполезно. Джордж кивнул. Он последовал за Гермионой и стал спускаться. Преодолев последний пролет Джордж посмотрел на Блейза, все еще стоявшего в раздумьях и сказал: — На этот раз их не останется. Они не уйдут. И вошел в освещенный зал. *** Гермиона встала со стула и слегка потянулась. Ей хотелось подняться в свою комнату и немного вздремнуть, но она уже поймала взгляд Лаванды и Джинни, которые сигнализировали ей немного подождать пока все уйдут. — Думаешь, почему Уизли сказал, что их не останется? Гермиона вздрогнула и обернулась. Позади нее в нерешительности топтался Блейз. — Прости, — сказал он, — Не хотел напугать. Мы же и не знакомы толком. — Знакомы, — Гермиона пожала плечами, — просто не совсем с тобой. Так что считай, что только ты со мной не знаком. Хотя не скажу, что со школы я слишком изменилась. — Мы и в школе не были особо знакомы. — Помню, ты был в клубе Слизней. — Да, — Блейз поморщился, — то еще мероприятие. Слизнорт до сих пор окружает себя клубом избранных? — О, еще как, — Гермиона улыбнулась, — на свадьбу он, правда, отказался приходить. А она избранней всех избранных по последним новостям. Забини рассмеялся. — Значит, ему не повезло, пропустит всю веселуху. — И пироги миссис Уизли, несомненно, — Гермиона ухмыльнулась. — Так что думаешь по поводу фразы Уизли? Блейз покосился на медленно расходящуюся толпу их друзей и приятелей. — Я думаю, — Гермиона подошла к нему ближе и понизила голос, — что не все в этот раз не наберутся мужества произнести запрещенное заклинание против врага. Я точно не стану размениваться на безобидные «Петрификусы». Она посмотрела на переговаривающихся Драко и Гарри и сказала: — Может, не все одобрят мои действия, но мир станет лучше без людей, которые пытаются подорвать наш государственный строй и убивают невинных. Блейз вздрогнул. — Я не прошу понять… — Нет, — мужчина сглотнул и поднял на Гермиону свои глаза, — Я солидарен. Во мне достаточно гнева, чтобы произнести непростительное. Я никогда их не прощу. И мне было бы все равно, если они пытали бы и убили меня. Но Венди… — Забини рвано вздохнул, будто собирался вот-вот расплакаться, — я же все сделал, чтобы она была жива. За что? — За что?.. — Гермиона потерла переносицу, — Разве в этом есть смысл? Они просто звери, упивающиеся чужой болью, потому что их черствые сердца по-другому не способны функционировать. Разве им нужен повод? Она увидела в уголках глаз Блейза слезы и подошла ближе, чтобы сжать его руки в своих. — Ты меня совсем не знаешь, и поверь, меня бесит фраза, которую я сейчас скажу, но я уж точно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Тебе больно, одиноко, ты злишься и винишь себя, что не смог уберечь и помочь. И ты дико ненавидишь тех, кто совершил это с твоим близким человеком. И я не знаю, как с этим справиться. И не думаю, что нам будет легче, если мы поубиваем всех Пожирателей собственными руками. И не факт, что это будет правильно. Я знаю, что эта боль будет всегда, и я не представляю, как буду жить с этим дальше, — Гермиона сжала руки Блейза в своих и почувствовала ответное рукопожатие. — Я так любил ее… Люблю. Я все еще люблю. Не представляю, как я окажусь в своем доме, в нашей квартире, а там не будет ее. Будут ее вещи, но не она сама, — Блейз нахмурился, — Иногда я лежу в кровати и думаю, что все это просто дурной сон, неправда. Что она еще жива и ищет меня. Это же невозможно, что она умерла. Как могут люди просто умереть? Он сглотнул и посмотрел на Гермиону в надежде, что она скажет ему то, что он желал бы всем сердцем услышать, но она молчала, давая ему высказать ту боль, что он держал в себе. — Что… — Блейз опустил глаза в пол, — Что если он, тот Блейз, убил ее? И последний ее взгляд был в глаза мужчине, которого она любила, который предал ее, — он вздрогнул, его лицо исказилось от боли. — Уверена, она поняла, что это не ты, — прошептала Гермиона, — Женщины это чувствуют. Гермиона врала, она бы ни за что не почувствовала бы. С другой стороны, она вспомнила медальон Волан-де-Морта и те случаи, когда Гарри и Рон становились злыми и жестокими из-за него. Разве такое может пропустить любящая женщина? Блейз кивнул. — Может, ты и права. Может, они убили ее, потому что она все поняла и больше не хотела продолжать играть в их игру. Гермиона кивнула. — Скорее всего ты прав. Венди была слишком умной для их манипуляций. — И это ее погубило, — Блейз отстранился от Гермионы и посмотрел на нее, — Ты хороший человек, Гермиона Грейнджер. Уверен, ты сможешь сделать его счастливым человеком. Гермиона неловко переступила с одной ноги на другую. — Мы женимся не по-настоящему. Забини пожал плечами. — Одно твое слово и Министр выдаст вам нужные бланки через секунду. Да и Малфой, скорее всего, только и ожидает, что ты скажешь ему речь о любви, счастье и детках, от которой он растает. Гермиона покачала головой. — Это не так. — Его родители были далеко не идеальными. Мама, конечно, у него была хорошей женщиной. Но вот отец… Она не могла ему перечить или не хотела. В любом случае, он многое пережил и часто страдал. — Я знаю об этом, — перебила Блейза Гермиона, не понимая, к чему ведет этот разговор. — Но ты явно не знаешь, что он ярый противник всего, что связано с семьей, отношениями и любовью. Он ни с кем не встречался в школе, и после школы. Его семья — это игра, в которой ты вечно оказываешься не угодным и проигравшим. Поэтому Драко избегал любых отношений, боясь, что ему снова сделают больно, что он снова будет чувствовать себя не в безопасности. Что раз семья его не любила всем сердцем, то и другие не смогут. Но раз он с тобой, значит, он смог рискнуть. Так не заставляй его проиграть. Забини бросил взгляд направо и остолбенел. Из его горла раздался едва слышный стон, и он сказал: — Не буду тебе больше мешать. Он развернулся и пошел, не оборачиваясь. Гермиона посмотрела туда, куда несколько минут назад смотрел Блейз и увидела удаляющегося Теодора. Она не понимала, что произошло между этими двумя, но ничего хорошего подобное бегство не означало. — Неужели Тео признался в своих чувствах другу? Или просто Блейз такой проницательный? Гермиона обернулась. За ее плечом стояла Лаванда и накручивала на палец свой блестящий локон. — Что думаешь? Она замерла, пристально глядя на нее. — Даже если и так, Блейз убит горем из-за смерти своей девушки, поэтому вряд ли рассмотрит Тео как партнера. Тео же отказ воспримет очень болезненно. И я не хочу видеть его страдания. — Он и сейчас несчастлив. Гермиона бросила взгляд на то место, где только что стоял Тео. Как бы ей хотелось, чтобы он ничего не слышал о чувствах Блейза к другой. Тео так много пережил, он не заслуживал боли. — Несчастлив. Любой бы на его месте был несчастлив, и это мягко говоря. — Иногда мне кажется, — Лаванда бросила на Гермиону осторожный взгляд, — что мы уже никогда не станем счастливыми. Все это настолько нас изуродовало, что это просто невозможно пережить, переступить. Как жить дальше, когда шрамы прошлого красуются на тебе день за днем и не думают исчезать? Девушки прошли в кухню, где во всю хозяйничала Джинни. — Мой колдопсихиатр говорил, что мы должны примириться со шрамами, оплакать их. Пустить, простить и отпустить. Но я не могу, я слишком зла… Лаванда кивнула, словно разделяя ее злость. Только вот Гермиона не знала, на кого направить это чувство, кроме как на всех Пожирателей, а у Лаванды был конкретный монстр, который не отпускал ее все это время. Джинни поставила рядом с девушками чашки с чаем и села рядом. — Как хорошо в тишине, господи, — прошептала она, — Давайте на минуту отодвинем все, что происходит, будто этого нет, и представим, что мы просто люди, без проблем, без забот, как чаинки в этой чашке, — она покачала ее взад-вперед, наблюдая, как чаинки перемещаются по поверхности, а затем отхлебнула и вскрикнула, — Горячо, — Джинни высунула язык и сморщилась, — Фу, как горячо! Лаванда усмехнулась. — Так и знала, что ты обожжешься. Выпей холодной воды. Она в том шкафчике внизу, Кричер убрал ее туда из погреба, чтобы она немного согрелась, но она все еще ледяная. Джинни махнула рукой. — Так сойдет, — она поставила чашку на стол, громко звякнув блюдцем, и бросила игривый взгляд на Гермиону, — Ну, что тебе сказал Блейз? Я слышала только Драко, несчастен и ужасно влюблен в тебя. — А я слышала, — поддержала ее Лаванда, — что он что-то говорил про реально расписаться во время вашей липовой свадьбы. — Мммм, — протянула Джинни, — план хорош. И платье будет у тебя просто супер. Нащелкаю вам в суете пару фоток. Она показала пальцами щёлканье затвора и засмеялась. — Блейз просто ничего не знает про наши отношения, его же не было так долго, — Гермиона помешала чай, смотря, как расплываются в разные стороны чаинки и ощутила невозможно сильную потребность оказаться в одиночестве. — Для отсутствующего он довольно наблюдательный, — Лаванда положила себе в чай кубик сахара и начала размешивать его, — Он сразу заметил, что вы мечетесь, словно рыбы в нагревающемся котле. — Это не так. Просто, все так запутано. Гермиона вздохнула. — Не знаю, та ли я девушка, которая нужна Драко. Он вырос в таком обществе, которое требует от женщин определенных стандартов. Нужно быть совершенной: чистокровной, аккуратной, приятной, леди, — Гермиона очертила круг рукой, словно показывая ту самую, идеальную принцессу, — А я, реально, словно Золушка. Только которую не позовут на бал, потому что она не отличит десертной вилки от вилки для морепродуктов. — Ты знаешь, что десертная вилка существует, это уже что-то, — хихикнула Лаванда, но встретившись с хмурым взглядом Гермионы, улыбка пропала с ее лица, и девушка сказала: — Едва ли Драко задается вопросом, подходишь ли ты ему. По-моему, он прекрасно знает, чего он хочет. Это ты не знаешь, чего хочешь. Гермиона бросила холодный взгляд на подруг. «Я знаю, чего я хочу. Я просто хочу остаться одна». — Верно. Гермиона вновь уткнулась в чашку, смотря на плавающие в воде лепестки. — Ты хочешь быть с ним? — спросила ее Джинни. — Это… сложно, — Гермиона вздохнула, — Нам хорошо вместе, это правда. Вот только мы как будто из разных лиг, с разными взглядами на жизнь, с разными приоритетами. Мы не слышим друг друга, а иногда даже не хотим этого. Она замолчала, глядя на то, как Лаванда тихо перемешивает сахар в своем чае. — Я просто хочу быть услышанной. Хочу, чтобы он воспринимал меня всерьез, не как малышку с проблемами, а как женщину, способную постоять за себя. Я постоянно натыкаюсь на стену. Я пытаюсь проявить инициативу, помочь, но меня отталкивают и просят не мешать. А когда я… — Игнорируешь это… — кивнула Джинни. — Я не игнорирую, — воскликнула Гермиона, — просто, сами подумайте, как мне поступить, если я знаю правильный ответ, но мне даже не дают возможности высказаться, выпихивают за дверь. — Он просто беспокоится за тебя, — Лаванда наконец закончила мешать свой чай и теперь держала чашку подрагивающими руками, готовясь сделать глоток. — Можно беспокоится обо мне словами, при этом не унижая меня и не принижая мои способности, — Гермиона судорожно вздохнула и тоже сделала глоток, утоляя жажду, — Я каждый раз, когда он выставляет меня за дверь, чувствую себя как в школе, что получила от него «грязнокровка» в спину. Может, Драко был прав, и я все еще застряла в школе, раз не могу избавится от этого ощущения. — Или это просто недопонимание, — Джинни пожала плечами, — Ты же сама говорила, что он рос в другой семье. Там женщины не проявляли никакой собственной позиции. Он может понятия не имеет, как тебе сказать, что он беспокоится или боится за тебя. Он делает, что может. Возможно, тебе стоило объяснить ему, что его действия причиняют тебе дискомфорт, и ты чувствуешь себя ненужной и отвергнутой им. — В твоем чае что, коньяк? — Лаванда принюхалась. Джинни рассмеялась. — А что, я уже не могу быть вдумчивой? Она улыбнулась Гермионе и сказала: — Просто с Гарри также. Он такой увлеченный. Порой я совсем его не вижу. И если бы я просто молча дулась, то наши отношения давно бы уже развалились, — Джинни грустно вздохнула и обхватила чашку обеими руками, — Иногда он такой отстраненный и холодный, что невозможно не подумать, что он меня разлюбил. В такие моменты стоит все ему высказать и обнаружишь, что ты все не так поняла. — Высказать все — это страшно, — протянула Лаванда. — Просто Рон не затирает тебе про «сиди дома, куда пошла», — проворчала Гермиона. — Зато он постоянно печется о моем здоровье, даже когда это не уместно. Надела ли я носки, взяла ли теплый свитер, почему я не надела утепленные колготки под платье, ведь могу заболеть. Я так-то тоже взрослая! — Одни проблемы от мужиков, скажите, — Джинни подняла свою кружку на манер бокала и сделала глоток, — Может, выпьем что-нибудь покрепче. Лаванда покачала головой. — Завтра свадьба. А нам вставать скоро. Еще столько всего не готово. Нужно сделать прическу Гермионе, макияж, погладить рубашки мужчинам, сделать завтрак, себя привести в порядок. — Кстати, еще не забудь про торт. — А торт зачем? — удивилась Гермиона, — Я вообще не понимаю, зачем вы столько всего наготовили с миссис Уизли. Это же никто не будет есть. — А это и не для еды. На свадьбе будет много гостей, а пустые столы всех напрягут. В том числе и Пожирателей, которые явятся к нам под Оборотным. Не подумала об этом? Да? Лаванда хлопнула в ладоши. — А вот мы подумали. Чем более настоящим будет выглядеть праздник, тем больше вероятность, что они купятся и попадут в нашу ловушку. Джордж придумал специальные сети, которые смогут поймать большинство Пожирателей. Их только нужно заманить в определенное место и тогда наша ловушка захлопнется, и они окажутся в ней абсолютно без магии, не способные нас атаковать. — Но на собрании… — Знают лишь некоторые, кому мы доверяем, — Джинни чуть поморщилась и сказала, — Штаб боится, что среди нас есть шпион. А даже если нет, слишком много поставлено на кон, поэтому осторожность не повредит. — Но почему я не знала? Девушки пожали плечами. — Гарри сказал, что сам все тебе расскажет. Видимо, он еще не успел. Гермиона нахмурилась. От нее опять что-то скрывали, и она не могла не подозревать в этом молчании след Малфоя. — Может, завтра перед торжеством расскажет? — предположила Лаванда. Гермиона кивнула. — Скорее всего. Но если и нет, то я и так уже об этом знаю. Джинни кинула озадаченный взгляд на подругу. — Ты как-то приуныла… — Просто устала, — Гермиона притворно зевнула, — Я хоть и спала весь вчерашний день, но совершенно не отдохнула. — Дать тебе зелье «Без сновидений»? — Лаванда подскочила с места и тут же была остановлена поднявшейся Гермионой. — Нет, не стоит. Я от него никогда не высыпаюсь. Попробую уснуть самостоятельно. Гермиона кивнула подругам, прощаясь с ними, и удалилась. — Мы, кажется, что-то не то сболтнули, — услышала она отдаляющийся голос Лаванды. Гермиона действительно устала. У нее даже не было сил злиться на Драко и Гарри, которые опять отбросили ее в своих планах, как ненужный элемент. Она поднялась в свою комнату и вздрогнула, увидев парящее над полом белое пятно. Гермиона совсем забыла о платье, что висело, ловя блики луны на тонком шелке. Девушка села на кровать и потянулась. Завернувшись в одеяло, она закрыла глаза и попыталась очистить голову от раздражающих ее мыслей. Но они не хотели уходить. Гермиона всегда думала, что она чиста перед магическим законом, но вспомнила, что однажды она произнесла непростительное. Империо. Она не пытала, не убивала, но она лишала воли. Сможет ли она завтра убить? Хватит ли у нее сил произнести это заклятие или ее ненависть недостаточно сильна? Предаст ли она тем самым своих родителей? Гермиона заплакала. Боль потери, горе и вина были слишком сильны, Гермиона задыхалась в них. Она села на кровати, пытаясь справиться с собой и восстановить дыхание, но с каждым вздохом ей становилось трудней. Она вновь заплакала, разрывая ночную тишину своими всхлипами.