Часть 5. Глава 20.
В пятницу после ужина Гарри вместе с сестрой отправился в гриффиндорскую гостиную. Проводить вместе с Невиллом очередной ликбез по магическому миру для первокурсников и не только. Многие маглорожденные со старших курсов присоединялись к ним на этих посиделках. Гарри невольно улыбнулся, когда вспомнил, как они начинали. Со скрипом втолковывали то, что должно было быть рассказано учителями еще на первых курсах. — А зачем нам знать эту замшелую муру? — поинтересовался Томас после первой же лекции о традициях и законах магии. — Ну, ты даешь, Дин! — присвистнул кто-то из старших чистокровных Гриффиндора. — Во-первых, незнание закона не освобождает от ответственности. Если ты нарушишь законы магии, то тебе прилетит откат, сам видел, что с Амбридж случилось. А все потому, что она нарушила не Министерские законы, а законы самой Магии. Или тебе тоже хочется стать обычным магглом, как твои родители? Даже сейчас, когда ты узнал, что магия есть, и более того, она тебя слушается, и ты можешь творить такое, что магглам и не снилось? Томас смутился. — Ну… насчет законов я не сопротивляюсь, — он начал оправдывать своё заявление, — а зачем остальная мура? Обряды, ритуалы, церемонии… — Дин, — встрял уже Гарри, — вот представь себе, что ты едешь в… нет, Франция это слишком близко к нам в культурном плане… — пробормотал он. — О! Представь, что тебе необходимо на некоторое время уехать в Арабские Эмираты. Что ты первым делом выучишь, чтобы не попадать впросак в незнакомой стране со столь отличающейся от нашей культурой? — Правила поведения, — пожал плечами Дин, как само собой разумеющееся, — ну, там… Как здороваться, как сказать спасибо… — Так почему ты не считаешь необходимым выучить эти правила, проживая постоянно, заметь, в магическом мире? А традиции магического общества это и есть правила проживания в нем. Это магический способ поздороваться с магией, сказать ей спасибо. Традиции магического мира, Дин, в отличие от маггловского, как мы уже разобрали, несут в себе не формальное значение, а самое что ни на есть фактическое, очень тесно завязанное на законах магии. То есть нарушишь традицию, и вполне вероятно, что тебе прилетит нехилый такой откат. — Ммм… Давай я на примере попробую, Гарри, — Гермиона пригладила волосы. — Вспомним шестнадцатый-семнадцатый века нашей любимой всеми Англии, да и Франции, и прочих Европейских стран, их маггловские традиции и моду. — А причем тут маггловские традиции и мода? — удивился Финниган. — Сейчас поймете. Что тогда носили господа шевалье и прочие горожане на головах? — Треуголки и очень широкополые шляпы, — блеснула знаниями маггловской моды Лаванда Браун. — И делали очень красивые реверансы перед дамами, — в ее глазах плясали розовые романтические сердечки. — Ну да, ну да… — согласилась Мио. — Только мало кто знает, или точнее не задается вопросом, а почему именно широкополые шляпы и реверансы, с размахиванием этими самыми шляпами. Или откуда и зачем появились в тоже время ботинки на высокой платформе, которые сейчас опять входят в магловскую моду. Об этом непринято говорить на уроках истории в маггловских школах, это старательно замалчивается, но это факт… — Что — факт? — В это время не было канализации, поэтому помои и прочие отходы жизнедеятельности горожан просто выливались на улицу. Вот представь себе, Лаванда, ты идешь по улице Лондона, вся такая красивая, в шикарнейшем платье, обмахиваешься веером, а на тебя из окошка выливают содержимое ночной вазы. — Фууу… — Не "фу", а так и было на самом деле. Отсюда и появились широкополые шляпы, чтобы все эти нечистоты не попали на камзол, платье и прочую одежду. Широкие поля шляп выполняли функции своеобразного зонта, которого тогда еще не существовало. Отсюда же и высокие платформы. Улицы, особенно в слякотную погоду, представляли собой сплошное месиво из нечистот, и, чтобы не запачкать обувь и, вообще иметь возможность не утонуть в этой помойке, к подошвам сапог привязывались деревянные колодки-платформы. А красивый реверанс при встрече с дамой, когда шевалье виртуозно размахивал шляпой, был призван стряхнуть с этой самой шляпы всю пакость, которая на ней осела, пока он пробирался по улице. — Меня сейчас стошнит, — прогундосила Браун, зажимая себе рот. — От правды жизни. Вот такой вот флёр романтизма семнадцатого века, — усмехнулась Мио. — А все-таки причем тут это и традиции магического мира? — недоумевал Томас. — Притом, что традиции магического мира, как та широкополая шляпа, Дин, защищают мага от того, что может вылиться на него из «магического окошка»: из-за завесы или еще откуда, случайный сглаз, случайное проклятье. Мы — маги, и наше слово имеет силу, а многие и многие, и ты в том числе, любят к месту и не к месту всех посылать по закоулочкам. Вот традиции и служат заградительным щитом от таких вот случайных посылов по неизвестным адресам да закоулочкам. — Получается, что… — Симус выглядел офонаревшим. — Получается, что соблюдая традиции, выполняя все положенные ритуалы и церемонии, чистокровные ограждают себя от случайностей. Если ты не заметил, то никто из слизеринцев или рэйвенкловцев, и даже хаффлпаффцев, те, кто из чистокровных семей, не спотыкается на ровном месте столько, сколько ты, Симус. А почему? Потому, что они вовремя проводят обряды, которые ты считаешь замшелой мурой, и снимают с себя всю ту пакость, что налипла на их аурах и магическом ядре, а ты год от года становишься все более неуклюжим, не имея к этому, вроде бы, никаких предпосылок. — Возьмем для примера, — вклинился Невилл, — праздники Хэллоуин и Рождество. На самом деле это Самайн и Йоль, только переиначенные до невозможности. Но даже так, на Рождество осталась традиция дарить друг другу подарки, сжигать рождественское полено и украшать жилье гирляндами из остролиста. Дин, ты же не считаешь эту традицию замшелой? Нет, не считаешь, наоборот, всячески поддерживаешь. — М? — удивлению Томаса не было предела. — А вот Самайн… Самайн — это та ночь, когда мы, маги, можем поговорить со своими ушедшими предками, получить их благословение на какое-либо задуманное дело, а магглы боятся потустороннего и стали зажигать эти непонятные фонарики, вырезанные из тыквы, считая, что так можно отпугнуть нечисть. Пришедшие в мир магии магглорожденные принесли эту традицию с собой, и вместо того, чтобы почтить память предков, они упорно от этого открещиваются. Хотя я могу понять таких, как наш бывший Министр Фадж, в его яром почитании Хэллоуина, именно Хэллоуина с отпугивающими фонариками, а то придут к ним духи предков и настучат по кумполу за безобразия ими творимые. — Но это же некромантия! — истерично воскликнул кто-то из младших курсов. — Какая к Мерлину некромантия, Свен? Ты так весело болтаешь за ужином с сэром Ником, а ведь это уже некромантия! Если вы не заметили, то во время празднования Хэллоуина в Хогвартсе не остается ни одного привидения. Они все уходят на нижние ярусы, потому что практически весь замок так и пестрит этими зубастыми тыквами. То есть, по твоему мнению, во все остальное время — привидения в Хогвартсе — это нормально, а почтить в Самайн умершего — это некромантия? — Ты так громко кричишь о некромантии, а сам-то хоть знаешь значение этого слова и кто эти маги, которые занимаются некромантией? — спросила Мио. — Это злые маги, — со злостью процедил Свен. — Они любят поднимать полчища зомби и убивать людей их руками! — Начитался маггловских книжек, в которых нет даже капли правды, и верит им, как Святому писанию! — закатила глаза Мио. — Скажи, Свен, кто такой Асклепий? — Ммммм… Великий древнегреческий целитель, который славился тем, что мог воскрешать умерших? Его еще потом обожествляли и ввели в пантеон! — Ну да, ну да, а того, что этот самый Асклепий был архимагистром некромантии, нигде не говорится. Именно благодаря своим некромантским познаниям он мог творить, даже по меркам волшебников, чудеса! — Ты врешь! — воскликнул ошарашенный Свен. — Библиотека Хогвартса, десятый стеллаж от входа, «Большая Магическая Энциклопедия», том три, почитай. Очень рекомендую, — закончила спор Гермиона. — Воскрешать умерших — это привилегия некромантов и только некромантов, Свен. Никто из остальных магов даже близко на такое не способен, каким бы великим целителем он бы ни был! И вообще, в целительстве без знания основ некромантии — никуда. Без этого лекари — всего лишь травники, которые способны диагностировать болезнь, но не способны её вылечить. — А как же кровавые ритуалы с жертвами? — робко спросил кто-то из первокурсников. — Большинство жертвенных даров на ритуальных празднованиях Самайна, Йоля, Бельтайна, Литы — это хлеб, соль, злаки, травы и подарки, сделанные своими руками. Где ты тут кровавые жертвы увидел? В гостиной воцарилась тишина. Все обдумывали сказанное. — Или возьмем Бельтайн, — дав пару минут на осмысление, продолжил Гарри, — который сейчас вообще не празднуется. А что такого страшного в этом празднике жизни? Прыжки через костер как традиция? Так именно эти прыжки через костер и способствуют наибольшему очищению магического ядра от налипших случайных проклятий. Магглы об этом празднике вообще забыли, а рожденные в маггловском мире волшебники и не знали, а теперь, приходя в магический мир, не понимают, зачем он нужен и, как и Дин, считают замшелой стариной. А ведь ритуалы Бельтайна — это ритуалы обновления и очищения вашей магии. Так прошел их первый ликбез по введению своих однокурсников в магический мир. Сегодня они наконец подобрались к теме «Завеса — что это такое и с чем ее едят». А вот после этого уже можно будет говорить о чистокровности, родовой магии и их роли в поддержании этой самой завесы. Северус даже как-то сказал, что гриффиндорцы стали более сдержанными, и шума в Большом Зале стало на порядок меньше. Гарри тогда только улыбнулся. Он вошел в гостиную. Там уже рядком сидели первокурсники, да и остальные гриффиндорцы, приготовившись внимать Невиллу. — О, Гарри, Мио, вы вовремя! — воскликнул тот, и снова обращаясь к слушателям: — Поскольку книг у нас мало, а нас много, то сегодня будет лекция о Завесе между мирами. Итак… Лекция пошла своим чередом. Невилл вещал, остальные слушали, раскрыв рот. Даже многие чистокровные присоединились на этот раз, ведь многие из них, хоть и считались чистокровными, но ни родом, ни родовой силой похвастаться не могли, да и о Завесе тоже слышали впервые.***
В воскресенье рано утром вся компания собралась в комнатах декана Слизерина. — Мы пойдем несколько другим путем, — сказал Харри. — Не будем выходить за ворота Хогвартса, чтобы аппарировать. Я уверен, что Дамблдор где-то поблизости и следит за замком. Сейчас мы все пройдем в мою гриффиндорскую спальню, а там портальной дверью в Блэк-Хаус, оттуда нас Кричер перенесет в банк, а уж там Крохбор посодействует с камином до Министерства. Никто не возразил. Гарри взмахнул рукой и вызвал Патронус. Огромный сияющий жемчужно-серебристый олень склонил голову перед своим создателем. Парень погладил его по морде и сказал: — Передай Шеклболту, что мы выходим, будем минут через двадцать. Олень боднул Гарри по плечу и просочился сквозь стену. Все перемещения прошли без сучка, без задоринки. Сначала по одному шагнули в портал-дверь в комнату Гарри, потом через эту же дверь в Блэк-Хаус. Когда все собрались в полутемном коридоре особняка и расшаркались с портретом Леди Вальбурги, Кричер перенес их по одному в банк, в кабинет поверенного Поттеров, а там уже предупрежденный Крохбор проводил их до отдельного каминного зала, которым могли пользоваться особо привилегированные клиенты банка. В итоге, уже через двадцать минут вся компания вышла из камина в атриуме Министерства, где их уже ждал Кингсли Шеклболт. При выходе из камина Гарри привычно споткнулся, но его удержали сразу с двух сторон. — Не люблю камины, — процедил парень, взмахом руки счищая с себя и других сажу. Не обращая внимания на суетящихся министерских работников (кстати, народу в Атриуме было на порядок меньше, чем запомнилось Гарри), они пробрались к лифту и спустились в коридор, который так долго снился парню. Вскоре они оказались в большом круглом зале, из которого вело множество дверей, все они были без надписей. Там их встретил работник Отдела Тайн. Он проводил их к одной из дверей и открыл ее, начав говорить: — В этом зале собраны все Пророчества, которые когда-либо произносились. Гарри заглянул в дверь. Все пространство зала занимали стеллажи, уставленные небольшими, примерно с теннисный мячик, шариками пророчеств. Большая часть из них казалась просто стеклянной, какие-то мерцали таинственным голубоватым светом, кое-где виднелись осколки. Они вошли и остановились на небольшом островке пустого пространства около двери. — Их же тут тысячи! — восхищенно прошептал Гарри. — Как искать нужное? Это же займет Мерлинову тучу времени! Работник Отдела Тайн отчетливо усмехнулся. — Если хоть одно из них с Вами связано, то они засветятся ярче. Вам просто нужно размеренным шагом пройти между стеллажами и зорко следить за поведением шаров. Те, что смотрятся простыми стекляшками — уже исполнились, там, где виднеются осколки — это многовариантные пророчества… — Это как? — полюбопытствовала Гермиона. — Это значит, что было произнесено несколько пророчеств на одну тему, но с различным развитием событий, и когда его герой выбирал в реальности один из нескольких вариантов, остальные разбивались. — И как это отслеживается? — снова Гермиона. — А никак. Как правило, сбывшееся пророчество можно расшифровать только по факту его затухания и соотнесения его содержания с произошедшими событиями. — Кхм, и как же вы это соотносите, если пророчество потухло? — Каждое пророчество, как только оно впервые появляется на своем месте, — невыразимец махнул рукой куда-то вглубь зала, — его можно услышать всем, кто будет в тот момент в зале, а с некоторых пор, этак лет семьсот, в зале есть зачарованная книга и перо, которые фиксируют эти самые Пророчества в момент их появления. А вот после первого прослушивания Пророчество могут взять в руки только те, кто с ним связан. — Подождите, так это мы сейчас можем просто пройти к этой книге и прочитать? Невыразимец весело расхохотался, от чего шарики тонко зазвенели, и стало понятно, что под капюшоном мантии скрывается довольно молодой человек. — Ну, если вам не лень прочитать несколько сотен фолиантов и соотнести все Пророчества с собой, то прошу! А так, они там просто фиксируются под номером, который есть под каждым из этих шариков. Кое-где под шариками имеются инициалы того, кто их вносил, и тех, с кем они связаны, по мнению вносящего, но это — не факт. — Хм… Понятно, — произнес Гарри. — Значит, просто пройтись по залу, внимательно смотреть, какие из шариков на меня отреагируют, и взять их? — Да, именно так. — Что ж, вперед! Гарри медленно двинулся сквозь стеллажи, внимательно их осматривая. Большая часть шариков не светилась, хотя от света соседних, казалось, что весь стеллаж мерцает сумеречным светом. Вот где-то впереди вспыхнул огонек, и Гарри прибавил шаг. Вот перед ним мягко, но ярко светящийся шар. Гарри специально осмотрел все соседние, чтобы убедиться, что Пророчество действительно среагировало на него. Да, он светился ярче других. На подставке значилась дата 1994 С.П.Т. Гарри аккуратно снял с подставки шарик. Он оглянулся на оставшихся у дверей, но прошелся еще глубже, пока не дошел до стены. Там свернул обратно, но пошел уже между двух других стеллажей. Он уже не особо обращал внимание на шары, так как знал, что Пророчество у него в руках, как тут прямо перед носом озарился еще один шарик. Это заставило остановиться и сделать пару шагов назад, так как по инерции парень пролетел. Действительно, еще один шарик приятно озарял окружающие вокруг пустые стекляшки. «Гарри? Что происходит?» — послышался мысленный зов Мио. Гарри вздрогнул: нечасто они пользуются своими татуировками, им больше живое общение нравится. «Тут еще одно пророчество, Мио. И, видимо, тоже про меня!» Гарри вгляделся в подставку, на которой значилось: 1958 Д.О. Он и это Пророчество осторожно снял с полки. Затем посмотрел на одно, потом на другое, они были абсолютно одинаковые. И Гарри решился, Пророчество № 1994 он положил в правый карман, а 1958 в левый и уже более медленно двинулся к выходу. Здесь, в отличие от первого прохода, большинство шаров были «пустыми», но он все равно внимательно в них вглядывался и не зря: еще в одном шарике при его приближении загорелся огонек и сразу погас. Гарри пару раз пображжировал мимо него, но огонек вел себя странно, он то был, то исчезал. «1980 С.П.Т. – А.П.В.Б.Д. Гарри Поттер -?». «Гарри?» — снова Мио. Гарри объяснил ситуацию. «Невыразимец удивлен до крайности, но говорит брать», — отчиталась Мио. Гарри глубоко вздохнул и прикоснулся к непонятному шарику рукой — ничего не произошло. Тот легко отделился от подставки и оказался в руке парня. Дальше Гарри шел медленно, внимательно всматриваясь в шары, но без остановок, и вскоре добрался до компании у входа. Мио и Драко смотрели на него круглыми глазами. — Что, нахватался, правда? Целых три? — шепотом спросил Драко. — Так что это было? — спросил Гарри, помахивая рукой с зажатым в ней шаром. — Почему такая странная реакция? Там же четко было прописано Гарри Поттер и… — А это, молодой человек, — ответил невыразимец, — одно из тех Пророчеств, в истинности которого никто не уверен. — Как это? — А так. Его принес Дамблдор, давно, в 1981 году, и сам установил его на стеллажах, но «прослушать» его никто не смог, как и подойти. Правило прикосновения для всех Пророчеств в Зале едино. Однако к таким Пророчествам, которые формировались не в Зале… — Не в зале? — Да, Пророчества, которые так или иначе связаны с Англией, даже если их произносят не в Англии, сами формируются в этом зале, именно поэтому в Первый раз их могут прослушать все, кто тут находится. А это было принесено… Не вызывает доверия. Но поскольку оно было изречено истиной пророчицей Сибиллой Патрицией Трелани… — невыразимец пожал плечами. — Трелани? Значит и 1994-е тоже произнесла Трелани… — Что 1994-е? — не понял невыразимец. — Ну, там написано было 1994 С.П.Т. — А… Это год, когда было произнесено пророчество, и, да, инициалы пророка. Северус вздрогнул. Он понял, какое пророчество Гарри снял с полок этого зала. — А что на счет третьего, Харри? — поинтересовалась Мио. — Получается, что произнесено оно было в 1958 году неким Д.О. — Дельфийский Оракул, — встрял невыразимец, — что ж, мы нашли всё, что вам нужно, пройдемте в зал прослушивания. Все покинули Зал Пророчеств, гуськом направляясь за проводником-невыразимцем по этим катакомбам. В конечном итоге они оказались в обычном кабинете со столами, стульями и наколдованными окнами по стенам, только в центре комнаты возвышалась непонятная тренога с горизонтальным кольцом поверху. — С какого начнете? — спросил невыразимец. — Просто положите шар в выемку на треноге, и она начнет проигрывать. Гарри бросил взгляд на мужей, те пожали плечами. Парень подбросил шар на своей руке и вставил его в выемку, куда сказал невыразимец. Тут же над шаром выросла прозрачная голова Сибиллы Трелани, которая закатила глаза к потолку и начала вещать тем самым страшным голосом, который Гарри уже слышал в конце третьего курса, когда она произнесла, что «Он вернется сегодня…», а вечером они устраивали охоту за Петтигрю. «Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда... рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца… и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…» — То самое пророчество, — хмыкнул Северус. — Ложное, — проинформировал невыразимец. — Все признаки действия каких-то подчиняющих чар… Повторение фраз нехарактерно для Пророчеств. — «Империо»? — поинтересовался Люциус. Тогда, когда Северус услышал другое пророчество от той же Трелани, они всю ночь провели в обнимку с Омутом. Слишком уж разнилась манера произнесения пророчеств: того, которое Северус подслушал в «Кабаньей Голове», и того, что услышал, спускаясь с чердака замка после инвентаризации трав. — Вряд ли. Такое состояние «Империо» вызвать не способно, каким бы подчиняющим волю оно ни было, но вызвать Пророческий транс оно не в состоянии, а ведь она действительно в трансе, — невыразимец внимательно вслушивался в слова Пророчества. — «Голос сирены»? — поинтересовался Гарри. — Возможно. В таком случае, устами пророчицы говорит маг, обладающий артефактом… Если я правильно понимаю, вы все подозреваете, что мистер Дамблдор… А он сильный легиллимент и окклюмент… Значит, её насильно вогнали в транс и настроили на волну. Тогда она простой передатчик слов подчиняющего. — Хм… А на расстоянии такое возможно без личного контакта? — Харри? — Понимаете, я уже такое слышал и видел, — смутился парень. — Когда? — В конце третьего курса. В тот самый день, когда, — Гарри стрельнул взглядом на Шеклболта и невыразимца, — мы сдавали экзамены по прорицаниям. Тогда профессор Трелони впала в транс, абсолютно такой же, — Гарри ткнул пальцем во все еще продолжающее проигрываться пророчество, потом подошел к треноге и вынул шар, в помещении воцарилась тишина, — и точно таким же голосом вещала: «ЭТО СЛУЧИТСЯ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ. ТЁМНЫЙ ЛОРД ЛЕЖИТ В ОДИНОЧЕСТВЕ, ВСЕМИ ЗАБЫТЫЙ, ПОКИНУТЫЙ ДРУЗЬЯМИ И ПОСЛЕДОВАТЕЛЯМИ. ЕГО ВЕРНЫЙ СЛУГА НА ПРОТЯЖЕНИИ ДВЕНАДЦАТИ ЛЕТ БЫЛ В ЗАТОЧЕНИИ. СЕГОДНЯ, ДО ПОЛУНОЧИ… СЛУГА ВЫРВЕТСЯ НА СВОБОДУ И ОТПРАВИТСЯ ИСКАТЬ СВОЕГО ГОСПОДИНА. С ПОМОЩЬЮ СВОЕГО СЛУГИ ТЁМНЫЙ ЛОРД ВОССТАНЕТ ВНОВЬ, БОЛЕЕ ВЕЛИКИЙ И БОЛЕЕ УЖАСНЫЙ, ЧЕМ КОГДА-ЛИБО ПРЕЖДЕ. СЕГОДНЯ… ДО ПОЛУНОЧИ… СЛУГА… ОТПРАВИТСЯ… ИСКАТЬ… СВОЕГО ГОСПОДИНА…». — Хм… Харри ты нам не говорил, — чуть обиженно возмутилась Мио. — Да как-то времени не было, — Гарри выразительно пошевелил бровями и повернулся к невыразимцу, — так такое возможно? — Вы уверены в наличии артефакта? — спросил тот. — Да. Я не могу с точностью утверждать, что именно «Голос сирены», но что-то очень на него похожее. — У мистера Дамблдора, — снова уточнил невыразимец. — Да. — Хм… Первое столь сильное воздействие плюс многолетнее нахождение вблизи… Да, такое возможно. Тем более, насколько я помню, именно в это время был пойман мистер Петтигрю, который опять умудрился сбежать? — Именно. — Следующее? Гарри достал из кармана ещё один шар и вставил его в выемку. Над шаром выросла голова старушки, но не было закатанных глаз, скрежещущего голоса. Плавный тихий говор, такой, что приходилось вслушиваться. И глаза. Совершенно обыкновенные глаза, только подернутые какой-то неземной дымкой. «Тёмный лорд заявит о себе снова, но уже есть кому его остановить. На стыке лет родился тот, кто даст надежду. Тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, будет рожден теми, кто трижды бросал ему вызов, рожден на исходе седьмого месяца. И Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы. Разбив оковы тьмы, восстав из небытия, Свет воссияет». — Кха… — Северус прокашлялся. — Ещё больший бред… — Но истинный, — возразил Люциус. — А судя по формулировкам того первого бреда, Дамблдор его слышал и на его основе сфабриковал свое пророчество. Харри? — М? А что сразу Харри? — вынырнул из задумчивости Гарри. — Тёмный лорд заявит о себе СНОВА, — пробормотала Мио. — Это 1958 год. Со времени победы над Гриндевальдом прошло тринадцать лет. Намек на то, что Гриндевальд вернется? Но он же заточен в Нурменгарде! — А Волдеморт? — заинтересовался Шеклболт. — Снова, мистер Шеклболт, «снова», — повторила Мио. — Был бы новый Тёмный лорд, так и сказали бы что новый, а не «снова»… А вот слова «родился на стыке лет», это как раз может быть про Волдеморта. У Тома Марволо Ридлла день рожденья как раз 31 декабря 1926 года — на стыке лет и к 1958 году он уже определенно родился. Тот, кто даст надежду… — Мио выразительно посмотрела на Гарри. — Какую надежду? — снова спросил Шеклбот. — Ну, тут можно по разному трактовать, в том числе и его движение «Вальпургиевых рыцарей» и… — И? — Том — Генри — Эвелин-Лили — Гарри, который родился 31 июля. Остается понять, кому Поттеры трижды бросали вызов, ведь это явно был не Волдеморт… — Вы так в этом уверены? — Ни Поттеры, ни Лонгботтомы в той мясорубке ни разу не встречались с Томом, не говоря уж о том, чтобы трижды бросать ему вызов, Кингсли, — заявил Люциус, вспомнив похожий разговор с леди Лонгботтом. — Угу, — кивнула Мио, — стоит выяснить, что же все-таки произошло в ночь Самайна 1981 года в Годриковой лощине, тогда можно будет и расшифровать это пророчество. Но, однозначно, без Дамблдора там не обошлось… — Дамблдор, — как-то глухо произнес Гарри. — Что? — повернулся к нему Шеклбот. — Это может быть только Дамблдор, тот, кому трижды бросали вызов. Только с ним папа с мамой столь тесно общались. Да и пляски эти Дамблдоровы с ложным пророчеством вокруг моей семьи. Отметина эта, — Гарри ткнул в изрядно побелевший шрам, — там было двое, кто мог оставить мне это на память, и Том этого не делал, остается кто? — Вы хотите сказать, что Дамблдор и есть тот самый Тёмный лорд? — выдохнул Шеклболт, потом резко осекся. — Хотя… Его довольно долгая дружба с Гриндевальдом… — Дружба? — Оу, вы же ещё не знаете. Скиттер взялась за написание опуса «Достижения и ошибки Дамблдора». Она уже довольно много накопала про его молодые годы. Так вот Альбус и Гриндевальд были друзьями не разлей вода ровно до тех пор, как в случайной драке не погибла сестра Дамблдора. Точнее, что там случилось, никому неизвестно, но друзья крупно повздорили. Настолько крупно, что сошлись в магическом поединке, а тут на шум выскочила Ариана. Авроры так и не разобрали, от чьего заклинания девушка погибла — Дамблдора или Гриндевальда. Списали на случайность, но с тех пор эти двое вроде как больше не встречались вплоть до дуэли в 1945 году. Плюс те факты, что мы на него нарыли… — Опять сплошные вопросы, — хмыкнул Северус. — Там у тебя ещё одно Пророчество, Харри. Полыхнет чаша Пламенем истинным, Проснутся наследники. Вздрогнет источник, силу обретая. Вечная взглянет на мир глазами Уже не ребенка, Но ЛОРДА сестры ЕЁ Тайцзы* вернётся к сущему, Замкнётся петля, воскреснут тройки, Вернётся потерянный, И родится новая. Восстанет беспамятный, Приняв наследие. Сомкнется завеса, Гордыней разорванная. Ответит отверженный За силу ворованную. Гарри осел на стуле. — Писец! Без комментариев. — А что так? — ухмыльнулся Шеклболт. — А! Кингсли, плевать, что там за муть в начале, но концовка! Сомкнется завеса — это надо понимать, что прежде чем она сомкнется, ее разорвет? — Шеклболт посерел. — Ответит ОТВЕРЖЕННЫЙ… Млять, Третья Печать?! В комнате воцарилась гнетущая тишина. — Ладно, — Шеклболт хлопнул ладонью по колену, — у нас ещё одно дело было запланировано, если помните. Невыразимец куда-то исчез, а минут через пять появился с огромной чашей Омута Памяти. — Что, прямо здесь? — удивился Драко. — А смысл куда-то бегать? — пожал плечами Шеклболт. Невыразимец установил Омут на всё той же треноге. И потер пальцами подбородок под капюшоном, который так и не снимал всё это время. — Хм… А ведь этот омут ваш дед делал, лорд Поттер, как раз в 1977 и передал его нам в Отдел Тайн… Как знал, что понадобится. До того момента таких Омутов было всего три. Один уже более пяти сотен лет в Главном здании Гильдии менталистов, второй у лордов Принцев, третий, скорее всего, у вашей семьи, лорд Поттер. И сделаны они Вашими предками примерно в тот же период времени, когда и был изобретен ритуал «Легиллименс иннанимато». Кстати, этот ритуал тоже изобрели ваши предки и предки лорда Принца, в совместной работе, как и обычные Омуты. — Дед? Карлус Поттер? — Он самый… Северус с Люциусом переглянулись. Им слова про замкнувшуюся петлю даже объяснять не нужно было. Северус вытащил из складок мантии флакон с переливающейся ртутной жидкостью воспоминаний и наклонил его над чашей. Струйка тягуче, нехотя потянулась к центру Омута, пока не коснулась дна. Потом уже быстрее, как юркая змейка, перетекла в чашу, расплывшись там зеркальной лужицей. Снейп очень внимательно на неё посмотрел, а потом обошел чашу по кругу, всматриваясь в руны, выбитые на её боках. — Снейп? — рыкнул Шеклболт. — Просто Омуты Поттеры всегда делали совместно с Принцами, а Карлус Поттер обошелся без помощи моего деда. Насколько мне помнится, в то время деда уже не было в живых, а тетка Арида Принц не жаловала Поттеров. — Что ты этим хочешь сказать? — Поттеры — артефакторы, пусть и с высоким коэффициентом в ментальной магии. Тут кое-что нужно доработать. Северус достал палочку, чуть примерился и запел, выводя в воздухе связку рунных знаков. Руны крутились, перемешивались, вихрились в воздушных потоках, а потом, оформившись в круг, мягко опустились на края чаши. Неяркая вспышка, и руны оказались впечатанными по краям чаши. Тотчас ртутное озерцо в ней забурлило, запенилось, вскипело и расползлось по всей ёмкости тяжелыми клубками тумана. — Ну вот, теперь можно просматривать, — удовлетворенно проговорил Северус, убирая палочку в крепление на руке. Шеклболт смерил зельевара подозрительным взглядом. Люциус вздохнул: — Кингсли, сколько можно? После всего, что ты узнал от Харри, все равно противишься и не веришь? Так пригласи твоего штатного специалиста, пусть проверит… — Кинг, всё в порядке, — встрял невыразимец. — Карлус об этом тоже упоминал… — О чем? — Что Чаше нужна будет настройка, и лучше всего это сделает Принц. Чтобы развеять дальнейшую перепалку, Гарри встал между своими супругами и крепко взял их за руки. — Пошли! Он глубоко вздохнул, как перед прыжком в ледяную воду, и первым опустил голову в Омут.***
Короткий миг полета, и он стоит посреди небольшой гостиной одноэтажного бревенчатого дома. Тут рядом материализовались Северус и Люциус, спустя пару секунд Мио и Драко, ещё секунду и Шеклболт с невыразимцем. Гарри огляделся. Бревенчатые не оклеенные обоями стены, в простенке между двух окон большие часы с маятником и кукушкой, а из-под маятника свисает еще и цепочка завода, с камышовыми подвесками. Под часами — простой деревянный стол, покрытый бархатной скатертью неразличимого цвета, ибо в комнате темно, лишь только блики от луны, заглядывающей в незашторенные окна с легким кружевным тюлем. Вокруг стола стояли простые деревянные стулья с высокими спинками. А в другом конце комнаты примостились два то ли недокресла, то ли мягких стула: ножки и подлокотники деревянные, а сиденье и спинка мягкие. И такой же то ли диван, то ли кушетка со спинкой. Полы устилали три длинных дорожки лоскутных половиков. Молча, не переговариваясь, вся компания прошла за тонкую, составленную из крашенных досок перегородку. Там на широкой кровати с железными спинками и панцирной сеткой, закутавшись в одеяло с головой, кто-то спал. Справа, за такой же тонкой перегородкой находилась ещё одна комната. Там на точно такой же кровати тоже спали, только укрывшись одеялом до пояса. Пара. Молодой парень от силы лет восемнадцати, но с хорошо накачанной мускулатурой, спал на спине, закинув одну руку себе за голову, а другой прижимая к себе столь же молодую девушку. Даже в свете луны её волосы можно было назвать ярко-рыжими. На лицо парень был как Том Риддл в свои шестнадцать лет. Именно таким Гарри его и видел в воспоминаниях дневника. А рядом с кроватью родителей стояла деревянная кроватка малютки, тоже сладко спавшей, прижимая к себе огромного пупса, почти с неё ростом. Гарри залюбовался этой мирной картиной настолько, что даже позабыл где они и зачем. Он нерешительно склонился над кроваткой и хотел уже было погладить маму, а то, что это была Эвелин-Лили, он не сомневался, как его отрезвил звук разбившегося стекла. Дальше было как в кошмарном сне, и больнее всего было от того, что он был не в силах что-либо сделать, чем-то помочь своим близким. Его сжимали в объятиях Люциус и Северус, а он смотрел на то, как Дамблдор и Грюм расправляются с его семьей. — Шелли? Диборн? — только и охнул Шеклбот. Они даже не скрывали своих лиц. Ни оборотным, ни мантиями с капюшонами. Генри успел проснуться и даже успел схватить свою волшебную палочку, но она оказалась бесполезна против действия «Вздоха Анума», тогда он стал бороться обычными маггловскими методами. Да и Кристина с Кариной не отставали от своего сына и мужа, но куда им троим было против десятерых налетчиков. Однако шестерых они успели вырубить и серьезно ранить, но их скрутили магическими путами, а потом началось. — Ты хотел уйти от меня, Том? Не хотел становиться Тёмным Лордом, Том? — с безумным присвистом бормотал Дамблдор, насилуя Кристину. — Не выйдет, Том. Я тебя заставлю вернуться в Англию, Том… С другого конца было слышно ржание остальных нападавших. Трое пришедших в себя издевались над Генри, а Грюм прямо перед ним с садистским удовольствием насиловал Карину стойкой от торшера. — Смотри, мразь, смотри, что я делаю с твоей недочеловечкой! Так ей и надо, шлюхе. Ведь нимфы — шлюхи! Ты этого не знал? Ну, это неважно… Сейчас я с ней закончу, и ты своё получишь, выродок змеиный. Гарри и Мио рвались из рук держащих их супругов. Иногда им это даже удавалось, но они пролетали сквозь насильников как привидения. — А что мы сейчас с твоим Мордредовым выблядком сейчас сделае-е-еем… Грюм трансфигурировал из стойки торшера, которым только что проткнул живот Карины, тяжеленную дубину, вроде той, которой орудовал тот тролль на первом курсе Гарри. А самого Генри нагнули в позу, и его оприходовал тот самый Шелли, перед этим оскопив его. Шелли, не переставая двигаться, развернулся вместе с телом к Грюму, который со своей дубиной уже направлялся к маленькой девочке. Эвелин проснулась от того, что на нее посыпались мелкие стекла, кроватка стояла как раз под окном. И теперь с ревом смотрела своими детскими глазенками на творившийся кошмар и ревела. Из порезов на фарфоровом личике на куклу-пупса капала кровь. — Гарри! Гарри, ты ничем им не поможешь, это всего лишь воспоминания! — пытался докричаться до супруга Северус, а у того уже сверкали клыки и глаза были залиты тьмой. — Мио, солнце моё, я тут, я с тобой, — безумно шептал Драко, прижимая к себе обернувшуюся в нагиню жену. — На девочку смотрите! — вдруг вскрикнул Шеклболт. Все уставились на маленькую девочку в кроватке, которая вдруг перестала плакать, и смотрела, как к ней подбирается Грюм со своей дубиной. Грюм замахнулся, Эвелин-Лили спряталась за огромной куклой и… Дубина со свистом рассекла воздух и врезалась в голову ребенку, но за секунду до удара послышался еле уловимый хлопок. И вот в кровати уже лежит маленькое тельце с размозженной до состояния каши головкой, на которое упала неимоверно большая кукла. А в углу послышался дикий визг, но нападавшие его не услышали, они громко ржали, продолжая измываться над уже мёртвыми телами хозяев этого домика. Ещё минут двадцать в доме царила безумная вакханалия, а потом десяток бандитов подобрали двоих тяжело раненных свиней, которые так и были без сознания, и аппарировали. Из угла, в котором слышался визг, что-то выбралось. Что-то маленькое, лохматое и, топоча крошечными ножками, бросилось к кроватке Эвелин, завывая. — Михрютка-аа-аа… Михрю-у-уу-уутка-аа-ааа… Михрютка-а-аа спа-аа-аас-с-с… маленькую-у-уу-ууу… а-аа-ааа са-а-аам… Это нечто, неопознанное никем из магов, которые призраками продолжали стоять в комнате, поглаживало маленькими лапками остатки рыжих волосиков, которые виднелись в кровавой каше и причитало: — Миххх… рю-у-уу… тка-а-аа! Магов затянуло в воронку перехода.