Мы с тобой разные

Я чувствовал себя верблюдом, хотя нет, верблюд бы мог чувствовать себя нормально. Значит, я чувствовал себя лошадью, на которой пахали пять часов кряду. На мне не пахали. Я добровольно занимался физкультурой. Относительно добровольно. По секрету, в гробу и белых тапочках видал я эту физкультуру. Но хвала небесам, что длится она, как и все остальные уроки только сорок минут, а не пять часов, иначе бы я помер. Вообще, это Вселенская несправедливость. Мышцы в моем теле не способны выполнять никакие функции, кроме опорно-двигательных, во мне роста от горшка два вершка (плакать буду от такого сравнения, но что есть, то есть...). Я типичная глиста в скафандре, так почему у меня все в порядке со здоровьем и я не могу получить дурацкое освобождение от физкультуры?! Даже обычного гайморита нет... Вселенная, ты так жестока по отношению к геям! Ненавижу тебя! Давай расстанемся! Я полутрупом доковылял до своей парты и с облегчением плюхнулся за нее, мгновенно распластавшись по всей столешнице. Мне бы сейчас куда-нибудь на Багамы, полежать у бассейна, попить коктейль, который принес Джордж Клуни... Прозвенел звонок, под который я совсем не тихо застонал, пытаясь подняться на ноги. Мама, забери меня в детский садик. Я не хочу английский! Я хочу спать после обеда и играть в машинки. А Изольда Филипповна будто прочла мои мысли и дала нам самостоятельную. Теперь уже стонали абсолютно все. Это просто эксплуатация подросткового мозга! Я буду жаловаться! Маме... и дяде Васе. Он тоже терпеть не может английский язык. Я уставился в свою самостоятельную и честно попытался сложить буквы в слова, но они нагло разбегались по всему листику и приветственно махали мне не понятно откуда взявшимися руками. Тогда я поступил как среднестатистический ученик плюс истинно русский человек. Написал все ответы наобум и благополучно закончил работу за пять минут. Поздравляя себя с успешным окончанием самостоятельной, я вновь использовал парту, как кровать. Ой, мой милый, сладкий сон! Мы так давно не виделись с тобой! Целых два часа! Возьми же скорей меня в свои объятья! Не успели мы со сном насладиться друг другом, да чего уж там, мы не успели даже легонько прикоснуться друг к другу, как рядом сидящий Паша толкнул меня в локоть, заставляя открыть глаза и приподняться. Я посмотрел на него взглядом, в котором ясно читалось недоброе: «Чего тебе?». Надеюсь, он не собирается у меня спрашивать что-нибудь по самостоятельной. Мои надежды оправдались. Паша ничего не спрашивал, зато протянул на середину парты сложенный вдвое листок. Я тяжко вздохнул, придвигая его к себе и попутно думая: «Что за тайны Мадридского двора? Сказать нельзя?». А затем развернул его и в следующую секунду я с грохотом, переворачивая стул, забыв про усталость, оказался в проходе, налетев на людей, что оказались позади меня, и с ужасом глядел на Пашу, хотя перед глазами все еще стояла одна-единственная аккуратно выведенная строчка с листика: «Я люблю тебя». Нет... Не может быть... - Леванов, с тобой все хорошо? – обеспокоенно спросила Изольда Филипповна. Я отрицательно замотал головой, даже не повернув голову в ее сторону. - Нет, - дрожащим голосом отозвался я. – Мне надо выйти... И не дожидаясь разрешения, я подхватил свои вещи, потому что возвращаться на урок был не намерен, и просто вылетел из кабинета. - Он признался мне в любви! – с паникой заорал я, врываясь в кабинет Романа Васильевича. Мужчина, беззаботно пивший чай, подавился. - Леванов, да что б тебя! Когда ты уже научишься нормально заходить ко мне в кабинет?! Я, тяжело дыша, смотрел на классрука, ожидая, когда же до него дойдет, что я сказал. Через несколько секунд Роман Васильевич нахмурился. - Кто в кого влюбился? - Паша в меня, - срывающимся голосом произнес я. Мужчина нахмурился еще сильней и сделал круговое движение кистью руки. - И-и-и-и, что в этом плохого? По-моему, все просто отлично сложилось. Теперь ты можешь быть точно уверен, что он тебя никогда не тронет, да и Денису не даст. Я, открыв рот, слушал классрука и не верил, что он говорит такое. - Вы с ума сошли? – я совсем забыл, что передо мной стоит человек старше меня. – Это же Паша! А Паша натурал! Бывший гомофоб! - Что-то я не понимаю, а ты чего добивался, когда играл влюбленного в Пашу? - Не этого точно! Он мне нафиг не нужен! Я его терпеть не могу! Я просто хотел ему отомстить... - скатившись вниз по двери и прикрывая глаза ладонью, уже спокойно произнес я. - Поздравляю. Лучшей мести нет, чем влюбить в себя обидчика. Ты можешь гордиться собой. Не знаю, чего там должен был делать я, но Роман Васильевич, судя по интонации, был действительно горд. - Вы совсем ничего не понимаете? – растерянно поинтересовался я, отрывая руку от головы. Мужчина, вернувшись к своему чаепитию, недоуменно посмотрел на меня. – Паша нормальный парень. Он должен начать встречаться с какой-нибудь девушкой, чтобы потом бросить ее и начать встречаться с другой, бросить и ее, встретив другую, которая, если повезет, станет его женой и родит ему столько детей, сколько пожелает их душа. Понимаете? Он должен прожить нормальную жизнь! Паша не создан для этого, - я указал на себя. – Он не может быть геем... Он не сможет им быть! Это не для него. Он не сможет скрывать свою ориентацию от родителей. И это не значит, что он им все расскажет. Это значит, что ему будет тяжело, он будет вечно чувствовать угрызения совести. И он не выдержит того, что люди, которых он будет считать своими друзьями, отвернутся от него, будут считать пустым местом. Он не для этого... - Он влюбился в тебя. - Я не виноват... - обреченно прошептал я. - А кто тогда виноват? - Вы! – выкрикнул я, уставившись на мужчину. Его брови поползли верх. – Вы предложили мне эту идею! - А, да, точно. Припоминаю, - закивал головой Роман Васильевич. – Я так тебе и сказал: «А, ну-ка, Ромка, влюби в себя этого остолопа Ульянова, чтобы ему жизнь медом не казалась! Да еще и спой, станцуй для него при всем честном народе! И в постель затащи к себе, чтобы парень наверняка от своей хвори, что натуральностью зовется, излечился!» - Издеваетесь? – прищурившись, уточнил я. - А ты не вали с больной головы на здоровую, - развел руками Роман Васильевич. – И вообще тут нет ни моей, ни твоей вины. Ульянов просто влюбился. Или может ему кажется, что влюбился. - Лучше бы казалось... - Лучше бы... - согласился Роман Васильевич. До конца урока мы так и просидели в молчании. Роман Васильевич, допив чай, стал проверять тетради какого-то класса, а я, задумавшись, продолжил сидеть возле двери в кабинет. Слава Богу, никому больше не приспичило врываться в кабинет классрука, а то меня тогда наверняка пришибли бы. Когда прозвенел звонок с урока, я стал подниматься на ноги, и тут меня посетила одна совершенно безрадостная мысль. - А что, если нет? – спросил я, уставившись на мужчину. Он оторвался от тетрадей и удивленно взглянул на меня. – Что, если ему не кажется? – уточнил я. – Что тогда будет? Он ведь считает, что я люблю его. - И что ты предлагаешь? Я ничего не предлагал, но после этих слов в моей голове появилась гениальная идея. - Роман Васильевич, давайте встречаться? Лицо мужчины вытянулось, и он закашлялся. - Еще раз. Что? - Давайте встречаться. Понарошку, конечно! Если Паша узнает, что мы вместе, то он отстанет от меня! - Ты хоть думаешь, что говоришь? Меня за это могут уволить! - Ну так мы понарошку... - Леванов, иди отсюда, ради Бога! Я обиженно надул губы и потянул дверь на себя. - ...Да отвали ты, я сказал! – послышался в коридоре голос Паши. Мне резко захотелось превратиться во что-то непримечательное. – Сейчас я с нашим классруком поговорю насчет своих четвертных оценок и помогу тебе! Только свали в туман! - Спасибо, Паш! – прозвучал в ответ девичий голос. А я понял, что чувствуют преступники, пойманные на месте преступления. Пиздец попадалово... Хоть в окно выходи. И я действительно оглянулся в сторону окна, но хвала боковому зрению! Роман Васильевич тоже попал в поле моего виденья. Не раздумывая, я кинулся к нему, и в тот момент, когда раздался стук в дверь, а затем она начала открываться, я уже склонился над мужчиной, целуя его. - Что за?! – высказал свое удивление Паша. Я отстранился от мужчины и состроил испуганное лицо, то есть, то самое, что у меня было в тот момент, когда я услышал голос парня. Роман Васильевич взглянул на меня, как на врага народа. Благо, губы не вытер, а то подозрительно было бы. - Ой, Паша, ты так не во время, - с извиняющейся интонацией произнес я, едва заметно улыбаясь. Паша перевел прожигающий взгляд с Романа Васильевича на меня и, цыкнув, вдруг в мгновенье ока оказался рядом. Схватив меня за запястье, больно его при этом сжав, он потащил за собой на выход из кабинета, а затем прямо по коридору. - Отпусти! – через некоторое время закричал я, оставив попытки затормозить парня. – Мне больно! И в какой раз Паша поразил меня своей скоростью. Вроде, вот я стоял посередине коридора, а вот уже оказался прижатым к стене разгневанным парнем, что смотрит мне прямо в лицо и, кажется, готов убить на месте без суда и следствия. - Что это было? Там, в кабинете? – Паша кивает в сторону кабинета, не отрывая при этом от меня глаз. - Ты все видел, - отвечаю я, стараясь казаться спокойным и обиженным одновременно. - Ты с ним... вы с ним... - Мы встречаемся, - решил я облегчить Паше задачку. На секунду меня с такой силой прижали к стене, что невозможно было сделать вдох, но это длилось всего секунду. - И ты его любишь? - Люблю, - киваю я. - А как же твои слова, что ты любишь меня? Это была ложь? Я собирался сказать, что-то типа: «Нет, но ты слишком долго раскачивался, я успел полюбить другого...», но язык мой - враг мой... - Да, - произносит он за меня. – Все от первого до последнего слова. Ты идиот, Ульянов, раз считал, что я могу полюбить человека, который испортил мне жизнь! Я ненавижу тебя! Я только и мечтаю о том, чтобы ты поскорей сдох! Паша на последних словах побледнел. Он отодвинулся от меня, а я победно усмехнулся. Выкуси, засранец! Рома Леванов победил! - Отлично, - вдруг пробормотал Паша, а затем произнес достаточно громко. – Ты влюбил меня в себя, теперь моя очередь влюблять тебя в себя, - и он, развернувшись, пошел куда-то по коридору, оставив меня с открытым от шока ртом. Э? Что? Стоп! Погодите! Мы так не договаривались! Я попал? Да? «Я попал», - пронеслось у меня в голове, когда просто-напросто взбешенный Денис выловил меня в коридоре после третьего урока и затащил в туалет. Я вновь чувствовал спиной стену. - Молись, педик, если, конечно, у вас, пидоров, есть Бог, чтобы тебе повезло, и ты остался в живых, потому что сейчас ты у меня огребешь по-полному за вчерашнее. - Спроси у своего брата, есть у нас Бог или нет, - на свою беду ляпнул я. Денис замахнулся, а я зажмурился, готовый, что сейчас мне прилетит точно в голову. - Народ, вы готовы офигеть? Лично я вот офигела, когда всем известный Павел Ульянов из 10 «Б» класса подошел ко мне на прошлой перемене и попросил исполнить песню, - затараторила Таня, ведущая нашего школьного радио. Я никогда не упоминал, что у нас есть школьное радио? Ну, теперь вот сказал. И каждый день на большой перемене обязательно включают музыку. – И сейчас он вам ее исполнит! – заиграла музыка. – Ах да, забыла сказать, песня посвящается чучи, - кулак Дениса врезался в стену, рядом с моей головой. - Павел, а вам не кажется, что это странное прозвище для любимой девушки? Ответа не последовало. А я смотрел на Дениса с широко раскрытыми глазами и действительно молился Богу, о том, чтобы песня была нормальной. Взгляд Дена был не лучше, так как он, походу, догадался, о ком речь, но еще не до конца смог в это поверить. Да ты, наверное, такая как я, ты - медленный яд, Ты убиваешь меня понемногу. У меня все окей, рок-н-ролл и друзья, А ты все клеишь свою недотрогу. Боже, похороните меня заживо... Глаза Дениса стали еще шире, а лицо вытянулось. Не даешь мне свой телефон. Окей, звони мне сама этой ночью. Все ты врешь, и все по глазам Они предали тебя. Ты точно хочешь! Да, очень хочу! Убить тебя! - Что стоишь, - зашипел я на Дениса, как будто он во всем был виноват. – Останови его немедленно! Денис в кои-то веки послушался меня и бросился к выходу, но вдруг замер и повернулся ко мне. - Не тормози! - Я не могу выйти отсюда! – возмутился я, а затем плаксиво добавил. – Мне стыдно... - Блядь, ебучее ты создание... - Да не ебу я никого... Хотя этот факт прискорбен. - Заткнись! – рыкнул Ден. Он подлетел ко мне и, закинув к себе на плечо, вновь бросился из туалета. Выбежали мы, как раз под припев... Come on! Come on! Come on! Come on! Просто гори для меня еще ярче. Не он, не он, никто другой, Рядом с тобой только я - это значит, Не перенапрягай себя, Даже не думай о том, что будет дальше. Come on! Come on! Come on! Come on! Просто гори для меня! Я даже не хочу описывать то, как на нас смотрели ученики школы. Конечно, не часто они видели, как гомофоб бежит куда-то, когда у него на плече висит гей, а другой гомофоб поет по школьному радио песню. Когда же Денис, перепрыгивая ступеньки, стал вбегать по лестнице, я вкусил все прелести конной прогулки... Никогда не сяду на лошадь. У радиорубки мы оказалась, когда начался второй куплет. Ты такая, как я, ты - медленный яд Ты убиваешь меня понемногу... Я больше не мог это слушать. И забарабанил в дверь. Мне никто не открыл. - Ну и чего ты стоишь? Выбивай ее давай! – обратился я к Денису. - Я тебе что – Бэтмен? – Ден, кажется, офигел от моих слов. - Супермен. - Что? - У Бэтмена игрушки, а у Супермена сверхсила. - Да без разницы! Не буду я ничего выбивать! - Ты понимаешь, что сейчас твой друг позорится на всю школу? А если он мое имя скажет в конце? Я смог впервые полюбоваться на Дениса в панике. Он кинулся к двери так, словно она была спасательным кругом, а он - утопающим, только поступил он с ней вовсе не как утопающий... Денис стал бить ногой возле замка, а я им командовать. Грех было бы не воспользоваться случаем и не покомандовать этой сволочью. На наше счастье на втором заходе припева, хлипкая дверь или замок поддались, и мы одновременно ворвались внутрь рубки. - Ты что творишь, придурок? – без перехода заорал Денис, перекрикивая музыку и завывания Паши. - А что тебе не нравится? – моментально набычился Паша, поднимаясь с крутящегося кресла. - Микрофон вырубите, уроды! – заорал я, кидаясь к злосчастному микрофону. Но Паша опередил меня, и это дало мне возможность отвесить парню подзатыльник. – С ума, что ли сошел? Ты хоть представляешь, что будет, если кто-то догадается, кому ты пел? Ты идиот, держись от меня подальше! Бесишь! - И что будет? – спокойно спросил Паша. - А ты разве не видел, что произошло со мной?! - Я не ты. - Ах, да, - взмахнул я руками. – Ты же у нас: «Всем известный Павел Ульянов из 10 «Б», - процитировал я. – Вот только не хочу тебя расстраивать, но это тебе никак не поможет! Да вон, - я указал на Дениса. – Он первый попытается превратить твою жизнь в ад! Паша перевел взгляд на Дениса. - Ты это правда, сделаешь? - Что за хуйня, Паш? – вместо ответа задал свой вопрос Ден. - Я люблю Рому. Я застонал и схватился руками за голову. - Чего? Ты так шутишь ли? Но это, блядь, вообще не смешно. Ни разу. - Я серьезно. И если хочешь знать, то мы с ним... - Не хочет он этого знать! – закричал я, догадавшись, что собирается сказать Паша. - ...переспали. Да чтоб ему пусто было! Это был мой козырь! Лицо Дениса на этих словах дернулось. На нем проступило неприкрытое отвращение и брезгливость. - Не подходи ко мне, - покачал я головой, переместив взгляд на Пашу. – Никогда. Я тебя не люблю. А сейчас мне вообще хочется собственноручно тебя убить. Ты просто не представляешь, что такое быть геем, так что выбрось из головы всю эту чепуху и начни жить, как жил еще вчера. Я развернулся и вышел из рубки. Надеюсь, до Паши все дойдет, и Денис ему хорошенько мозги промоет... - Меня все слышат? – эхом разнесся голос Паши по школе. – Это я, Паша Ульянов, и я хочу сказать, что люблю Рому Леванова. Твою мать... Нервы - Гори для меня