Той ночью страшный был ураган. Искалеченной птицей упал ты к моим ногам. Я собрала тебя из отдельных частей, Я взяла всё, что нравится мне У роботов и у людей. И мне не было всё равно, Когда ты поджигал себя и устремлялся в окно. Черти мчались к тебе из всех чёрных дыр. Ты метался и разрушал мой комнатный мир. Был твой голод неутолим, Крылья негабаритные очень мешали другим. Нестабильный рассудок, неуловим как дым. Это дикое сердце всё равно бы не стало моим.
Багровые осколки его души были разбросаны в утерянных воспоминаниях. Человек, потерявший всё, может существовать только ради мести, назло. Существовать, не жить. Найденные им осколки он хранил в глубине своего сердца, уберегая ото всех. Пряча, как голодающий, нашедший выброшенный кем-то чёрствую краюху хлеба и боящийся её кражи. Каждое слово, движение, отзвук — прошлое возвращалось слишком медленно. Он терял терпение, но вскоре начал довольствоваться малым, что у него теперь появилось — багровыми осколками умершей личности в его разуме. Он даже принял то, что должен прожить чужую жизнь, вместо собственной. Пит полюбил девушку, даже не заметив, как влюбился в неё. Он не отдавал себе отчёта в чувствах. И ревность. Его разрывала ревность на части, клочки. Это ядовито-противное чувство, жгучее, выжигающее всё доброе, что осталось в нём, приносящее только злобу и боль. Ревность сжимала его горло в стальных тисках, давила на виски, шипела за спиной. Она руководила парадом его желаний и мыслей. Она верховодила им, как только умела. Ему было страшно. Пит понимал, что это выйдет из-под контроля если не сейчас, так потом, не сегодня, то завтра. И он боялся того, к чему этот осиный улей из мыслей, желаний и чувств может привезти. И эти слова Китнисс дали толчок, запустили с такой силой остановленный процесс. Его жизнь теряла что-то важное неумолимо и неотвратимо. Он понимает, что это рассудок и крупицы доверия. И пожар, разбушевавшийся внутри, он уже не может остановить. Всё-таки, насколько мало нужно ему, переродку, чтобы сорваться с крючка.***
Китнисс устала, поэтому остановила машину на обочине трассы. Был полдень, они уже проехали Второй дистрикт. Солнце пекло, и она облизала пересохшие губы, открывая бардачок, чтобы достать бутылку воды. — Китнисс? — голос Пита был сонным. — Мы сейчас где? — На пути к Третьему. — Уже? А сколько время? — Пятнадцать минут первого, — взглянув на наручные часы, сказала она. — Почему ты меня не разбудила? — Ты хорошо спал и устал. Я не хотела тебя будить. Извини, но можно я пересяду на заднее сидение, а ты сядешь на водительское? Я уже не могу вести машину. Засыпаю. — Хорошо. Девушка вылезла из машины, оставив открытой дверь, и легла на заднее сидение, подтянув к груди ноги. Она заснула, когда Пит сел за руль и поехал дальше.***
Пит ел бутерброд и запивал его водой, ведя машину. Он думал. Не мог прекратить остановить этот бесконечный рой мыслей. Они сводили его с ума. Знала ли Китнисс, что настоящий враг сейчас ведёт машину? Узнает ли она его? В нём пробуждался убийца с каждой секундой. Спусковой крючок. Такое простое желание вернуть ему память. Её желание. Что могло скрываться за этим? Почему его посещали видения, снились такие странные сны? Почему его рука настолько сильно сжимает руль? Почему их не пускали в дистрикт? Из-за чего его память стёрли? Кто тот парень? Тот Главарь? Как всё это связанно с его прошлым? С прошлым переродка? Капитолийского биологического оружия, направленного на убийство одного человека. Всего лишь одного. Одного ли?.. Его мозг представлял собой заброшенный дом с обшарпанными стенами, протекающей крышей, часто заколоченными досками окнами и дверями. Здесь взрывались электрические лампы, царапая лицо. На полу были сломанные доски и много разбитого вдребезги стекла. На стенах висели треснутые зеркала в полный рост, создающие бесконечные коридоры, в которых отражался он. Сырость, грязь, сквозняк. Ни единого лучика света. Убогая картина убогого человека. Жизнь ли это? Стоит ли так жить? Почему бы тебе просто не прибавить скорости и не вылететь на встречку? Нет! Внутренний диалог, ведущийся ровно бесконечность. Утихающий, уходящий иногда на второй, третий, четвёртый план, но всегда возвращающийся. Кто я? Кто ты? Кто мы друг для друга? Муж и жена? Любовник и любовница? Возлюбленный и возлюбленная? А, может быть, всего-навсего убийца и его жертва? В его мозгу, в том доме его сознания жил он, она, и ещё одна она, и ещё один он, и ещё другой он. Совершенно другой он. Пугающий он, даже его самого. Пытающийся прорваться к нему, достучаться. Его дьявол, которого он принимает иногда за голос разума. Машина едет, он её ведёт не превышая скорость, следя за дорогой, игнорируя желания. Этот страх. Кто же он? Убийца-убийца-убийца! Переродок, не человек. Ты давно не человек. Ты давно перестал им быть. Ты всего лишь культивируемое другими оружие. Ты смерть. Смерть. У тебя её лицо, её глаза. Ты охморён. Давно уже охморён. И яд, текущий по твоим венам, изменяет твою личность, перекраивает, даёт цель существования. Ты никчёмен. Ты никто, ничто. Когда ты в последний раз чувствовал себя живым? Ты мертвец. Ходячий мертвец. Убей её! То, что тебе нравится запах её крови, доказывает, что ты зверь, дикое животное. Ты не человек. — Послушай меня, Пит. Просто послушай меня, Пит, — девушка из его головы встаёт перед переродком на колени. — Ты не сможешь вернуться назад, если сделаешь это. Но переродок заносит руку и бьёт её по лицу, наотмашь. Она падает, и он начинает забивать её ногами. — Не делай этого! Отражение, проклятое отражение его сущности. Это отражение всего лишь сосуд. — Убей её. — Не убивай. — Убей. — Нет! — Пит кричит, нажимая со всей силы на тормоз и останавливая машину. Китнисс просыпается от удара и крика Пита. Она видит, как он выскакивает из машины и, пройдя несколько метров, падает на землю, сжимая голову руками. Её бросает в дрожь. Она понимает. Без слов, видя это, Китнисс понимает и выходит из машины, останавливаясь за его спиной. — Пит? Он скулит от того, что с ним происходит. Закусывает губы до крови и расцарапывает пальцами шею, причиняя себе боль. — Не делай этого, — она опускается рядом с ним, отнимая его ладони от шеи. — Почему? Китнисс, почему? Она наклоняется к нему, сжимая его в объятиях и укачивая, терпеливо шепча: — Дыши. Глубоко дыши. Всё будет хорошо, Пит. Всё будет хорошо. Ты знаешь, что это неправда. Что он тебе говорит, это ложь. Не слушай его. Просто не слушай его. Не поддавайся. Я рядом. Всё хорошо. Я доверяю тебе.