Последние

      Хирайшин…       Круг в круге, и отходящие от него линии… точнее, входящие в него. Судя по движению моей чакры, наполнившей печать, она пассивно втекала в центральные линии и вытекала из боковых, обеспечивая поддержание печати. При попытке сконцентрировать чакру в области печати в маленьком круге возникло странное завихрение, и я поспешно сбросил энергию.       Знать бы еще, что это значит…       Поступок Данзо заставил меня растеряться: я не ждал такого от него.       Сосредоточившись, я попытался вспомнить свои ощущения от нахождения рядом с главой Корня. В нем не ощущалось той сладковатой тухлятинки, которой несло от Сарутоби. Пахло железом и кровью, чем-то аптечно-лекарственным, мокрой древесной корой — вероятно, это мокутон…       А еще пахло холодом. Не зимним морозом, не стылостью сырого подвала — а чем-то трудноуловимым, чем-то, что ощущалось, как холод…       Внезапно я понял, что именно это ощущение сопровождало моих мертвых сородичей. Холод смерти.       Я не знал, что это означает, но теперь, все глубже погружаясь в медитативный транс, вспоминал мельчайшие подробности своей жизни — в том числе и такие, которых прежде не замечал. И постепенно начинал понимать — меня охраняли. Сейчас, глядя со стороны, рассматривая свою жизнь взглядом шарингана, я обнаружил около десяти моментов, когда на меня глядели с явным намерением убийства, и не меньше пятнадцати раз, когда до меня доносилась чужая жадность — похитители?       Запоздало до меня дошло, что большинство этих моментов пришлись на то время, пока я еще не обзавелся свитой призраков. Похоже, окружавшие меня духи путали людей.       А люди с недобрыми намерениями спустя некоторое время исчезали, и сопровождал их исчезновение уже известный запах — кровь, железо, лекарства, дерево и мятный холодок.       Испугаться задним числом я не сумел, но осознание этих фактов вызвало у меня сильнейшую досаду. Вот уж воистину — боги хранят идиотов…       Факт — меня защищали корневцы, давно превращенные в личную армию Шимуры. Вопрос — Итачи такой страшный, или Данзо от меня что-нибудь нужно? Второе вероятнее…       Вывод — по возвращении нам нужно будет поговорить.       Хм… странно.       Я попытался разобраться в своих чувствах. Глава Корня по-прежнему вызывал у меня настороженность и опаску, как могущественный человек, от которого непонятно, чего ждать. Но вместе с тем во мне росла уверенность в том, что нам нужно… поговорить? Сблизиться?       С немалой растерянностью я осознал: Шимура ощущался своим! Пусть не настолько своим, как Синдзи, или родители, или Орочимару, с которым у нас за один разговор установилось практически полное взаимопонимание. Но мысль о том, что Данзо меня защищал, уже казалась мне чем-то самим собой разумеющимся.       И вот это меня испугало.       Я провалился внутрь себя за долю секунды, попутно совершая какие-то действия, которые, как подсказывало нечто, идущее из глубин подсознания, должны были скопировать образ моего разума и остановить все процессы, идущие в моей голове. Такой стоп-кран на случай ментальных закладок.       Образ внутреннего мира, отражение души человека. У кого-то это светлый лес, у кого-то солнечный луг, у кого-то тесная пещера. Мой лес, с изумрудным сумраком под густыми кронами, с аркой тории, со всеми загадками — он только мой.       Здесь я хозяин.       С трудом сдерживая нетерпение, я делал то, о чем только читал в старых свитках — смотрел насквозь. И видел свой мир насквозь, как если бы тот был стеклянным.       Да, менталистика — великое искусство. Я видел все свои страхи и тревоги, все радости и душевные раны, видел яркий костер в глубине леса и кружащихся над ним огненных мотыльков — мой клан, видел ручей, протекающий по дну оврага, который, как мне казалось, готов был стать руслом для великой реки — образ Синдзи. Вот скала моих убеждений, возвышающаяся над лесом, вот солнце моего разума, озаряющее мир, вот ползучий плющ, стелившийся у подножия скалы — неявные установки на верность Конохе, но опасности разуму они не несут — они всего лишь результат агитации в Академии и немного моих собственных убеждений. В конце концов, я вырос в Конохе, и ничего не имею лично против нее, потому и позволил им проявиться и прорасти.       А вот следы пожара, оставленные иллюзией Итачи, и странные, черные, шипастые и перекореженные ветки без листьев, торчащие из земли. Ненависть-месть, память-цель. Вот причина моих кошмаров, а заодно и рассеянности, не позволившей мне уловить угрожающие намерения в свой адрес. Ну, братец…       Теперь я понял, почему Саске в той, другой истории разумным поведением не отличался. А жалость к Итачи испарилась, словно вода на раскаленной сковороде.       Я почти видел, как это было. Закладка Итачи, подобно раковой опухоли, пожрала разум ребенка, сделав его существование попросту невозможным без впечатанной в него цели. Без мести. А заодно и без ненависти, что подогревала желание мстить.       И конечно, едва достигнув одной цели, он тут же схватился за другую. Ведь без цели он просто не смог бы жить.       А еще закладка отсекала все, не связанное с целью, рассеивая внимание, заставляя считать неважным все, существующее за пределами, очерченными целью. Дружба, семья, родина. Тут можно только удивиться и порадоваться упорству Узумаки и Сакуры, которые не отступились, когда их слали с порога, а все же сумели пробиться и хотя бы немного расшатать эту дрянь.       И совершенно не удивительно, что после войны тот Саске отправился странствовать, даже не думая о семье — а ребенок, как ни крути, это семья. Это частица Клана. Мне бы такое в голову не пришло — бросить свое дитя, а тот Саске просто не в состоянии был задуматься о чем-то помимо цели, причем, цели глобальной, навроде поиска невидимых угроз деревне — цели, подсунутой братом. А обычная забота о своем ребенке по масштабу не подходила и не вписывалась в разум, обрезанный и перевитый проволокой, словно декоративное дерево. Вот он и болтался, как говно в проруби, по другим измерениям и лесам страны Огня, движимый размытой и маловразумительной — но целью.       Честное слово, умереть ему было бы лучше. Трудно представить худшую пытку, чем существование с таким искалеченным разумом.       А мой разум, здоровый и более взрослый, эта дрянь захватить не смогла, хоть и пыталась.       Что делать? Не вопрос.       «Гори!»       Ослепительно белая вспышка — и корявый кустарник рассыпается пеплом.       В виски отдалось мгновенной острой болью. Чувствуя опустошение и усталость, я опустился на траву, прикрыл глаза — мне было плохо.       И внезапно что-то холодное коснулось щеки.       От неожиданности я качнулся назад и пораженно ахнул — прямо перед моим лицом парил дракончик из воды. Прозрачный, маленький — всего-то с руку длиной, с длинными усами и пушистой гривой. Поразительно красивый. Откуда?..       «Из ручья…» — внезапно отозвались мне.       Я протянул руку, и маленький дракон ткнулся в мои пальцы прохладным носом. А потом быстро заскользил по воздуху к опаленной земле на месте бывшей закладки. Надо же…       Сквозь гарь и пепел прорастала трава. Обычная трава, здоровая — ни следа чужого влияния. Затягивались и ожоги на коре деревьев, окружающих проплешину бывшего пожара. Скоро здесь будет обычный лес…       Хотя… не помешает провернуть один интересный фокус.       Лиана, принесенная мной из леса Смерти, буйно разрослась в саду, цвела и плодоносила, и каждый месяц ее приходилось обрезать, иначе дышать рядом с ней было невозможно — цветы благоухали и дурили голову. Пусть образ этой лианы поселится здесь, и не дает забыть о том, что закладка была — чтобы своим поведением демонстрировать ее наличие перед Итачи и Обито — скорее всего, он тоже знает, что сотворил со мной любящий и заботливый братец…       Дракончик подлетел, фыркнул мне в лицо водяными брызгами, вильнул хвостом и скрылся среди деревьев.       — Спасибо… — растерянно сказал я ему вслед.       Как ни странно, но закладка Итачи оказалась единственным, что пришлось удалять. Я осмотрел свой мир вдоль и поперек, не нашел ни одной причины, которая бы могла вызвать необъяснимое доверие к Данзо, и наконец решил отправиться к тории, за которой жил неизвестный дух. Там все оставалось по-прежнему: белая ткань, идущий из-за нее свет, и силуэт, сидящий в позе медитации.       На миг меня одолело искушение отдернуть ткань, но я подавил его — всему свое время, и просто коснулся арки, привлекая к себе внимание, и формулируя вопрос:       «Что делать, если подозреваешь в себе ментальную закладку, но не находишь?»       Силуэт за аркой шевельнулся, склоняя голову.       «Никак не находишь?»       «Никак», — подтвердил я, воскрешая в памяти свою проверку и зная, что дух из-за арки увидит это и поймет.       «Ты все сделал правильно, — услышал я спустя некоторое время. — Закладок нет».       «Тогда почему…»       «А если сомневаешься, тебе надо ненадолго умереть. Это самый надежный способ, хоть и самый рискованный».       «Как?»       «Есть такая трава — Упокойник, — в моем сознании возник образ мелкого растения с бело-розовыми цветочками на длинной ножке. — Выкапываешь корни и ешь. Если тебе не больше двенадцати, хватит одного. Если ты старше, и твой источник чакры уже полностью сформирован, возьми два-три. Пройдет пара часов, и ты погрузишься в глубокий сон, еще час — и твое сердце остановится. Если ты силен, можно навесить на себя технику колокола, которая стукнет тебя разрядом чакры спустя четыре минуты от смерти, и сердце начнет биться вновь. Но для надежности будет лучше, если твой друг будет дежурить рядом».       «Синдзи не одобрит такие эксперименты».       «Да, — согласился мой собеседник. — Не одобрит. Но это самый надежный способ, который уберет из твоего сознания все лишнее, чем бы оно ни было. Даже если оно уже стало частью личности».       «И в чем риск помимо возможности не проснуться?»       «Ебнешься, — кратко ответил дух. — В большей или в меньшей степени. Хотя, это как посмотреть… знал я абсолютно здоровых на голову людей, которые при этом были такими идиотами, что мои родные психи рядом с ними казались образцом рассудительности и здравомыслия».       «Хм…»       Дух замолчал, а я размышлял о том, что вот он — способ спасти брата. И заодно отомстить, да так отменно, как не удалось бы никакими пытками. Убрать закладки — и оставить созерцать дело рук своих в ясном уме и твердой памяти. А заодно помогать в восстановлении клана — пусть повышает генетические разнообразие. Главное — к получившемуся потомству его не подпускать, или подпускать только посмотреть издалека.       Но насколько этот способ стоит того, чтобы применять его на себе?       «В тебе нет закладок, — внезапно сказал дух. — Можешь не травить себя — я это вижу. Ищи причину своего доверия к этому шиноби в другом».       «В чем же?»       «В себе», — ответил дух и растворился в сиянии.