Последние

      — Здравствуй, школа. — пробормотала я себе под нос, переступая порог академии.       — Саске-кун! — раздался восторженный писк. Придавив тяжелым взглядом розовую девочку, я пошла дальше.       В принципе, мне здесь нравилось, в отличие от Саске, которого все раздражало. Я ведь имела возможность сравнить. Стены не облеплены стенгазетами и рисунками малышей с претензиями на гениальность. Учителя не озабочены приличным видом учеников — получить втык можно за плохую успеваемость, но никак не за несоответствующую кем-то придуманным образцам обувь. Нет идиотских утренников, на которых бедных детей заставляют распевать всякую чушь про зайчиков и кузнечиков. Где ты, с кем ты — всем плевать, пришел на урок — молодец, не пришел — твое дело, но если помрешь на первой же миссии, как говорится, сам дурак. Учитель вмешивается, только если начнется серьезная драка на территории, да и то, больше из опасения за казенную мебель.       Такой подход мне нравился — в конце концов, мы же шиноби. А те, кто этого не понимает, отсеиваются очень быстро.       Сегодня мы варили яды. Простенькие, на растительных основах. Спиртовая горелка, емкость где-то со стакан, разложенные на партах пучки сена. Так, что у нас есть? Хвост Дракона, краснолист, одуванчик, болиголов, всякий сорный мусор… ого! Корень Травы Духов! Мощные галлюцинации, острый токсический эффект. И не боятся же… хотя, как способ очищения класса от идиотов, сгодится.       Коротким разделочным ножом мелко крошу кривой корешок и пушистую метелку Хвоста Дракона — она вытянет горечь самого яда. Закрепить емкость, зажечь горелку и главная фишка — не допускать закипания. Вот и все, собственно… минут через двадцать будет готово.       Сижу, разглядывая соседей. Шикамару на себя похож — раскосые глаза полуприкрыты, работать даже не пытается — дремлет. Рядом Чоджи, и толстым бы я его не назвала. Крепкий, круглолицый, с широкой костью, сразу видно, что в ближний бой к нему лезть не стоит — если ухватит, то все, не выпустит, медвежонок. Пристально рассматривает траву на парте, потом выбирает что-то и преспокойно отправляет в рот.       Позади блондинка Ино, сидит, разглядывая себя в зеркальце. Хм… не знаю, может с возрастом похорошеет, а сейчас личико откровенно крысиное. Даже Сакура симпатичнее. Киба, Шино, Наруто, глядящий на траву, как на плиту Рикудо… в смысле — ни хрена не понимая.       Очень красивый мальчик — бесклановый сирота Синдзи. Одет небогато, но аккуратно, на столе идеальный порядок, серебристые волосы, светло-карие глаза, серьезное личико, изящные руки… хм. А мальчик-то не из крестьян. И напоминает кого-то… не могу вспомнить. Подумаю потом. Задумчиво перебирает травы, режет, отмеряет, ставит на огонь, все очень продуманно и сосредоточенно. А почувствовав мой взгляд, оборачивается и поднимает брови. Какая прелесть! Взглядом отвечаю «Все в порядке», он пожимает плечами и отворачивается.       Время идет, отрава готовится, я сижу и думаю. Саске считали гением, но в академии это не трудно. Рассчитанный на бесклановых очень средний уровень не осилит разве что дебил. А уж если ребенку кроме тренировок и не интересно ничего — чему удивляться.       Конечно, моя отрава вполне удалась. Отличный уровень показала Сакура — она хорошо разбиралась во всем, кроме нин и тай. Синдзи изготовил сильное слабительное. Работы прочих колебались между «хорошо» и «удовлетворительно». У Наруто вода вскипела, залив горелку и произведя небольшой взрыв и пятно жирной копоти на потолке.       Время неторопливо двигалось вперед. Прошла дождливая зима, пришла весна, в квартале расцвели деревья. А еще появились жильцы.       Для начала я подумывала о том, чтоб пригласить к себе Узумаки, но поразмыслив и приглядевшись к нему повнимательнее, передумала. Я помнила, что люди плохо относились к нему, считая демоном, но это прозвище он оправдал на двести процентов. В приюте дрался, как бешеный, кусался, ломал все, что попадалось в руки, не понимал нормального обращения. Доведенные до точки воспитательницы начали бить и запирать источник раздражения. Побитые и покусанные сверстники тоже не горели желанием общаться. Выйдя из приюта и получив жилье и деньги, Узумаки приятнее не стал.       — Когда я поступил в академию, я надеялся, что больше не придется с ним общаться, — мрачно произнес Синдзи, сложив руки на груди. — Увы. Мы соседи по общежитию. Хорошо еще, что он туповат, иначе…       — Слушай, почему бы тебе не переселиться ко мне? — предложила я.       За эти полгода мы неплохо сошлись. Беловолосый сирота был умным и старательным, пару раз я заходила к нему в квартиру и поражалась чистоте и порядку.       — Деньги сэкономишь, за домом присмотришь. Я тебе серьезно говорю — в нежилых домах всякая дрянь заводится.       — Серьезно?       — Разумеется.       — Благодарю тебя тогда. Я устал обвешивать квартиру ловушками, чтоб уберечься от этого придурка.       В тот же день мы перетащили невеликие пожитки приютского паренька в мой дом. Его стипендия, из которой больше не вычитали квартплату, тут же подскочила на пару сотен ре. Я даже улыбнулась, видя, как Синдзи оглядывает свою комнату — ту, в которой раньше жил Итачи.       А за ужином, после того, как я предложила отметить новоселье чашечкой фруктового вина, произошел интересный разговор.       — Знаешь, Саске… — сказал мне Синдзи. — Я хочу извиниться.       — За что?       — Я плохо думал о тебе и о твоем клане. Понимаешь, там, в приюте, я услышал, что демона, напавшего на деревню, контролировали шаринганом. Значит, кто-то из вас виноват в том, что у меня и у многих других нет родителей. А теперь ты тоже остался один, и еще хуже, твой брат — предатель. Я… я бы, наверное не выдержал. Отравился бы, или зарезался, как самураи.       — Ну ты даешь! — Я фыркнула. — Ты не забыл, что глаза и украсть можно? Тогда и Рикудо виноват, ведь мы от него произошли, и именно он создал демонов.       — Не забыл… просто, не задумывался, наверное. Знаешь… я всегда хотел иметь брата. Старшего, чтоб заботился обо мне. Чтоб спрашивал, как у меня дела. Чтоб просто помнил обо мне. Нам очень хорошо объясняли, что мы одни в мире и никому до нас дела нет. И такие, как я, со способностями — редкость, большинство пополняет бордели и бандитские шайки. И когда я думал, что он мог бы быть, просто погиб тогда…       — Не надо.       — Саске…       — Не надо, Синдзи. Я понимаю тебя. Не знаю, что хуже, иметь и потерять, или не иметь никогда. Постоянно вспоминать, или пытаться представить, какими они могли быть. Было время, когда я хотел умереть. Я ведь его любил, ты не представляешь, как! А теперь все пусто, я один…, но знаешь… самураи говорят, что люди, как мечи. Железо человеческой души плавят в горниле бед, бьют молотом испытаний, закаляют опытом ошибок… и выходит прекрасный клинок.       И потом, вот мы сидим вместе, и болтаем ерунду. Мы уже не одни, Син!       Проснулась я от того, что пушистые белые вихры щекотали нос. Синдзи во сне стянул с меня одеяло, завернулся в него и сопел, уткнувшись мне в шею. А, точно.       После чашки сладкого вина нас повело на разговоры, потом… эм-м… потом мы клялись друг другу в вечной дружбе, потом я показывала ему купальню под домом, потом мы, как были голые, отправились в мою спальню… мда. Хорошо, что нам только восемь лет, а то нехорошо бы вышло… хотя, здесь это не осуждается.       Хотя, странно, что нас так развезло. Вино я уже пробовала, от одной чашки такого быть не должно. Или так сказалось чужое присутствие?       Усмехнувшись, я почесала Синдзи за ухом. Сонно мурлыкнув, он прижался еще плотнее. Нет, ну какая прелесть! Эх, будь я девушкой… и будь он постарше…       Так, куда-то меня не туда несет.       Выбравшись из постели и умывшись, я отправилась готовить завтрак. Хоть и приятно было после моей бывшей семейки пожить в уединении и в тишине, но Синдзи ничем не напоминал ни Итачи, ни почти позабытую младшую сестру. Думаю, мы поладим.       Ладить с новым сожителем оказалось несложно. Мальчик был не по годам умен, вел себя с несвойственным приютским детям достоинством, не строил иллюзий и не был зомбирован «Волей Огня». Умел позаботиться о себе, был неплохим партнером на тренировках. И еще я каким-то странным образом чувствовала в нем огромное желание любить, задавленное страхом потери. То же самое было и с прошлым Саске, и со многими другими здесь. Это желание, если дать ему прорасти, привяжет вернее любых цепей. А прорасти ему поможет только одно — искренность…       Я старалась.       И еще с ним оказалось очень приятно спать. От белых волос пахло речной прохладой, и это здорово успокаивало меня. Синдзи не вертелся во сне, спал дольше меня, и я, просыпаясь, имела возможность поумиляться на сонное личико и погадать, на кого же он похож. Чакра лучше восстанавливалась, мысли текли более плавно. Да и вообще — уютней стало.       Синдзи был не единственным, кто заселился в опустевшие дома. Бродя по старым районам, я разыскала ветеранские кварталы — так именовались два десятка обшарпанных домов-коробок, напоминавших не то тюрьму, не то госпиталь, в которых селили инвалидов, окончательно не способных к работе шиноби. Электричества не было со времен Второго, горячая вода шла по праздникам, а чистая — разве что случайно. Жили здесь бесклановые — вернее, доживали, спиваясь на нищенскую пенсию.       Вот уж воистину — родина вас не забудет.       Не знаю, что меня дернуло приглашать их к себе. Нет бы, найти приличных жильцов, с которых хоть прибыль получишь. А тут — нищие калеки…       Мне удалось отыскать несколько десятков человек, еще не утопивших в сакэ мозги и совесть. Оторванные конечности, разрушенные источники, жуткие шрамы… особенно запомнилась одна женщина, бывшая «медовая куноичи», изуродованная клиентом до состояния «демоны шарахаются». Вдрызг пьяная, она прижимала меня к груди и бормотала что-то, вроде: «ребенок о нас вспомнил, а эти …», и глухо, монотонно выдавала такую ругань, что я только удивлялась.       Тяжелое это было общение. Вернувшись домой и активировав шаринган, я ощутила мгновенную вспышку головной боли — у меня прорезалось второе томоэ. Непонятно, почему — источник работал штатно, в последнее время я ничего сильно не пугалась, а выложиться на полную на тренировках удавалось все реже — Синдзи за мной не успевал.       Может быть, его пробудило сочувствие?