Б.О.С.

Cafune (бразильский португальский) — нежно проводить пальцами по волосам того, кого ты любишь. ________________________________________________________________________________________________ Не разрывая зрительного контакта, Ким тянет бету за рукав вглубь комнаты. Здесь света почти нет, только клонящееся к горизонту солнце пускает последние лучи в немногочисленные щели меж досок. Пахнет сыростью и еще чем-то сладким. Чанель догадывается, что сливочный запах идет от омеги. Минсон трясется, не отпускает одежду Пака, словно только благодаря этой поддержке может стоять ровно. - П-помогите, - сдавлено просит Сон. Чанель теряется, не зная, что от него требуется. Он сжимает чужую руку и поражается – она так горяча. Бета мнет мягкую маленькую ладонь, в горле пересыхает. Всего лишь касание к коже предмета обожания может заставить человека ощутить себя самым счастливым на свете. Хотя можно стать еще счастливее. Например, если олицетворенное желание вдруг решит прильнуть тебе на грудь. Мин вплетает короткие пальчики куда-то под ворот ханбока Еля и почти повисает на нем, прижимаясь коленями к ногам беты. Пак чувствует, что его тянут вниз, но выпрямляется; не найдя лучшего решения, осторожно придерживает омегу за талию. Ему кажется, что Минсон тихо стонет. Но, разумеется, лишь кажется. - По... могите, - Ким рвано дышит через ноздри, глаза его полуприкрыты, а губы так маняще облизываются юрким языком. – Я… хочу… Омега поджимает губы и зажмуривается, сильнее хватаясь за воротник Пака. Беспросветный глупец доходит до мысли, что человеку перед ним плохо. - Вы весь горите! – Чанель крепче сжимает талию Мина и теперь уже отчетливо слышит тонкий скулеж. – Простудились? Или… - Или. - О боже! Вам нужно срочно домой! В отдельный ханок… и… полынь…и Бета говорит все тише и сиплее по мере того, как Сон тянется к нему губами и замирает в каком-то дюйме от них. Чанель чувствует влажное горячее дыхание. А еще сходит с ума от кипяточного тела в его руках и запаха, который свалил бы сейчас с ног любого альфу. Пак надеется, что ни один представитель этого пола не окажется рядом. Не хотелось бы вырывать трепещущее тело омеги из лап обезумевшего самца. Ель думает, что даже хорошо, что он бета, иначе не смог бы держать себя в руках. Когда искусанные и припухшие губы легко касаются его сухих губ, Чан даже не понимает, что произошло. Он продолжает бережно оглаживать бока Минсона, а тот считает это разрешением к дальнейшим действиям. Он снова притягивает к себе раба и оставляет более различимый след. Губы Чанеля обжигает. Он ойкает и отстраняется, вспоминая свое место в этом мире. Как он мог такое допустить? Да его в меньшей мере стоит выпороть. - Что вы… хотите? Что мне сделать? – Пак убирает руки с талии и сжимает предплечья омеги, заставляя его отодвинуться. Минсон похож на тягучий мед, который прилип к поверхности, а теперь его пытаются отлепить, и вот он растягивается в тонкую сладкую нить, которую можно разорвать лишь языком, облизать. Чанелю очень хочется облизать Кима с головы до ног. Он сладкий, он уверен. Но Сон не в себе. Это все гормоны. Чан все понимает. И снова сокрушается – как же тяжела жизнь омег. Как же тяжела его жизнь! Можно ли быть еще несчастнее, когда приходится отворачиваться от человека, которого любишь всей душой? Когда заставляешь думать себя о чем угодно, лишь бы забыть про блеск лисьих глаз. Когда сжимаешь кулаки до побеления костяшек, лишь бы не протянуть руки к тому, кто никогда не будет принадлежать тебе, как бы этого ни хотелось… Пак хочет убежать. Далеко. Чтобы не видеть, не чувствовать, не знать, не зависеть… Ким Минсон – это как проклятие. Оно накладывается клеймом на сердце, выжигает с шипением свой знак, нет возможности его свести. Бросить его здесь? Невозможно. Он такой беспомощный, маленький, хрупкий… желанный. В смысле, очень хочется ему помочь. Да, он ведь просит помощи? Надо помочь. - Что… - Есть человек, - язык снова увлажняет полураскрытые губы, - человек… один. Он мне нужен. Он как… воздух, понимаете, Чанель-щи? Пак неосознанно дышит так же глубоко и прерывисто, как омега. - Человек? - Да, он… Невообразимо глупый… и… такой далекий. - Вы хотите, чтобы я к вам его привел? Бета насильно усаживает Минсона на пол и пытается выпутаться из его рук, но выходит это, как у мухи, попавшей в паучью сеть. Ким дергает его так сильно, что Ель падает рядом, больно стукаясь коленями, но даже не морщится. Какое ему дело до дискомфорта, когда любимый льнет к нему и дышит в шею? Ох, это мука! - Да… Чан… нель-щи. Я хочу его… Мышцы шеи напрягаются, пропуская стадо мурашек к загривку. Если бы Пак имел право, он запретил бы омеге шептать. И дышать. Это слишком эротично. У него же губы не смыкаются, а выглядят так просяще, что устоять невозможно. Ель, словно загипнотизированный, смотрит на нижнюю губу, которая пухлее верхней, и так хочется ее укусить! Мысль об этом заглушает сознание, поэтому бета не слышит, о чем шепчет господин Ким. - Вам нужно думать о себе, а не о каком-то глупом человеке, - приходит в себя слуга только после нескольких морганий, - вы сейчас очень возбуждены, это опасно, кто-то может воспользоваться… - Пусть. - Что?! - Пусть он воспользуется! Чанель-щи, пожалуйста! Я так долго терпел… но сейчас это уже… выше моих сил! Мне нужен… воздух! - Вывести вас на улицу? – Пак привстает и уже готовится помочь встать омеге. Мин разочарованно стонет и вновь дергает раба вниз, теперь уже укладывая на лопатки. Наклоняется так, что оказывается на нем сверху, прижимаясь грудью к груди, а ноги тем временем поджимает под себя сбоку от паковских. Чанель случайно проводит рукой по спине омеги, когда пытается выровняться под ним, от чего тот прогибается и блаженно стонет. Пак испуганно поднимает руки вверх. Мин ловит его запястья и сжимает их у него над головой. Сбежать теперь задача не простая. - Идиот. Господин Ким облизывает губы. В глазах его стоят слезы. Кто его обидел? Чанель ему голову оторвет! Кто осмелился довести его сокровище до такого состояния? - Лу Шанг… ваш жених… Вы расстроены, что свадьбы не будет? - Идиот, - слеза скатывается по щеке и падает на губы Пака. Слизывает. Соленая и горячая. - Ваш отец расстроен? - Плевать. Сделка все равно состоялась. Я ему больше не нужен. - Не говорите так! Он вас любит! И папа ваш… они замечательные люди, ведь… - Замолчи. Хоть Пак и раб, Минсон никогда не разговаривал с ним неформально. Так что резкое высказывание действует, как тычок. - Минсон-щи, только прикажите… я все ради вас сделаю. - Я не твой господин. - Вы господин моего сердца. Чан зажмуривается и отворачивается. Лишь бы не видеть осуждения или, что еще больнее, насмешки. Жалкое ничтожество смеет любить почтенного господина? Неслыханная наглость. Пак вздрагивает от неожиданности, когда доступно выставленный участок кожи на шее начинают вылизывать с таким упоением, будто это самая редкая сладость в мире. Мин тихо постанывает на ухо Чанелю и осторожно прикусывает кожу, чуть втягивает, чтобы не оставлять краснеющих отметин, и снова ласкает языком. И вертится на нем так, словно сам получает больше наслаждения от того, что делает. Бета снова зажмуривается и пытается уйти от ласк, но молящее «пожалуйста!» заставляет замереть. Ким осторожно, боясь спугнуть, приоткрывает запах воротника, предоставляя себе больше пространства для действий. Он почти забирается сверху, и бета чувствует, как горячо и влажно у Сона между ног. - Чанель… Чанель, - неразличимо шепчет омега, - ты как воздух. Чистый воздух, хочу вдохнуть тебя всей грудью… хочу тебя… Мин тянет за пояс Пака, тот предпринимает последнюю попытку: - Господин Ким! Вы не в себе. Вы будете жалеть… - Я буду жалеть, если не сделаю этого, - он забирается ладошками на оголенную грудь и урчит, - ммм… мой. Мой. Мой! Потом он накажет себя. Потом он придумает себе кару. Потом он будет ненавидеть себя. Потом, все потом. Сейчас нужно перевернуть любимого на спину и помочь избавиться от нескольких слоев одежды. Омеги всегда носят столько ненужных тряпок! Когда на Минсоне остаются лишь сукчоксам* и тансуккут**, Ель замирает и благоговейно ощупывает раскрасневшегося господина взглядом. Мин тянет завязки на груди, но сам снять одежду не решается, давая знак глазами бете. Длинные пальцы сжимают ткань и разводят в стороны, вечерний ветерок задувает сквозь щели дома, так что у омеги от перепада температур сразу встают соски. Или дело не в прохладе? Чанель наклоняется и греет дыханием маленькие горошинки, Мин выдыхает пунктиром и впутывает дрожащие пальцы в волосы Пака, он тут же склоняется ниже и играет кончиком языка с соском. «Ааах!» - такое же сладкое, как и запах. Тансуккут насквозь промокли, ткань натирает кожу, бета развязывает пояс, не отрываясь от вылизывания темно-розовых ореолов. Минсон выгибается, помогает снять с себя штаны и нетерпеливо подталкивает руку слуги к дари-суккут*** - последней насквозь промокшей тряпочке на теле. Ель медлит. - Пожалуйста… - Господин Ким, если я сейчас продолжу, то не смогу остановиться. Я испорчу вас. Когда ваш отец найдет вам нового альфу, вы не смо… - Ты мой альфа, Чанель. Ох, как ноет в груди. Какие сладкие речи. Такие же сладкие, как запах, как губы. Пак припадает к ним губами и мнет без стеснения. Он оставил все попытки себя контролировать. Рядом с Соном можно лишь сходить с ума. Только бы он не пожалел! Только бы не сделать ему больно, ведь опыта ни у того, ни у другого нет… Хотя господин Бен делился некоторыми подробностями своей интимной жизни (тогда личный слуга ужаснулся – неужели юношу принуждали? Несчастный! Из почитаемой семьи, а уже опозорен до брака, бедняжка. Бекхен, правда, выглядел довольным, когда рассказывал о своих похождениях), вспомнив их, Пак решает взять инициативу на себя. Под дари-суккут очень мокро. Чанель сжимает возбужденный орган, и омега давится стоном, неспешно водит рукой вверх-вниз, заставляя партнера метаться, отодвигает крайнюю плоть, обнажая головку, и ласкает ее большим пальцем. Ким распахивает глаза и охает, сам стягивает с себя мешающуюся тряпку. Мин очень горячий везде, бета чувствует, как под его рукой становится еще мокрее, сдвигает ее ниже, к мошонке, мягко массирует, Сон улыбается и жмурится, не переставая стонать, а когда пальцы Чанеля касаются пульсирующего входа, омега выгибается дугой и ведет бедрами, стараясь насадиться. Слуга чувствует, как по спине катится пот. Ханбок на нем уже распахнут, так что он сбрасывает его движением плеч. Чтобы снять с себя все, требуется целая секунда. Ужасно долгая, по мнению омеги, потому что он нетерпеливо приподнимается на локтях и кусает Пака за шею, теперь уже оставляя заметные следы. Чанель рычит и раздвигает его ноги шире, чтобы удобно устроиться между ними. Бета не знает, где Минсон научился так обольстительно улыбаться, словно самый дорогой кисэн двора, но от его взгляда из члена начинает сочиться смазка. Когда омега обнимает его стройными ногами за талию и притягивает так, что их органы соприкасаются, фитиль внутри Пака догорает, и взрывается мощный фейерверк. Не отдавая себе отчета в действиях, потому что о контроле давно позабыто, раб толкается вперед, входя в истекающую дырочку всей длиной. Мин кричит то ли от боли, то ли от радости. Чанель замирает, испугавшись, и сжимает челюсти, глуша звериный рык, что рвется наружу: «Мое… Мое! Он принадлежит мне! Только мне!» Ноги Сона дрожат от напряжения, бета подхватывает его под коленями и осторожно выходит до головки. Молится, чтобы слезы, скатившиеся по вискам и запутавшиеся в волосах омеги, были не от боли. Чан снова совершает фрикцию, только теперь медленнее, чувствуя, как тесный вход обтягивает его член. Невероятное ощущение. Эти минуты единения похожи на сказку. Ель о таком даже не мечтал. Минсон двигает бедрами навстречу все увереннее и легче, Пак почти ложится на него, меняя угол, и омега вскрикивает. Чан понимает, как нужно двигаться, чтобы сумасшедшая улыбка на лице любимого расползалась все шире. Он надеется, что не один летит в пропасть безумства. Ох, если их поймают… Мысли смешиваются в беспорядке, Мин что-то лепечет, но разобрать сложно. Слуга чувствует, что его выдержка кончается. - В меня… пожалуйста, в меня, Чанель. Пак не боится того, что омега может забеременеть, ведь вероятность такого слишком мала, но вот то, что он его опорочил, уже не смыть. Не забыть. И, боже, как это приятно! Он входит еще несколько раз и кончает. Когда он выходит из Минсона, из его попы вытекает немного спермы, но часть все равно остается внутри, омега сводит ноги, чтобы горячее семя не вытекло до конца. Он закусывает запястье и в голос плачет. - Простите… Я посмел… Не сводите ноги! О боже, как я мог так… - Чанель, - Мин вытирает слезы, - обними меня сейчас же. Бета решает убить себя позже. В данный момент ему отчаянно нужно прижать к себе маленького мягкого юношу. Пак гладит растрепанные волосы, расчесывая пряди пятерней. Мин удовлетворенно сопит, как приласканный кот. Чанель нашаривает рукой чью-то одежду и кидает на них сверху, волнуясь, чтобы Ким не простудился. - Теперь ты понимаешь, Чанель? – уставшим голосом спрашивает омега. – Понимаешь, почему ты мне нужен, как воздух? Я не смогу дышать, если ты не будешь меня вот так обнимать. Понимаешь? - Господин Ким, простите меня. Я пошел на поводу чувств и воспользовался вашим положением. Мне нет прощения. - Идио-о-от, - счастливо тянет Сон, целуя грудь мужчины, - это я воспользовался своим положением. Иначе тебя мне было не получить. - Так вы хотели… - Как только понял, что у меня грядет течка, нанял того мальчугана, чтобы передал тебе карту, а сам дожидался здесь. - Это же опасно! – взрывается Чан. – Вас мог учуять альфа! - У меня с собой кинжал. Я бы убил его. - Что вы такое… - Я готов убить, Чанель, любого, кто встанет на моем пути к тебе. - Да как такое… возможно? – не может поверить своему счастью Пак. Его чувства взаимны? - Я бы убил и Шанга. Хотя он сильнее, тогда получается, что я пал бы от его меча. Что ж, это лучше, чем быть его мужем и находиться вдали от тебя. - Вы сошли с ума. - Наверное. Тебе придется взять ответственность. И еще прямо сейчас взять меня. Сон лукаво улыбается и садится на бету сверху, откидывая чей-то ханбок в сторону. Омега соблазнительно изгибается, елозя по паху Чанеля, так что у него снова приливает кровь к органу. Ким берет его в ладонь и не может отказать себе в удовольствии немного поиграть. Чей-то член он трогает впервые, ощущения совсем не такие, как когда трогаешь себя, но нужные движения сами приходят на ум – Минсон обводит уретру указательным пальцем и аккуратно теребит маленькую дырочку, заставляя ее сочиться. Чанель громко ахает и запрокидывает голову. От вида изнемогающего Пака омегу захлестывает желание, он насаживается на член до яичек и сразу начинает двигаться. Нежность отходит на второй план – этот этап уже прошли. Минсон сгорает в пламени страсти и хочет, чтобы Чанель горел вместе с ним. А затем они возродятся из пепла, чтобы продолжить любить друг друга.

***

Лекарства во двор принца доставили только ближе к ночи, и то это был не Пак, а какой-то оборванец с рынка. Он передал раскаяния раба по поводу отсутствия и обещание все объяснить. Господин Бен слушал посыльного без особого интереса – мыслями он все еще был в 21 веке. Бекхен лежит на животе и чувствует, как ноет спина. Хотя больнее свербит в душе. Министр культуры приходил час назад и, удостоверившись, что сыну не грозит опасность для жизни, успокоился и ушел. Напоследок даже обрадовался: «Все сложилось прекрасно! Теперь ты на нужном месте». Вот эти слова задели. Его место. Он всю жизнь его ищет. Приют не стал домом, школа, университет не стали местом приятных воспоминаний, долгожданная работа не радовала должностями… И вот перед носом покрутили вкусно пахнущим кусочком сладости, а затем тут же забрали. Как жестоко. Бек готов поверить в Бога. Но его Бог слишком глумлив. Зачем он издевается? Какие еще каверзы приготовил, чтобы испытать силу его духа? И почему бы ему уже не оставить в покое почти ополоумевшего омегу?.. Чондэ сказал, что мазь подействует за ночь. Может, попытаться сбежать? Из столицы. Чтобы не нашли. Но есть ли смысл? Тут у него есть еда, крыша над головой и теплая постель – всего этого не станет сразу, только он ступит за порог дома тегуна. Бекхен слишком любит себя, чтобы лишать комфорта, особенно если все условия сами легли на блюдечко с золотой каемочкой. Бен строит предположение, что его пребывание в прошлом прочно связано с О Сэхуном. Впервые он появляется на его личной территории. Затем его «находит отец», который пришел к принцу на прием. И только омеге удалось улизнуть из-под королевской крыши, как конь взвивается на дыбы и несет его почти к воротам О. Это как плюс и минус на магните. Куда бы ни направился Бек, его прибивает к берегу тегуна. Внезапно омегу посещает мысль-предчувствие, что если он попытается убежать еще дальше от Сэ, то возвращение может стать еще болезненнее, чем падение с мерина. Рисковать не хочется. Вообще ничего не хочется. Надоело. Ну, вернется он в свой век, а там гадкий Исин со своими интригами, совет, который его ни во что не ставит, все свои голоса заведомо отдавая Джану, Чансоль, который его не помнит, Минсок, с которым он даже не знаком… Зато кресло директора. Когда-то господина Бена волновало лишь это, почему же сейчас он не чувствует удовлетворения? Что изменилось? У него никогда не было по-настоящему близких людей. Были только полезные знакомства. И именно в двадцатом веке он осознал, почему люди общаются. Почему помогают друг другу просто так. Это действительно приятно – сделать что-то безвозмездно, за улыбку. Бекхен ни капли не гневается на Чанеля, который бросил его одного – омега догадывается, из-за кого слуга мог так поступить. Но вот в данный момент Бекхен бы хотел видеть раба перед собой. Пока он решился. Пока не передумал. Он понимает, что подставляется, что ему могут не поверить. Что он доверяет слуге то, чего не знает ни одна живая душа в Чосоне. Но на случай, если он так и не сможет вернуться в свое время, Бекхен должен быть уверен в том, что не стоит опасаться остаться в Хансоне. Он готов к недоверию и презрению. И готов отпустить Пака. Потому что так будет правильно. _________________________________________________________________________________________________ Ребят, если попробуете прочитать это вслух, вам скажут: «Будь здорова!» XD Визуализация: http://twitter.com/OniGa_Kawaii/status/708226782315544576 *Сукчоксам – нижняя рубашка, напоминающая распашонку. Или верх от ханбока, но из ткани потоньше (лен, хлопок, ситец), на завязках. **Тансуккут – нижние штаны, больше напоминающие панталоны самого простого кроя. Из льна или хлопка. Крепились на поясе завязками. ***Дари-суккут (я буду через дефис писать, чтоб типа в одно слово сливалось, ок?) – проще говоря, набедренная повязка -_- Не, ну она реально так выглядит! Просто полоска ткани меж ног, а на бедрах держится поясом. Стринги, блин, древнечосонские, прости хоспади! Хотите, я буду писать «стринги»?))) XD