Я так устал бродить среди высоких стен, где каждый шаг к тебе подобен пытке.
Утро началось не с прохладного душа или горячего кофе, что было бы как нельзя кстати. Утро начиналось с головной боли, стучавшей в висках звонком телефона. — Китнисс, возьми Таймс и прочитай. На второй и третьей странице ужас, а на первой ваше фото! — голос Паркера отдавался в затылке. — Когда я говорил «повеселитесь», я не это имел в виду, дорогая! — Хорошо, сейчас возьму газету и прочитаю. Только не кричи мне в ухо, пожалуйста, — Китнисс говорила сорванным, почти шепчущим голосом. И заснула она около пяти часов утра, и то благодаря Хеймитчу, так вовремя оказавшемся в казино. «Что там может быть, — думала она, спускаясь по лестнице, — кроме наших с Питом фотографий в неприглядных позах?» Действительно, что там может быть? Затуманенный алкоголем разум долго не хотел ей отвечать на этот вопрос, потому что только три часа назад он заснул. Естественно, она и добрую половину не помнила. Как Китнисс вообще на ногах держится? Она взяла с кофейного столика свежий номер Таймс. На первой странице было две фотографии: её и Пита. Заголовок гласил:История о том, как два лица Революции избили беззащитного журналиста и…
Китнисс быстро перелистнула страницу, где самым большим шрифтом, какой она только видела, было написано:…ПОРЕЗВИЛИСЬ В МАШИНЕ
Девушка бесшумно опустилась на диван и поняла, что это была не самая лучшая идея. Ей пришлось лечь на живот и снова взять газету трясущимися руками.«Вчера вечером в казино „Марсель“ проходила благотворительная вечеринка, в которой участвовали одни из самых обеспеченных людей Панема. (Читайте более подробный репортаж с мероприятия на стр. 4-5, 17) Но сейчас речь пойдёт не о нём, и не о суммах пожертвований, а о, казалось бы, незначительном поступке двух политически и финансово влиятельных людей, любящих (?) друг друга Пите Мелларке и Китнисс Эвердин. Спустя долгое время мы наконец-то узнали о них правду! Влюблённые прибыли на мероприятие не вместе и с разницей во времени более часа. Мелларк всё время пытался выкрасть мисс Эвердин. Они танцевали очень раскрепощённо, а потом мужчина увёл девушку прямо из казино, а от главного выхода до парковки нёс на руках, шепча ей что-то на ухо. (снимки 1, 2 и 4) На третьем снимке молодые люди целуются возле машины Мелларка. И вы, конечно, спросите, что здесь такого? Но вот на следующих снимках показано: пара целуется в машине, молодой человек выходит из неё и сидит на асфальте, они начинают прелюдию уже на дороге, а потом, — о, Боже, пощадите наши глаза и уберите детей от этого выпуска! — мужчина избивает девушку уже на заднем сидении машины ремнём. То ли Огненная Китнисс любит погорячее, то ли господин Мелларк не в себе. Мы ставим на второе! Это всё, конечно, было бы смешно, если бы не было так грустно. Наш фотокорреспондент, отснявший этот „пикантный“ материал сейчас находится в реанимации. Угадайте, почему? Пит Мелларк набросился на него с кулаками и, когда наш корреспондент отказался отдавать камеру или стирать отснятые материалы, военный силой отобрал фотоаппарат и разбил его. Он забил ногами нашего журналиста до полусмерти, и его не смогла утихомирить не то что Сойка-Пересмешница, гордящаяся своим красноречием, но и отряд полиции, которому пришлось арестовать лицо Революции и посадить за решётку. Данное происшествие отказываются комментировать представители власти, но мы требуем их ответа. До коли мы должны терпеть выходки таких людей, как Пит Мелларк и Китнисс Эвердин?»
Она помнила драку и свои тщетные попытки остановить взбесившегося Пита. Она помнила эту половину вечера и ночи, но что было потом? Пита арестовали и увезли. Она… но что делала она? Для начала стоит сходить в душ, а потом отправится в участок и заплатить за Пита залог. В конце концов, она не обязана разбираться со всем дерьмом в одиночку.***
Сбитые костяшки пальцев пекли. Пит сидел с закрытыми глазами на деревянной скамье, прислонившись к холодной стене. Его трясло изнутри всю ночь, но со стороны он казался невозмутимым и отрешённым от всего, что окружало его. Пит заглатывал слюну и чувствовал, как она спускается вниз по пищеводу, обтекая его. В полицейском участке был очень жаркий и сухой воздух, а от соседки, сидящей неподалёку от него, несло гниющей капустой и перегаром. Он ни с кем не разговаривал. Его, напротив, прошибали воспоминания, от которых Пит сжимал доску скамьи, а его раны начинали заново кровоточить. Он вспоминал коридор, по которому вёл его миротворец, как его избивали подбитыми железом сапогами, опускали в большую жестяную бочку с водой и приковывали к стенкам руки и ноги, а потом… — Мелларк, за тебя заплатили залог. На выход. Интересно, кто? Он уже знал, что девять из десяти — Хеймитч. Но надежда оставалась. Маленькая, совершенно ненужная. Для него. Он медленно поднялся, лениво прошёл к выходу, совершенно не торопясь. За ним быстро закрыли решётку, а он проследовал за полицейским. Ближе к выходу. Сердце его тарахтело, отдаваясь эхом в ушах. Надо же, как давно он не испытывал этого страха перед решётками и конвоем. Для пущего отождествления с прошлым не хватало оружия, приставленного к затылку или между лопаток, да белоснежной формы, заляпанной кровью. Каково же было его удивление, когда он увидел Китнисс. Он поднял бровь, когда она молча протянула ему пакет. — Переодевайся, — ни одной эмоции на её лице. Он открыл пакет и достал оттуда кожаную куртку, чёрную рубашку и солнцезащитные очки. — Зачем? — Там толпа журналистов и телевизионщиков. Не хочу, чтобы тебя видели в таком состоянии, — очень холодно ответила она и поджала губы. — Заботишься? — улыбнулся. — Как же без этого? Мы же любим друг друга, — съехидничала она, и Пита накрыла новая волна воспоминаний: телевизор, экран которого находится прямо перед его глазами, сцена перед поездом, когда она говорит ему, что не любит его, это всё игра, чтобы вытащить их с Арены, а дальше следует сцена в лесу, с Хоторном, как он обнимает её, целует, какая она в его руках податливая, трепещущая. И как он вырывается, крича, что это ложь, ложь… Истощённый, затравленный, сломленный организм, рассыпающийся на глазах, даже не личность. Просто животное. Интересно, почему он не сдался? Пит думал об этом, когда переодевался и смотрел на неё. Её глаза были скрыты тёмными стёклами очков, но он чувствовал на себе её взгляд. То, как она запоминает шрамы на его теле. И от чего быстро отворачивается, сбегая, как делала всегда. Неужели испытывает угрызения совести? — Пока, — сухо бросает одному из полицейских, когда подходит к выходу и улыбается самой широкой и сияющей улыбкой. Китнисс берёт его за руку, явно с неохотой, и ведёт за собой к машине, в которой сидит водитель. Они садятся на заднее сидение, и Пит захлопывает дверь, заглушая весь шум, но люди бросаются на автомобиль, стучат по стёклам ладонями с зажатыми диктофонами и выкрикивают свои вопросы. Они продвигаются медленно, а потом быстро уезжают, оставляя за собой толпу, жаждущую ответов. — Останови, пожалуйста, через пять кварталов. Мистер Мелларк хочет выйти, — её голос ни разу не дрогнул, когда Китнисс произносила это. Она даже репетировала несколько раз перед зеркалом эту фразу, чтобы не запнуться. — В смысле? Никуда я не выйду. — Нет, ты выйдешь, Пит. И сам, как хочешь, доберёшься до дома. Я с тобой больше не останусь. — Боишься меня? — он придвинулся ближе, сокращая расстояние между ними. — Неужто до тебя дошло, что меня следует бояться? — Нет, не боюсь. Брезгую. Машина останавливается прямо перед остановкой на одной из центральных улиц столицы, и Китнисс выжидающе смотрит на мужчину, наклонившегося над ней и прожигающего её насквозь взглядом. — Хорошо, но пеняй на себя, — он облизывает губы и прикасается кровоточащими костяшками пальцев к её щеке, оставляя кровавый след. «Как символично, — думает Китнисс, следя за тем, как он выходит из машины, — после его ухода всегда остаётся такой отпечаток внутри меня.» Пита бесит её поведение. Бесят её слова. Он надевает очки, скрывая глаза, и поднимает воротник куртки. Сама его спровоцировала. Сама, он не заставлял её. И теперь сама же плюётся в его сторону. Падение. Он чувствует чёртово падение. Снова и снова. Оно, казалось, должно быть привычным, но Пита каждый грёбаный раз трясёт. Это как заедающая песня, засевшая в твоей голове. Она тебе нравится, но тебя бесит из-за того, что сидит в подкорке. Сидит, сука. Он идёт быстро, почти срываясь на бег. Взбесила. Сворачивает с улицы и идёт через огромный парк, по тропинке, срезая дорогу. Он останавливается и срывается на дереве, вбивая в него всю свою ярость, разбивая в мясо руки. Так и должно быть, не так ли? Ярость на время затухает и остаётся только боль.***
Китнисс снимает с себя вещи и направляется голышом, прихватив с собой пижаму, в душ. Замыкается внутри и открывает горячую воду, чтобы больно было стоять под ней. Подставляет лицо струям и стоит так, слушая биение собственного сердца. Кожа краснеет, покрываясь капельками воды, и она глотает воду ртом, почти захлёбываясь ей. Приятно и пусто. Отрезвляюще. Моет голову, намыливает своё тело до скрипа и смывает всё с себя. Весь прожитый день с его звонками, недосыпом, чуждым Питом, совершенно ей незнакомым. Ей тихо и спокойно. Существование на выдохе. Выключает воду, выходит из душа и обтирает тело. Насухо. Закусывает губу, надевая пижаму, и расчёсывает мокрые волосы. Включает фен, который дует в её лицо разгоряченным воздухом и смотрит в зеркало, висящее над раковиной. Оно запотело, и перед глазами вспышка из прошлой ночи. Просто вспышка. Ладони на стекле, его руки на её бёдрах и член. Твёрдый, входящий внутрь, растягивающий её, причиняющий боль. Она прикасается пальцами к шее. Не только боль, верно? Сушит волосы, зачёсывая их назад, потом чуть влажными заплетая в косу. До сих пор больно прикасаться к ягодицам, и на её коже остались кровоподтёки, на руках синяки, на губе ссадина. Но ей противно не от этого. Нет, её это не пугает. Она давно знала, что всё этим и закончится. Или начнётся. На самом деле, Китнисс пугает другое: то его состояние, что никто не мог контролировать. Она сжала руками края раковины и вдохнула кедровый аромат, просачивающийся внутрь неё. Иногда прошлое — это упущенная возможность начать жизнь заново.***
Он столкнулся с ней в коридоре возле его комнаты. Она шла из ванной, и Пит решительно прошёл мимо, подмечая всё: красные следы на шее, синяки на кистях, ссадину на губе, рубцы на еле прикрытых ягодицах и бёдрах, следы от его рук и засосы от его губ. Его бросило в дрожь. Не прочь бы ещё поразвлечься. Пит бы зажал её в углу, подмял под себя, закрыв рукой её рот, чтобы ничего не было слышно, и взял стоя. Мысли закрутились снова об одном — мести. Без поцелуев и особой нежности. Так, чтобы она поняла, что чувствует он. Но он ушёл в ванную, где до сих пор пахло её шампунем. Что-то сладкое и душистое. Совершенно женское, типичное. Он был уверен, что найдёт флакон её шампуня на любой полке любого магазина. И его раздирало. В горле запершило, и он подошёл к раковине и включил воду, вымыл руки и набрал в пригоршню воды, выпивая её досуха, надеясь, что всё пройдёт. «Девчонка любит тебя, Пит» Да-да, конечно.***
Утро началось не со звонка будильника или телефона, а с шума за окном. Китнисс открыла глаза и посмотрела на идеально-белый потолок. Потянулась, перевернувшись на другой бок и уставившись в окно, глядя на ветви цветущей черешни. Фоновый шум вдруг стал отчётливее. Она поднялась с кровати и подошла к окну. Пит перекапывал землю, одетый в одни брюки и садовые сапоги. Голая спина, иссечённая шрамами. Китнисс прикоснулась к тюлю и зажала его пальцами, нервно кусая губу и ощущая медный привкус во рту. Утром можно забыть о том, кто ты в реальности, а кто он, стоящий напротив. И она забыла, представила, что этот Пит действительно тот, кто любит её и хочет быть с ней. Тот добрый и нежный, понимающий и заботливый, сильный и смелый, честный и надёжный. Главное — настоящий. Она смотрела на его тело не как на красивую обёртку. Нет, она видела в нём всё то, к чему стремилась всё это время. Села на угол тумбы и опустила руки к пижамным шортам, оттягивая резинку кистью руки. По утрам всё по-другому, и она ненавидит эту реальность, но сейчас чувствует благодарность ей за то, что он так близко. Круговые, медленные движения, посылающие по телу мелкую дрожь с каждым прикосновением. Она понимает, что сходит с ума, но это только её решение. Смотрит на него, не отрываясь, и представляет, будто бы он касается её пальцами, целует её, гладит, шепчет на ухо, что любит, любит, любит… …что она ему нужна, необходима… …что она его… …только его… С её губ срывается хриплое «да» и прошибает насквозь. Пит поворачивается лицом к фасаду дома и вдруг смотрит на её окно, замечает Китнисс и встречается с ней взглядом. Она с силой сжимает бёдра и теряет способность дышать.