Но придёт святой — гоним всей толпой, Да со смехом со свету сживаем. Вынем из петли, кинем горсть земли, Да напьёмся за помин. Кровь рекою льём, да поклоны бьём И кричим, что платим полной мерой За виток петли, да за клок земли, И за совесть, и за страх.
Прошло два дня. По столице прошлась буря, сломавшая кое-где на окраинах города макушки деревьев и оборвавшая провода. Сейчас, как обычно после такого буйства природы, идёт затяжной дождь. Китнисс не спала двое суток, заперевшись в своей комнате и глядя в окно. Она вспоминала отца. Часто плакала. На неё напали те самые приступы чёрной депрессии и безысходности, когда руки опускались и самым страшным было заснуть. Она наблюдала за тем, как Пит вышел в свой сад, поправляя капюшон дождевика, и подвязал куст шиповника. Китнисс клонилась ко сну, но до сих пор слышала раскаты грома. Её знобило, и девушка, поднявшись с пола, залезла в кровать, укрылась одеялом и начала дышать на свои холодные пальцы, согревая их. Ей казалось, что она не уснёт. Она боялась сна, кошмаров, наваливающихся на неё, но всё равно, уставшая, Китнисс закрыла глаза и отдалась своему страху.***
Она не выходила, и Пит не пытался достучаться до неё или ворваться в её спальню. Он занимался своими делами: складывал свои чертежи, что-то готовил, убирал, листал газеты, смотрел выпуски новостей, по утрам открывал ставни, а по вечерам закрывал их, чтобы защитить стекло от ветвей и сильного ветра. Он звонил Джоанне и разговаривал с ней. Пит удивлялся тому, насколько сильно она изменилась. Может быть, он вовсе не знал её? Кажется, с Гейлом у них всё получилось. Она тихо добавила в конце разговора, что, возможно, беременна. Пит, впервые за очень долгое время, улыбнулся. Он спрашивал про Одэйра-младшего, который пошёл в подготовительную группу. Его усыновил Хоторн по просьбе Джоанны. Видимо, это их и сблизило. Звонила Примроуз, сестра Китнисс, и спросила о сестре. Пит сказал правду, и девочка пообещала, что скоро приедет, как только закроет сессию. Он просил её не волноваться, но девушка была упряма. Пит решил, что это семейное. Заметив, что недавно посаженный куст шиповника начал падать, Пит решил исправить это. Он за эти два дня пришёл в себя и стал абсолютно холодным к окружающим. Люди ничем не отличаются от диких зверей.***
Она была маленькой. В их доме был тусклый свет. Отец держал её на руках и гладил волосы — длинные и струящиеся сквозь его пальцы. Он рассказывал ей истории, давно забытые под страхом погибели людьми. О девочке, давно лишившейся спокойствия. О мальчике, недавно лишившегося памяти. О рыбаке, потерявшем возлюбленную. О русалке, потерявшей рассудок. О смертной, утратившей всю семью. О смертном, утратившим к себе доверие. Китнисс была в его руках. Она чувствовала себя нужной и единственной. Он рассказывал ей её любимую сказку об отважной Элли, верном Тотошке, храбром Льве, мудром Страшиле, любящем Железном Дровосеке и их пути в Изумрудный город. Девочка слушала его рассказ, затаив дыхание. Мир казался таким маленьким, суженным* на одном человеке и его историях. В этом мире всегда было место волшебству, правде и справедливости. Здесь Добро всегда побеждало Зло. Малышка трогала лицо мужчины руками и целовала его щёки, тихо смеясь. Она играла с ним, взрослея с каждой минутой. Неумолимо, неудержимо. И во сне это происходило так быстро! Вот отец её учит разбираться в травах и кореньях; вот показывает, как ловить рыбу; вот делает для неё первый лук; а вот учит из него стрелять. Всё так быстро, хоть бы ухватить пальцами край воспоминания и задержать его, чтобы оно осталось с ней навсегда. Но Китнисс промахивается, с ужасом вспоминая звуки сирены и видя себя в толпе учеников, выбегающих из школы и спешащих по дороге к шахтам. И видит дым. Дым, дым, дым. Чёрный, как будто он из самой Преисподней. Мир неотвратимо делится на До и После. В один миг. — Мама, ты слышишь меня? — шепчет она во сне. — Мамочка, мне страшно! — кричит, сжимая в кулаках простынь. — Мам, не молчи! Только не молчи! Пожалуйста, не молчи! Не отвечает.***
За стеной шум. Пит расправляет кровать, откидывает угол одеяла и смотрит на простынь. Китнисс что-то кричит. Интересно, ему тоже когда-то снились кошмары? Какими они были? Наверняка, об Арене. Он размышляет об этом без особого интереса. Его прошлая личность стёрта, ему интересно, просто интересно, каким он был До? Какими были его родители? Похож он на отца или на мать? Какой у них был дом? Как он учился в школе? Каким был его любимый цвет? О чём он думал? К чему стремился? Кого любил? Пит только хотел познакомиться со старым собой. Нравилось ли ему его имя? Мечтал ли он? А о чём? Или почему нет? Что он ненавидел? Почему? Он ворочался на кровати, глядя то на потолок, то в окно, то на стену, то на пол, то на дверь. Пит задавал себе эти вопросы сотни, нет, тысячи раз. И всё не находил ответы. Надо же, бессонница. Раньше он, вероятно, хорошо спал. Раньше он мог бы заснуть где угодно и в каком угодно положении. Он думал о своём протезе, о том, почему его ранили, отчего он так подставился, что им руководило на двух Аренах. Пит размышлял, правда, но ответа не находил. То есть он был перед его носом, но мужчина отказывался от него, считая, что тот парень был не таким идиотом. Он слышал за стеной стоны и вскрики. Возможно, стоило разбудить Китнисс. Только возможно. Если он не заснёт в ближайшее время, скорее всего, он подумает и об этом.***
Ей снится девочка. У неё карие глаза и смуглая кожа. Кудрявые локоны, мягкие, как пух, волосы и добрая, совсем невинная улыбка. Ей снится ночное небо, проглядывающее сквозь крону деревьев. Ей почему-то страшно и тепло. Она спит вместе с Рутой в обнимку, тесно прижавшись. Сон во сне. Ей снится дым от сырых веток деревьев. Ей слышится голос пересмешниц, несущих три ноты Руты. Она видит поляну, на которой растёт много белых, словно снег, цветов. Лучи солнца струятся и падают на неё. Отчего-то ей хочется плакать и её руки в крови. Ей слышится свист собственной стрелы и хруст грудной клетки. И смерть. Две смерти. Одна от её руки. Она поёт колыбельную, а на руках маленькое детское тело, перед глазами Прим. И всё течёт, меняется. Сон становится тяжелее, мрачнее. Он обращается кошмаром, сущим адом. Китнисс дрожит, ей холодно. Ночь, и рядом истекающий кровью Пит, а под ними переродки с глазами трибутов и Катон, стонущий, уставший бороться. И лунный, ледяной свет. — Только не засыпай. Пожалуйста, не засыпай. — Попытайся убить его. И спасительная стрела пронзает Катона. Отчаянье, отрешённость, оглушительность собственных мыслей и чувств. И новый виток её жизни.***
Ему так никогда не удастся заснуть. Крики за стеной сменились всхлипами и стонами. Пит вышел в коридор. Он сел на пол и прислонился спиной к двери в её спальню. Зайти и разбудить не значит переспать и опуститься. Пит считает до ста и смотрит на стену. На улице льёт дождь и гремит гром. Он пытается дёрнуть ручку, но та не поддаётся. Значит, заперто. Видимо, не судьба. Он спускается по лестнице вниз, набирает стакан воды и делает пару глотков. Проходит в гостиную и ложится на диван. Здесь хотя бы не слышно Китнисс. Он укрывается пледом и поправляет неудобную диванную подушку. В голове целый рой мыслей, которых ему не унять. Он пытается заснуть, но это бесполезно. Пит поднимается с дивана, подходит к шкафу и берёт первую попавшуюся книгу. Включает лампу и ложится на диван, начиная читать первую главу Нортенгерского аббатства**. Не то чтобы ему такое нравится, однако, возможно, этот роман его усыпит.***
И тьма, тьма, тьма. — Ты выйдешь за меня? Он стоит перед ней на коленях. Единственный источник света во тьме воспоминаний. И Китнисс тянется к нему, склоняясь, глядя, как он надевает кольцо на её палец. — Вы будете прекрасной парой, — говорит Цезарь, и все рады и все счастливы: смеются, хлопают в ладоши, веселятся; но только она помнит, как Пит заперся в своём купе и слышит слова Хеймитча: «Но только не так!». Да, не так. Он не умеет плавать, и Китнисс ощущает, что эта Квартальная бойня создана будто для Финника. Ей кажется, что только у него больше всех шансов выиграть. — Знаешь, не стоит так смотреть на меня. Я тебе не враг. И она слишком поздно понимает это. Да, действительно, враг не человек. Нет, система, уничтожающая всё, ломающая невинных и невиновных, пропускающая через себя судьбы. Враг, убивающий её родных, близких, знакомых. Ломающий её. Пит улыбается, глядя на рассвет. Пит касается волн руками. Пит стоит по пояс в воде и наблюдает за Финником, чему-то учится у него. Они разговаривают. Китнисс сидит на берегу и слушает разговор Джоанны с Битти. — Я никому не нужен. И в его глазах столько решимости, боли и невысказанного. Столько всего, что она начинает тихо плакать. — Нет, ты нужен мне. Он нужен ей сейчас. Он нужен ей. Всегда. И так должно быть. Поцелуй, нежное прикосновение пальцев к лицу. И полная тьма. Она слышит выстрелы, чувствует ужас и безысходность. Стрела направлена на Финника, в голове только одно: — Где Пит? Вспышка. — Уходи оттуда, Китнисс. Уходи, слышишь?! Провод, стрела и удар. Сильный, пронизывающий. Боль в рёбрах и груди. Трудно дышать. Слишком трудно говорить. Всё поглощает тьма и где-то пробивается лучик света. Тонкий. — Ты обещал спасти Пита! Не её. Всё не так. И смерть идёт за ней по пятам. Пепел под ногами, голос Гейла в наушнике и звук ломающихся человеческих костей. Ослепляющий серый свет и огромная боль. Двенадцатого нет. Финник вяжет узлы на верёвке. — Лучше бы они умерли. Он внешне спокоен. Почти. Немного дрожат губы и кончики пальцев, истёртые до дыр. Бомбы обрушиваются на Тринадцатый. И всё дрожит, падает с потолка цемент. — Мы не погибли благодаря Питу. С Финником спокойнее и понятнее. С ним проще и легче. С ним не нужно говорить и можно просто молчать, глядя на стену напротив, такую же серую, как и всё, что её теперь окружает. — Ты всё тоскуешь по нему. Любишь, так? Не теряешь надежду. Помнишь обещание? — Как могу я забыть? — Так чего же медлишь? Они сидят и дышат одним воздухом, связанные как узлы на верёвках. — Пора отпустить всех, Китнисс. Она идёт по белым розам, наступает своими грязными ботинками по ним и вдыхает приторный запах, от которого её сразу же тошнит. Она поднимает их, отбирая из рук у всех. Он убьёт его. Или хуже. Что может быть хуже? Хеймитч хватает её, крича: «Я сам». И вкалывает ей успокоительное. Повторяет имя Пита во сне. — Я потеряла их обоих. Я потеряла их обоих. Хеймитч, слышишь, я потеряла их. Потеряла, потеряла… — Гейл, он вызвался из-за меня. — Как же так? — Что мне делать? — Как жить дальше? — Я не могу, не могу, не могу. Выдох. Планолёт. Они вернулись. Живы. И Пит вместе с ними. Живой. Облегчение. Бросилась на шею Гейлу. — Ты цел? — Он там, — указывает рукой дальше по коридору, и она понимает. Бежит. Навстречу. Увидеть бы его. Разрешили бы пройти к нему. Хоть одним глазком. Просто посмотреть в его глаза и понять, что он реален. Она так ждала. У неё дрожат руки, когда она касается дверной ручки и входит в смотровую. Пит сидит к ней спиной. — Пит, я так… Он оборачивается, и Китнисс делает робкий шаг навстречу, потом бежит. Он поднимает руки и вскакивает с кушетки. Обнять. Китнисс хочет обнять его. Но он сжимает её горло. — Пит! Душит. — Пи-и-ит! С силой. Она не может дышать. — Пииииииит! О, Господи. Хоть бы глоток воздуха. Хоть бы капельку. Его глаза превратились в лёд. Прожигающий насквозь лёд. — ПИТ! Пожалуйста, пусть это окажется шуткой. Это неправда. Ложь, ложь, ложь. Не верю. Нет, нет, не верю. — ПИТ! ПИТ! Спаси меня.***
Пит усмехается, перелистывая очередную страницу. Его не покидает мысль: до чего же странные женщины существа. Давно перевалило за полночь и страницы книги убывают. Пит даже сочувствует этому священнику: не мог найти более достойную барышню? Англия ему кажется странной, очень чопорной и церемонной. Чем-то отдалённо напоминающей Капитолий. Здесь так же любят танцы и девушки такие же легкомысленные. Скорее всего, они везде такие же. Он сопереживает Генри Тилни и видит в некоторых его чертах собственное отражение. Как смешно. Его выдёргивает из чтения крик. Громкий, надрывный, женский крик, от которого мурашки бегут по спине и просыпается внутри страх. — Китнисс? — спрашивает он пустоту и быстро вскакивает на ноги, небрежно отбрасывая в сторону книгу. — Пит!!! Он перескакивает через одну ступеньку, быстро поднимается на второй этаж и встаёт перед дверью в спальню. — ПИТ!!! Он дёргает за ручку, но дверь не поддаётся. — Открой! — кричит парень, толкая дверь плечом. — Впусти меня! Дай мне помочь! Но она не отвечает. Он слышит отчётливый хрип, и вдруг вся страшная картина прорисовывается в его воображении: кто-то убивает Китнисс прямо в её комнате, пока парень пытается попасть внутрь. Мелларк отходит на несколько шагов назад, приготавливаясь выломать дверь. Снести её к чёртовой матери. Разбегается и выносит её. В комнате полумрак. Краткая вспышка молнии освещает на миг комнату, и Пит видит, как Китнисс в полубреду душит себя же руками. — Пит, — хрипит она. И парень подаётся вперёд, хватает её за руки и с силой оттаскивает. — Проснись! — встряхивает её, резко поднимая с постели, но она падает обратно, как матерчатая кукла. — Проснись, я сказал! — не церемонясь, бьёт её по щеке, снова встряхивает, но она никак не реагирует. Тогда Пит берёт её на руки и выносит из комнаты. Он несёт её в ванную, опускает её на пол душа и возвращается, чтобы включить яркий свет, бьющий в глаза. — Китнисс, — говорит он требовательно и грубо, — очнись. В ответ тишина. Пит берёт в руки смеситель и включает чуть тёплый душ, который направляет на неё. Вода стекает по телу девушки и бежит к стоку. Он наблюдает за тем, как намокает её одежда и облепливает изгибы девичьего тела. Она тяжело вздыхает и открывает глаза, глядя прямо на него. — У тебя останутся синяки, — Пит показывает на шею. — Зря ты это сделала. Китнисс отворачивается и закрывает лицо ладонями. Её плечи дрожат. Пит не понимает что с ней происходит. — Ты ревёшь, что ли? Китнисс бы ответила ему, но, кажется, она сорвала голос. Снова. — Эй, посмотри на меня, — Пит выключает воду и сжимает её мокрые плечи своими ладонями, насильно разворачивая её к себе лицом. — Ты чего плачешь? Оплакиваю тебя. — Я могу помочь тебе? Нет. Он стягивает с неё мокрую одежду и отворачивается, чтобы найти свежее полотенце, в которое тут же заматывает её замёрзшее тело и поднимает её на руки. — Давай-ка я тебя отнесу в мою спальню. Она всё ещё плачет, уткнувшись носом в его шею и мелко дрожа. Мир, что был когда-то всем, исчез, превратившись в руины. Мир, с которым Финник просил её попрощаться и отпустить. Мир, в котором остался её Пит. Мир, в котором она жива. — Ну я пошёл на диван, а ты здесь будешь, пока я завтра не поставлю дверь обратно, хорошо? Она отворачивается от него, лёжа на кровати и вдыхая запах хвойного леса полной грудью. — Китнисс, хотя бы кивни. Ты слышишь меня? Девушка хватает его за руку и притягивает её к себе, не отпуская Мелларка. Пусть хотя бы на оставшуюся ночь он будет им. — Не уходи, — еле слышно хрипит. Ты спас меня. Но мир Китнисс ещё не рухнул, пока она в его руках.