***
Когда утром Пак приходит в комнату юного господина, чтобы помочь ему одеться, тот понимает, что бета не спал всю ночь. Мягко говоря, Чанель выглядит ужасно, будто это ему предстоит сегодня неравный бой с самым искусным воином Китая. Бекхен тоже чувствует некоторое волнение, как перед экзаменом. В нем пульсирует стойкое ощущение, что сегодняшнее событие в прошлом произойти не должно было, и теперь страшно оттого, чем все может обернуться в будущем. Но сделанного не воротишь. Министр Бен говорит о том, что собирается посетить дворец, сегодня пройдет собрание, там же будет присутствовать и тегун. Бек пропускает почти все слова отца мимо ушей, но на имя своего альфы цыкает, про себя думая: «Какого хера он вечно мне про Манекена талдычит?» Министр культуры говорит про принца дальше, но внимание его отпрыска уже ускользнуло в сторону Чанеля, пытающегося прожевать салфетку. Когда омега выдергивает изо рта слуги обслюнявленную тряпку, старший Бен уже отчаивается закончить мысль. Пожилой альфа лишь тяжко вздыхает и машет сыну на прощание. Первым в списке у Хена на сегодня, конечно, Минсон. Ким говорит, что Шанг так и не ложился. Во дворе все еще слышится ругань и свист меча. Бекхен думает, что вспыльчивый альфа злоупотребляет энергетиками или втихаря сожрал весь запас кофейных зерен со склада. Иначе как объяснить его неугасаемый пыл? Сам омега выглядит примерно так же, как Чанель - Бен при всем желании не мог выяснить, у кого из них темные круги вокруг глаз больше. До вечера время уходит на то, чтобы научить Минсона складывать журавлика. Оригами чудесным образом отвлекает от мысли о предстоящем сражении. Чан тоже втягивается в процесс и даже умудряется выстроить целый ряд бумажных фигурок и заработать похвалу от любимого. Когда троица покидает двор Кимов, Лу все еще тренируется. Бекхену очень интересно знать, чем занят его противник. В доме кисэн царит обычная суета, веселье и беззаботность. Отовсюду слышится игривый смех, музыка и песни. Гостей встречает управляющий и сразу предлагает лучшую комнату, но Бек отрицательно качает головой: - Мы здесь, чтобы поздороваться с господином Таном. Где его можно найти? - Наш хозяин сейчас на заднем дворе. Я провожу вас. Обогнув угол очередного дома, управляющий кланяется, вытягивая руку в направлении нужной дорожки. Бета уходит, а Бекхен и его сопровождающие идут вперед. И уже через несколько шагов все трое одновременно замирают. - Ну что, ребята, вам пиздец. Задний двор – это небольшой сад камней. По периметру он огражден невысоким забором с черепицей. В центре разбит маленький пруд, в котором плавают кувшинки. В дальнем углу двора стоит медная чаша с ароматическим маслом, запах которого витает в воздухе, неся всем вдыхающим его умиротворение. Спокойствие. Тишина. Здесь не слышны праздничные выкрики кисэн и подвыпивших клиентов. Музыка глохнет. Даже собственный голос превращается в едва различимый шепот. Во всей этой гармонии движется только одно живое существо. И альфа нисколько не нарушает баланс пространства, наоборот, кажется, что именно он задает окружению нужный тон. Фэйминг одет легко – в нижние одежды телесного цвета. Волосы распущены и разлетаются шикарным веером, стоит мужчине сделать оборот вокруг себя. Его движения абсолютно бесшумные, зрители даже не сразу понимают, что Тан танцует с обнаженным мечом. Именно танцует. Иначе это назвать было бы кощунством. Бекхен чувствует, как учащается пульс, когда ловит взглядом грациозные выпады альфы. Омега не верит, что тот оставлял свои занятия. И не понимает, зачем? Тан Фэйминг был рожден, чтобы держать в руках меч. Стакан вина в его изящных длинных пальцах смотрится убого. Никакие ласки самых умелых кисэн не заменят этих ощущений подрагивающего опасного острия в руках. Ни один стон не может заглушить звук рассекающего воздух – тихо-тихо(!) – лезвия меча… Фэй замирает, припав на одно колено и отведя руку с мечом за спину. Стоит так пару секунд, а затем резко выпрямляется. - Рад вашему визиту, - кланяется Тан. Бекхен порывается аплодировать, но вовремя берет себя в руки. Глаза Минсона полны слез, он поспешно опускает голову, чтобы скрыть это. Чанель бледен, словно призрака увидел. Альфа подходит к гостям, и видно, что он совсем не запыхался. Даже пот не выступил. Господин Бен некстати вспоминает раскрасневшееся от потуг лицо Шанга. Необъяснимое раздражение волной захлестывает Бекхена, он брезгливо морщится от чужого запаха. - Как поживает Нини? - Кто? - Ким Чонин. - Ах, мой малыш… - Минг убирает меч в ножны. – Мальчик долго не мог уснуть, поэтому мне пришлось лечь рядом и успокоить его. - О, ну, конечно. В ваших объятьях он сразу вырубился? – скептично фыркает Хен. – Спели ему колыбельную? - Почти. Просто сказал, что не нужно бояться своей судьбы. Говорил, что то, что должно случиться, обязательно произойдет. Малыш слушал меня и уснул. - Какие прелестные сказки. А вы не рассказали малышу, что люди и сами неплохо строят свою жизнь, не уповая на какое-то там Провидение? - Я вижу, вы не фаталист. - Абсолютно. Ибо на хуй я такой Фатум наматывал и в васаби макал! Пак громко охает и спешит прикрыть рот господина руками, Ким все еще витает в своих невеселых мыслях, а вот Фэйминг выглядит весьма обескураженным. Он таких корейских слов еще не слышал. Бек думает, что «ну и хвала хурме!»,- здоровее психика будет. Вспышка угасает, и омега вежливо просит хозяина дома выделить свободную комнату, где они смогут дождаться позднего вечера. Кажется, это не солнце село, а альфа принес с собой мрак. Лу Шанг появляется в воротах в тот момент, когда на небе загорается первая звезда. Альфа дышит так тяжело, что не остается сомнений – он бежал сюда бегом. Кисэн и слуги знают о предстоящем бое. Беты уводят гостей в комнаты и стараются развлекать так, чтобы клиенты не думали о том, что происходит на заднем дворе. Фэйминг встречает ученика с радушной улыбкой и предлагает сразу пройти на место сражения. Разумеется, троица спешит за альфами, покинув гостевую комнату и расплатившись за ужин. Шанг с прищуром осматривает дворик, и вдруг его ноздри раздуваются, он резко разворачивается в сторону одного из ханоков, которые стоят за забором на возвышении. Бекхен прослеживает за его взглядом и замечает, что створки чхан, выходящих на задний двор, чуть приоткрыты. Ровно настолько, чтобы в щель можно было подглядывать за тем, что творится снаружи, но самому при этом оставаться незамеченным. Господин Тан тоже ловит интерес Лу к одинокому домику и понятливо хмыкает. Альфы расходятся в разные стороны и достают мечи из ножен, занимая привычные стойки. Минсону кажется, что они стоят так вечность. Чанель отходит, чтобы зажечь фонари, висящие вдоль забора. Затем раб присоединяется к своему хозяину, вставая за его спиной. Ким тоже находится рядом. Он ведет мысленный отсчет, мерилом служат гулкие толчки в грудной клетке, с каждым буханьем которых все больше закладывает уши. Тишину разрезает яростный «ыы-е-арх!» Шанга, сорвавшегося с места, в два шага оказывающегося возле бывшего учителя. Фэйминг мелодично смеется и плавно уходит от замаха. Тан снова прячет меч в ножны в то время, пока юный альфа беспрестанно молотит воздух сильными выпадами, но ни один из них не достигает цели. Мин стонет и оседает на землю, Пак не успевает поддержать его и теперь просто сжимает за плечи, а Ким лишь кусает губы, наблюдая, как его будущий жених безрезультатно совершает кучу лишних движений. Видно, что альфа слишком возбужден и зол, чтобы успокоиться и вести бой достойно. Пару раз Лу прибегает к нечестным приемам, на что Фэй качает головой и грозит пальчиком. Бекхен отчаянно старается быть субъективным, но не может удержать рвущееся наружу выражение восторга на лице – Минг прекрасен в этом искусстве, именно сейчас мужчина выглядит самим собой и лучше бы ему навсегда таким остаться. Тан заметно начинает скучать, легко отбивая ножнами атаки ученика. Шанг, наконец, приструнивает свое негодование, чуть успокаивается и даже умудряется сделать надрез на рукаве учителя. Фэй щелкает языком, отскакивая, вытягивает руку, чтобы посмотреть, подлежит ли восстановлению наряд, затем хмурится и вытаскивает свой меч. Лу радостно восклицает и с новым приливом сил кидается в бой. Но теперь ему приходится сложнее: господин Тан решительно не хочет проигрывать. Фэйминг совершает неуловимые шаги, словно летает по воздуху, а когда замирает, с плеч Шанга сваливаются оба рукава, оголяя мускулистые плечи, на которых тут же выступают глубокие порезы. Минсон больше не может выносить этого зрелища и убегает со двора. Чанель было кидается следом, но его пригвождает металлическое: - Рядом, Чанни. Бой еще не окончен. Лу шипит, глядя на то, как кровь капает на песок, но тут же смахивает прилипшую от пота челку с лица и атакует. «Он точно на батарейках. Всю ночь не спал, а еще трепыхается. Я его даже уважать сейчас начну» Бекхен чувствует, как отекают ноги, и ломит в пояснице из-за долгого стояния. Ему бы присесть. Вот, даже в глазах темнеть начинает от усталости. Или это ночь полностью вступила в свои права? Альфы дерутся с таким ожесточением, что их мечи высекают искры. Тишина заполняется тяжелым дыханием и рычанием. Лу настолько неутомим, что даже его учитель начинает потеть. Но это младшего не спасет, он заметно ослаблен и вымотан динамикой боя. Тан в воздухе перехватывает меч за лезвие и рукояткой бьет Шанга по позвоночнику с разворота. Тот охает и падает на колени. Господин Бен готов поспорить, что одновременно с возгласом альфы он слышал еще один – из того самого ханока за забором. Лу зажмуривается и выкидывает руку с мечом перед собой, ставя блок, но Фэй лишь смеется над его попыткой защититься. Исход боя очевиден. Если только не… - Мммх~ Бек округляет глаза. Он не верит, что этот томный звук сейчас издал он. Но кроме него больше некому. Потому что все взгляды обличающе устремлены на него. Омега понимает, что вцепился в рукав своего личного слуги, но не помнит, когда это сделал. Низ живота тянет ноющей болью, все внутри закипает. Кровь пульсирует в висках, мешая фокусировать взгляд. - Чан-ни-их, - господин Бен пытается всего лишь позвать раба по имени, но выходит какое-то сладкое мямлянье. Альфы перестают бороться, почуяв притягательный аромат. Зрачки Тана моментально заполняют радужку. Шанг смаргивает оцепенение и выбивает оружие из рук учителя. - Вы проиграли, - рычит альфа и выбегает со двора куда-то в сторону одиноких домиков. Фэйминг не до конца понимает, что только что произошло, для него гораздо важнее этот дивный запах, который давно перекрыл благовония масел. - Юный господин, ваш аромат… Он усилился! – Чанель подхватывает омегу, помогая стоять прямо, потому что у него самого это плохо получается. - Быстрее уведи меня отсюда, идиот ушастый!! - Это т-течка? – порозовев, спрашивает бета. - Я могу вам помочь, - встревает Фэйминг. - Ой, бля! Конечно! Еще как можешь! Чанни, блять, быстро меня отсюда телепортировал!! Наконец, раб вспоминает о своих обязанностях защитника и, игнорируя возбужденного альфу, уводит Бекхена со двора. Несколько клиентов, позабыв про кисэн, выглядывают из чхан, когда господин Бен пробегает мимо. Но Пак успешно маневрирует между всеми желающими «помочь». Повезло, что на улице глубокая ночь – прохожих очень мало, так что до дома Бенов добираются без происшествий. Фэймингу приходится делать короткие вздохи, дожидаясь, пока аромат течного омеги выветрится без остатка. Господин Тан только сейчас осознает, что проиграл бой. Мужчина не думает кидаться на противника с детским «это было не честно!», Шанг заметно вырос за эти годы. Он смог собрать волю в кулак, тогда как мягкотелый, охотливый до телесных утех, владелец дома кисэн польстился на соблазнительного омегу, позабыв о том, что ставил на кон. Терять красивого мальчика жалко, альфа еще не успел раскрыть его чувственность до конца. Чонин всегда жутко смущался, стоило хозяину дотронуться до него, а уж о том, чтобы раздеться перед ним, и говорить не стоит. Фэй понимает, что так и не смог бы продавать тело Кима клиентам. Мужчина усмехается, про себя укоряя: «Ни себе, ни людям»… Успокоив разбушевавшиеся гормоны, Тан решает, что хочет поздравить бывшего ученика с победой и лично вручить ему приз. Только вот где Лу? Минг уверен в том, что не ошибется, если проверит тот самый ханок с приоткрытым чхан. Не у одного омеги сегодня началась течка. Точнее, у Чонина она только наступала – запах усилился, но более тяжелых симптомов еще не было. Это первая течка Кима, которую он проводит в доме кисэн, и хозяин его планировал самостоятельно разобраться со всеми волнениями, возникающими при этом деле. Какая досада. Ночь сегодня довольно прохладная, но когда господин Тан подходит к домику, ему становится душно. И воздух здесь значительно гуще. И к запаху амариллиса примешивается другой – терпкий, тяжелый. Такой аромат ясно дает понять другим альфам, что лучше отойти подальше. Когда истинные рядом, их ноты сливаются воедино, создавая целый букет аромата-кокона, который окутывает только двоих. И третьему здесь не место. Фэй стоит возле двери, за которой все громче и чаще раздаются шорохи и треск ткани, через несколько секунд альфа разворачивается и идет в свои покои, мысленно попрощавшись с Кимом навсегда. - Боже мой, как ты пахнешь! - Г-господин… - Шанг. Когда мы наедине, зови меня Шанг. Чонин плохо соображает в таком состоянии, но каким-то чудом умудряется понять, чего от него требуют. - Шанг! - О да-а-а! Громче. Ничего не бойся, кричи во все горло. Теперь ты мой. Мой! Кисэн стыдливо прикрывается лоскутами одежды, которую на нем разорвал альфа, едва попав в комнату, но руки не слушаются. Они словно наливаются горячим воском. Весь омега состоит из него, и мальчик плавится, плавится от одного горящего взгляда, а когда его кожу нежно оглаживают, он стонет, как никогда раньше не стонал. Ким забывает о том, где находится, забывает свое имя и статус. Сейчас он любим, он чувствует это. Альфе не важно, кто его отец, альфа не платит за эту ночь ни копейки, альфа обнимает так, что кисэн сам готов расстаться со всем, что пожелает его пара. А Шангу нужно лишь одно – Чонин, весь, без остатка. Ким не хочет думать, отчего руки Шанга такие умелые, как он угадывает, где именно тот хочет ощутить прикосновение. Мальчик становится горячей бесформенной массой, готовой принять любой вид, какой ей придаст тот, кто держит его в руках. Не смотря на пляшущее в глазах желание, действия Лу последовательны и осторожны. Он не хочет, чтобы его малыш плакал от боли. Нет. Он заставит его рыдать от наслаждения, заставит умолять о продолжении, и только после того, как Ким чуть осмелеет и сам вопьется в его губы неумелым, но жарким поцелуем, вернет всю ласку сполна. Боль и стыд – это то, что заставляет омегу смеяться. Не в этот раз, только не когда он со своим альфой! Нет, он не сможет сделать Чонину ничего плохого. Он все делает так, как нужно. Он самый лучший. - Ша-а-анг! - Громче! Я хочу, чтобы все знали, кому ты принадлежишь! - Шанг. Шанг! Пожалуйста, я хочу… - Жадный и нетерпеливый. О, как мне это нравится… - Пожалуйста, любите меня! - Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. Если бы Чонин знал хоть слово на китайском, то удивился бы услышанному. И не поверил. Но был бы бесконечно счастлив… Хотя когда альфа переворачивает его на живот и толкается между мокрых половинок, то Ким перестает складывать слова в связные предложения. Думать о чем-то совершенно невозможно. Можно только одно. Кричать его имя…***
- Пак Чанель, что происходит? Бекхен сидит на матрасе в маленьком ханоке на заднем дворе дома Кимов. Раньше он этот домик вообще не замечал. Он больше похож на кладовку – без окон, с одной узкой дверью, запирающейся на висячий замок. Именно сюда его на руках отнес личный слуга, сменил пропитавшуюся выделениями одежду и принес еще несколько сменных комплектов. А так же таз с водой и чистые полотенца. - Здесь вы будете в безопасности. Сейчас я доложу вашему отцу. Затем вернусь с полынью, но вы можете уже ложиться спать, я вас не потревожу и запру снаружи. Вам не о чем волноваться. - Пак, ты ваще че за хуйню несешь?! Какая нахер полынь? Че за ролевухи с запираниями? Я типа под арестом? - Это для вашего же блага… и… а как же без полыни? Надо ведь перебить ваш запах. Она поможет вам успокоиться. - УСПОКОИТЬСЯ?! Чанни! Успокоит меня сейчас только одно – венозный, длинный, толстый член в заднице! И где у вас тут презики продают? - Что, простите? – слуга полыхает ушами, но примерно догадывается, чего так хочет господин. - Охтыжбля, совсем забыл! Вы тут поди предохраняетесь амулетами, молитвами, трахаетесь только в определенные фазы луны со скрещенными пальчиками, а когда кончаете, плюете через плечо три раза? - Два, но это же суеверие, - хмурится Чан. - Етить. - И соитие не обязательно происходит на убывающую луну. Можно… хоть когда, – слуга краснеет еще больше. - Ну заебись, го трахаться! Чанель закашливается, не веря услышанному, но видит непробиваемую серьезность в глазах хозяина и резко отвечает: - Ваше тело – храм!!! - Да через мой храм целое паломничество прошло! Чанни, детка, хотя бы просто замри, дай я тебя поцелую. Будешь дергаться – сорвусь и об тебя потрахаюсь. - Бедный мой юный господин, - горько заключает раб, отнимая от себя чужие дрожащие руки, - как же тяжело приходится омегам… Хен цепляется за одежду слуги, но руки скользят из-за пота, да и сил почти не осталось. Тело горит изнутри, сейчас бы очень пригодились блокаторы – они снижают чувствительность. Но Бен помнит, что съел все свои таблетки в прошлый раз, осталась лишь парочка жаропонижающих, от которых нет проку, если их не принимать в комбинации с другими препаратами. Всего лишь упадет температура, но желание никуда не денется. Бекхен думает, что хуже уже быть не может, но убеждается в обратном, стоит только рабу выйти вон и щелкнуть замком. И без того тесное помещение начинает давить со всех сторон. У Бека нет клаустрофобии, но сейчас становится очень неуютно. Особенно когда одежда вновь пропитывается влагой от тела, Бен снимает бесполезные тряпки и кидается к тазу с водой. Полотенца он игнорирует, предпочитая целиком окунуть голову в тару. Выныривает, отплевываясь от воды. Становится легче. Ровно до того момента, когда холодная вода на коже нагревается и лишь добавляет к общему состоянию растерянности прилив жара. Вот теперь хочется обтереться. Полотенце можно выжимать. Бекхен с рыком отбрасывает его в угол и обхватывает себя за колени, группируясь. Он думает о том, что жизнь в 21 веке стала нереально комфортной, генеральный менеджер не приспособлен справляться с течкой без медицинского вмешательства. Предки имели железные нервы, раз воспитали поколение, обойдясь без таблеток. И как им удавалось сдерживать эти животные рефлексы? Господин Бен понимает, что бредит, когда чувствует чужой запах. Он хотел бы его забыть, но не получается. У запаха есть глаза, вид которых тоже въелся в кору головного мозга. Незабываемый взгляд, который лишает воли. Омега стонет, пытаясь отогнать воспоминания о принце, лежащем у себя в комнате во время болезни. Тегун такой невозможно восхитительный, что хочется реветь. И Бекхен ревет. Потому что он видит, как О встает с постели, те самые глаза скользят по омеге, оглаживают контур тела. Альфа улыбается тепло и нежно… Любовно. Сэхун подходит и садится рядом, успокаивающе кладя руку на низ живота Бека. Хен чувствует чужое прикосновение и стонет, заводя руку за спину. Он ложится набок и повторяет за движениями альфы в своем воображении. Сэ оглаживает его неровно вздымающуюся грудь, и омега тает. Принц щекочет дыханием оголенное плечо, и Бекхен хнычет от того, что ему мало. Руки тегуна большие, они могут быть сразу везде. Но этого все равно недостаточно… Бен не помнит, сколько раз за ночь он кончил, думая об альфе. Не помнит, что заснул. Не верит, что это вообще было возможно в его состоянии. К запаху смазки примешивается запах семени, очень хочется проветрить, но окон нет. Вместо них под потолком сделаны небольшие ниши, в которые запиханы пучки полыни. Бек глубоко дышит, аромат трав немного замещает собственный. Становится легче. Ночь он все же пережил. Рано утром он слышит, как отпирается замок, и встревоженный Пак приносит завтрак. Пока господин жадно поглощает еду, раб выносит использованные полотенца и одежду. Меняет воду и обещает вернуться с обедом. Бекхен посылает его на три буквы, а Ель лишь качает головой, понимая, как тяжело хозяину. Обед Бен тоже проглатывает за секунду, в эти дни он становится особенно прожорлив. Если рядом нет того, кто насытит его другим способом… К бете влечет уже не так сильно, как вчера, но снова унижаться и умолять раба о сексе Хен не может. Зато просит принести огурец, и когда Чанель выполняет поручение, рычит на него, как амурский тигр: - Ты нахуя его колечками накромсал, идиот?! - Вы же сами просили… - Уйди с глаз моих! - Слушаюсь. До вечера омега старается вспомнить все самые противные фильмы о расчлененке, чтобы только не думать о принце. Засыпает только после третьей смены одежды и удовлетворив себя четыре раза подряд. Ноги уже сводит от судорог, но эти игры с самим собой сбивают желание ненадолго. Сны снятся беспорядочные и мокрые, конечно, в каждом из них фигурирует О Сэхун. Утром третьего дня приходит министр Бен и чуть ли не плачет, смотря на сына. - Прости меня, родной, за эгоизм. Я настолько обрадовался твоему возвращению, что забыл думать о твоем личном счастье, - кается альфа, и видно, что он сам не в восторге от того, что говорит. - Ты так мучился. Больше этого не повторится. Все дела я урегулировал. Через неделю пройдет церемония. - Какая церемония? - Твоего бракосочетания с принцем, - словно нет надобности озвучивать очевидное, всплескивает руками министр. - Вот сейчас точно пиздец, - еле слышно говорит Бек.